ГЛАВА XIX. Крестовый поход Людовика Святого

ГЛАВА XIX

Крестовый поход Людовика Святого

 

Из всех крестовых походов седьмой начался при самых благоприятных предзнаменованиях. Единство командования, предводитель, умевший внушить уважение к себе, тщательная подготовка, уже приобретенный навык соединенных операций на море и на суше, казалось, сулили успех. Стратегический план нападения на Дамьетту, а затем и на Каир, был хорошо обоснован, а новый период борьбы между мусульманскими государями делали крестовый поход своевременным.

Захват Дамаска эмиром Бейбарсом после его победы при Газе в 1244 г. лишил христиан ценного союзника; союз с государями Дамаска, за который тамплиеры держались так долго, возможно, ослабил бы врага во время атаки крестоносцев на Египет. Но затянувшееся промедление привело к потере всего. Походу недоставало благоприятного момента, который бы сделал эффективным осуществляемое им стратегическое движение.

Подготовку своей экспедиции французский король начал с 1246 г. Он нанял суда у генуэзцев и пизанцев, в качестве военной базы был избран остров Кипр, находящийся в трех днях плавания от побережья египетской Дельты. 28 августа 1248 г. Людовик IX Святой пристал к берегу у Эг-Морта со своей женой, королевой Маргаритой Провансской, братьями, графами Робертом Артуа и Карлом Анжуйским, графиней Анжуйской и всем рыцарством страны. Его биограф, Жан де Жуанвиль, отправился в поход с группой шампанских рыцарей. Альфонс, граф Пуатье, третий брат короля, должен был последовать за ними во главе флота. Первый контингент прибыл к Никосии 17 сентября, и крестоносцы провели на Кипре всю зиму. Место главы ордена Храма довольно долго пустовало после катастрофы при Газе, так как не знали, жив ли еще Арман Перигорский. Великим командором в ноябре 1244 г. был брат Жан де Рокфор. Имя Гийома де Соннака появляется только в 1247 г., хотя он мог быть избран магистром ордена Храма и ранее. [455]

Новый магистр тайно поддерживал отношения если не с султаном, то, по крайней мере, с его эмирами; в этом он следовал обычаям Дома со времени Робера де Красна. Брат Гийом попытался наладить отношения некоторых из них с французским королем, возможно, чтобы начать переговоры или организовать нужную диверсию в мусульманском лагере. Но Людовику Святому недоставало необходимой дипломатической гибкости, и он отказался воспользоваться переговорами. Он горячо порицал Гийома де Соннака и запретил ему без разрешения принимать турецких посланников. Один из хронистов достаточно хорошо выразил общественное мнение крестоносцев, говоря, что " магистр ордена Храма и султан Египта совместно заключили столь добрый мир, что оба велели отворить себе в чашу кровь". [456][*3]

Другой союзник, явившийся той зимой, был принят нисколько не лучше. Великий монгольский хан отправил посольство к французскому королю, чтобы предложить военный союз против сарацин; французы не разобрались в этом демарше, а Людовик помышлял только о том, как бы обратить этот азиатский народ в христианство, не прибегая к помощи своего войска.

Нанимая суда итальянцев, король готовился покинуть Кипр в феврале месяце; споры между пизанскими и генуэзскими заимодавцами задержали отплытие до конца мая. Флот намеревался проследовать в Лимассол, чтобы праздновать Троицу, когда шторм, пришедший с юго-запада, рассеял корабли по всему побережью Акры, и пришлось ждать начала июня, прежде чем выйти в открытое море.

12 мая 1249 г. великие бальи ордена Храма собрались " в шатре великого командора королевства Иерусалимского". Присутствовали Гийом де Соннак, маршал Рено де Вишье (недавний магистр во Франции, сопровождавший короля в Святую Землю), казначей Этьен де Отетур, Ферран Испанец, командор Антиохии, хранитель одежд Амори Жор и многие другие свидетели, договорившиеся о займе в десять тысяч золотых монет, предоставленном Оттоне Торнелло и его компаньонами в обмен на 3750 турских ливров. Соглашение было оформлено окончательно 1 октября в генуэзском квартале Акры, " где заимодавцы и взыщут свои деньги". [457]

В первые дни июня подняли паруса, и флот появился у Дамьетты " в пятницу после Троицы, около терции" [между полуночью и тремя часами утра], следуя в трех лье от суши вдоль берега.

