Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Конфликт и идентичность: аспекты взаимосвязи

 

Не будет преувеличением утверждение, что конфликт представляет собой особую форму коммуникации, общением с Другим. Но это не просто Другой, все равно какой, а именно тот, с которым мы претерпеваем столкновение (conflictus – лат.) по поводу значимых для нас ценностей: признания, статуса, власти, собственности, привилегий и других интересов. И поэтому конфликтная коммуникация – это особый вид общения: более острый, напряженный, критический, обнажающий самую суть личности, срывающий многие социальные маски перед лицом борьбы за значимые ценности. Не удивительно, что именно в процессе этого столкновения происходит уточнение представлений каждого из конфликтантов о самом себе и об оппоненте, иными словами, осуществляются пересмотры идентичности. Человек, вступивший в конфликт и вышедший из него, - это две разные личности. Ни один конфликт не проходит даром для каждого из участников, это всегда драматический, если не трагический или катастрофический опыт, влияющий на дальнейшее поведение человека и определяющий его готовность вступить в следующее столкновение. Иными словами, экзистенциальный опыт проживания конфликта подчас становится формой профилактики его и поиска других форм взаимодействия: диалога, дискуссии, сотрудничества или…уклонения, приспособления. Конфликт – это форма социализации (Г. Зиммель), это важнейший фактор, задающий идентичность и автономию эго, т.е. фактор полного отделения личности от окружающего мира.

Вряд ли требуется подробная аргументация для доказательства тезиса о взаимосвязи конфликта и формирования идентичности, если иметь в виду внутриличностный конфликт. Именно этот, первичный уровень конфликта и формирует человека и его представление о себе. З.Фрейд, автор первой теории личности, признал внутренний конфликт необходимым проявлением подвижности, динамичности душевной жизни, в результате чего и происходит личностное развитие. Каждая из трех инстанций человеческой психики руководима различными принципами: «Оно» - принципом удовольствия; «Я» - принципом реальности и «Сверх-Я» принципом должествования, что с неизбежностью ведет к смене ориентиров в поведении человека в процессе его социализации и самоидентификации. Продолжая традиции психоанализа, Эр. Эриксон строит эпигенетическую модель жизненного цикла человека, определяя восемь стадий его развития. В каждой стадии наличествует свой кризис, порожденный конфликтом развития «Я» личности. Преодоление конфликта означает нахождение гармонии между внешними и внутренними условиями существования человека для данного периода жизни, вызревание же новых качеств личности в последующие периоды вновь ввергнет его в кризисную точку выбора себя.

Не менее закономерен в жизни человека и межличностный конфликт, который нередко является проявлением не преодоленного внутриличностного, вынесенного вовне. Одним из самых распространенных и беспокоящих общество, но часто становящимся ведущей темой светской и скандальной хроники межличностным конфликтом является развод. Это многоуровневое противостояние, затрагивающее многие идентификационные признаки (гендерные, семейные, профессиональные, имущественные, часто и социально-культурные) и заставляющее практически все их откорректировать.

Все более распространенным, набирающим широту и размах становится совершенно новый для современной России специфический конфликт по поводу отношений купли-продажи. Условия товарного дефицита не могли породить в Советском Союзе такую новую идентичность как требовательный, разборчивый, подчас юридически осведомленный потребитель. Конечно, не каждый покупатель способен довести конфликт до конца, например, до суда и добиться полагающейся компенсации за материальные и моральные издержки. Не каждый справится с трудностями, сопряженными с защитой законных прав покупателя в конфликте с продавцом. Однако каждый такой случай, «социальный эксперимент», проведенный дотошным гражданином, изменяет реальные отношения в сфере торговли, оформляет идентичность «потребитель», ограничивает произвол торговой сети, поднимает сервис на более цивилизованный уровень, несмотря на то, решится ли еще в будущем данный конфликтант повторить свой путь. Конфликт - конкретный, реалистичный показатель того, что допустимо в данном обществе, при данных обстоятельствах, для данного человека, при реальном соотношении внутренних и внешних факторов и что подлежит изменению в устоявшейся социальной практике.

