Глава сорок вторая. Фарнич.

 

И среди того, что не сгорело (а осталось немного, твоя подопечная хорошо постаралась!), я нашел обгоревший клочок. Я переписал его сюда.

«Как только они не смогут сопротивляться, смело пускайте им кровь. Важно действовать быстро, пока яд остается в желудке и не попал в мясо, кости, мозг и язык. Слейте кровь, извлеките внутренности, а мясо срезайте в последнюю очередь. Наклейте на сосуды этикетки. Потом каждый нужно проверить отдельно, чтобы выяснить, не был ли яд слишком силен и не смертелен ли он. Испытайте немного по крайней мере на двух рабах. Если хотя бы один умрет – выбросьте весь образец. К сожалению, мы не можем контролировать, сколько наживки сожрет дракон, и, следовательно, сколько яда проглотит каждая тварь.

Глаза нужно держать в уксусе, они портятся быстрее всего. Мясо нарежьте тонкими ломтиками, засолите и высушите.

Из всего дракона смело можно выбрасывать только желудок. Все остальное нужно собрать и сохранить, потому что когда мы покончим с драконами, это последнее, что у нас...»

Окончание сгорело. Старый друг, ты был прав. После бедствия на севере наши Служители умышленно перебили оставшихся драконов и змей. На обрывках других документов только даты и количество бочек, из чего я решил, что бойня происходила в разных местах.

Как результат – возмездие драконов. И как результат – долголетие Четырех.

После убийства Капры я принял на себя заботу об уцелевших Белых. Нам пришлось перебраться из Клерреса на маленькую ферму в глубине страны. Пытаюсь учить молодежь выращивать и собирать урожай. Многим перестали сниться сны.

Боюсь, это письмо будет идти к тебе долгие месяцы. Когда я последний раз расстался с Фитцем Чивэлом Видящим, мы наговорили друг другу нехороших слов. Пожалуйста, передай ему мое уважение. Не сомневаюсь, что он к тебе вернется точно так же, как ты возвращался к нему.

Письмо Прилкопа Любимому.

 

Шут рассказывал, как он в первый раз возвращался в Клеррес. Мне всего лишь нужно повторить это путешествие в обратном порядке. Я должен перебраться на другую сторону острова Клеррес, к одному из портов на глубокой воде – Сайсалу или Круптону. Там я найду судно, которое доставит меня в Фарнич. Среди холмов вокруг порта Фарнич я разыщу руины города Элдерлингов и сильно накренившуюся Скилл-колонну.

Рассуждать об этом легко. Проделать гораздо труднее.

На ночь я укрылся у входа в тоннель. Защищенная позиция, как говорил Лант Пчелке. На рассвете в поисках дороги я взобрался на показавшийся самым высоким холм. Я пересек пастбище, где на меня с подозрением посмотрели две коровы. Спускаясь по склону, прошел мимо недавно разрушенного сельского дома и выбрался на дорогу. Она оказалась почти безлюдной, но все может измениться, когда распространятся новости о падении Клерреса. По ней двинутся грабители, спасатели и люди такого сорта, которые не замедлят воспользоваться бедственным положением местных. Слухи о драконах не удержат их надолго. Я понадеялся, что Прилкоп сможет быстро захватить лидерство, которое я для него освободил. За ним пойдут выжившие Белые и все Служители и под его опекой вернутся к старым обычаям. Как бы то ни было, я с ними покончил.

Моя нога все еще заживала и болела. Я постоянно был голоден. Меня жалили москиты и что-то вроде клеща впилось сзади в шею. Я не смог найти его тельце, но зудело ужасно. Мне сильно не хватало сапог. После полудня на меня упала маленькая тень. На следующем вираже мне на плечо опустилась Мотли.

– Забери меня домой, – заявила она.

– Ты прозевала судно? – я не признался, что обрадовался ее компании.

– Да, – согласилась она после паузы.

– Мотли, ворона, как ты узнала, что я жив? Как узнала, где меня искать?

– Серебряный человек, но все равно глупый, – ворона сорвалась с плеча и позвала меня: – Фруктовое дерево! Фруктовое дерево!

Она полетела вперед над дорогой. Волк внутри меня одновременно развеселился и рассердился.

Пока меня не было, ты связал себя с вороной? Что ж, она хотя бы не добыча. И она умная.

Мы не связаны!

Нет? Ну, не так, как было у нас с тобой, это правда. Но у связей Уита много уровней. Она чувствует тебя, пусть и не позволяет тебе ощутить ее.

Мне вдруг многое стало ясно, и меня это задело.

Почему она держит меня на расстоянии? – недоумевал я.

Она знает, что ты никогда не свяжешься с ней так, как когда-то со мной. Поэтому она ограждает саму себя.

Я не ответил, и он добавил:

Она мне нравится. Если бы я по-прежнему бежал рядом с тобой, то мог бы ее принять.

Запах спелых фруктов я почуял раньше, чем увидел дерево. Узкая тропа вела к еще одному разрушенному строению. Драконы постарались на славу. Несобранные абрикосы осыпались и забродили на земле, кишащей муравьями. Воздух наполнял пьянящий аромат и гудение пчел с осами. Яблоки еще висели на дереве, и я не замедлил нарвать их и набить желудок. Сочные фрукты утолили не только голод, но и жажду.

Когда есть уже было некуда, я собрал побольше фруктов и приспособил остатки рубашки под мешок. Я вернулся на дорогу, надеясь, что загодя услышу скрип повозки или топот копыт и успею спрятаться. Из-за свежих фруктов желудок свело спазмами, но это было не так болезненно, как голод. Время от времени Мотли делала над моей головой ленивый круг. Я очень осторожно потянулся к ней Уитом. Да. Сосредоточившись, я могу ее почувствовать. Но в то же время я ощутил, что меня с негодованием отталкивают. Я оставил ее в покое.

Шут никогда не рассказывал, сколько дней заняло путешествие. Припоминаю, он говорил, что часть пути проделал в повозке. А у меня были только ноги. Каждую ночь я спал на открытом воздухе и каждый день шел. Питаться я мог только тем, что найду, а многие растения, были незнакомыми. Те, которые я распознал как съедобные, не утоляли голод. Дни стояли слишком жаркие, а по ночам жалили насекомые.

В тот вечер я искал удобное место для сна, где мне не досаждала бы мошкара. Это оказалось невозможно. Я уселся, прислонившись спиной к дереву, прихлопнул москита и потянулся к Дьютифулу – известить его, что жив и возвращаюсь домой. Я хотел, чтобы Пчелка и Шут поскорее об этом узнали. Может, Дьютифул передаст денег. Скилл-колонна перенесет меня до Кельсингры, и я надеялся там на теплый прием. Но монеты в карманах всегда пригодятся. После всех несчастий на мне осталась только рубашка с дырами на спине, которые прожгло Серебро, нож на поясе и в потайных карманах несколько инструментов убийцы. Сосредоточившись, я постарался отвлечься от мошкары и неудобных камней под ногами и потянулся к Дьютифулу. Меня ждал провал со Скиллом, какого со мной не случалось много лет.

Пришлепнув сзади на шее маленьких кровососов, я натянул на голову рубашку и стал размышлять. Попробовал еще раз. И еще. Я будто пытался вычерпнуть крошечную мушку из кипящего супа и все время ее упускал. Прекратив это дело, я постарался отбросить раздражение. Спокойно. Что со мной не так? Подобных трудностей у меня не случалось долгие годы... с тех пор, как я пробовал дотянуться Скиллом до Верити. Когда он был в Горах. Верити, который тоже окунул руки в Серебро.

Может, дело не совсем во мне? Может, здесь что-то большее, чем мое пристрастие к эльфовой коре.

Я прикоснулся посеребренными пальцами к своему большому пальцу и сосредоточился на странной силе, текущей через меня. Боль. Нет, удовольствие. Нет, ощущение слишком сильное, чтобы дать ему определение. Я сосредоточился на Баккипе, на Дьютифуле и спустя мгновение очутился в потоке Скилла.

Я окунулся в глубины, о которых раньше не подозревал. Я протискивался сквозь течение, заполненное сознаниями.

– Забудь о еде...

– Он такой милый...

– Мальчик мой!..

– Не хватает монет...

Как будто в Большом зале Баккипа разом заиграли все музыканты и одинаково громко заговорили все придворные. Затем сквозь лепет пробилось что-то необъятное, могущественное и организованное, будто приказ командира, прозвучавший среди беспорядка сражения, или огромная рыба, ворвавшаяся в тесный косяк мелюзги. Перед этим нечто все расступились и опять сомкнулись позади.

Когда-то давно я сталкивался в потоке Скилла с одним из таких огромных существ. Я в нем чуть не потерялся. В этом слое их было много. Когда они проплывали мимо, я чувствовал, что к ним примыкают другие сущности и, объединяясь, вырастают до такого сознания. Я хотел... Хотел... Я оттащил себя от него и до крови прикусил нижнюю губу.

Я попытался разобраться в том, что со мной произошло. Серебро усилило мой Скилл до уровня, которым я не мог управлять. Я поднял стены и стал размышлять. Нужно соблюдать осторожность, решил я. Если понадобится, подожду до Кельсингры, а оттуда отправлю Дьютифулу послание с птицей. Нет смысла рисковать.

На каждом перекрестке и ответвлении от дороги я выбирал более проторенный путь. Деревни мне приходилось огибать по широкой дуге. Я был рад тому, что драконы не перебили все население острова. Тем не менее, из-за моего посеребренного вида у меня не было желания с кем-либо сталкиваться. Иногда найти дорогу мне помогала ворона, а порой она где-то летала, и я был вынужден пробираться через лесную чащу и по тропинкам, надеясь на лучшее. Я без зазрения совести воровал на отдаленных фермах, совершая набеги на огороды, курятники и коптильни. Снял с бельевой веревки простыню. В кармане у меня завалялось несколько монет, и я завязал их в рукав рубашки, сохнущей на той же веревке. Даже у убийц есть немного чести. Куры снесут еще яиц, овощи нарастут, но стащить рубашку – это уже настоящее воровство. Я соорудил из простыни импровизированный плащ, который послужил некоторым убежищем от палящего солнца и жалящих насекомых. И пошел дальше.

Дни по-прежнему стояли погожие, и путешествие было мучительным. Я беспокоился о Пчелке, Шуте и остальных моих спутниках, скорбел по Ланту. Сожалел, что не видел, как Совершенный превращается в драконов. Интересно, когда они попадут домой. Я волновался, что будет, когда они доставят королеве Этте новости о гибели принца. Она поручила нам оберегать юношу, а мы не справились. Будет ли она сломлена горем, или разгневается, или и то, и другое?

Голод был постоянным. Жажда появлялась и исчезала, если попадался ручей.

И я болел, слабость не проходила.

Мое тело продолжало исцеляться и тратило на это силы. Питался я нерегулярно. Обуви у меня не было. Я шел и спал под открытым небом, чего не делал много лет. Но, даже учитывая все это, вялость была непомерной. Однажды я проснулся и не захотел двигаться. Я хотел идти домой, но еще больше – просто не шевелиться. Я лежал на голой земле под деревом со склонившимися ветвями. По моей руке начали ползать муравьи. Я сел, стряхнул их и почесал шею. Укус клеща плохо заживал. Я отодрал с него корочку и почувствовал небольшое облегчение.

– Домой! – прокаркала Мотли с ветки над головой. – Домой, домой, ДОМОЙ!

– Да, – согласился я и подобрал под себя ноги. Они ныли, болел живот.

Брат, у тебя глисты.

Я обдумал эту мысль. У меня когда-то были глисты. У кого из ведущих беспорядочный образ жизни их не бывало? Я знал несколько лечебных средств, но сейчас они мне недоступны.

Когда я был щенком, ты заставил меня проглотить медную монету.

Медь убивает глистов, но не щенков. Я узнал это от Баррича.

Сердце Стаи многое знал.

У меня не осталось меди. Придется потерпеть до дома. Там растут известные мне травы.

Тогда вставай и двигайся домой.

Ночной Волк прав. Мне нужно домой. Я представил, как обнимаю Пчелку. Своими посеребренными руками, и мое лицо блестит... О нет.

