Взаимоотношения между четырьмя возвышенными состояниями

Тогда как же эти четыре возвышенные состояния пронизывают и пропитывают друг друга?

Безграничная любовь оберегает сострадание от превращения в пристрастность, препятствует ей производить различения, отбирать и исключать; таким образом она предохраняет его от пристрастности или отвращения к исключаемой стороне.

Любовь сообщает невозмутимости свое бескорыстие, свою безграничную природу и даже свою страстность. Ибо также и страстность, преображенная и контролируемая, являет собой часть совершенной невозмутимости, укрепляя ее силу острой проницательности и разумной сдержанности.

Сострадание не дает любви и сорадованию забыть, что хотя обе они наслаждаются временным и ограниченным счастьем или дают его друг другу, в это время и в этом мире существуют самые ужасные состояния страдания. Оно напоминает им, что их счастье сосуществует с безмерным горем, которое, может быть, стоит прямо за дверью. Именно воспоминание о любви и сорадовании, о том, что в мире существует больше страдания, чем они способны облегчить; что после того, как прекратится действие такого облегчения, печаль и боль, несомненно, будут возникать заново до тех пор, пока страдание окажется целиком и полностью искоренено при достижении ниббаны. Сострадание не позволяет, чтобы любовь и сорадование закрывались от широкого мира, ограничиваясь узким его сектором. Сострадание препятствует прекращению любви и сорадованию в состоянии самоудовлетворенного самодовольства внутри ревностно охраняемого мелкого счастья. Сострадание движет любовью и побуждает ее расширить свою сферу; оно движет сорадованием и побуждает его искать новую пищу. Таким образом оно помогает им обеим вырасти в истинно безграничные состояния, аппаманьня.

Сострадание оберегает невозмутимость от впадения в холодное безразличие, удерживает ее от праздной или себялюбивой изоляции. До тех пор, пока невозмутимость не достигнет совершенства, сострадание побуждает ее снова и снова вступать в битву этого мира, чтобы она оказалась способной выдержать испытание, закалиться и укрепиться.

Сорадование удерживает сострадание от подавленности при виде страданий этого мира, удерживает его от поглощенности этими страданиями вплоть до исключения всего прочего. Сорадование устраняет напряженность ума, успокаивает болезненное горение сострадательного сердца. Она удерживает сострадание от бесцельных меланхолических размышлений, от бесплодной сентиментальности, которая просто ослабляет силу ума и сердца и уничтожает ее. Сорадование развивает сострадание в активное сочувствие.

Сорадование придает невозмутимости мягкую безмятежность, которая смягчает ее видимую суровость. Это божественная улыбка на лике Просветленного, улыбка, которая остается несмотря на глубокое познание страдания этого мира, улыбка, которая дает утешение и надежду, бесстрашие и уверенность: "Широко распахнуты двери к освобождению", - так говорят об этом.

Невозмутимость, укорененная в прозрении, - это ведущая и сдерживающая сила для других трех возвышенных состояний. Она указывает им направление, которое следует принять, она следит за тем, чтобы они шли по этому направлению. Невозмутимость оберегает любовь и сострадание от рассеивания в тщетных исканиях и от ложных путей в лабиринтах неконтролируемых эмоций. Невозмутимость, являющая собой бдительный самоконтроль ради конечной цели, не позволяет сорадованию удовлетворяться скромными результатами и забыть подлинные цели, к которым нам следует стремиться.

Невозмутимость, которая означает обладание уравновешенным умом, придает любви ровную, неизменную смелость, устойчивое и непоколебимое бесстрашие, дающее ей способность прямо встречать ужасающие бездны страдания и отчаянья, которые снова и снова встают перед безграничным состраданием. Для активной стороны сострадания невозмутимость представляет собой спокойную и твердую руку, ведомую мудростью, - необходимую для тех, кто хочет практиковать трудное искусство помощи другим. И здесь опять-таки невозмутимость означает терпенье, терпеливую преданность труду сострадания.

Этими и другими способами можно сказать, что невозмутимость - венец и наивысшая точка трех других возвышенных состояний. Первые три, если они не связаны с невозмутимостью и прозрением, могут истощиться вследствие недостатка стабилизирующего фактора. Изолированные добродетели без опоры в других качествах, придающим им или нужную твердость или гибкость, часто вырождаются в собственные характерные недостатки. Например, любящая доброта без энергии и прозрения легко может ослабеть до всего лишь сентиментальной доброты, слабой и ненадежной природы. Сверх того, также изолированные добродетели часть могут уносить нас в направлении, противоположном нашим первоначальным целям, а также благоденствию других. Именно твердый и уравновешенный характер человека связывает изолированные добродетели в органическое и гармоничное целое, внутри которого одиночные качества выказывают свои наилучшие проявления и избегают ловушек своих соответствующих слабостей. И в этом состоит сама функция невозмутимости, способ, которым она содействует идеальным взаимоотношениям между всеми четырьмя возвышенными состояниями.

Невозмутимость - это совершенная, непоколебимая уравновешенность ума, коренящаяся в прозрении. Но в своем совершенстве и по своей неколебимой природе невозмутимость не бывает унылой, бессердечной и холодной. Ее совершенство не есть следствие эмоциональной "пустоты"; оно является следствие "полноты" понимания, завершенности в себе. Ее непоколебимая природа не есть неподвижность мертвого, холодного камня; это проявление высочайшей силы.

Тогда каким же образом невозмутимость оказывается совершенной и непоколебимой?

Здесь разрушено все, что вызывает застой, устранено все сдерживающее, уничтожено то, что создает препятствия. Исчезли водовороты эмоций и бесцельная болтовня ума. Беспрепятственно течет спокойный и величественный поток сознания, чистый и сияющий. Бдительная внимательность, сати, гармонизировала тепло веры, саддха, с проникновенной остротой мудрости, паньня; она приводит в равновесие силу воли, вирья, и спокойствие ума, самадхи; и эти пять внутренних качеств, индрия, выросли во внутренние силы, бала, которые не могут быть снова утрачены. Их нельзя утратить, потому что они более не теряются в лабиринтах этого мира, сансары, в бесконечной расплывчатости жизни, папаньча. Эти внутренние силы проистекают из ума и действуют на мир; но под водительством внимательности они нигде не связываются и возвращаются неизменными. Любовь, сострадание и сорадование продолжают истекать из ума и действовать на этот мир; но под водительством невозмутимости они нигде не задерживаются и возвращаются неослабленными и незапятнанными.

Таким образом, ничто не уменьшается внутри арахата, освобожденного, когда он дает; и он не становится беднее, предоставляя другим богатства своего сердца и ума. Арахат подобен чистому, хорошо высеченному кристаллу; лишенный пятен, он полностью поглощает все лучи света и снова высылает их, усиленные энергией его сосредоточенности. Лучи не в состоянии запятнать кристалл своими разнообразными цветами; они не могут ни пронизать его твердость, ни расстроить его гармоничную структуру. В своей неподдельной чистоте кристалл остается неизменным. "Как все потоки в этом мире вливаются в великий океан, и все воды неба падают в него дождем, но при этом нельзя увидеть увеличение или уменьшение этого великого океана", - такова же и природа святой невозмутимости.

Святая невозмутимость, или как мы могли бы также выразить это явление, - арахат, одаренный святой невозмутимостью, являет собой внутренний центр мира. Но нужно хорошо различать этот внутренний центр от бесчисленных видимых центров в ограниченных сферах; иначе говоря, от их так называемых личностей, управляющих законов и тому подобного. Все они - лишь видимые центры, потому что они перестают быть центрами всякий раз, когда их сферы, повинуясь законам непостоянства, претерпевают тотальные изменения своей структуры, вследствие чего центр их тяжести, материальный или психический, перемещается. Но внутренний центр невозмутимости арахата непоколебим, потому что он неизменен. А неизменен он потому, что ни к чему не привязывается:

Мастер говорит:

"Для того, кто привязывается, существует движение; но для того, кто не привязывается, движения нет. Где нет движения, существует тишина. Где есть тишина, нет влечения. Где нет влечения, нет ни прихода, ни ухода. Где нет ни прихода, ни ухода, нет ни возникновения, ни исчезновения. Где нет ни возникновения, ни исчезновения, нет ни этого, ни другого мира, ни промежуточного состояния. Поистине, это конец страдания".