Вопрос об отношении общества к конфликту и о возможностях конфликтного взаимодействия способствовать формированию дифференцированной сети новых идентичностей необычайно актуален для современной России. Поиск идентичности – «это процесс «локализованный» в ядре индивидуальной, но также и общественной культуры, он сопряжен с процессом, который в действительности устанавливает идентичность этих двух идентичностей».[1] Современная российская ситуация демонстрирует кризис идентичностей всех уровней. С момента начала перестройки, затем постперестроечного времени страна находится в состоянии перманентной, далеко не преодоленной культурной травмы (П.Штомпка). Все прежние, так или иначе освоенные коллективные идентичности (рабочие, колхозники, трудовая интеллигенция, партийные, идеологические работники, руководители социалистических предприятий крупных и малых) утратили свое значение. В настоящий момент переопределению подлежит каждый личностный или групповой статус, и ни один из них не является ни до конца гарантированным, ни до конца определенным, в том числе статус министра, премьер министра или президента России. Понятие «кризис идентичности» Эрик Эриксон ввел во время Второй мировой войны, работая как врач с людьми, «потерявшими представление о самих себе и о последовательности событий…, они утратили контроль над собой, который с точки зрения психоанализа обеспечивается лишь внутренней силой эго»[2]. Аналогичную ситуацию переживает и нынешнее российское население. Кризисный характер поиска идентичности также не вызывает сомнений[3].Постоянное присутствие в личных и общественных отношениях явлений нетерпимости, ксенофобии и экстремизма демонстрирует нездоровый, негативный путь обретения идентичности путем отрицания Другого, его права на достойное, полноценное существование[4]. Иными словами экстремизм, как привлечение упрощенных и неоправданно форсированных методов к решению индивидуальных и социальных проблем стало знаком последнего времени[5].

Каковы истоки этой ситуации? Не в последнюю очередь она связана с тем, что исторически в России не сложилась культура конфликтного взаимодействия: цивилизованного ведения конфликтов и отстаивание своих прав. Российский экстремизм замешан на отношениях власти и общества, государства и человека. Со времени опричнины Ивана Грозного, когда, по словам историка Н.И.Костомарова «кровь разлакомила самовластителя: он долго лил ее с наслаждением, не встречая противодействия, и лил до тех пор, пока ему не приелось этого рода развлечение»,[6] экстремизм стал открыто заявлять о себе в России, сотрясая политическую, экономическую, общественную и культурную жизнь страны (Петровские реформы, отмена крепостного права, столыпинские реформы, большевистский переворот, гражданская война, сталинские репрессии, перестройка, постперестроечное время…). Российское государство сформировалось на территории с экстремальными природными характеристиками (сочетающими крайности – экстремумы - размера и разнообразия природных зон) благодаря применению экстремальных мер: централизации власти, мобилизации всех и, прежде всего, человеческих ресурсов. Государство выживало за счет человека, никогда не беря человека и его интересы в расчет, идя на любые человеческие жертвы. «Государство - пухло, народ - хирел» (Ключевский В.О.) Страна, по меньшей мере, раз в столетие подвергалась военным нападениям, часто с нескольких сторон. «Возникшее на этой земле государство, чтобы отбиться от наседавших врагов, должно было властно требовать от своего народа столько богатств, труда и жизней, сколько это нужно было для победы, а последний (народ – Н.Кр.) коль скоро хотел отстоять свою политическую независимость, должен был отдавать все это, не считая. Так-то складывались и укреплялись от усиленного повторения некоторые национальные привычки, давшие в совокупности народный характер»[7]. В.О. Ключевский, говоря о формировании Московского царства, отмечал, что «мы едва ли можем понять и еще меньше можем почувствовать, каких жертв стоил его склад народному благу, как он давил частное существование …» И далее он подчеркивает три главные особенности такого государства: «1. боевой строй (вооруженная Великороссия, боровшаяся на два фронта); 2. тягловый, не правовой характер внутреннего управления и общественного состава (сословия различались не по правам, а повинностям (обязанностям), между ними распределенными…; 3. особенностью московского государственного порядка была верховная власть с неопределенными, т.е. неограниченными пространствами действия»[8]. Эта неограниченность, переходящая в произвол, деспотизм верховной власти, боявшейся любой критики или просто указания на наличное положение вещей, проявляет себя и в отношении любого протестного движения (начиная с восстания декабристов, требовавших только одного - Конституции), и в отношении любого социального критика (начиная с А.Н.Радищева, П.Я.Чаадаева, А.И.Герцена и всех последующих). Именно А.И.Герцен подчеркивал, что экстремальность самого процесса централизации государства задушила «все, что было свободного в русской жизни,… привела к отказу от внутренних гражданских свобод…».[9] Экстремальность (как стремление к крайностям, экстремумам) становится и чертой народного характера, сочетающего в себе чинопочитание и неуважение к власти, покорность, терпение и стремление к анархии, бунту, хулиганству. Иными словами, экстремальность развития трансформируется в экстремизм верхов и низов. Вся история России – это постоянные разрывы и перерывы поступательного развития, созидательного роста и строительства, часто инициированные верховной властью. Преобладающей формой конфликта, приемлемого в данной стране, становится абсолютный конфликт, исходящий из нежелания считаться с оппонентом (кто бы он ни был) и его интересами, нежелания не только сотрудничества с ним, но и совместного проживания, сосуществования, конфликт, направленный на его уничтожение.

Эта особенность Российской империи сохранилась и в бытии Советской империи, которая подтвердила свою устойчивость, с одной стороны, к катастрофам эпохального, глобального масштаба, но и, с другой, неспособность к существенному улучшению жизни населения. «И в годы после революции, в годы Второй мировой войны и в последующие годы после нее он (советский социальный строй – Н.Кр.) доказал, что он есть социальный строй, как будто специально приспособленный для самосохранения страны в условиях грандиозных трудностей и для преодоления их… но не способен успешно конкурировать с капиталистическим строем в сфере экономики и поднять жизненный уровень населения выше такового в странах Запада»[10].

Общественные системы, безусловно, различаются по степени терпимости к конфликту и возможностям через него поддерживать и развивать свою внутреннюю структуру. Однако, как показал Льюис Козер в своей работе, ставшей настольной книгой каждого социолога, конфликт конфликту - рознь[11]. Благотворным влиянием на ситуацию в социуме обладает реалистический конфликт, преследующий конкретную цель, возникающий по поводу локальной проблемы. В этом случае конфликт – одна из форм решения данной проблемы, которая может быть заменена иной, то есть конфликт здесь - средство, а не цель. Именно такие конфликты оздоровляют общество, уточняют идентичности групповых или индивидуальных конфликтантов, реальное соотношение их сил и пределы претензий тех или иных социальных субъектов. Однако для жестких социальных структур, не способных к саморазвитию, нетерпимых к конфликту, в которых сам конфликт не институционализирован, этот вид взаимодействия не может быть эффективен. В таком социуме преобладает нереалистический конфликт, конфликт ради конфликта, конфликт как цель, который позволяет разрядить накопившуюся агрессию, враждебные чувства, уменьшить фрустрацию, но не решить проблему.

Нереалистический конфликт идентифицирует ригидное общество. В таком обществе, к которому с очевидностью относится Россия, гипертрофированы институты, исполняющие роль «защитных клапанов», для отвода враждебных и агрессивных эмоций. Избегание конфликта, как прямого столкновения и выражения враждебных чувств к источнику фрустрации, в таком обществе порождает механизм переноса (З.Фрейд) враждебного поведения с его источника, на заместителя (поиск врага, «козла отпущения», колдовство) или вырабатываются и закрепляются акты по снятию напряжения, не требующие для этого ни подлинного, ни замещающего объекта, ни, что самое существенное, изменения отношений в обществе. Поиск врага или «козла отпущения» - древнейший механизм канализации избыточного напряжения в социуме. В современной России он эффективно «работает» в молодежной среде экстремистских организаций, направляя агрессию на объекты, лишенные возможности сопротивления (мигранты, иностранные студенты, беженцы, бомжи, просто представители других этносов и рас). Избиение и убийство случайно встреченного, незнакомого человека только по причине того, что он отличается от тебя по расовой или этнической принадлежности, является признаком глубочайшей одичалости.

Повседневным способом снятия напряжения стало сквернословие, бранный лексикон, русский мат, который распространен не только в криминальной, маргинальной, рабочей или солдатской среде, но практически во всех социальных стратах России. К этому же ряду явлений относится традиция создания и распространения анекдотов, особенно политических. Политический анекдот - неизменная черта тоталитарного или авторитарного режима, отчасти этим режимом порождаемая и даже поощряемая в качестве эффективного средства нейтрализации недовольства населения. Близко с этим стоит практика осмеяния и критика вышестоящих личностей (наиболее ярко выраженная в теперь уже закрытой телевизионной передаче «Куклы»). Сатира и юмор в России были всегда значительно представлены в русской литературной традиции, а сейчас приняли форму бесконечно транслируемых юмористических передач, заполняющих особенно плотно телеэфир в затяжные праздничные дни. Это одно из проявлений системного института массовой культуры, гипертрофированного именно в постперестроечные годы и успешно выполняющего психотерапевтические функции массового бегства от реальности и реалистического конфликта. «Древнегреческая пословица гласит: «День рабства лишает половины человеческого естества»; и это вполне объясняет, - как подчеркивает А.Тойнби, - развращенность римского плебса, происходящего из рабов, с его требованием «хлеба и зрелищ»[12]. Цирк и гладиаторские бои – это прототип массовой культуры в эпоху отсутствия технических средств массовой коммуникации. В настоящее время эквивалентами таких развлечений и отвлечений (более гуманными, конечно, но, иногда не менее сомнительными в нравственном плане) являются различные телевизионные шоу («За стеклом», например) или бесконечные ток-шоу, «Танцы со звездами», «Звезды на льду», «Ледниковый период») многочисленные нескончаемые сериалы, спортивные состязания (футбол - наше все!).

Однако самым легким и традиционным способом избавления от груза безысходности было и остается пьянство. «Пьянство в условиях России явление социальное, а не медицинское… В России алкоголь никогда не был элементом обычной пищи, как во многих других местах планеты. Он был всегда элементом государственной политики. Главными причинами пьянства были бедность и убожество жизни, а также психологические драмы, порожденные безвыходностью положения и отчаянием…Власти умышленно поддерживали пьянство как средство отвлечь внимание людей от тяжелого положения. Алкогольные напитки продавались повсюду. Не было средств на хорошую еду и одежду. А на пьянство хватало. Оно было дешевле»[13]. Несмотря на то, что в настоящее время нет государственной монополии на алкоголь, это не меняет положения вещей: население пьет, так как этот способ бегства от реальности закреплялся в течение жизни ни одного поколения, стал национальной привычкой.

Особенность нынешнего момента в бытии России состоит в том, насколько успешно идет избавление от многочисленных признаков тоталитарной системы и переход к демократической. Рядовой социальный субъект, составляющий субстанцию этих обществ, - существенно различен. Это две несопоставимые идентичности. «Тоталитарное движение, - подчеркивает Х.Арендт основные черты массового человека такого общества, - это движение не организованных и сознающих свое положение и сущность классов, а выражение устремлений масс, оторванных от привычной и освоенной социальной почвы, выбитых из традиционных социальных «ячеек» и в этом смысле деклассированных. Личность, принадлежащая к такой массе, отличает не то, что у нее есть, а то, чего у нее нет: неукорененность, неприкаянность, отсутствие не только собственности, но и собственного Я, тревожность и изматывающее чувство одиночества. Этим определяется ее сильный позыв к нормальной, стабильной, обеспеченной жизни. Но поскольку возможности ее самодетерминации, самоопределения весьма ограничены, у такого рода личности формируется готовность к подчинению тому, кто способен и берется предоставить ей условия для этой стабильной и обеспеченной жизни»[14].

Демократически же настроенный человек – это человек, уверенный в необходимости свободы индивида, политически терпимый к позициям и интересам других людей, доверяющий своим согражданам и в то же время обладающий определенной долей настороженности в отношении политической власти: этот человек законопослушен, но одновременно готов отстаивать у государства свои права, конфликтовать с ним на этой почве, поддерживает основные демократические установления и институты и одновременно внимательно следит за тем, чтобы политическая деятельность неизменно опиралась на силу закона[15]. Демократия и как политическая система, и как состояние социума, и как тип общественных отношений, и как форма государства, и как совокупность методов управления не исключает конфликтов. Она отличается тем, что конфликты становятся нормой жизни. Демократизацияпредоставляет широкий простор как раз для проявления массовых и индивидуальных интересов, открывая общественной системе, по выражению Р. Дарендорфа, «дорогу к свободе», к естественной игре и согласованию разнообразных устремлений и делая на этой основе возможной ненасильственную, органичную форму ее движения. В демократически развивающейся политической системе граждане должны иметь возможность оспаривать действия правительства, властей и выступать против тех из них, с которыми они не согласны. Автократические же системы такое несогласие и противостояние всячески стараются ограничить и продемонстрировать по возможности наиболее полное «единение» граждан и властных государственных структур [16].

Преодоление свойств тоталитарного общества и демократизация общественных отношений будет сопровождаться изживанием абсолютных и возникновением реалистических, регулируемых, институализированных конфликтов. Катастрофические 90-е годы были свидетельством выплеска неисчерпаемой разрушительной агрессии, накопившейся за период господства нереалистических конфликтов, которые трансформировались в абсолютные, направленные на уничтожение противника. Такие конфликты - бесперспективны и для общества, и для конфликтантов. Они не способны привести к победе, так как разрушают самую ткань социума, но оставляют после себя такое опустошение, ужас и упадок, которые сами по себе могут играть роль профилактики будущих столкновений такого типа. Однако не все конфликты были абсолютными, частично стали возникать конфликты нового типа и порождать новые групповые и индивидуальные идентичности: солдатские матери, афганцы, промышленники и предприниматели, представители малого и среднего бизнеса, обманутые дольщики, фермеры, собственники дачных участков, упоминавшийся уже потребитель нового типа и другие. Многие из них, если не каждый, организовали общественные неправительственные организации, ставшие ростками гражданского общества в России.

Признаками перехода к цивилизованным формам ведения конфликтов стали не только более частые обращения противников в суд и рост их юридической компетентности и правосознании, но возникновение и функционирование института медиации – посреднических услуг по урегулированию конфликтов. Медиация – дитя западной культуры. Насколько ее можно использовать за рамками этой культуры, покажет будущее. Но исторически русская культура была склонна к развитию естественно складывающихся социальных, а не правовых механизмов регулирования конфликтов, то есть где-то в глубине склонность к медиации есть.

Медиация – метод, при котором стороны управляют и владеют как самим процессом переговоров, так и его результатом – соглашением, в итоге – обоюдный выигрыш, так как сохраняется достоинство в споре и, вместе с тем, возможно возобновить необходимые и желательные отношения между конфликтующими сторонами. Различия между судебным (с позиций права) и переговорным (с позиций интересов) подходами – разительные. Если суд ухудшает отношения сторон, вынося обвинительное решение и назначая наказание, ориентированное на произошедшее в прошлом, осуществляя это публично, то медиация – улучшает отношения сторон, которые получают навыки и опыт разрешения конфликтов в будущем. Осуществляя конфиденциально переговорный процесс, безобвинительно, медиатор оптимизирует будущие отношения конфликтантов. Прошлое обсуждается для освобождения от негативных чувств и определения будущего поведения. В качестве фактов в таких коммуникациях рассматривается то, что обеими сторонами принимается за правду. В отличие от судебного решения, за исполнением которого следит государство, в данном случае стороны сами следят за соблюдением соглашения[17].

С 1993 года существует Санкт-Петербургский Центр Разрешения конфликтов, который не только готовит специалистов в области медиации, но и активно участвует в работе по урегулированию конкретных столкновений в сфере производства, торгово-финансовой, в государственных административных учреждениях, в межличностных отношениях. Работа медиатора – не что иное, как обучение в течение переговорного процесса конфликтантов новым видам поведения и взаимоотношений, совершенно непривычным и необычным. Прежде всего, медиатор настраивает на то, чтобы они проявляли готовность попытаться вместе разрешать спорные вопросы, делились необходимой информацией, были гибкими, не фиксировались на первоначальных позициях, уважительно относились к ценностям и интересам друг друга, осознавали свои истинные интересы и отличали их от сиюминутных желаний, были способны отделять эмоции, оценки, интерпретации от объективных факторов, генерировали разнообразные предложения и анализировали последствия их осуществления, стремились к реалистичному, выполнимому, долгосрочному соглашению, удовлетворяющему обе стороны [18]. Обучение через переговорный процесс новым формам поведения, новым общественным отношениям, порождает и новые идентичности: людей, более реалистично оценивающих себя и окружающих, внешние и внутренние факторы личной, семейной и социальной жизни, более терпимых друг к другу. Директор СПБ Центра разрешения конфликтов - О.В.Аллахвердова - отмечает и еще один важный итог: в процессе обучения посредничеству разных специалистов, обученные медиаторы становятся чрезвычайно толерантными людьми, менее зависимыми от внешних обстоятельств, умеющих конструктивно, безобвинительно рассматривать любые обстоятельства спора, изменяется их самосознание и поведение в сторону повышения терпимости, готовности понимать интересы других людей. Таким образом, метод обучения медиации становится техникой развития толерантных отношений, делает личность более открытой к взаимодействию в конфликтной среде, она становится самоактуализирующейся и свободной в удовлетворении своих интересов и потребностей, несмотря на сложность социальной ситуации[19].

Конфликт в России должен развернуть все свои положительные функции, прописанные Л.Козером[20]. В целом же путь перехода к цивилизованной конфликтности будет состоять из определения консенсуса базовых ценностей, на основе которого конфликт превратится в механизм балансировки интересов и равновесия сил в обществе между отдельными группами и индивидами, уточнения и усовершенствования взаимно признанных норм и правил, управляющих его протеканием и ограничивающих формы его реализации. Порождая новые ситуации, конфликты будут стимулировать выработку новыхнорм и правил, повышая толерантность к инновациям, активизируя участие в социальной жизни и увеличивая адаптацию к новым условиям функционирования. Порождая новые идентичности, конфликт будет приводить к созданию новых групп интересов, оформлению коалиций и ассоциаций прежде не взаимодействовавших сторон. Постепенная, неизбежная институализацияконфликта поможет сделать его более регулируемым, управляемым, предсказуемым, создаст ориентиры для его завершения и повысит терпимость к нему. Социальный конфликт не только должен помочь структурироваться социуму, дифференцироваться его членам, определяя соотношения сил и порядок властных отношений между ними, но и создать предпосылки для интеграции общества. Личный интерес, утилитарный, прагматичный, должен быть узаконен в России, а идеологически окрашенные, политизированные столкновения постепенно стать второстепенными, не главными. Участие интеллигенции в превращении конфликтов интересов в конфликты идей стоит переориентировать на обратное. Освоение искусства компромисса положит конец призрачной погоне за победой любой ценой, до полного поражения противника, так как научит давать адекватную оценку наличному положению вещей.

 

 


[1] Эриксон Эр. Идентичность: юность и кризис. М.:Изд-во «Флинта»:МПСЧ:»Прогресс», 2006. С.31.

[2] Там же, С.26.

[3] См. статью Круглова Н.В. Толерантность и идентичность: ситуация в современной России. «Вестник СПбУ», Серия 6, вып. 2, 2008 г.

[4] Гудков Л. Негативная идентичность. Статьи 1997-2002 годов. М.: Новое литературное обозрение, «ВЦИОМ-А», 2004.

[5] Томалинцев В.Н. Человек в XXI веке. Поиск на грани творчества и экстремизма. СПб, Изд-во СПбГУ, 2001.

[6] Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главных деятелей. М.: 1993.С.285.

[7] Нестеров Ф.Ф. Связь времен. М.: 1984. С.11.

[8] Ключевский В.О. Сочинения. Т.2. М.: 1957.С.396,397.

[9] Герцен А.И. Сочинения. Т.3,М.:1956.С.403-404.

[10] Зиновьев А.А. Русская судьба, исповедь отщепенца. М.:1999. С.229.

[11] Козер Л. Функции социального конфликта/Пер. с англ. О.Назаровой/ Под общ.ред.Л.Г.Ионина.М.:2000.

[12] Тойнби А. С. Постижение истории: Пер. с англ./Сост. Огурцов А.П.; Вступ. Ст. Уколовой В.И.- М.:1991.С.167.

[13] Зиновьев А.А. Русская судьба, исповедь отщепенца. М.:1999 С.257,258.

[14] Hanna Arendt. The Origins of Totalitarism. N.Y.,1950. Цит. По Степанов Е.И. Конфликтология переходного периода: методологические, теоретические, технологические проблемы (по результатам исследовательских проектов). М.:1996. С.97.

[15] Dahl R. Democracy and Its Critics. New Haven, 1989.

[16] Степанов Е.И. Конфликтология переходного периода: методологические, теоретические, технологические проблемы (по результатам исследовательских проектов). М.:1996. С.109, 128.

[17] Иванова Е.Н. Медиация – как альтернативный суду способ разрешения конфликтов //Альтернативные способы разрешения конфликтов. Саратов, 1999,С. 26-31.

[18] Аллахвердова О.В. Медиация / В кн. Конфликтология / Под ред. А.С.Кармина. СПб.: 2000. С.427.

[19] Аллахвердова О.В. Медиация – средство повышения толерантности личности/В кн. Личность в парадигмах и метафорах: ментальность, коммуникация, толерантность. Томск, 2002, С.214, 216.

[20] Козер Л. Функции социального конфликта/Пер. с англ. О.Назаровой. Под общ. Ред. Л.Г.Ионина. М.:2000.

 

 

Круглова Н.В.

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...