Я отбросил эту мысль. Уже стал в таком деле мастером. Когда я окажусь дома, все пойдет как надо. Увижу Неттл и мою новорожденную внучку. Найдется и способ справиться с Серебром. Чейд что-нибудь разузнает, найдет способ... Нет, ведь Чейд мертв, и его сын тоже. Как меня примет Шун, когда я преподнесу ей эту новость? Права ли женщина Элдерлинг? Убьет ли меня Серебро? Она сказала, что я усохну до самых костей.

Вставай. Ты тут лежишь, а солнце не стоит на месте. Или решил днем спать, а путешествовать ночью?

Сегодня полнолуние, и я смогу видеть. Да, буду путешествовать ночью.

Я лгал себе.

С наступлением ночи я заставил себя подняться. Ворона сидела на дереве надо мной. Я поднял голову к темнеющим ветвям и с удивлением обнаружил, что вижу ее, различаю очертания ее тела по теплу. Шут о таком говорил, когда выпил драконью кровь.

- Я собираюсь идти. Хочешь, я тебя понесу?

Вороны не летают в темноте.

Мотли пренебрежительно каркнула. Она может меня отыскать, когда ей нужно. Это она мне уже продемонстрировала.

В последние дни дорога стала оживленнее, но по ночам на ней было меньше повозок и лошадей, и простыня неплохо меня прикрывала. Я выбрал хорошее время. Нагретые за день камни излучали другое тепло по сравнению с маленькими зверьками, что рыскали в поисках корма по обочинам дороги. Еще один подъем и еще один холм. Дорога пролегала через обработанные земли и пастбища. Где мне спрятаться днем? Позабочусь об этом на рассвете.

Взобравшись на вершину холма, я обозревал сверху суетливый морской порт. На кораблях, бросивших якоря в заливе, ярко светились фонари, кое-где в городе горели огни. Он был не меньше Баккипа, но растекся по округе, как тесто по сковородке. Как мне пройти через него, попасть в доки и уговорить какое-нибудь судно взять меня до Фарнича? И все это - не открывая моего имени? Украсть небольшое судно. И куда плыть? У меня нет карт. Мне нужен корабль с командой, которая будет подчиняться моей воле.

Что может быть проще? Почему я так устал?

Этой ночью я совершил набег на курятник, стащил курицу и три яйца. Взял зерна из загона для скота и уставился на рычащего сторожевого пса. Я сказал ему, что он видит волка, и ощутил, как Серебро сливается с Уитом. Пес с визгом отскочил к порогу. Это казалось странным.

Я сбежал со своей добычей. Человеческие зубы плохо справляются с сырым мясом, но я не сдавался и обглодал курицу до костей. Проглотив сырые яйца и пожевав зерно из коровьих яслей, запил все родниковой водой. На день я устроился на каменистой насыпи между двумя злаковыми полями.

Дождавшись ночи, я пробрался в оживленный порт до того, как взошла полная бледная луна. Олух прятался с помощью Скилла, но он всегда был сильнее меня. Я прикрыл простыней большую часть лица и держался в тени, хотя каждому встречному на тихой улице посылал: «Ты меня не видишь, не видишь». Ночью на улице было мало народу и только двое мельком глянули на меня. С моей смешанной магией я обладал силой внушения, которая вызывала беспокойство и ободряла. Насколько я осмелюсь ей довериться? Смогу ли выйти на оживленную улицу средь бела дня и остаться незамеченным? Попытаться это проверить и потерпеть поражение может стать гибельным.

Я знал, куда мне нужно попасть, и, не мешкая, направился к причалу.

Гавань никогда не спит. Корабли разгружают и берут груз по ночам, чтобы не прозевать утренний прилив. Я выбрал причал, на котором к кораблю на якоре двигался поток грузчиков с тележками и бочками. Притаившись в тени, я следил за погрузкой. Я опять проголодался, испытывал боль и слабость, но это не должно меня удерживать.

Я нашел корабль, с которого сгружали шкуры. Шут говорил, что Фарнич город кожевников. Я подошел к одному из матросов.

– Мне нужно попасть в Фарнич, – я окутал его своим дружелюбием и прошептал: – Ты действительно хочешь мне угодить.

Остановившись, он уставился на меня, а я смотрел из-под простыни на него. Его лицо утратило всякое выражение, и вдруг он улыбнулся мне, как старому другу.

– Мы только что оттуда, – он покачал головой. – Неприятное место. Мне жаль вас, если вам туда нужно.

– Но мне туда нужно. Есть в порту корабли, приписанные к Фарничу?

– «Плясунья». Второй корабль отсюда. Ее капитан Расри, она хороша во всем, но совершенно не умеет мухлевать в игре.

– Запомню это. Удачного вечера.

При расставании он наградил меня такой широкой улыбкой, будто я его возлюбленная.

Мне было противно от того, что я сделал с матросом. Я поспешил по причалу к «Плясунье». Это было аккуратное маленькое судно с глубокой осадкой и небольшим корпусом – с таким легко справится даже очень немногочисленная команда. На палубе стояла молодая женщина. Спросив капитана Расри, я окутал себя ощущением хорошего благонадежного парня и направил на нее эту волну. Она широко раскрыла глаза и улыбнулась, несмотря на мое одеяние.

– Капитан Расри – это я. Что вам угодно?

Увидев мое посеребреное лицо, она отшатнулась.

Я улыбнулся ей и внушил, что это всего лишь необычный шрам. Она вежливо отвела от него взгляд.

– Мне нужно попасть в Фарнич.

– Мы не берем пассажиров, добрый человек.

– Но для меня вы можете сделать исключение.

Она посмотрела на меня, и я ощутил, что она колеблется. Я усилил давление.

– Можем, – согласилась она, хотя при этом отрицательно покачала головой.

– Я пригожусь на борту. Я знаю, как управляться на палубе.

– Вы можете помогать, – признала она, хотя и хмуря брови.

– Сколько дней до Фарнича?

– Не больше двенадцати, если удержится хорошая погода. По пути мы зайдем в два порта.

Я хотел сказать ей, что мы поплывем прямо в Фарнич, но не мог заставить себя. Я уже сожалел, что так с ней поступаю.

– Когда мы отплываем?

– С началом прилива. Скоро.

Не успел я взойти на борт, как прилетела Мотли и уселась у меня на плече. Замешательство капитана сменилось восхищением.

– Спасибо, спасибо, – сказала ей Мотли, а потом повторила команде.

Пока ворона очаровывала и отвлекала команду, я представился как Том Баджерлок и окутал их принятием, как одеялом. К утру я уже был на пути к цели.

Это было самое мучительное путешествие в моей жизни. Корабль не без причины назывался «Плясуньей». Он раскачивался, подпрыгивал, трясся и шатался. Я никогда раньше так не страдал от морской болезни.

Несмотря на плохое самочувствие, я старался быть полезным. Я обнаружил, что могу пальцами снимать ржавчину с латуни, и под моими рукам засияли все латунные детали на «Плясунье». Я разгладил изношенные снасти так, что теперь они скользили легко. Я пропускал через руки растянутые и провисшие паруса, чтобы натянуть их. За столом я ел не больше одной порции, несмотря на постоянный голод.

Плавание казалось нескончаемым. Навязывание команде своей воли забирало силу и сосредоточенность, и мои ресурсы истощались. Я страшился каждой остановки в порту, потому что в эти дни мое воздействие прекращалось, пока матросы разгружали корабль и брали новый груз. Во всех портах я по вечерам ходил в трактир, чтобы подкрепить Скилл обильной едой. Насытившись, возвращался на «Плясунью» и забывался тяжелым сном. Проснувшись, я на один день чувствовал себя сильнее, но затем утомление возвращалось.

Длинными тягостными ночами я думал о Верити и о том, как он пользовался Скиллом для защиты Шести Герцогств. Даже на расстоянии он находил корабли с Внешних островов и воздействовал на их капитанов и штурманов. Скольких он отправил в пучину шторма или на скалы? Что он чувствовал, используя мощь магии, чтобы убить столько людей? Не потому ли он ухватился за обрывки старинных легенд и отправился в Горы искать союза с Элдерлингами?

В ночь, когда мы приплыли в Фарнич, я внушил капитану и команде, что они сделали доброе дело, которым могут гордиться. Я оставил их озадаченными, но довольными собой. Мне на плечо уселась Мотли.

– Домой, – напомнила она., и это слово придало мне сил.

Фарнич оказался унылым вонючим городком с угрюмыми жителями. Убой скота ради мяса и кожи – грязное ремесло, но не настолько отвратительное, каким предстает в Фарниче. Городок был замусоренным, повсюду сквозила безысходность. Вокруг залива примостились приземистые неухоженные домишки. Выше, на холме я разглядел развалины города Элдерлингов. Очевидно, его разрушили умышленно. Я понадеялся, что Скилл-колонна не пострадала сильнее с тех пор, как ею в последний раз пользовались Прилкоп с Шутом. Шут говорил, что она почти рухнула. Но если под ней как-то можно поместиться, я не упущу эту возможность в надежде вернуться в Кельсингру.

Этими камнями опасно пользоваться.

Волк, откладывать мое возвращение еще опаснее, и я боюсь, что гораздо опаснее.

Я почувствовал его сомнения и страх стать их добычей. Я ходил по городу голодный, но не увидел таверны, где мне захотелось бы поесть. Все они не внушали доверия. Лучше я отправлюсь прямиком в город Элдерлингов, отыщу Скилл-колонну и покину это отвратительное место. Убожество висело в воздухе, как зловоние. В Кельсингре меня узнают. Там есть пища и доброе отношение. А это место никогда не было знакомо с доброжелательностью.

Я остановился перевести дух и прислонился к стене конюшни. Отчаяние захлестнуло меня, как порыв ветра. Его сила была странно знакомой, как и гул в ушах.

Здесь они нас предали. Долгие годы они обманывали нас, притворяясь друзьями, а потом, когда на нас обрушились невзгоды и мы сбежали сюда, они нас перебили. Они покончили и с нами, и с драконами, и даже с морскими змеями.

На мгновение я их увидел. Элдерлинги бежали по улицам в поисках убежищ, которых не было. Они спаслись, когда пали их города, и пришли сюда, в отдаленное поселение, где воздух не был отравлен и пепел не засыпал все вокруг. Но когда они вышли из каменных порталов, их уже поджидали наемные солдаты, чтобы убить. Ибо Служители знали, что их города падут при землетрясениях, знали, что драконы и Элдерлинги сбегут сюда. Чтобы покончить с драконами, им нужно было покончить и с Элдерлингами.

И они это сделали.

Воспоминания о кровавом предательстве запечатались в камне памяти в городе Элдерлингов. Когда следующие поколения разобрали камни города, чтобы построить Фарнич, они захватили также ужас и предательство. Неудивительно, что жители Фарнича с такой ненавистью относятся к руинам черных камней. Чем ближе я подходил к разрушенным домам на склоне холма, тем сильнее и мрачнее были воспоминания. Во мне сплелись Скилл с Серебром, и я пробирался сквозь поток призраков. Кричали мужчины и женщины, умирающие дети в крови лежали на улицах. Я поднял стены, чтобы заглушить этот ужас.

Кельсингра источала воспоминания Элдерлингов о праздниках, ярмарках и счастливых временах. Здесь же камни пропитались кровью и смертью Элдерлингов, которые возвели из них город. Из поколения в поколение передавалось жуткое наследие страха и отчаяния. Все радостные и мирные воспоминания были залиты кровью.

Я не знал названия этого города Элдерлингов. Между камнями разрушенной мостовой пробивалась трава, но на мостовую пошло слишком много камней памяти. Улицы помнили, что они были улицами, и не пускали траву. Повсюду я видел следы молота и зубила, умышленно разбитые на куски упавшие статуи, разрушенные фонтаны, рухнувшие стены зданий.

Где могла стоять колонна? В центре города, как в Кельсингре? На башне? На рыночной площади?

Я брел по пустынным улицам холмистого города, пробираясь сквозь волны кричащих призраков. Мотли вспархивала с моего плеча, делала круг и возвращалась. Когда-то это было прекрасное место роскошных дворцов и огороженных садов. Теперь город стал похож на мертвого оленя, кишащего червями, все его величие и изящество запятнаны воспоминаниями о смерти, ненависти и предательстве. Только Уит говорил мне, что призраки не реальны.

Благодаря Уиту, я знал, что поблизости есть и реальные люди, они идут за мной. Из-за стараний крепко держать стены и сохранять разум я пренебрег маскировкой Скилла. Может, это просто любопытные юнцы следуют за странным чужеземцем, закутанным в простыню. Они видели мое помеченное Серебром лицо? Мотли над головой каркнула. Я проследил за тем, как она кружит. Вдруг она опустилась в пятно света на моем плече.

– Осторожно, – хрипло каркнула она. – Осторожно, Фитц.

Они приближались ко мне.

Я замер, дыша бесшумно, и призвал Уит, пытаясь определить, сколько их и где они. Что, по их мнению, у меня есть такого, чего им захотелось бы? Или это просто бандиты, которым нравится избивать путников? У меня не осталось сил, чтобы убегать, а тем более драться. Оставьте меня! – отправил я в темноту мольбу, но зараженные Скиллом камни ослабили ее и заглушили. Мне нужно увидеть этих людей и заглянуть им в лица, чтобы достучаться до их разума. Они по-прежнему держались поодаль. Несомненно, они хорошо знали эти развалины. Возможно, они с детства бросали вызов этим миазмам страха и ненависти. Они продолжали скрываться. В сгущающихся сумерках я видел, как кто-то перебегает с места на место. Сколько их?

Четверо. Нет, пятеро – двое стоят очень близко друг к другу. Раздув ноздри, я уловил запах, но от моего человеческого носа было мало прока.

Они близко. Приготовься.

Мне больше ничего не оставалось. Найдя уцелевший участок стены, я прислонился к ней спиной, вытащил нож и сбросил с себя простыню. Может, мой вид заставит их передумать, но смогут ли они в сгущающейся темноте рассмотреть, как странно я выгляжу? Со сжавшимся сердцем я задался вопросом, что за люди по своей воле окунутся в атмосферу ненависти и крови. Наверняка не добрые люди. Я услышал приглушенный смешок и как на кого-то шикнули. Смех был женским. Вот, значит, что. Это охота, а не ограбление. А я, скорее всего, не первая добыча.

В стену рядом со мной ударился камень. Я уклонился, и ворона спорхнула с моего плеча. Я ее не винил – одного попадания достаточно, чтобы ее убить. Другой камень стукнулся у самой моей головы. Я замер, прислушиваясь. Следующий камень попал в бедро, и на этот раз на смех не стали шикать. Они оставались в укрытии, невидимые. Тихо засвистела праща, и камень сильно ударил мне в грудь. Я заслонил лицо рукой, но камень попал по губам, и что-то хрустнуло! Я ощутил во рту кровь, в ушах зазвенело.

Трус! – зарычал внутри меня Ночной Волк. – Убей их всех!

При жизни Ночного Волка мы были так тесно связаны Уитом, что я часто чувствовал себя больше волком, чем человеком. Его тело мертво, но что-то от него все эти годы жило во мне. Часть меня и не часть меня. С моих первых попыток овладеть магией Скилла с ним смешалась моя звериная магия – Уит. Гален пытался выбить его из меня, а другие, те, кто пробовали наставлять в Уите или в Скилле, порицали меня за то, что я, похоже, не могу разделить эти два вида магии. Когда Ночной Волк разъярял меня болью, используя Уит, к нему присоединился и мой Серебряный Скилл.

Я мельком увидел женщину, которая перебежала от разрушенной стены к зарослям ежевики. Я сосредоточил внимание на ней.

– Умри, – тихо сказал я, и она стала первой жертвой.

Она упала неожиданно и мягко, будто оглушенная, но мой Уит сказал, что она умерла. Сердце не бьется, дыхания нет.

Из глупости или из преданности, а возможно, из обоих побуждений, двое ее товарищей-мужчин бросились к ней. И правда, зачем таиться? Загнанный в угол человек не представляет опасности. Я поднял трясущуюся руку, покрытую Серебром, и указал на одного.

– Умри, – сказал я.

Его приятель застыл в оцепенении.

– Умри, – повторил я внушение, и он умер.

Так легко. Слишком легко.

– Это он сделал! – закричал кто-то. – Не знаю как, но он их завалил! Саха, Бар, вставайте! Вам плохо?

Один из них осмелился выйти из укрытия – тощий юнец с растрепанными волосами. Пробираясь к телам, он неотрывно смотрел на меня.

– Они мертвы, – сказал я.

Я надеялся, что он побежит. А еще больше – что будет драться.

Из высокой травы поднялась и вышла женщина, осторожная, как лань. Она была миловидной, с распущенными темными волосами до плеч.

– Саха? – позвала она, и в ее неуверенном голосе больше не было смеха.

– Он убил их! – ее товарищ сорвался в визг.

Он бросился на меня, и женщина тоже, с криком. Я преградил им путь посеребренной рукой.

Они упали так же неизбежно, как если бы я снес им головы топором. Они рухнули, и Уит тотчас сказал мне, что они мертвы. Я никогда не использовал свою магию таким способом; она никогда не была достаточно сильна. Это напомнило мне первые попытки научиться Скиллу, когда мои силы были очень непредсказуемы. В страхе и гневе я насылал гибель на людей, которых даже толком не видел.

Я не знал, что мы так можем. - Ночной Волк во мне был устрашен тем, что произошло.

Я тоже. Разве мне не было стыдно подчинять разумы команды «Плясуньи»? Теперь я оцепенел от потрясения – ту же невозмутимость испытывает человек с отрубленной ногой. Я сплюнул кровь и потрогал зубы. Два выбили. Мои противники мертвы, а я жив. Я отбросил раскаяние.

Я обыскал тела. Сандалии одного юнца оказались мне впору. У миловидной женщины был плащ. Я забрал у них монеты, винный мех, нож. У одной женщины нашелся маленький бумажный кулек с мятными конфетами. Я бросил их в рот и запил дешевым вином. В стороне Мотли клевала плоть мертвецов. Чем это отличалось от моего грабежа? Они мертвы, и ворона берет у них то, что принесет ей пользу.

На землю опустилась тьма и взошла луна. К воспоминаниям о бойне на ныне разрушенных улицах добавилось еще одно. Мотли села мне на плечо. Были ли убийцы Элдерлингов предками тех, кто сейчас живет в жалком городишке под холмом? Были ли затяжной страх и ненависть ужасным непредвиденным наказанием, которое пало на детей, не ведающих, что натворили их прародители? Запятнал ли мрачный дух этого места молодые поколения тех убийц?

Я отыскал Скилл-колонну по следам иллюзорной бойни. Пробирался через бестелесных вопящих призраков, пока не дошел до места, где Элдерлингов перемалывали, как овец, окруженных волками. Они выбирались из Скилл-колонны, видели кровопролитие и пытались сбежать обратно в сомнительную безопасность. В самой гуще этой безумной битвы я и нашел колонну.

Она оказалась там же, где говорил Шут. Кто-то приложил много усилий, чтобы ее свалить. Она сильно накренилась, и в свете полной луны была видна выщербленная поверхность. Колонну покрывало множество царапин, резко воняло мочой и экскрементами. Неужели спустя столько лет она все еще вызывала такую глубокую ненависть, которую выражали таким ребяческим образом?

Люди мочатся, когда напуганы.

Павший монумент тонул в высокой траве. Из него выходили призрачные Элдерлинги с детьми и вещами. Упав на колени, я пробрался через жесткую траву и вьющиеся плети. Хотелось бы иметь карту Чейда со всеми известными колоннами и местами их назначения. Ну неважно. Что пропало, то пропало, и я надеялся, что медведю она пришлась по вкусу. Шут говорил, что они выбрались из-под опрокинутой Скилл-колонны. Все, что мне нужно – это повторить его путь. Сквозь растения я всмотрелся в черноту под наклонившимся камнем. Мотли вцепилась в мой плащ и воротник рубашки, царапая мне шею.

Ты готов?

Никогда не буду готов к такому. Просто иди.

– Домой. Сейчас же домой.

Ну хорошо. Я раздвинул ветки ежевики и поморщился, когда шипы впились в ладонь. Попасть под колонну можно только ползком. Я испытал минутное отупение от усталости, и все. Я прижал руку, посеребренную руку, к ближайшему участку колонны, готовясь заползти под нее. Колонна завладела мной, мельком я увидел затертую руну, которую не узнал. Мотли испуганно каркнула, и нас затянуло в камень.

 

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: