Как сесть в лужу наверняка

 

Лоло Джонс лидировала в женской стометровке с барьерами и уже была на полпути к золоту Пекинской олимпиады‑2008. Она в ровном ритме брала один барьер за другим, как вдруг что-то пошло не так.

К ней незаметно подкралась мысль, что барьеры надвигаются слишком быстро, и она сказала себе: Следи за техникой, передвигай ногами как надо. С такими мыслями она перестаралась на дорожке, оттолкнулась слишком близко от препятствия и снесла предпоследний барьер. Джонс финишировала седьмой, а не первой, и упала на финише, разразившись рыданиями[35].

Перед выходом на старт в 2012 г. на Лондонской олимпиаде (где она в итоге пришла к финишу четвертой на стометровой дистанции) Лола помнила о поражении четырехгодичной давности в мельчайших подробностях. И если бы вы спросили нейрофизиологов о причине сбоя, они единодушно поставили бы следующий диагноз: начав думать о своей технике, вместо того чтобы препоручить эту работу моторным сетям, которые довели эти движения до высочайшего уровня мастерства, Джонс перестала полагаться на восходящую систему и вмешалась “сверху”.

Исследования мозга показали: если высококлассный спортсмен начнет анализировать свою технику во время выступления, ему гарантирован провал. Когда высококлассные футболисты вели мяч вокруг и внутри ряда дорожных конусов и при этом должны были следить за тем, какая часть их ноги контролирует мяч, они совершали больше ошибок[36]. То же самое произошло, когда бейсболисты пытались отследить, идет ли бита вверх или вниз во время замаха для удара по мячу.

Моторная кора, которая после тысяч часов практики глубоко запечатлела движения в сетях нейронов хорошо подготовленного спортсмена, работает лучше всего, когда ее не трогают. Когда активируется префронтальная кора и мы начинаем размышлять о том, как именно делаем то или иное движение, как нам следует его делать или – еще хуже – как не следует, мозг частично отдает контроль сетям, которые умеют думать и волноваться, а не воспроизводить движение. Неважно, идет ли речь о стометровке, футболе или бейсболе, – это универсальный рецепт того, как сесть в лужу.

Вот почему Рик Аберман, психолог бейсбольной команды Миннесота-Твинс, сказал мне: “Когда тренер просматривает записи игр и фокусируется только на том, чего нужно избежать на следующей игре, спортсмены непременно на этом споткнутся”.

Речь не только о спорте. На ум приходит занятие любовью – еще один вид деятельности, где избыток анализа и самокритики явно мешает. В научной статье о “комическом эффекте попыток расслабиться, будучи в состоянии стресса” приводится еще один пример[37].

Расслабление и занятие любовью получаются лучше всего тогда, когда мы просто отдаемся потоку, не пытаясь управлять процессами. Парасимпатическая нервная система, выступающая на первый план в ходе этих действий, как правило, работает независимо от исполнительной функции мозга, которая их обдумывает.

Эдгар Аллан По славился не самой приятной наклонностью затрагивать щекотливые темы, не говоря уже о “бесе противоречия”. В статье с красноречивым названием “Как думать, говорить и делать самое худшее, что только можно представить в данной ситуации” гарвардского психолога Дэниела Вегнера разъясняется когнитивный механизм, запускающий этого беса[38]. Вегнер обнаружил, что мы допускаем больше всего ляпов в состоянии рассеянности, стресса, какого-либо умственного напряжения. В такой ситуации система когнитивного контроля, которая обычно следит за тем, чтобы мы не совершали ошибок (например, не говорили на определенную тему), может непреднамеренно возомнить себя первой скрипкой в оркестре ума, тем самым повысив вероятность той самой ошибки. Вегнер давал испытуемым добровольцам следующее задание: попытаться не думать об определенном слове, одновременно выдавая в быстром темпе словесные ассоциации, и тогда, как ни парадоксально, запрещенное слово звучало довольно часто.

Перегрузка внимания ослабляет сознательный контроль. Именно в моменты сильного стресса мы забываем имена хорошо знакомых нам людей, не говоря уже о днях их рождения, круглых датах и другой значимой информации[39].

Еще один пример: ожирение. Исследователи обнаружили, что рост ожирения в Соединенных Штатах за последние тридцать лет идет рука об руку с бумом компьютеров и других электронных гаджетов в жизни людей, и полагают, что подобное совпадение неслучайно. Жизнь, окруженная постоянными цифровыми отвлекающими факторами, создает практически постоянную когнитивную перегрузку, а она, в свою очередь, негативно сказывается на самоконтроле.

Пропади она пропадом, эта диета! Погрузившись в пучину цифрового мира, мы безвольно тянемся к упаковке “Принглс”.

 

Восходящие заблуждения

 

В одном исследовании психологам задали вопрос, сталкиваются ли они с какой-нибудь досадной сложностью в понимании себя самих[40]. Один из них ответил, что изучал на протяжении двадцати лет следующий феномен: вроде бы пасмурная погода делает унылой жизнь человека, только если он не отдает себе отчета в зависимости настроения от погодных условий, но, понимая эту зависимость, он все равно чувствовал, что тучи на небе нагоняют на него тоску. Второй был озадачен тем, что испытывал потребность писать статьи, в которых разбирал некачественное построение чужих исследований, и продолжал писать такие статьи, хотя никто из раскритикованных им ученых не обращал на его работу особого внимания. Третий признался, что, хотя и изучает психологические аспекты “мужской сексуальной переоценки” (неверное толкование дружелюбия женщины как романтического интереса), однако сам все еще подвержен этому предрассудку.

Восходящая система непрерывно обучается – активно, но без лишнего шума. Возможно, мы никогда не осознаем сам факт этого подспудного научения, и все же оно задает курс нашей жизни. Автоматическая система работает сносно большую часть времени: мы знаем, что происходит вокруг, как нам поступать и каким образом более или менее удачно лавировать в жизни, одновременно думая о чем-нибудь другом. Однако и у этой системы есть уязвимые места: наши эмоции и мотивы внедряют в сферу нашего внимания заблуждения и предубеждения, которые мы не замечаем, – хотя не замечаем и того, что не замечаем их.

Взять, например, т. н. социальную тревожность. В целом, тревожные люди, страдающие этим расстройством, зацикливаются на чем-то хотя бы минимально сопряженном с опасностью. Социофобы же маниакально ловят малейший намек на враждебность, такой, как мимолетное недовольство на лице другого человека, чтобы лишний раз убедиться в своей полной несовместимости с обществом. Подавляющая часть этих эмоциональных контактов происходит вне нашего осознанного внимания, заставляя нас избегать ситуаций, в которых мы можем испытать тревогу.

Можно хитроумным способом избавиться от этого “восходящего” заблуждения, даже не подозревая, что паттерны нашего внимания перестраиваются (равно как мы не осознаем этих паттернов в момент их возникновения). В рамках косвенной терапии под названием “модификация когнитивных искажений” (cognitive bias modification) пациентов, страдающих социофобией, просят, смотря на фотографии различных людей, параллельно следить за вспышками света и при их появлении как можно быстрее нажимать на кнопку[41].

Свет никогда не загорается в тот момент, когда пациент видит нечто, сопряженное с угрозой, например, насупившееся лицо. И хотя лечение происходит неосознанно, спустя несколько сеансов восходящая система научается направлять внимание на сигналы, не представляющие никакой угрозы. Хотя люди совершенно не отдают себе отчета в том, что их внимание постепенно перестраивается, они испытывают все меньшую тревогу, находясь рядом с другими[42].

В данном случае речь идет о благотворном использовании этой системы. Задействована она и в рекламе. Давно известные тактики привлечения внимания на рынке к чему-то новому, усовершенствованному и удивительному работают до сих пор. Однако мини-индустрия исследований головного мозга, служащая маркетингу, изобрела и новые тактики, которые основаны на манипулировании нашим подсознанием. Например, в одном исследовании было выявлено: если показывать нам предметы роскоши или давать хотя бы повод поразмышлять о них, мы становимся более эгоистичными в своих решениях[43].

Исследователи неосознанного выбора с особым вниманием выясняют, что именно заставляет нас покупать в магазинах те или иные продукты. Иными словами, маркетологи хотят знать, как мобилизовать наш восходящий мозг. В ходе маркетинговых исследований было, например, выявлено: если показать нам алкогольный напиток на фоне счастливых лиц, промелькнувших на экране так быстро, что невозможно осознать их присутствие (хотя наши восходящие системы замечают их), мы будем пить больше, чем в том случае, если бы вместо счастливых лиц мелькнули раздосадованные.

Анализ подобных исследований говорит, что люди “в своей массе не осознают” эти тонкие механизмы маркетинга, но именно они определяют наше поведение в магазине[44]. Восходящее осознание делает нас рабами подсознательных манипуляторов. Кажется, сегодняшняя жизнь управляется импульсами: поток рекламы толкает нас “снизу вверх” – растворяться в океане товаров и тратить деньги, не задумываясь о том, чем мы будем завтра платить по счетам. Власть импульса означает для многих далеко не только жизнь не по средствам и за чужой счет, но и переедание, а также другие зависимости, от страсти к жевательным карамелькам до многочасового высиживания у различных цифровых экранов.

 

Нейрональный бандитизм

 

Что вы замечаете в первую очередь, войдя в чей-либо офис? В ответе на этот вопрос таится то, что именно движет вашим восходящим фокусом в данный момент. Если вы сконцентрированы на финансовой цели, возможно, вы прежде всего обратите внимание на график выручки, открытый на компьютере. Если вы страдаете арахнофобией, то ваше внимание будет приковано к паутине на окне.

Все это – подсознательные выборы, которые делает наше внимание. Подобная концентрация внимания происходит тогда, когда сеть миндалины – “привратника” мозга, приписывающего стимулам те или иные эмоциональные значения, – выделяет то, что считает важным; наше восприятие насекомого огромных размеров, зловещего выражения лица или забавного малыша подскажет нам, на какую именно реакцию настроен мозг, проявляющий тот или иной инстинктивный интерес[45]. В масштабах времени нервной системы эта восходящая структура среднего мозга реагирует значительно быстрее, чем нисходящая префронтальная область; она посылает сигналы вверх, активируя высшие корковые пути, которые оповещают (относительно) медлительные исполнительные центры, чтобы те проснулись и начали следить за происходящим.

Механизмы внимания мозга эволюционировали на протяжении сотен тысяч лет, чтобы выжить в диких джунглях, ведь опасность подстерегала наших предков в определенном поле зрения и показателей – там, где возможен бросок змеи и прыжок тигра. Те из наших предков, чья миндалина реагировала достаточно быстро, чтобы увернуться от змеи и ускользнуть от тигра, передали свое устройство нервной системы нам. Змеи и пауки – два типа животных, которые человеческий мозг мгновенно распознает как опасность. Они приковывают к себе внимание даже тогда, когда изображения эти двух животных пролетают максимально быстро и мы не отдаем себе отчета в том, что действительно видели их. Восходящие сети замечают их быстрее, чем нейтральные объекты, и посылают сигнал тревоги (если показать эти картинки специалисту по змеям или паукам, внимание к ним все равно будет привлечено, однако без сигнала тревоги)[46].

Мозг практически не способен игнорировать лица с ярко выраженной эмоцией, особенно в случае гнева[47]. Рассерженные лица резко выделяются на фоне всего остального: окиньте взглядом толпу, и вы непременно наткнетесь на человека с сердитым лицом. Нижний мозг быстрее вычисляет сдвинутые брови у мультипликационных персонажей (например, из сериала “Южный парк”), чем счастливые лица у реальных людей.

Мы устроены так, чтобы рефлекторно обращать внимание на гиперстимулы, за которыми стоит три вещи – безопасность, еда и секс, и походим на кошку, которая упорно бегает за игрушечной мышкой на веревочке. Современная реклама, делающая ставку на эти врожденные наклонности, тащит нас “снизу вверх”, тем самым приковывая к себе наше рефлекторное внимание. Стоит только связать секс или престиж с каким-нибудь продуктом – и активируются те самые сети, вынуждая нас купить его по причинам, которые мы даже не осознаем.

Свойственные нам наклонности делают нас очень уязвимыми. Вот почему алкоголик очарован рекламой водки, а озабоченные люди – сексуальными телами в каком-нибудь райском уголке. Речь идет о восходящем обусловленном внимании. Подобный интерес, продиктованный “снизу”, является автоматическим, непроизвольным выбором. Мы больше всего подвержены эмоциям, утягивающим фокус в ту или иную сторону, когда наш ум блуждает, когда мы рассеяны или перегружены информацией – или одно, второе и третье одновременно.

В таких случаях эмоции просто срываются с цепи. Вчера я работал над этим разделом, сидя за письменным столом, как вдруг у меня дико начал болеть низ спины. Возможно, это произошло не внезапно, а накапливалось с самого утра. Но в тот конкретный момент эта боль пронзила мое тело и устремилась от крестца в болевые центры головного мозга. Когда я попытался встать, болевой приступ был настолько сильным, что я снова повалился на стул. Хуже всего то, что мой ум начал суетиться и рисовать худшие из возможных вариантов: я буду страдать от этого всю жизнь, мне придется регулярно колоть стероиды… И такой поток мыслей привел мой паникующий ум к воспоминанию о том, как грибок, попавший при производстве в лекарство, вызвал смерть от менингита у двадцати семи пациентов, которым сделали эти самые инъекции стероидов.

Только что я вырезал кусок текста в другой главе книги, чтобы вставить его сюда. Но поскольку мое внимание полностью переключилось на боль и тревогу, я совершенно забыл о том отрывке, и он, к сожалению, канул в лету.

Подобные эмоциональные “теракты” совершаются миндалиной, радаром головного мозга, оповещающим его об угрозе и постоянно сканирующим окружающую среду на предмет опасности. Когда эти сети вычисляют угрозу (или то, что мы расцениваем как угрозу, ведь она зачастую истолковывается неверно), скоростная магистраль нервной системы, ведущая наверх, в префронтальные области, посылает залп сигналов, на основании которых нижний мозг “раскачивает” верхний: наше внимание сужается и приковывается к тому, что нас взволновало, наша память перегруппировывается, позволяя вспомнить все, что имеет хоть какое-нибудь отношение к данной угрозе, наше тело приходит в состояние возбуждения под влиянием нахлынувших гормонов стресса и готовится либо драться, либо бежать. В итоге мы зацикливаемся на раздражителе и забываем обо всем остальном.

Чем сильнее эмоция, тем сильнее зацикливание, а подобные “бандитские налеты” – это настоящий суперклей внимания. Однако вопрос вот в чем: как долго удерживается наш фокус? Оказывается, это зависит от способности левой префронтальной зоны успокоить возбужденное миндалину (у нас две миндалины – по одной в каждом полушарии).

В этой нейронной скоростной магистрали, соединяющей миндалину с префронтальной зоной, есть ответвления, ведущие в левую и правую префронтальные области. Когда мы “на взводе”, система миндалины подавляет правую часть и берет над ней верх. Однако левая часть способна направлять вниз сигналы, которые нас успокаивают.

Эмоциональная устойчивость сводится к тому, насколько быстро мы восстанавливаемся после расстройств. У высокоустойчивых людей (которые тут же выпрыгивают “наверх”) активация в левой префронтальной области до тридцати раз сильнее, чем у менее устойчивых[48]. Радует, однако, вот что: как мы узнаем из части V, существует возможность укрепить силу левой префронтальной сети, успокаивающей миндалину.

 

Жизнь на автомате

 

Мы с другом увлеченно беседовали в людном ресторане, и обед уже потихоньку подходил к концу. Друг упоенно рассказывал мне о событии, недавно произошедшем в его жизни, и настолько увлекся, что позабыл о еде, поэтому я уже давно опустошил свою тарелку, а его порция оставалась недоеденной. В этот момент к столику подошла официантка и спросила: “Как вам обед? Все в порядке?” Практически не обращая на нее внимания, он пробубнил: “Пока нет” – и продолжил рассказывать свою историю.

Ответ моего друга, разумеется, был реакцией не на прозвучавший вопрос, а на тот вопрос, который официанты обычно задают на этой стадии: “Можно унести?” Такая небольшая ошибка свидетельствует об оборотной стороне жизни “снизу вверх”, “на автомате”: мы не замечаем тех или иных вещей в тот миг, когда с ними сталкиваемся, и реагируем на них, исходя из ограниченного набора предположений о происходящем. И при этом даже не замечаем, насколько комично это выглядит со стороны:

Официантка: “Вы довольны своим блюдом?”

Клиент: “Пока нет”.

В те времена, когда во многих офисах люди были вынуждены выстаивать очередь, чтобы снять копии с документов, гарвардский психолог Эллен Лангер давала людям задание подойти к началу очереди и сказать: “Мне нужно сделать копии”. Разумеется, вся очередь туда пришла с такой же целью. И все же в большинстве случаев первый на очереди человек пропускал агента Лангер вперед. Именно это свидетельствует о том, что мы действуем неосознанно, а внимание работает в автоматическом режиме. Напротив, активное внимание скорее всего заставило бы первого стоящего в очереди спросить вновь пришедшего, действительно ли существует неотложная причина уступить ему место.

Активное внимание является признаком нисходящей активности – противоядия круглосуточному зазомбированному автоматизму. Мы можем реагировать на рекламу, чутко воспринимать все происходящее вокруг, анализировать автоматические навыки и совершенствовать их. Это сфокусированное, зачастую целенаправленное внимание препятствует проявлению бессознательных умственных привычек[49].

Итак, хотя эмоции и могут управлять нашим вниманием, мы в состоянии осознанным усилием воли управлять эмоциями “сверху вниз”. В таком случае префронтальные области берут под контроль миндалину и нейтрализуют его действие. Рассерженное лицо или даже милый малыш могут не вызвать у нас никакого интереса, если сети нисходящего контроля внимания берут верх над решениями мозга относительно того, на что ему обратить внимание, а на что нет.

 

 

Глава 4

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: