Истерические душевные расстройства

Из области заболеваний, возникающих вследствие душев­ных влияний, выделяется обширная группа болезней, которые мы называем “истерическими”. Название происходит от предпо­лагаемых отношений этих расстройств к половой жизни, что в известных пределах действительно существует, правда совер­шенно в другом смысле, чем это принималось раньше. Общая особенность истерических явлений заключается в необыкновен­ной легкости и разнообразии, с которыми эмоциональные процессы влияют на душевную деятельность и на соматические состояния. Так возникают, с одной стороны, помрачения сознания, делириозные состояния, изменения настроения, состояния возбужде­ния, с другой — расстройства ощущений, параличи, судорожные припадки, всякого рода расстройства движения, далее болезнен­ные уклонения в иннервации сосудов и в деятельности желез.

Совершенно простой повседневный пример истерического заболевания представляет 17-ти летняя девушка (случай 55), ко­торая доставлена к нам 10 дней тому назад. Больная в детстве развивалась правильно, в школе училась средне, была прилежна, послушна, бережлива, правдива и при том весела и общительна. 6 или 7 недель тому назад она подошла к постели молодой сосед­ки, которая страдала “сердечными судорожными припадками”, и хотела с ней поговорить. Та вдруг ударила ее по лицу; больная испугалась и упала в обморок. Когда она возвратилась домой, у нее некоторое время дрожали руки и плечи. Это повторилось и на следующий день; у нее делалось стеснение в груди, не хватало дыхания и она снова теряла сознание. Подобные припадки по­вторились еще через несколько дней два раза, так что ее должны были принести домой. Она чувствовала утомление и головокру­жение, ощущала дурноту. Вследствие этого ее поместили в боль­ницу, где она и находилась последние две недели перед поступлением к нам. Там она имела припадки раза 4 или 5. По большей части к вечеру, она начинала возбуждаться, стремилась вставать, бродить по комнате, делала вид, что хочет выскочить в окно, вытягивала руки, затем судорожно их сжимала; после ни­чего не помнила, что с ней было.

Больная среднего роста, умеренного питания; при соматиче­ском исследовании помимо систолического шума в сердце не представляет особых уклонений. Коленные рефлексы живые, конъюнктивальный и глоточный — ослаблены, кожная чувствительность не расстроена. Больная хорошо воспринимает, спо­койна, при ясном сознании, держит себя просто и естественно и охотно дает о себе сведения. Она сообщает, что двоюродный брат со стороны матери с 4-х лет страдает “припадочной бо­лезнью”, сама она была всегда человеком веселым, но легко воз­будимым и вспыльчивым, любила удовольствия; в синематограф она ходит “ужасно охотно”. Менструации появились в 14 лет и были всегда правильны. Появление припадков она описывает согласно сообщениям близких. В больнице ее раздражали другие больные, которые говорили глупости, смеялись и пели. Перед припадками ей делается жарко, появляется ощущение, как будто ей не хватает воздуха, и тогда она теряет сознание. После при­падка она чувствует себя утомленной и болит голова. Настрое­ние ее в настоящее время несколько подавленное, она думает, что может быть она уже не вылечится от припадков; в последнее время она за собой больше ничего не замечает. Во время пребы­вания в клинике она держит себя совершенно незаметно и при­лежно работает. Лишь 4 дня тому назад, после того как она плохо спала ночью, больная некоторое время жаловалась на тос­ку и должна была прилечь; далее, вчера после короткого голово­кружения она потеряла сознание, рвала на себе волосы, но через несколько минут пришла, в себя.

На переднем плане в картине болезни здесь стоят припадки помрачением сознания. Дело идет частью об обмороках с пред­шествующим тоскливым ощущением, частью о коротких состо­яниях оглушенности, сопровождаемых неправильными поступками, наконец о делириозных состояниях с легкими су­дорожными явлениями. Один раз все ограничивается предвест­никами и припадка не бывает, другой раз появляются лишь судороги без помрачения сознания. Эти наблюдения прежде всего напоминают нам эпилепсию, при которой также, как мы уже знаем, наблюдаются разнообразные формы припадков. Но основным отличием от эпилепсии является в данном случае яс­ная зависимость припадков от внешних влияний, отсутствие са­мостоятельной периодичности, обусловленной внутренними причинами.

Уже наступление первого припадка указывает на влияние эмоционального переживания, до известной степени на “зара­жение” от аналогичного, по-видимому, заболевания у подруги. Что касается припадков в больнице, то и там, судя по словам больной, имело место то же самое. С другой стороны, быстрое улучшение страдания в клинике, может быть рассматриваемо как последствие той защиты, которая была ей обеспечена пребыванием здесь. Впрочем для ряда припадков невозможно найти непосредственно вызывающего повода. Между тем больная, очевидно, с начала болезни находится под властью длительного эмоционального напряжения. За это говорят не только ее указа­ния на утомление, чувство головокружения, дурноты, расстрой­ства внимания, но также и ее подавленное настроение и боязнь, что она больше не выздоровеет.

Это тесное отношение припадков к эмоциональным движе­ниям с очевидностью указывает на то, что мы здесь имеем дело с истерическими расстройствами. Такому толкованию соответст­вуют и клинические данные. Припадки наступают не с молние­носной, нарастающей силой, как эпилептические, сознание угасает медленнее и менее полно. Судорожные явления незна­чительны и многообразны, они при припадке не доминируют с упорным однообразием, как при эпилепсии. Прикусывания язы­ка, тяжелых повреждений, непроизвольного мочеиспускания не наблюдается.

С другой стороны, мы здесь встречаем при припадках более сложные движения: больная потрясает руками, рвет на себе волос простирает руки вперед; у раньше заболевшей соседки наблюда­лось, что она беспорядочно “билась”. Припадки в больнице могут быть рассматриваемы как снохождения, что очень часто наблюда­ется у истеричек. Наконец, душевная личность больной не имеет ничего общего с тугоподвижной ограниченностью эпилептиков, отличается лишь повышенной эмоциональной возбудимостью которая является существенной предпосылкой для развития исте­рических расстройств.

Тесная зависимость истерических болезненных явлений эмоциональных движений дает нам ключ к их пониманию. Мы знаем, что эмоциональные потрясения и напряжения могут по­мрачать ясность сознания, нарушать восприятие, спутывать мысли и, с другой стороны, могут сопровождаться целым рядом соматических проявлений: головокружением, слабостью, рас­стройством движения конечностей, расстройством речи, дрожа­нием, неуверенностью в движениях, онемением, глотательными судорогами, ложными ощущениями, болями, нарушениями дея­тельности сердца, дыхания и иннервации сосудов, покраснени­ем и побледнением, чувством жара и холода, сухостью во рту, слюнотечением, выделением слез, потением, поносами. Со все­ми этими и многими другими формами выражения эмоциональ­ных движений, мы встречаемся и у истеричных, часто в болезненных и извращенных формах. Наиболее частые истери­ческие припадки: возбуждения со спутанностью, беспорядочны-

ми движениями и выгибаниями тела, скрежетом зубов, далее обмороки, судорожный смех и плач, “сердечные спазмы”, дро­жание — все эти симптомы, вполне соответствующие обыкно­венным явлениям при сильных эмоциональных волнениях, особенно у детей. Они могут присоединяться, как в нашем слу­чае, непосредственно к испугу, возбуждению, но в дальнейшем они приобретают известную самостоятельность и повторяются уже без повода. Вероятно, при этом играет значительную роль и тревога по поводу этих странных расстройств, которая еще более усиливается заботами окружающих, как это имело отчасти место и в нашем случае.

Приведенные формы эмоциональных движений мы можем, по-видимому, рассматривать, согласно Дарвину, как остатки древ- них защитных механизмов, которые вследствие более вы­сокого развития взвешивающей и целесообразной воли сдела­лись излишними и редуцировались. У здорового взрослого, особенно у мужчины, они могут быть вызваны лишь чрезвычай­но сильными душевными потрясениями. Там же, где воля не вполне господствует над эмоциями, у детей и до известной сте­пени у женщин, они гораздо более ярко выступают на передний план. Их сильное развитие, наблюдаемое при истерии, может быть поэтому рассматриваемо, как следствие задержки разви­тия, при которой атавистические формы самозащиты не сдер­живаются в должных границах силами рассуждающей воли, которыми обладает зрелая личность.

Эта игра истерических проявлений находит благоприятные условия особенно при сильных эмоциональных волнениях пери­ода pubertatis, особенно у молодых людей, которые должны жить беззащитными в тяжелых и непривычных условиях, например у деревенских девушек — прислуг, попавших в большой город. Вместе с возрастом и укреплением личности, приблизительно к 20—25 годам, эти истерические симптомы мало-помалу пропа­дают сами собою. Можно говорить таким образом об “истерии периода созревания”. У нашей больной мы также должны поста­вить вполне благоприятный прогноз относительно исчезнове­ния припадков, необходимо только по возможности меньше обращать на них внимания.

Тщательно одетая в черное 30-ти летняя девица (случай 56), которая входит в зал мелкими, неуверенными шагами, опираясь на сиделку и падает в кресло как бы в сильном изнеможении, производит страдальческое впечатление. Ее стройная фигура не­сколько сгорблена, лицо бледно, болезненно искажено, глаза опущены, тонкие выхоленные пальцы нервно играют носовым платком. Больная отвечает на вопросы тихим, усталым голосом, не поднимая глаз; при этом мы узнаем, что она вполне ориенти­рована во времени, месте и окружающем. Уже через несколько минут глаза ее вдруг плотно закрываются, голова падает вперед и больная видимо погружается в глубокий сон. Верхние конечно­сти сделались совершенно вялыми и, если их приподнять, пада­ют, как парализованные. Больная больше не отвечает на вопросы, при попытке раскрыть веки, глазные яблоки закатыва­ются вверх. Уколы булавкой вызывают лишь легкое содрогание. Но при опрыскивании холодной водой наступает глубокое вды­хание, больная вскакивает, открывает глаза, удивленно огляды­вается и мало-помалу снова приходит в себя. Мы узнаем от нее, что она сейчас имела один из своих “приступов сна”, которыми она страдает уже 7 лет. Эти приступы появляются совершенно нерегулярно часто в большом числе в течение одного дня и про­должаются от нескольких минут до получаса.

О своей жизни больная нам сообщает, что ее родители 16 лет тому назад умерли вскоре друг за другом. Сводный брат отца по­кушался на самоубийство, брат больной в высшей степени странный человек. Следует добавить, что две ее сестры произво­дят впечатление очень нервных субъектов. Самой больной уче­ние в школе давалось легко, она воспитывалась в монастырских пансионах и выдержала испытание на звание воспитательницы. Будучи молодой девушкой, она по поводу зубной боли часто вдыхала хлороформ, который ухищрялась доставать тайком. Позднее у нее были удалены разращения из носа, благодаря чему облегчились головные боли, которыми она до того сильно стра­дала. Во время лихорадочных заболеваний у нее легко появля­лось делириозное состояние. Три года тому назад она получила место воспитательницы в Голландии, но вскоре стала болеть и в течение последних у лет находилась в разных лечебных учрежде­ниях, все время с коротким перерывом, во время которого она служила в Моравии.

Из сообщений ее близких и врачей можно установить, что больная страдала самыми разнообразными расстройствами и проделала самые удивительные способы лечения. Вследствие сильных болей в нижней части живота и расстройств менструа­ций, что объяснялось сужением шейного канала и ретрофлек­сией матки, ей была сделана 5 лет тому назад клиновидная эксцизия и введен пессарий. Потом появились афония, конт­рактура правого предплечия и левого бедра, против которых применялись массаж, электричество, бандажи, и вытяжение под наркозом. Дальше у нее бывали чувство стеснения в области сердца, дыхательные судороги скоропреходящие параличи в раз­личных мышцах, расстройства, мочеиспускания, поносы, боли и неприятные ощущения то в той, то в другой части тела, в осо­бенности же головная боль. Вместе с тем стали замечаться очень сильные и неожиданные перемены настроения, сужение круга интересов и сосредоточение их на собственной болезни, жалобы на недостаточное внимание со стороны окружающих и родных, хотя последние принесли для больной большие жертвы. Соле­ные ванны, русские бани, ванны из сосновых игл, электричест­во, деревенский воздух, дачная жизнь, наконец пребывание на Ривьере, — все это было испробовано, большей частью без резу­льтата или же только с самым кратковременным успехом.

Последним поводом для помещения больной в клинику 2 года тому назад послужило усиление “приступов сна”, которые в последнее время появлялись даже в стоячем положении и про­должались до целого часа. При этом больная не падала, а только, прислонялась к чему-нибудь. Эти приступы продолжались в клинике: кроме того, наблюдались еще дыхательные судороги, которые поддавались действию внушения. При опытах с гипно­зом достигалась только гипотаксия; терапевтический эффект внушения, оказался непрочным. Зато холодные обливания и фа­радический ток оказывали хорошее действие, между прочим на появлявшиеся временами параличи. После 8 месячного пребы­вания в клинике больная вернулась было к своей сестре. Но уже через несколько месяцев ее пришлось поместить в другую пси­хиатрическую больницу, где она оставалась около года и после короткого пребывания в семье снова возвратилась к нам.

Во время теперешнего пребывания в клинике появились по­мимо прежних, симптомов еще так называемые “большие” при­падки. Попробуем вызвать такой припадок посредством давления на очень чувствительную область нижней части живота слева. После 1—2 минут умеренного давления, при котором бо­льная обнаруживает сильную боль, выражение ее лица меняется. С закрытыми глазами больная мечется в разные стороны, гром­ко кричит, большею частью по-французски, чтобы к ней не сме­ли прикасаться. “Ты не смеешь мне ничего делать, собака, cochon, cochon”. Она зовет на помощь, изгибается, как бы защи­щаясь от покушения на изнасилование. При всяком прикосно­вении возбуждение усиливается. При этом все тело сильно перегибается назад. Внезапно картина меняется; больная умоля­ет не проклинать ее, громко жалуется и рыдает. Это состояние тоже очень скоро может быть устранено опрыскиванием холод­ной водой. Больная вздрагивает, пробуждается с глубоким вздохом, пристально оглядывается с выражением утомления и расте­рянности. Что с ней происходило, она не 3Haef.

Физическое исследование больной не обнаруживает в насто­ящее время, кроме уже указанных отклонений, никаких особен­ных расстройств. Существует лишь общее ощущение сильной слабости, вследствие чего больная часто остается в постели или валяется, где придется; все ее движения вялы и бессильны, хотя параличей нигде не имеется. Сон часто бывает очень плох; боль­ная временами бродит по ночам, будит сиделок, посылает за врачом. Аппетит тоже весьма умеренный, но помимо обедов больная любит полакомиться всевозможными пирожными, компотами, которые доставляются близкими по ее настойчивой просьбе.

В этой картине болезни мы встречаемся с рядом разнообраз­ных расстройств, из которых некоторые мы наблюдали у наших прежних больных: “приступы сна”, делириозные состояния, ложные ощущения, боли, дыхательные судороги, чувство стес­нения в области сердца, контрактуры, параличи, тонические су­дороги, расстройства со стороны пузыря, поносы. Влияние эмоциональных переживаний часто здесь бывает очень ясно. Как я и ожидал, наш разговор здесь с больною вызвал у нее тот­час приступ сна; подобным же образом мы могли искусственно вызвать “большой припадок”. Поведение больной во время бо­льших припадков прямо указывает на бывшие раньше волную­щие переживания, которые повторяются в виде грез. Дело идет при этом, по объяснению больной, о гинекологическом иссле­довании, которое произвел у нее очень грубым образом один голландский врач, а затем о проклятии, которое бросила в нее ее тетка. С другой стороны, удается почти всегда быстро купиро­вать припадки искусственным воздействием преимущественно неприятного характера.

Очень поучительна была в этом отношении контрактура правой руки, которая была вызвана у больной случайным вопро­сом ее прежнего врача относительно этого расстройства, прежде часто у нее наблюдавшегося. Уже на следующий день кисть была так судорожно сжата, что ногти впивались в кожу. После корот­кого объяснения относительно металлотерапии посредством зо­лотой монеты, положенной на запястье, а затем даже посредством ключа — достигалось уничтожение напряжения. Еще лучше и прочнее действовала впрочем фарадическая кис­точка. Сон, на который почти никакого действия не оказывали настоящие снотворные, легко вызывался дестилированной во­дой с индифферентными примесями или сахарным порошком; подобным же образом и прочие изменчивые расстройства уступали подобного рода мероприятиям, действующим исключите­льно на воображение. Впрочем все эти результаты были лишь скоропреходящи, сообразно постоянным колебаниям эмоций; через несколько часов или дней по какому либо внешнему пово­ду или без такового снова появляется тот или другой из прежних симптомов болезни. На основании всех этих данных мы прихо­дим к заключению, что наблюдаемые у нашей больной рас­стройства следует рассматривать как истерические.

Прихотливость истерических явлений может возбудить предположение о сознательной симуляции. Хотя при этом, как правило мы имеем дело с импульсивными поступками без ясных побудительных причин, тем не менее расстройства без сомнения часто симулируются или сильно аггравируются. Болезненна здесь бессмысленная потребность казаться больной и неспособ­ность всеми силами стремиться к выздоровлению. Несмотря на безмерные обыкновенно жалобы относительно своей болезни, которыми наша больная без конца осыпает врачей и устно и пи­сьменно, ей все же страдание доставляет известное удовлетворе­ние, и она непроизвольно сопротивляется устранению болезненных явлений. Отсюда появление все новых и все более удивительных расстройств, отсюда — преувеличение, постоян­ная потребность во враче, жгучее желание видеть должное вни­мание к своему состоянию, так как быть больной сделалось для нее в сущности жизненною потребностью. Быть, может, это осо­бое отношение истеричных к своим болезненным явлениям за­висит от того обстоятельства, что явления эти находятся в тесной связи с чувством самосохранения.

По мере того, как растет искусство быть больною, душевная жизнь пациентки все больше сосредоточивается на эгоистиче­ском удовлетворении собственных желаний. Она беспощадно старается вынудить у окружающих самого заботливого внима­ния к своей особе, заставляет врача заниматься с ней днем и но­чью по самым ничтожным поводам, крайне чувствительна ко всякому предполагаемому пренебрежению ее особой, ревнива по поводу предпочтения, будто бы оказываемого другим боль­ным, старается посредством жалоб, заподозреваний, приступов ярости сделать податливым ухаживающий персонал. Жертвы, приносимые другими, в особенности ее семьей, она рассматри­вает как нечто само собою понятное, и ее изъявления благодар­ности, иногда крайне неумеренные, служат лишь для того, чтобы открыть дорогу новым требованиям. Чтобы обеспечить себе сочувствие окружающих, она прибегает к все более и более сильным изображениям своих телесных и душевных страданий, театральному приукрашиванию своих припадков, эффектному освещению своей особы. Она себя называет отверженной, иск­люченной из общества, таинственными намеками делает при­знание относительно ужасных и в то же время пленительных переживаний и прегрешений, которые она поверяет только уме­ющему хранить тайны врачу, своему душевному другу.

Отличие этого случая от предыдущего значительно, несмот­ря на некоторые сходные черты. Истерические явления здесь не только гораздо более разнообразны и упорны, но вся духовная личность больной обнаруживает тяжелые дефекты, которые помешали ей, несмотря на хорошие умственные способности, занимать какое-либо определенное положение в жизни сколько-нибудь длительно. К тому же больная находится в таком возрас­те, когда уже нельзя более ожидать изменения ее личности путем созревания воли1. Поэтому здесь истерическая задержка разви­тия является не только жизненным эпизодом, но длительной особенностью личности, субстратом которой следует считать процесс вырождения. При подобного рода “дегенеративной ис­терии” ядро болезненной личности остается по существу неиз­менным, хотя отдельные проявления истерии многообразно меняются. Вместе с тем мы встречаемся здесь в различных фор­мах с теми отрицательными особенностями, которые объединя­ются под названием “истерического характера”: лживостью, капризностью, раздражительностью, эгоизмом, властностью. При гораздо более обширной, хотя менее резкой по проявлени­ям, группе истерии периода созревания организма — эти черты истерического характера, как у нашей первой больной, могут со­вершенно отсутствовать.

Хотя в общем у женщин с их более сильной эмоциональной возбудимостью истерия бывает значительно чаще, тем не менее ежегодно мы имеем случай наблюдать не малое число муж­чин-истериков. Вы видите перед собою 26-летнего лакея (слу­чай 57), который вчера днем был доставлен к нам в бессознательном состоянии. Он лежал с закрытыми глазами, не отвечал на допросы, не принимал пищи, был неопрятен. Уколы иглой не производили на него никакого впечатления, лишь при уколах в слизистую оболочку носа он несколько поворачивал го­лову. Из этого состояния он очнулся только сегодня днем. Те­перь он в ясном сознании, спокоен, доступен, о своем заболевании, впрочем, не особенно задумывается. Его знания умеренны, суждения довольно поверхностны. Он сообщает, что позавчера вечером, после 6 час, он выпил 6 полулитров пива. Когда ему понадобилось выйти и затем он хотел вернуться в зал, он упал у дверей и с тех пор больше ничего не может вспомнить. При физическом исследовании небольшого роста, хорошо упи­танного мужчины находим: покрасневшее лицо, слезящиеся глаза, мелкое дрожание языка и раздвинутых пальцев, отсутст­вие глоточного рефлекса и умеренная чувствительность к давле­нию в правой подколенной впадине, словом признаки, указывающие на злоупотребление алкоголем. Больной — наш старый знакомый. В первый раз он поступил к нам 2!/2 года тому назад приблизительно в том же состоянии, как в настоящее вре­мя. И тогда перед поступлением он был в трактире и поспорил с приятелем, он выпил тогда сразу два стакана пива. Тотчас же ему сделалось дурно, закружилась голова, сделалось темно в глазах, он упал на пол и лишь на другой день у нас пришел в себя. Мы узнали от него, что отец его сильно пил. Он сам был всегда легко возбудим, учился посредственно и выпивал раньше, по его сло­вам, до 25 даже 30 полулитров пива, позднее 6—8 полулитров ежедневно. На военной службе он 3 раза был наказан. Там он имел 7 лет тому назад первый припадок бессознательного состо­яния после спора с начальником, во время которого он был очень возбужден. Он дрожал всем телом, внезапно потерял со­знание и так лежал в течение трех дней. Подобные припадки у него бывали потом еще 4 или 5 раз, каждый раз после возбужде­ния, которое иногда, но не всегда, было связано с злоупотребле­нием алкоголем. Через год после первого пребывания в клинике больной был доставлен снова к нам в состоянии своеобразного сна, который продолжался целый день. Он выпил в трактире 4Уг литра пива и затем внезапно потерял сознание. Как он нам сооб­щал, он уже давно выпивает только по воскресеньям, но страст­но курит. Физическое исследование обнаружило помимо отсутствия глоточного рефлекса и понижения конъюнктивального — изменчивую анестезию туловища и конечностей, осо­бенно слева, на лице с обоих сторон. С тех пор он имел еще припадок 4 месяца тому назад; когда был возбужден различными вещами, он внезапно упал в обморок и вследствие этого посту­пил на 8 дней в больницу.

Что припадки больного, несмотря на связь с обильным упо­треблением алкоголя, не являются простыми состояниями опья­нения доказывается внезапным наступлением, значительною длительностью бессознательного состояния, особенно же тем обстоятельством, что припадок иногда наступает без предварительного злоупотребления алкоголем. Мы должны здесь также исключить и эпилептические припадки, нередко наблюдаемые у алкоголиков и обычно наступающие вслед за состоянием опья­нения, если мы примем во внимание, что наряду с злоупотребле­нием алкоголем вызывающим моментом здесь действовали прежде всего эмоциональные волнения. К тому же здесь дело идет не о судорожных припадках, а просто о длительных сновидных состояниях с помрачением сознания, но очевидно не с пол­ной его потерей. Клиническая картина, как и история происхождения болезни, не оставляет никакого сомнения в том, что мы имеем дело с истерическими припадками. Вместе с тем мы стоим здесь перед фактом, что действие, алкоголя благопри­ятствует возникновению истерических болезненных явлений. Это становится понятным, если мы примем во внимание, что этот яд, с одной стороны повышает эмоциональную возбуди­мость, с другой — парализует высшие проявления воли и таким образом создает благоприятные условия для наступления исте­рических расстройств. В действительности истерия взрослого мужчины обусловливается почти исключительно алкоголизмом; если отбросить случаи алкогольной истерии, то преобладание женского пола, который вдвое чаще мужского заболевает исте­рией, было бы еще более значительным. Впрочем алкогольная ис­терия и в клинической картине болезни обнаруживает известные особенности. Как уже показывает наш случай, она в своих проявлениях значительно более однообразна, чем истерия периода созревания и особенно дегенеративная. Как правило, дело идет лишь о припадках бессознательного состояния, с судо­рожными движениями конечностей или без этого, далее о состо­яниях сильного возбуждения со спутанностью. Расстройства обыкновенно исчезают если устранить злоупотребление алкого­лем.

Краткого упоминания заслуживают еще некоторые наблю­даемые у наших больных нервные симптомы, которые рассмат­риваются, как постоянные признаки истерии, так называемые “стигмата”. Сюда относятся прежде всего расстройства ощуще­ний, которые могут у истеричных появляться в самых разнооб­разных формах. Как и истерические параличи, они часто выдают свое происхождение своим непостоянством, способностью под­даваться воздействию и затем способом своего распространения, которое определяется не распределением нервных стволов, а случайными влияниями. Далее стигматами считается отсутствие глоточного, и конъюнктивального рефлексов и рефлекса с рого­вицы. Однако этим признакам не следует придавать слишком большого значения. Более характерно часто констатируемое сужение поля зрения. У нашей второй больной отмечалась еще повышенная чувствительность области нижней части живота, на­давливанием на которую вызывались припадки. Такие чувствите­льные места, давлением на которые вызываются или купируются припадки, констатируются нередко; их можно культивировать путем соответствующего внушения больным.

XX лекция