Король повелел, чтобы флот стал на якорь, и тут же послал за всеми своими баронами. Они собрались на " Монжуа", корабле, где был король, и единодушно договорились, что на следующее утро пойдут брать землю <... > Было приказано приготовить все галеры и мелкие суденышки флота и на следующее утро подняться на них всем, кто сможет туда войти. Было как следует наказано, чтобы каждый исповедался, и составил свое завещание, и уладил свои дела, как если бы собирался умереть, ежели Господу нашему угодно. Когда на следующий день настало погожее утро, король прослушал службу Господу и мессу, которую служат на море, и вооружился, и приказал вооружиться всем и взойти на маленькие суда. Король сел на нормандское судно, и мы, и наш соратник-легат, державший Животворящий Крест <... > Король велел сеньорам Жану де Бомону, Матье де Марли и Жоффруа де Сержину сесть в лодку и водрузить на ней штандарт господина нашего, святого Дионисия. Эта лодка шла впереди, а остальные суда плыли за ней, следуя за штандартом. Когда мы подошли к берегу на арбалетный выстрел, огромное число хорошо вооруженных конных и пеших турок, находящихся перед ними на берегу, стали густо обстреливать нас, а мы их. И когда мы подошли к суше, почти одиннадцать тысяч турок верхом и множество пеших бросились вперед в море на наших людей. Когда наши вооруженные пехотинцы, а также рыцари на судах увидали это, то не стали ждать под знаменем святого Дионисия, но пешие во всеоружии попрыгали в море, где одним было до подмышек, а другим по грудь, одним более глубоко, другим менее, потому как море было в одном месте глубже, чем в другом. Много там было наших людей, которые вытаскивали своих лошадей из кораблей с великой опасностью и великим трудом, и великой храбростью. Тогда же постарались и наши арбалетчики, и стреляли так густо и сильно, что преудивительно было глядеть. Тут наши подошли к суше и захватили ее. Когда битва на море и на суше продлилась с утра до полудня, турки отступили назад и вошли в город Дамьетту. В этой битве из христиан было потеряно мало, или никого, а турок было убито почти пятьсот и много их лошадей <... >

Утром следующего дня, то есть в воскресенье после октав [*4] Пятидесятницы, к королю приехал один сарацин и сказал, что из города Дамьетты уехали все сарацины <... > А ранее до короля и войска дошли недостоверные вести, что множество наших людей уже в городе Дамьетте, а королевские знамена уже на высокой башне. [458]

Король во главе рыцарей проехал по мосту из лодок, который только что соорудили жители. Легат и его капелланы очистили большую мечеть, некогда посвященную Богоматери королем Иоанном, и пропели в ней Те Deum. [*5] Людовик отдал " магометанщину" (мечети) и дворцы под жилища руководителям крестового похода. Остальное войско с братиями ордена Храма и ордена госпитальеров разбило шатры по эту сторону реки, на острове Маалот, к коему они пристали. Людовику хотелось бы тут же подняться по Нилу к Каиру, повелев флотилии из плоскодонных судов сопровождать сухопутные силы. Но уже поднималась вода. Нил нес свою " жатву" из пряностей и ценного дерева, приплывших из лесных глубин Африки. Воды должны были вот-вот переполнить семь рукавов устья и затопить Дельту. Султану, умиравшему в Каире, пришло на ум послать крестоносцам вызов на 25 июня, зная, что до осени из Дамьетты они не двинутся.

После длинного и опасного пути граф Альфонс Пуатевинский причалил к Сен-Мишелю. Он предложил идти на приступ Александрии; этот порт стал бы ценной базой, но Роберт Артуа, младший и любимый брат короля, воспротивился всякой иной стратегии, кроме прямого продвижения на Каир, и Людовик допустил ошибку, согласившись с ним.

Войско вышло из Дамьетты в день св. Цецилии, 28 ноября. Королева Маргарита и ее золовки остались в городе с гарнизоном, состоявшим по большей части из экипажей кораблей. Отряды следовали по правому берегу Нила, рядом с флотилией, которая поднималась по реке. Продвижение шло крайне медленно, ибо галеры, упорно работавшие веслами против течения и ветра, в день преодолевали только одно лье. На горизонте гарцевали отряды мамлюков. В день святого Николая (6 декабря) тамплиеры находились в авангарде. Турки атаковали их и выбили из седла одного рыцаря сопровождения маршала Рено де Вишье. Вслед за этим, хотя король и запретил трогать врага, " брат Рено воскликнул: " На них, во имя Бога, ибо я не смогу боле подобное сносить! " Он вонзил шпоры, и все его люди также, и так как их лошади были свежими, а лошади турок уже устали, язычники были перебиты и сброшены в реку или утоплены" числом в шесть сотен. Известно, что из-за чрезмерной медлительности кампании тамплиеры " умирали от нетерпения". [459]

Крестоносцам понадобился месяц, чтобы добраться до Мансуры, - у слияния Нила и Таниса. То же препятствие остановило короля Иоанна тридцатью годами ранее. Как и в 1221 г., турки укрепились на другом берегу Таниса, у города Мансуры. Франки попытались сначала перекрыть русло плотиной, но течение сносило мол, в то время как турецкие стрелы пронзали возводивших дамбу рабочих. Потом они соорудили две chats-chateaux, или башни, перекатывающиеся по бревнам, и восемнадцать камнеметов, чтобы защитить работы. Турки быстро дали отпор, подкапывая берег напротив плотины, чтобы сохранить ширину русла, и сжигая башни при помощи " греческого огня". Этот предвестник зажигательной бомбы посеял панику в рядах крестоносцев.

Франкам пришлось противостоять двум военачальникам первой величины: эмиру Факреддину, другу императора Фридриха II, и Бейбарсу, мамлюку монгольской крови, победителю христиан при Газе. Когда старый султан Айюб умер, его кончину тщательно скрывали, и эти два командующих обеспечили защиту страны.

Накануне последнего дня масленицы, который пришелся на 8 февраля, перед крестоносцами предстала новая линия обороны, когда некий бедуин показал им брод через Танис на одно лье ниже лагеря. Король решил воспользоваться этим на следующий день; в авангард он поставил тамплиеров, командовать первым отрядом назначил графа Артуа. Сам же следовал с главными силами войска, тогда как на страже лагеря оставался герцог Бургундский.

Когда король и все прочие, кто снялся переходить реку, оказались в полях за лагерем, повелел король абсолютно всем, - и знатным, и простым, - никому не осмеливаться покинуть ряды, чтобы каждый держался своего отряда и чтобы отряды стояли один подле другого в совершенном порядке; и когда первые перейдут реку, пусть они подождут на берегу, пока король и все прочие одолеют переправу. Когда король так приказал и построил свои отряды, сарацин повел их к броду. Они нашли брод много опаснее, чем полагали, ибо берега были крутыми, изобилующими с одной и с другой стороны трясиной и илом, и вода опаснее и глубже, чем сказал им сарацин, так как им пришлось пустить своих лошадей вплавь <... > Не было там среди них никого, кто бы хорошо выбрался, не испытав великого страха утонуть прежде, чем он оставит переправу за собой. [460]

Согласно Жуанвилю, первые отряды обнаружили отряд из трехсот турок, выстроившихся на другом берегу.

Отдали приказ, чтобы орден Храма составил авангард, а отряд графа Артуа стал бы вторым после ордена Храма. Случилось же так, что едва граф Артуа перешел реку, как он и все его люди ударили по туркам, которые отступили перед ними <... > Орден Храма передал ему, что он поступает с ним очень низко, поскольку должен следовать за ним, а он идет впереди; и его попросили пропустить их вперед, как было решено королем. Случилось же, что граф Артуа не смог им ответить из-за монсеньора Фукана де Мерля <... >, который не слышал того, что графу говорили тамплиеры, так как был глухим, и кричал: " На них же! На них! " Когда тамплиеры увидали все это, то подумали, что будут опозорены, если позволят графу Артуа идти перед собой. Итак, они вонзили шпоры, кто сильнее, кто слабее, и разогнали турок, которые бросились бежать от них через город Мансуру. [461]

Неожиданность была полной. Сарацины спали или ели. Эмир Факреддин выскочил из купальни обнаженным и вскочил на лошадь, которая понесла его сквозь ряды крестоносцев, где он и был убит.

И когда наши увидели, что они свершили по собственной воле <... >, то начали преследовать безрассудно, и без совета, и без какого-нибудь решения. Тут брат Жиль, великий командор ордена Храма, добрый рыцарь, и благочестивый, и смелый на войне, и мудрый, и прозорливый в подобных делах, сказал графу Артуа, чтобы он велел своим людям остановиться и собраться вместе, и дождаться короля и прочих, которые еще не перешли и реку. А еще брат Жиль хорошо говорил, что они и совершили один из наиболее великих храбрых поступков и великих подвигов, какие только были совершены задолго до этого в Заморской земле, и посоветовал еще, чтобы они отступили к сарацинским боевым машинам перед плотиной, ибо, если они будут их гнать, будучи столь распыленными и разрозненными, то сарацины соберутся вместе и легко их разобьют, поскольку собранных там, перед взором сарацин, людей было мало. Один рыцарь, имени которого мы не знаем, бывший с у графом Артуа [не прикрывает ли эта формула самого Роберта? ], ответил таким образом: " Тут всегда будет мало волчьей шерсти. Если бы тамплиеры и госпитальеры, и прочие в этой стране захотели бы, земля давно бы была завоевана! " Те же, что там были, говорили графу Артуа: " Сир, разве вы не видите, что турки полностью разбиты и что они отступают вовсю? Не будет ли великим злом и великой трусостью, если мы не изгоним оттуда наших врагов? " Граф Артуа, возглавлявший авангард, охотно соглашался на преследование и сказал Жилю, что если он боится, то пусть остается. Брат Жиль ответил так: " Сир, ни я, ни мои братья не боимся. Мы не останемся. Так что мы пойдем с вами, но истинно знайте, что мы сомневаемся, доведется ли вернуться и нам, и вам. [462]

В этот момент прибыло десять рыцарей, доставивших приказ короля дожидаться, когда он подойдет. Но Роберт Артуа не захотел ничего слышать и, пришпорив коня, двинулся по улицам Мансуры. Когда его рыцари и рыцари ордена Храма на взмыленных лошадях, с расстроенными рядами, доскакали до другого конца города, то очутились перед гвардией мамлюков под знаменами с " шествующими львами" эмира Бейбарса.

Атака крестоносцев захлебнулась. Отброшенные на улочки Мансуры, перекрытые баррикадами, они падали под стрелами и камнями, которые в них бросали с крыш. Ни один не вышел оттуда. Триста рыцарей-мирян погибли вместе с графом Артуа. " Орден Храма, как потом мне говорил магистр, - пишет Жуанвиль, - потерял восемьдесят вооруженных всадников <... > "

В это время центр и арьергард войска перешли брод и появились у города. Битва длилась весь день. Всякий раз, когда франки теряли позицию, король присоединялся к ним. " Никогда не видывали столь прекрасного воина, в золоченом шлеме на голове, с немецким мечом в руке". Но крестоносцев к вечеру мало-помалу оттеснили к протоку, когда герцогу Бургундскому удалось перебросить через реку мост и провести арбалетчиков на другой берег. " И сарацины, едва завидев, как они ставят ногу в стремя арбалета, бежали".

Три дня спустя, в первую пятницу поста, Бейбарс начал свою контратаку. Христиане закрепились на обоих берегах, герцог Бургундский - в старом лагере, король - на поле битвы, вверх по течению Таниса. Сначала Бейбарс испробовал вылазку против герцога Бургундского, затем атаковал королевский лагерь. Франки сражались пешими, используя баррикады. Первый удар был поддержан графом Анжуйским и баронами Святой Земли, охранявшими наиболее выдававшиеся вперед боевые участки.

За отрядом монсеньора Ротье стоял брат Гийом де Соннак, магистр ордена Храма, с немногими братьями, которые у него остались после битвы во вторник; он держал оборону у сарацинских машин, которые мы отбили; когда сарацины увидели, что он напал, то метнули на палисад, который он велел там соорудить, греческий огонь, и пламя легко охватило его, ибо тамплиеры уложили великое количество пихтовых досок. И знайте, что турки не дожидались, покуда пламя сожжет все, но бросились на тамплиеров в пылающий огонь. И в этой битве брат Гийом, магистр ордена Храма, лишился одного глаза, а второй он потерял на заговенье, и от этого умер, да спасет его Господь! И знайте, что позади тамплиеров остался почти арпан [*6] земли, так усеянный стрелами, посылаемыми в них сарацинами, что из-за великого множества стрел совсем не было видно земли. [463]

Крестоносцы отразили нападение турок, но обе победы стоили поражения. Река между обоими лагерями была заполнена трупами, которые не удалось захоронить. От воды и земли распространялось зловоние. Продовольствия не хватало, и франки питались хищной рыбой, объевшейся человеческим мясом. Скоро лагерь превратился в обширный лазарет, где лежали люди, сраженные дизентерией и скорбутом [цингой]. Турки пустили по Нилу галеры, отрезавшие крестоносцев от их базы в Дамьетте. Дело было проиграно.

Приказ об отступлении Людовик отдал 5 апреля. Он велел погрузить больных на то, что оставалось от судов, чтобы попытаться пройти сквозь турецкую флотилию. Сам он, хотя и едва держался в седле, ехал с арьергардом. Но в первый же день пути " его уложили как мертвого на колени одной парижанки, и все решили, что до вечера ему не дожить".

Франки сложили оружие; их суда и экипажи также попали в руки сарацин. Узники на многие недели оказались в величайшей опасности, так как Бейбарс и его мамлюки убили нового султана, и французы рисковали попасть во всеобщую резню. Однако королева Франции все еще занимала Дамьетту, и мусульмане чувствовали, что не в состоянии осадить город. Как и в 1221 г., в Дамьетте собирались заплатить выкуп за короля. После оживленных переговоров было достигнуто соглашение, по которому предусматривались коллективный выкуп в 500000 ливров для сержантов и рыцарей и сдача Дамьетты в обмен на особу короля.

Тамплиеры Святой Земли отправили эту новость своим братьям во Францию: они возвестили, что крестоносцы сложили оружие после великой битвы; что легат Эд де Шатору и патриарх Иерусалимский спаслись; что только трое тамплиеров смогли бежать. О госпитальерах знали, что четверо стали пленниками, а пятый находился подле короля. Все остальные были мертвы, за исключением великого командора Жана де Роне. Мир только что был заключен; христиане уступали Дамьетту, но сохраняли Яффу, Цезарею, Замок Паломника, Хайфу, Назарет, Сафет, Бофор. Тир, Торон и Сидон, осаждаемый сарацинами. Письмо обходило молчанием побег маршала Рено де Вишъе, который находился на галерах ордена Храма в Дамьетте, и избрание брата Этьена д'0трикура на неблагодарную роль великого командора, председательствовавшего при выборе нового магистра. [464]

В четверг вечером, на Вознесение (5 мая), четыре сарацинских галеры, сопровождавшие короля, бросили якорь на реке у Дамьетты. Турки удерживали Альфонса, графа Пуатье как заложника, и король ждал в шатре на берегу реки, пока отсчитывали 200 тысяч ливров, в качестве первой части выкупа. Но предоставим слово Жуанвилю, который рассказывает об этом:

Выплату начали производить в субботу утром и потратили на расчет всю субботу и воскресенье до самой ночи. Ибо им выплачивали по весу, и каждый вес был в десять тысяч ливров. В воскресенье, к вечерне, люди короля, производившие уплату, передали ему, что им недостает еще почти 30 тысяч ливров. И с королем был только король Сицилии [Карл Анжуйский], маршал Франции и я, а все прочие находились на выдаче выкупа. Тогда я сказал королю, что было бы хорошо послать его за командором и маршалом тамплиеров (ибо магистр ордена погиб) и попросить их одолжить ему 30 тысяч ливров, дабы освободить своего брата. Король послал за ними и сказал, чтобы я с ними об этом поговорил. Когда я им изложил просьбу, брат Этьен д'0трикур, командор ордена Тамплиеров, ответил мне так: " Сир де Жуанвиль, совет, который вы подали королю, ни хорош ни разумен; ибо вы знаете, что мы принимаем вклады, давая клятву выдавать только тем, кто их нам вручил". И достаточно было сказано злых и крепких слов друг другу. И тогда брат Рено де Вишье, маршал ордена, взял слово и сказал так: " Сир, остановите спор сеньора де Жуанвиля и нашего командора; ибо, как говорит наш командор, мы не сможем ничего выдать, не совершив клятвопреступления. И сенешаль, советуя вам, буде мы не пожелаем одолжить вам эти деньги, отобрать их силой, не предлагает невозможного, и вы вольны так поступить; но если вы возьмете из нашего добра, мы возьмем из вашего в Акре столько, чтобы полностью возместить свои убытки. [465]

Главенство в ордене, может быть, сыграло в этот вечер свою роль для обоих тамплиеров. Опасливый Этьен д'0трикур прикрывался буквой устава: в самом деле, орден Храма не шутил преданностью своих бальи. Рено де Вишье предоставлял королю неограниченный заем, не рискуя навлечь на себя упреки нового магистра или генерального капитула. Он тщательно обдумывал слова, которые Жуанвиль, видимо, воспроизвел буквально, и прикрывал себя вопреки собственному решению тем, что его ответ мог быть интерпретирован равным образом и как отказ, и как угроза.

Можно подумать, что король, далекий от негодования, оценил ситуацию. Он послал Жуанвиля за деньгами на главную галеру ордена Храма.

Когда я собрался спуститься в трюм галеры, где находилась казна, я попросил командора ордена Храма прийти посмотреть, что я возьму, и он не соизволил туда явиться. Маршал же сказал, что придет поглядеть на насилие, которое я буду им чинить. Спустившись туда, где находилась сокровищница, я попросил бывшего там казначея вручить мне ключи от сундука, который стоял передо мной; а он, видя, какой я худой и изможденный из-за болезни, и в одежде, которую мне дали в темнице, ответил, что не даст его мне. И я заметил топор, лежавший там; я поднял его и сказал, что из него-то я и сделаю королевский ключ. Увидав сие, маршал схватил меня за руку и сказал: " Сир, мы хорошо видим, что вы творите насилие, и велим отдать вам ключи". После чего он приказал казначею отдать их мне, что тот и сделал. И когда маршал сообщил казначею, кто я, тот был этим совершенно потрясен <... >

Сундук, которым завладел Жуанвиль, принадлежал Никола де Шуази, одному из королевских сержантов. Поверим казначею и великому командору, что это были ценности их клиентов, которым они покровительствовали. Забавно констатировать, что впоследствии сенешаль Шампанский воспользовался тамплиерами как банкирами и серьезно разгневался, когда командор Дома в Акре в течение двух дней проверял его банковский счет! Впрочем, Жуанвиль хорошо понимал свою роль в комедии Дамьетты, ибо далее он говорит об " учтивости", оказанной братом Рено королю, когда тот был пленником.

Тамплиеры одобрили поведение Рено де Вишье, избрав его магистром после возвращения из Акры. Король выказал ему свое уважение, пригласив быть восприемником своего сына, родившегося в Замке Паломника в следующем году. В Акре Людовика Святого приняли с пылкой восторженностью; он только что все потерял - его встретили как победителя. Он провел два года на Святой Земле, где укрепил прибрежные города Яффу, Цезарею, Акру и Сидон и приступил к переговорам с Каиром об освобождении всех христианских пленников, которые там еще находились.

Пока король Франции договаривался с султаном, тамплиеры неустанно возвращались к своей политике соглашения с Дамаском. Бейбарс захватил его в 1245 г., но жители Дамаска тут же воспользовались восстанием в Египте, чтобы вновь обрести независимость. Разумеется, со стороны тамплиеров было крайне неделикатно возобновлять старые связи с этой областью без одобрения руководателя крестового похода, и самая попытка могла походить на предательство.

Рено де Вишье и его маршал Гуго де Жуй воспользовались обязательствами в связи с крепостью Сафет, чтобы принять одного дамасского адмирала, т. е. сановника, и подписать с ним договор. Упреки, некогда адресованные Людовиком Святым Гийому де Соннаку, и его отказ дать ход переговорам, к которым последний приступил в начале кампании, научили тамплиеров маскировать свою игру, но отнюдь не отказываться от своей собственной политики. Как только Людовик стал осведомлен об их попытках, он глубоко возмутился; у него не было намерения играть роль Ричарда Корнуэльского. С обычной своей прямотой и влиянием он решил наказать недисциплинированное руководство Дома по самой форме орденского капитула. И случайно, или же по истинно королевскому ведению сердец, король преподал рыцарям урок, перед которым им пришлось только склониться.

И вновь рассказывает Жуанвиль, очевидец событий:

<... > Брат Гуго де Жуй, маршал тамплиеров, был послан к султану Дамаска магистром ордена Храма, чтобы заполучить [уступку земель, половину из которых хотел сохранить султан]. Эти договоры были заключены при условии, что король с этим согласится. И со стороны дамасского султана брат Гуго привез адмирала и писаные условия мира. Магистр сказал об этом королю, чем король был сильно удивлен и ответил ему, что он очень смел, коль скоро ведет переговоры с султаном, не поговорив с ним. И король пожелал, чтобы поступок был исправлен. И возмещение было таким: король велел поднять полотнища трех своих шатров, и там собралась большая часть войска, - те, кто пожелал туда прийти; и сюда явился магистр ордена Храма и вся братия, все босые, [прошедшие] через войско, так как их шатры были за лагерем. Король усадил подле себя магистра ордена Храма и посла султана и громко сказал магистру: " Мэтр, вы скажете послу султана, что вас тяготит то, что вы заключили некий договор с ним, не поговорив об этом со мной; и оттого, что вы не побеседовали о сем со мной, вы освобождаете его от всего, что он вам пообещал, и возвращаете ему все его обещания.

Магистр взял договоры и передал их эмиру; а потом магистр произнес: " Я возвращаю вам договоры, которые я неправо заключил; и сие меня удручает". И тогда король сказал магистру, чтобы он встал и велел подняться всем своим братьям; и так он и поступил. " Преклоните же колени и принесите извинение мне за то, что пошли в сем против моей воли". Магистр опустился на колени и протянул полу своего плаща королю, и отдал королю все это, дабы принять его наказание от него, каковое он пожелает назначить. " И мне угодно, - промолвил король, - чтобы прежде всего был изгнан из королевства Иерусалимского брат Гуго, заключивший сии соглашения". Ни магистр, который был королю кумом, крестным его сына графа Алансонского, родившегося в Замке Паломника, ни королева, ни прочие не смогли прийти на помощь брату Гуго, дабы воспрепятствовать его отъезду из Святой Земли и Иерусалимского королевства". [466]

Гуго де Жуй уехал в Испанию. Двумя годами позднее он вновь возвышается как магистр Каталонии (1254-1256). [467] У него были неприятности с некоторыми капелланами Дома, и, чтобы их укротить, ему пришлось обратиться к помощи папской буллы. [468]

Но сами тамплиеры, возможно, никогда не простили Рено де Вишье публичного унижения, вызванного его неосторожностью. Если верить датировке документа, новый магистр появился до окончания этого года. Брат Рено умер только в 1256 г.; ни малейших данных о его смещении не имеется, секрет капитула остается нераскрытым. Но - разве что это ошибка писца - преемник его. Тома Берар, в октябре 1252 г. подписывает документы уже как магистр ордена Храма. [469]

 

 

1. Условные обороты, означающие наказание " посажением на землю" (на время трапезы), двухдневный и однодневный срок взыскания и временное лишение орденского одеяния.

⇐ Предыдущая18192021222324252627Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: