Кантё Масутацу Ояма адепт и пророк Будокаратэ

Предуведомление читателю

Японская традиция искусств Будо за пределами "страны восходящего Солнца", извлеченная их культурного контекста и пересаженная на иную почву, претерпевает закономерные изменения. На Западе эта традиция утрачивает свою культурноисторическую целостность и национальную специфику. Там, где происходит естественный распад традиции, возникают производные от нее и сосуществующие с ней формы деятельности. Среди них спортивные единоборства, виды профессионального спорта, формы физкультурнооздоровительной, развлекательнокоммерческой и военноприкладной направленности.
Между обособленными направлениями и формами существования некогда целостной традиции и искусствами Будо складываются не простые, порой остро противоречивые, отношения. Кажется, что возникает реальная угроза для выживания традиции в условиях массовой культуры. Соответствующий комплекс социальных и духовнонравственных проблем, конечно, заслуживает специального и всестороннего анализа, что не входит в мои намерения. Однако выбранная тема требует некоторых пояснений.
Проблемы сосуществования и взаимодействия традиционных искусств Будо и спорта, Будо и физкультуры соответствующего профиля или Будо и внешне сходных видов рукопашного боя отнюдь не всецело обусловливаются или исчерпываются факторами массовой культуры. Прогрессирующее расслоение современного общества закономерно ведет и к позиционированию его духовной элиты. Для элиты же не только сохраняется, но и возрастает привлекательность традиции Будо, если в ней видится "воинский Путь" и воплощение общезначимых духовных принципов.
Речь идет о принципах, благодаря которым самоценное воинское ремесло возвышается до значения искусства, а воинское искусство одухотворяется, фактически сакрализуется, и превращается в один из "дзэнских видов борьбы", в одну из разновидностей "воинской йоги". Феномен же "воинской йоги" относится к области духовных сверхценностей. Практика искусств Будо в этом случае приобретает инициатический смысл и становится одним из факторов духовного выживания элиты. Одновременно появляется возможность для образования и просвещения людей несведущих, но ищущих.
Такова общая логика культурноисторического процесса. В обществе всегда и постоянно происходит взаимодействие тенденций к духовной деградации и к духовной эволюции. У любого человека, осознающего себя разумным существом, есть выбор того или иного пути и право следовать своим принципам, в том числе принципам Будо. В этом смысле даже весьма критическая ситуация может оказаться не столь трагичной для судьбы традиции. Опыт подлинных мастеров и подвижников прошлого, а также "героев нашего времени" представляется в данном отношении обнадеживающим и поучительным. И на Востоке, и на Западе были, есть и будут пророки, адепты и рыцари искусств Будо те, кто следуют традиции и развивают ее, сохраняя первоосновы, те кто являют собой достойные подражания примеры.
Общие замечания в полной мере относятся и к традиции Будокаратэ. Одним из адептов и пророков этого воинского искусства в Японии стал выдающийся мастер 20 века Масутацу Ояма. Он прославился как боец, не знавший в свое время соперников, как подвижник, открывший для себя Путь Кёкусинкай и стремившийся создать мировое "сообщество искателей Абсолютной истины". Ояма действительно был героем, но не богом. Многие смелые его мечты воплотились в жизнь, иные остались в сфере идеального бытия, что, впрочем, не умаляет их духовной значимости. Ояма, как любой смертный, делал ошибки и вынужден был кривить душой, но это не лишает духовной сверхценности того, что он самозабвенно искал и чего достиг на Пути воинского искусства.
Ныне мифологизированный инициатический опыт Масутацу Оямы и выстраданное им философское знание Будокаратэ вошли в духовную сокровищницу традиции. Они сохраняют и будут сохранять свою притягательность, побуждая приверженцев Будо не только практически овладевать техническим арсеналом "сильнейшего каратэ", но и с романтическим пылом отстаивать духовные принципы Кёкусинкай. К счастью, среди последователей Оямы есть подлинные мастера, наставники и носители традиции Будокаратэ, которые служат хорошим тому примером. Я могу рассказать лишь об одном из них. Это ханси Стив Арнейл, официальный приемный сын Оямы, президент и основатель Международной Федерации Каратэ (IFK), легендарная личность в мире Будо. Он является одним из выдающихся представителей и последователей старой школы Кёкусинкай и остается одним из немногих свидетелей, близко знавших Ояму, начиная с периода его наивысшего расцвета.
Предлагаемая вниманию читателей статья дань уважения основателю каратэ Кёкусинкай и его воспитаннику. В основе ее лежат известные источники, принадлежавшие перу Оямы и некогда переведенные мной с английского, а также документальные и мемуарные (в том числе еще не публиковавшиеся) материалы, любезно предоставленные ханси Стивом Арнейлом. У этого мастера мне посчастливилось учиться, с ним довелось много общаться и совместно работать. Воспоминания Стива Арнейла представляют немалую автобиографическую и историческую ценность. Они служат зеркалом, в котором проступают живые черты облика Оямы и воссоздаются реалии неповторимой атмосферы старой школы.

Кантё Масутацу Ояма адепт и пророк Будокаратэ

Дать объективную и исчерпывающую характеристику Масутацу Ояме едва ли возможно. Ояма был легендой при жизни, а после кончины его личность и путь в каратэ закономерно мифологизировались. Известно, что сам Ояма в немалой мере приложил руку и к героизации собственного образа, и к пропаганде своего каратэ, которое он хотел видеть "сильнейшим" и "марширующим" по всему миру. Однако для подобных притязаний все же были объективные предпосылки и основания. Более того, создававшиеся Оямой и его соратниками мифология и философия Кёкусинкай, при всех видимых и скрытых расхождениях с "исторической правдой", стали реальными движущими факторами как в судьбе адепта Будокаратэ, так и в истории школы.
Здесь проявляется общая закономерность исторического процесса, коль скоро творцами истории являются люди. Как известно, порой из общей массы выделяются амбициозные личности пассионарии, дерзновенно бросающие "вызов пределам" и устремляющиеся к недостижимым идеалам. При этом они неизбежно возвышаются сами, создают прекрасные мифы и преображаются в зеркале собственной мифологии. В случае неудач они заботятся о том, чтобы "не потерять лица" и не лишиться сторонников, считающих их непогрешимыми. Такие выдающиеся личности закономерно становятся культовыми фигурами объектами для мифологизации, героизации и даже обожествления. Являя собой идеализированные образцы для подражания, культовые герои волейневолей склоняют к лучшему и своих последователей, если те не успевают разочароваться или сменить ценностные приоритеты.
Мифотворчество, вообще, удивительный феномен. Он появляется в тот момент, когда человек начинает осознавать себя разумным, мыслящим и духовным существом, творцом культуры. Мифология выражает инициатическое начало любой культуры, но прежде всего традиционной. Возникновение исторического мышления изначально и навеки сопряжено с мифоисторическим сознанием. Хотя мифологические представления законосообразно расходятся с событийными фактами человеческой истории, они сами являются ее "фактами", т.е. реалиями духовной жизни людей. Мифология в целом и мифологизированная история в частности становятся действенным фактором духовноисторического процесса. Они существенно влияют на общий ход истории и формируют ее неповторимый облик, который не есть голая историческая правда, а есть облаченная в символические одеяния правда духовной жизни творцов и соучастников истории.
Мифотворчество серьезная проблема гуманитарной науки (истории, психологии, культурологии, философии). Она заслуживает комплексного исследования, что, конечно же, не входит в мои намерения. Моя задача проста сообщить нечто интересное, осмысленное и действительно ценное из жизни выдающихся мастеров и лидеров современного Кёкусин Будокаратэ, то, что имеет отношение к личным достижениям адептов Будо и к их вкладу в традицию воинских искусств.
Наиболее ценные сведения об Ояме, как о мастере, учителе и руководителе, волею судьбы я узнал от ханси Стива Арнейла. В известной мере эти сведения (в частности, касавшиеся политических проблем и причин кризиса в движении Кёкусинкай в мире) способствовали демифологизации сложившегося ранее и поддерживавшегося официальной пропагандой токийского Хонбу идеального образа мастера и основателя школы Кёкусинкай. Однако в образе этого противоречивого, но живого и деятельного человека все же ясно проступали черты подлинного величия. По большому счету именно позитивная сторона личности Оямы, творившего свою историю и по праву вошедшего в историю Будокаратэ, и имеет первостепенное значение. Наглядным выражением характера зрелого Оямы стала его школа. С воссоздания беглыми штрихами жизни сообщества, собиравшегося в додзё Оямы, со сведений о его главных учениках и помощниках, пожалуй, и придется подступиться к личности основателя Кёкусинкай.
Возглавляя школу в начале 60х годов, Ояма был не один. Уже сформировалось первое поколение ведущих инструкторов. Среди них выделялся, например, Кэндзи Куросаки, который замещал Ояму во время его поездок по странам мира. Он был напористым бойцом и отвечал за спарринговую подготовку в додзё. Бойцом другого типа был высокий и худощавый Эйдзи Ясуда. Он был психологически непроницаем и непредсказуем в бою, его молниеносные атаки достигали цели совершенно неожиданно для противников. Исключительно важной в школе была роль Масами Исибаси. Он держался в тени, но фактически отвечал за техническую подготовку, особенно за ката. Ката он знал очень глубоко и прекрасно объяснял практическое назначение заложенных в них технических элементов. Блестящим исполнителем ката, наряду с Исибаси, а также прекрасным бойцом был Хирофуми Окада. В свое время именно он преподал задиристым Арнейлу и Асихаре, носившим еще коричневые пояса, хороший урок этики.
Стив Арнейл вспоминал, что однажды, когда Окада после значительного перерыва пришел в додзё, во время спарринга с ним молодые люди проявили чрезмерную агрессивность и даже наглость. После этого Окада на несколько месяцев исчез, но потом вернулся в додзё и поставил друзей на место. Арнейл признался, что так сильно его в жизни больше никто никогда не бил. После боев ребята извинились, а Окада объяснил, что нехорошо было утверждать превосходство над человеком, который пришел в додзё просто потренироваться. Все эти инструкторы первого поколения были сэнсеями. Сэнсеем в бытность Арнейла в школе (с 1961 по 1965 годы) называли и самого Ояму.
Во втором поколении ведущих инструкторов и бойцов выделилась известная "троица": Тадаси Накамура, Сигэру Ояма, имевшие 3е даны, и Стив Арнейл, получивший 2й дан. Хидеюки Асихара тогда имел 1й дан, а Хацуо Рояма был еще кохаем, т.е. младшим учеником. На Тадаси Накамуру возлагалась ответственность за школу. Он воспитывался как будущий преемник Оямы. Накамура был не только сильным бойцом, как Сигэру Ояма, но уже тогда обнаруживал глубокий интерес к философии Будо и к дзэну. Стив Арнейл фанатично занимался техникой и делал большие успехи в ката. Он единственный в школе был удостоен сертификата Оямы за лучшую технику. При этом именно он первым в истории Кёкусина успешно выдержал тест в 100 боев. В те годы у Оямы занимался еще голландец Джон Блюминг, который был очень сильным дзюдоистом. В Кёкусине же его интересовала только драка. Характерно, что личностные особенности Накамуры, Сигэру Оямы и Арнейла, а также Асихары или Блюминга, наглядно проявились в приоритетах созданных ими впоследствии международных организаций. Все они ушли от Оямы по разным личным и политическим причинам. После матчевой встречи бойцов Кёкусина с представителями тайского бокса, где выиграла команда Оямы, ушел Куросаки, преуспевший в кикбоксе. Для школы его уход был очень болезненным. Потом ушли Накамура и Сигэру Ояма, создавшие собственные стили и организации каратэ. В сущности, никто из заметных фигур того времени, ставших на самостоятельный путь, не ставил целью сохранение традиций старой школы и развитие стиля Кёкусинкай.
Исключением стал Стив Арнейл, остававшийся с Оямой дольше своих товарищей. Создав свою международную организацию еще при жизни Оямы (в 1991 году), он поставил главной задачей сохранение традиционного стиля Кёкусинкай и методов обучения, а также квалификационных нормативов школы и системы ката Кёкусинкай, к созданию которых он сам был непосредственно причастен. Не раз ханси говорил нам: "Я учу вас так, как меня учили". При том, что Стив Арнейл довел до высокого совершенства традиционные методы организации учебнотренировочного процесса и ввел разработанные на их основе собственные эффективные методики, на общих сборах он продолжает воспроизводить оригинальные формы и методы обучения Будокаратэ, практиковавшиеся в летних и зимних лагерях в Японии. Они и сегодня не утратили своей практической ценности и имеют также немалый познавательный интерес. В начале 60х годов традиции школы еще находились в стадии формирования, но уже обозначился тот вектор развития, который предопределил характерную для каратэ Кёкусинкай систему обучения и подготовки бойцов. Занимаясь у Оямы, Стив Арнейл скрупулезно вел записи. Впоследствии, опираясь на достоверный материал, он сумел его обобщить и сделал общедоступным за пределами Японии. Для этого Арнейл имел уникальные возможности и способности. Он знал японскую традицию изнутри, но обладал западным менталитетом и способностью к систематизации того, что нередко спонтанно реализовалось в додзё. Бывало, что инструктор, заменявший Ояму, записывал иероглифами на доске примерный план тренировки и работал по нему. Потом другой сменщик записывал свое задание, не связанное с предыдущим. На Западе так бессистемно работать было нельзя. Фактически большая часть программной документации и основные квалификационные нормативы школы были разработаны Стивом Арнейлом еще в его бытность президентом Британской и Европейской Организаций Кёкусинкай. В начале 80х годов по заданию Оямы Арнейл осуществил систематизацию и канонизацию всех ката. Благодаря этому школа обрела единство на уровне технических требований и собственное стилевое лицо. По словам Арнейла, Ояма придавал данной работе большое значение, т.к. видел в ката фактор единения и самоидентификации всех членов школы. Он говорил, что в кумитэ каждый волен делать, что хочет и что может, тогда как в исполнении ката все должны быть едины и находиться в гармонии.
Традиция исполнения ката (части наследия школы, канонизированной еще при жизни Оямы) на базе обобщающей книги Стива Арнейла "Ката каратэ Кёкусинкай" (1985, 2004) сложилась прежде всего в Европе. Благодаря образованию IFK она стала достоянием всего мира. Примечательно, что отношение к ката и подходы к традиционным формам оказались в числе главных отличительных (стилевых и идеологических) признаков в организациях каратэ, которые и при жизни, и после кончины Оямы возглавили его бывшие ученики.
Как известно, Хидэюки Асихара вообще отказался от ката, прервав тем самым связь не только со старой школой, но и вообще с традиционным каратэ. Другие лидеры, например, Сёкэй Мацуи и Хацуо Рояма, санкционировали внесение в ката Кёкусинкай множества технических и даже стилевых изменений. В организации Роямы, например, стилевой облик ката выдает очевидное влияние школы Ситорю. В результате исчезла характерная для Кёкусинкай динамичная манера исполнения ката. В подобных случаях пресловутый вопрос о наследовании традиции "истинного" каратэ Кёкусинкай (не столько юридически, сколько фактически) остается открытым...
Открытым, к сожалению, остается и другой вопрос вопрос об "истинности", или исторической достоверности, обильно мифологизированной биографии Масутацу Оямы. Впрочем, некоторые имевшие место обстоятельства и факты, все же позволяют понять главное то, что составляло реальные предпосылки и основания для мифологизации и даже для обожествления Оямы, для создания культа его героической личности среди приверженцев Кёкусинкай. Наиболее показательным в данном отношении является период длительного горного отшельничества молодого Оямы. Так или иначе, но именно тогда формировались духовные основы и философия Будокаратэ. Напомню кратко, что этому периоду предшествовало.
По официальной мифологизированной версии биографии Оямы, он родился в Корее в многодетной семье в 1923 г. Через два года его отправили к родственникам в Маньчжурию, где с 9 лет он якобы познакомился с южнокитайским кэмпо. Через пять лет он вернулся в Корею и в школьные годы в Сеуле изучал корейское кэмпо. В 1938 г. Ояма приехал в Японию, поступил в Летную школу Яманаси, но недоучился. Он занимался боксом и дзюдо, потом попал под влияние Гитина Фунакоси, преподававшего каратэ в университете Такусоку. За два года в возрасте 17 лет он достиг 2го дана, а еще через три года 4го дана. Потом еще четыре года занимался дзюдо в Токио. В послевоенные годы в период оккупации Японии Ояма чувствовал себя растерянным и едва не увяз в криминальной среде. Спасением для него стали две судьбоносные встречи. Сильное влияние на Ояму оказал Со Ней Тю (So Nei Chu). Он был одним из лучших мастеров и высших духовных авторитетов в Годзюрю, утверждавших нераздельность Будо и духовных основ религии. Именно он посоветовал Ояме уединиться в горах и дал ему следующее напутствие: "Как говорится в пословице, "Куй железо, пока оно горячо". Упражняйся в самодисциплине до того как станешь старше, если хочешь быть великим человеком". Как известно, Ояма ушел в горы в 1946 г. после встречи с Эйдзи Ёсикавой, автором романа о Миямото Мусаси. Личность знаменитого меченосца 17 в. стала для Оямы идеалом Будо, Бусидо и главным примером для подражания. Самоидентификация Оямы с Мусаси стала по существу одним из основных факторов мифологизации его инициатической практики каратэ в горах.
Общность в характерах, судьбах и миссиях Миямото Мусаси и Масутацу Оямы совершенно поразительна. Две родственные души жили и действовали в сходных исторических условиях. В молодости Ояма, как и Мусаси, отличался большой физической силой, грубостью поведения, амбициозностью, склонностью к рискованным предприятиям и опасным поединкам, а также преданностью Будо. В зрелые годы Ояма, как и Мусаси, сосредоточил свои поиски на духовных первопринципах воинских искусств. Они открывались благодаря практике каратэ, опыту дзэнской медитации и знакомству с философией дзэна.
Оба мастера отстаивали реальную ценность воинского искусства в типичных условиях кризиса и утраты подлинного духа Будо и Бусидо. Они стяжали "дух победы" в опасных поединках на грани жизни и смерти. В такого рода инициатических испытаниях обреталась "мудрость", позволявшая видеть в воинской практике процесс самопознания и самосовершенствования. Письменные наставления и Мусаси, и Оямы стали для последователей Будо духовным руководством. Глубокое понимание ими своего ("одного") Пути давало знание "десяти тысяч вещей" и позволяло распознавать этот универсальный Путь везде. Высокие достижения обоих мастеров побуждали современников усматривать в их деяниях проявление божественной силы. Мусаси вошел в историю воинских искусств как "бог меча", а Ояма "как божественная рука".
Для Мусаси и для Оямы главным критерием истинного воинского искусства была реальная практика. Они не доверяли наставникам и школам, неспособным на деле доказать эффективность своего искусства. В сущности, у обоих мастеров не было прямых учителей, школу которых они бы продолжали. Они наследовали всю доступную воинскую традицию. Из нее извлекали и синтезировали то, что соответствовало практическим нуждам и духовным идеалам воинского искусства. И Мусаси, и Ояма отвергали догмы, но не пытались изменять не удовлетворявшие их школы изнутри. Они создавали собственные системы каждый на своем особом Пути.
Путь Оямы берет подлинное начало в горах. Именно здесь сформировалась личность подвижника Будокаратэ с амбициозным именем "Ояма" человека, "приумножающего свои достоинства подобно высокой горе". Об этом периоде известно немного, в основном из воспоминаний Оямы и тех людей, которые оказывали ему материальную и моральную поддержку. Однако то, что известно относительно достоверно, все же проливает свет на личность "искателя Абсолютной истины" и на духовные истоки каратэ Кёкусинкай.
В горах Ояма уединялся дважды. Вначале на горе Минобу с Оямой находился его ученик, который покинул его после шестимесячной изоляции. Ояма оставался в горах, но не в полном одиночестве. Его не часто, но регулярно посещал друг Каяма, приносивший еду. Ояма воспринимал друга "как Будду в аду". Длительное одиночество сильно угнетало. Ни пение священных песнопений, ни сидячая медитация дзадзэн не помогали отшельнику достигнуть отрешенного состояния сознания.
В отчаянии Ояма написал письмо Со Ней Тю, который дал ему следующий совет: "Те, кто признаны гениями, будь то художник, серьезно изучающий концепцию красоты, или воин, постигающий Будо, работают гораздо больше и демонстрируют гораздо больше упорства, чем обычные люди. Никогда не было гения, который бы не обнаруживал огромных усилий и стойкости в достижении собственный цели. Ояма, я верю, что ты станешь незаменимой фигурой в мире японских воинских искусств. Тренируясь больше, чем кто бы то ни было, ты станешь непобедимым. Тебе следует стоять одному, не имея соперников, как современному воину и стать примером подлинного мастера воинского искусства для всего мира. Если у тебя возникнет потребность спуститься из горной хижины вниз, сбрей одну бровь. Скорее всего ты не пожелаешь никого видеть, пока она не вырастет снова. То, что другие уже сделали, не будет невозможным для тебя. Разве был какойнибудь мастер воинских искусств, который бы не испытывал горького разочарования? Действительно великим человек может стать только благодаря долгой тяжелой тренировке. Тебе требуется больше мужества в стремлении к избранной цели. Это самое важное". И Ояма с возросшей энергией продолжил тренировки, поклявшись себе, что станет самым сильным каратистом Японии. Но через год он по необходимости вернулся к людям. Каяма не смог больше материально обеспечивать его пребывание на горе Минобу. Тем не менее опыт отшельничества дал главный результат. В 1947 г. Ояма утвердился в решении посвятить свою жизнь каратэ и снова на 18 месяцев уединился на горе Киёдзуми. Он хотел усовершенствовать технику и осмыслить принципы своего Пути в каратэ. Он тренировался "больше, чем спал", сочетая физические упражнения с духовной практикой, включавшей тамэсивари.
В 1950 г. Ояма так вспоминал о пользе той аскетической практики: "Хотя тренировка ради совершенствования техники важна, для человека, который действительно желает следовать путем Будо, гораздо важнее всю свою жизнь превратить в тренировку и тогда стремиться не только к мастерству и силе, но и к духовным достижениям. Однако поначалу бывает трудно понять, что выбор пути Будо требует всей жизни человека, и чрезвычайно трудно сохранять верность поставленной цели. Необходимо предпринимать величайшие усилия и концентрироваться на себе, чтобы просто совершенствовать правильное отношение к тренировкам... Жизнь в одиночестве в горах в изоляции от всего и всех, лицом к лицу с природой является самым суровым условием для тренировки в каратэ. Хотя я добровольно пошел на это, мне впервые пришлось в одиночестве испытать страх перед природой... Величайшим плодом моего пребывания в горах было то, что я развивал свою физическую и ментальную силу днем и находился наедине с природой и моим внутренним "я" ночью. Конечно мое мастерство в каратэ выросло, но более важным достижением было укрепление соответствующего состояния ментальности, мое сознание оказалось развитым в гораздо больше степени, чем до ухода в горы".
Состояние сознания Оямы изменилось настолько, что в 50е годы он начал испытывать себя в боях с быками. Эти подвиги обросли мифами и слухами. Достоверно известно, что Ояма убил трех быков голыми руками. Но в 1957 г. в Мексике он чуть было не погиб в бою с быком и 6 месяцев провел в больнице. Ояма много ездил по США, участвуя в опасных поединках с борцами и боксерами, затем столь же успешно пропагандировал свое каратэ в Европе. В это время он открыл первое додзё в районе Мейдзиро, где вел занятия вместе с К.Мицусимой и Э.Ясудой. Первое настоящее додзё было открыто в университете Рикко недалеко от будущего додзё в Икэбукуро, ставшего центром школы и штабквартирой международной организации (Хонбу).
Ояма приобрел опыт опасных поединков и синтезировал то, что считал лучшим в известных ему воинских искусствах (японских, китайских, корейских, тайских, европейских). Ояма отстаивал концепцию реального Будокаратэ, которая выражала его неуемное стремление к пределам человеческих возможностей физических, ментальных и духовных. Он заявлял следующее: "все системы, похожие на каратэ, изначально были боевыми искусствами и должны оставаться такими, если они хотят быть достойными имени каратэ". В ныне знаменитой речи, произнесенной в 1978 г., Ояма еще выдвигал идею "хитоцуки хитогэри", т.е. говорил о необходимости побеждать противников одним ударом рукой или ногой. Он продолжал настаивать на полном контакте в состязаниях по Кёкусинкай, которые продолжались бы до нокаута или сдачи одного из противников. Именно так проводились бои в его додзё, куда приходили подраться каратисты из других стилей.
Однако жизнь распорядилась иначе. Правила соревнований изменились. Да и характер отношений между членами и руководством Международной Организации Каратэ (IKO), как известно, был уже не тем, что между учениками и Оямой в додзё. На то были свои причины. Прежде всего изменился образ жизни и, соответственно, образ мыслей Оямы. Если в своем додзё Ояма был полновластным хозяином, то после создания в 1963 г. IKO он в значительной мере утратил материальную, а главное духовную, независимость. Он был вынужден приспосабливаться к политическим и коммерческим условиям жизни своего частного предприятия, раскинувшего сеть филиалов по всему миру, идти на поводу у недобросовестных советников и совершать сделки с совестью. Кризис IKO обнаружился уже на Первом чемпионате мира в Токио, где зародились серьезные конфликты и возникли поводы для ухода из организации многих достойных людей и крупных мастеров. Одним из них, спустя много лет, стал и ханси Стив Арнейл. Однако он сохранил добрую память об учителе, а также достойную этой памяти верность традициям старой школы и принципам Будокаратэ.