Технологическая неблагоприятная реакция

Когда результаты безответственного использования технологии становятся мрачной очевидностью, нарастает неблагоприятная политическая реакция. Случай, когда в результате бурения в открытом море было загрязнено 800 квадратных миль в Тихом океане, вызывает сокрушитель-
468
ную волну возмущения во всех Соединенных Штатах. Говард Хьюг, мультимиллионер-промышленник из Невады, готовит судебный иск, чтобы помешать Комиссии по атомной энергетике продолжать подземные ядерные испытания. В Сиэтле общественность протестует против намерения компании "Боинг" строить транспортные сверхзвуковые реактивные самолеты3. В Вашингтоне общественное мнение вынуждает пересмотреть политику в области ракет. В MIT (Массачусетский технологический институт), Висконсине, Корнэле и других университетах ученые оставляют приборы и логарифмические линейки во время "моратория на исследования", призванного обсудить социальный смысл их работы4. Студенты организуют "экологическое обучение", президент читает стране лекцию об экологической опасности. Дополнительная озабоченность нашим технологическим курсом внезапно возникает в Великобритании, Франции и других государствах5.
Здесь мы видим первые проблески международного бунта, который будет сотрясать парламенты и конгрессы в ближайшие десятилетия. Этот протест против разрушений, которые производит безответственно используемая технология, может кристаллизоваться в патологическую, подобную фашизму, форму: страх перед будущим может привести к созданию концентрационных лагерей для ученых, как когда-то для евреев. Когда напряжение перемен сильнее давит на индивидуума и распространенность шока будущего увеличивается, этот кошмар обретает плоть. Примечательно, что лозунг, нацарапанный на стене бунтующими студентами в Париже, гласил: "Смерть технократам!"6
Однако нельзя допустить, чтобы зарождающееся всемирное движение за контроль над технологией попало в руки безответственных технофобов, нигилистов и романтиков руссоистов. Ведь мощь технологической гонки слишком велика, чтобы ее можно было остановить выступлениями луддитов. Хуже того, безрассудные попытки остановить технологию приведут к точно таким же результатам, что и безрассудные попытки продвинуть ее.
469
Зажатые между этими двумя опасностями, мы отчаянно нуждаемся в движении за ответственную технологию. Нам нужна широкая политическая группировка, рационально связанная с дальнейшими научными исследованиями и технологическими новациями, но только на селективной основе. Не нужно тратить энергию на публичные обвинения Машины или негативистскую критику космической программы, необходимо сформулировать набор положительных технологических целей на будущее.
Такой набор целей, если он понятен и хорошо проработан, мог бы внести порядок в область, где сегодня царит полный кавардак. По мнению Аурелио Печчеи*, итальянского экономиста и промышленника, к 1980 г. объединенные расходы на исследования и развитие в Соединенных Штатах и Европе достигнут 73 млрд. долл. в год. Этот уровень расходов достигает трех четвертей триллиона долларов в десятилетие7. Когда речь идет о таких громадных суммах, можно подумать, что правительства тщательно планируют технологическое развитие своих стран, связывая его с широкими социальными целями и настаивая на строгой подотчетности. Нет ничего более ошибочного.
"Никто - даже самый блестящий из ныне живущих ученых - в действительности не знает, куда ведет нас наука, - говорит Ральф Лэпп, ученый, ставший писателем. - Мы находимся в поезде, который набирает скорость, мчимся по пути, где стоит неизвестное количество стрелок, ведущих к неизвестным пунктам назначения. В кабине паровоза нет ни одного ученого, а у стрелок могут оказаться демоны. Большая часть общества находится в тормозном вагоне и смотрит назад"8.
Вряд ли обнадеживает то, что, когда Организация по экономическому сотрудничеству и развитию выпустила свой обширный доклад по науке в Соединенных Штатах, один из его авторов, бывший премьер-министр Бельгии, признался: "Мы пришли к выводу, что ищем что-то... чего нет: научную политику". Комитет мог бы искать еще упорнее и с
* Аурелио Печчеи - один из создателей и президент Римского клуба с 1967 до 1984 г. Скончался 14 марта 1984 г. - Примеч. ред.
470
таким же малым успехом что-нибудь, напоминающее сознательную технологическую политику9.
Радикалы часто обвиняют "правящий класс", или "истеблишмент", или просто "их" в осуществлении контроля над обществом способами, неблагоприятными для благополучия масс. Такие обвинения в некоторых случаях правомерны. Однако сегодня перед нами даже более опасная реальность: многие социальные несчастья в меньшей степени являются следствием угнетающего контроля, чем угнетающего отсутствия контроля. Пугающая правда такова: за состояние технологии никто не отвечает.

ОТБОР КУЛЬТУРНЫХ СТИЛЕЙ

До тех пор пока индустриализирующееся государство бедно, оно склонно приветствовать любую техническую инновацию, которая обещает увеличить экономическую мощность или материальное благосостояние. В действительности это не выраженная словами технологическая политика, и она может дать направление чрезвычайно быстрому экономическому росту. Однако это отвратительно грубая политика, и в результате все виды новых машин и процессов изрыгаются в общество без учета их вторичных и долгосрочных воздействий.
Как только общество начинает свой взлет в сверхиндустриализм, эта политика "все годится" становится в целом рискованно неадекватной. Помимо возросшей мощности и спектра технологии, также множатся возможности выбора. Передовая технология помогает создавать избыточный выбор во всем, что касается доступных товаров, культурной продукции, услуг, субкультур и стилей жизни. В то же время избыточный выбор уже характеризует и саму технологию.
Все более разнообразные инновации выстраиваются перед обществом, и проблемы выбора становятся все более и более острыми. Старая простая политика, в рамках которой
471
выбор делался в соответствии с краткосрочной экономической выгодой, становится опасной, приводящей в замешательство, дестабилизирующей.
Сегодня, для того чтобы делать выбор между технологиями, нам нужны гораздо более изощренные критерии. Такие политические критерии нужны нам не только для того, чтобы предотвратить бедствия, которых можно избежать, но и для того, чтобы помочь нам открыть завтрашние возможности. Впервые столкнувшись с технологическим избыточным выбором, общество теперь должно подбирать свои машины, процессы, техники и системы по группам и подгруппам, а не по одному каждый раз. Оно должно выбрать способ, каким индивидуум выбирает свой стиль жизни. Оно должно принимать сверхрешения по поводу своего будущего.
Более того, совсем как индивидуум может применять сознательный выбор между альтернативными стилями жизни, общество может делать сознательный выбор между альтернативными культурными системами. Это новый факт в истории. В прошлом культура возникала естественно. Сегодня впервые мы можем сделать этот процесс сознательным. Применяя наряду с другими мерами продуманную технологическую политику, мы можем очертить контур культуры завтрашнего дня.
В своей книге "2000 год" Герман Кан и Энтони Винер перечисляют сто технических инноваций, "весьма вероятных в последней трети двадцатого века"10. К их числу относятся многочисленные применения лазера к новым материалам, новые источники энергии, новые воздушные и подводные транспортные средства, трехмерная фотография и "человеческое бездействие" для медицинских целей. Подобные списки следует создать повсюду. В транспорте, в коммуникациях, в каждой мыслимой и почти в немыслимых областях - море инноваций. Вследствие этого сложность выбора становится ошеломляющей.
Это хорошо иллюстрируют новые изобретения и открытия, которые имеют прямое отношение к проблеме адаптационной способности человека. Подходящий случай - так
472
называемый OLIVER*, который стремятся разработать некоторые специалисты-компьютерщики, чтобы помочь нам справиться с избыточным грузом решений. В самой простой форме OLIVER был бы просто персональным компьютером, запрограммированным предоставлять индивидууму информацию и принимать за него второстепенные решения. На этом уровне он мог бы хранить информацию о том, предпочитают его друзья Манхэттен или мартини, данные о транспортных магистралях, стоимости ценных бумаг и т. д. Можно установить устройство, чтобы оно напоминало о дне рождения жены или автоматически заказывало цветы. Оно могло бы возобновлять его подписку на журналы, вовремя вносить арендную плату, заказывать бритвенные лезвия и тому подобное.
Кроме того, поскольку компьютеризованные информационные системы разветвляются, данные можно поместить во всемирный динамический пул информации, хранимой в библиотеках, корпоративных файлах, больницах, магазинах, торгующих в розницу, правительственных службах и университетах. Таким образом, OLIVER стал бы для него универсальным справочником.
Однако некоторые ученые-компьютерщики видят многое за этими пределами. Теоретически возможно сконструировать OLIVER, который бы анализировал содержание слов своего владельца, исследовал его выбор, делал выводы о его системе ценностей, обновлял собственную программу, чтобы она отражала изменения его ценностей, и в конечном счете справлялся бы вместо него со все большим и большим количеством решений.
Так, OLIVER знал бы, как бы его владелец, по всей вероятности, реагировал на различные предложения, сделанные на собрании комитета. (В собраниях могли бы участвовать группы OLIVER'oв, представляющих своих уважаемых владельцев без присутствия самих владельцев. Действительно экспериментаторы уже проводили конференции такого типа "с посредничеством компьютеров".)11
* On-Line Interactive Vicarious Expediter and Responder (Диалоговый замещающий диспетчер и ответчик, работающий в режиме реального времени). Акроним был выбран в честь Оливера Селфриджа, автора концепции.
473
OLIVER, например, знал бы, голосовал ли бы его владелец за кандидата X, сделал ли бы он вклад в благотворительное учреждение Y, принял ли бы приглашение на обед от Z. По словам энтузиаста OLIVER, психолога, прошедшего компьютерную подготовку, "если вы невежливый грубиян, OLIVER будет об этом знать и действовать соответственно. Если вы брачный аферист, OLIVER будет об этом знать и помогать. Ведь OLIVER будет просто-напросто вашим механическим альтер-эго". Можно пофантазировать и представить себе OLIVER'ы размером с булавку, воткнутые в мозг младенцев и используемые в сочетании с клонированием для создания живых - а не просто механических - альтер-эго.
Еще одно технологическое продвижение, которое могло бы расширить адаптивные границы индивидуума, имеет отношение к коэффициенту интеллектуальности (IQ) человека. Эксперименты, о которых много рассказывали, были проведены в Соединенных Штатах, Швеции и где-то еще, и они упорно наводят на мысль, что в обозримом будущем мы, вероятно, будем способны увеличить интеллект и способность управлять информацией. Исследования в области биохимии и питания показывают, что протеин, РНК каким-то неясным образом коррелируют с памятью и обучением. Широкомасштабные усилия увеличить интеллектуальные возможности будут вознаграждены фантастическим улучшением адаптивности человека.
Может быть, именно сейчас подходящий исторический момент для скачка к новому сверхчеловеческому организму. Но каковы последствия и альтернативы? Хотим ли мы, чтобы мир был населен OLIVER'aми? Когда? При каких условиях и обстоятельствах? Кто должен иметь к ним доступ? Кто не должен? Следует ли использовать биохимическое лечение, чтобы поднять умственно неполноценных до уровня нормальных, следует использовать его, чтобы поднять средних, или нам следует сосредоточиться на попытках разводить сверхгениев?
В совсем иных областях множество сложных альтернатив. Следует ли нам рискнуть нашими ресурсами в
474
попытке получить недорогую атомную энергию? Или следует предпринять сравнимое усилие, чтобы определить биохимическую основу агрессии? Следует нам тратить миллиарды долларов на сверхзвуковые реактивные самолеты или эти средства следует вложить в разработку искусственного сердца?12 Следует ли нам возиться с человеческим геном? Или нам следует, как вполне серьезно предлагают некоторые, затопить внутреннюю часть Бразилии, чтобы создать внутренний океан размером с Восточную и Западную Германию?13 Скоро мы, несомненно, сможем класть в продукты, которые едим на завтрак, супер-LSD, или антиагрессивную добавку, или клеточное вещество, как у Хаксли. Мы скоро сможем селить колонистов на других планетах и вживлять зонды удовольствия в головы новорожденных младенцев. Но следует ли это делать? Кто должен решать? По каким человеческим критериям должны приниматься такие решения?
Ясно, что общество, которое выберет OLIVER, атомную энергию, сверхзвуковые транспортные средства, макроинженерию на континентальном уровне вместе с LSD и зондами удовольствия, разовьет культуру, решительным образом отличающуюся от той, которую разовьет общество, решившее повысить интеллектуальность, распространить антиагрессивные средства и создать дешевое искусственное сердце.
Между обществом, которое избирательно подавляет технологическое продвижение, и обществом, которое слепо хватается за первую же подвернувшуюся возможность, быстро возникнут резкие различия. Еще более резкие различия разовьются между обществом, в котором темп технологического развития умеряют и направляют, чтобы предотвратить шок будущего, и обществом, в котором массы простых людей лишают возможности принимать рациональные решения. В первом политическая демократия и широкомасштабное участие осуществимы; во втором мощное давление ведет к политическому правлению крошечной технологической и управленческой элиты. Короче говоря, наш выбор технологий решающим образом формирует культурные стили будущего.
475
Вот почему на технологические вопросы больше нельзя отвечать только технологическими терминами. Это политические вопросы. Они оказывают на нас более глубокое действие, чем поверхностные политические проблемы, занимающие нас сегодня. Вот почему мы не можем и дальше принимать технологические решения старым способом. Мы не можем позволить, чтобы их принимали случайно, независимо друг от друга. Мы не можем позволить, чтобы они диктовались только краткосрочными экономическими соображениями. Мы не можем позволить, чтобы их принимали в политическом вакууме. И мы не можем необоснованно делегировать ответственность за такие решения бизнесменам, ученым, инженерам или администраторам, которые не осознают глубоких последствий собственных действий.

ТРАНЗИСТОРЫ И СЕКС

Чтобы взять под контроль технологию и через этот контроль добиться определенного влияния на ускоряющий рывок в целом, мы, следовательно, должны начать подвергать новую технологию серии проверок, прежде чем спускать ее с привязи в своей среде. Мы должны задавать целую серию непривычных вопросов о любой инновации, прежде чем дать ей недокументированную закладную.
Во-первых, горький опыт уже научил нас, что мы должны гораздо внимательнее рассматривать потенциальные побочные эффекты любой новой технологии. Предлагаем ли мы новую форму энергии, новый материал или новый промышленный химикат, мы должны попытаться определить, как они изменят тонкое экологическое равновесие, от которого зависит наше выживание. Кроме того, мы должны предвидеть их косвенное воздействие на больших временных и пространственных отрезках. Промышленные отходы, сброшенные в реку, могут подняться на поверхность в океане в сотнях и даже тысячах миль от нее. ДДТ
476
может не проявлять своих эффектов годами после его применения. Об этом написано так много, что, по-видимому, едва ли необходимо еще рассуждать об этом.
Во-вторых, и это гораздо сложнее, мы должны ставить вопрос о долгосрочном воздействии технологической инновации на социальную, культурную и психологическую среду. Широко распространено мнение, что автомобиль изменил облик наших городов, сместил образцы домовладения и розничной торговли, оказал влияние на сексуальные привычки и ослабил семейные связи. Считается, что на Ближнем Востоке быстрое распространение транзисторных приемников содействует возрождению арабского национализма. Противозачаточные таблетки, компьютер, космические достижения, а также изобретение и распространение таких "мягких" технологий, как системный анализ, привели к значительным социальным изменениям.
Мы больше не можем позволить себе допускать, чтобы такие вторичные социальные и культурные эффекты просто "случались". Мы должны попытаться предвидеть их заранее, по возможности оценивая их природу, силу и воздействие. Если есть вероятность серьезного ущерба, мы должны быть готовы заблокировать новую технологию. Это очень просто. Нельзя позволять технологии буйствовать в обществе.
Совершенно верно то, что мы никогда не можем знать все побочные эффекты какого бы то ни было действия, технологического или иного. Но неверно, что мы беспомощны. Иногда, например, есть возможность испытать новую технологию на ограниченных территориях, в ограниченных группах, изучив ее вторичные воздействия, прежде чем разрешить ее распространение. Если бы у нас было воображение, мы могли бы придумать живые эксперименты, даже сообщества добровольцев, чтобы они помогали управлять нашими технологическими решениями. Мы можем создать анклавы прошлого, где уровень перемен искусственно замедляется, или анклавы будущего, в которых индивидуумы могут предварительно испытать будущую среду. Мы можем организовать поодаль и даже субсидировать специальные
477
сообщества чрезвычайной новизны, в которых экспериментально используются и исследуются передовые препараты, источники энергии, транспортные средства, косметика, приборы и другие инновации.
Сегодня корпорация по заведенному порядку проводит полевое испытание продукта, чтобы убедиться, что он выполняет свое основное назначение. Та же компания проводит рыночное испытание продукта, чтобы удостовериться, будет ли он продаваться. Но за редкими исключениями никто не проводит последующих проверок потребителя или сообщества для определения побочных воздействий. Выживание в будущем может зависеть от того, научимся ли мы это делать.
Даже когда живое тестирование невыполнимо, мы все равно можем систематически предвидеть отдаленные эффекты различных технологий. Исследователи поведения быстро разрабатывают новые инструменты - от математического моделирования и воспроизведения до так называемого анализа Дельфи, - которые позволяют нам выносить более информированные суждения о последствиях наших действий. Мы составляем из кусочков концептуальные аппаратные средства, необходимые для социальной оценки технологии; нам нужно только использовать их.
Третий, еще более трудный и острый вопрос. Помимо реальных изменений в социальной структуре, какое воздействие предлагаемая новая технология окажет на систему ценностей общества? Мы мало знаем о ценностных структурах и о том, как они меняются, но есть основание полагать, что и на них технология оказывает значительное воздействие. Где-то я предлагал разработать новую профессию "прогнозистов ценностного воздействия"14. Мужчины и женщины, получившие специальную подготовку на основе последних достижений различных наук о поведении, могли бы определять ценностные смыслы предлагаемой технологии.
В 1967 г. в университете Питтсбурга группа видных экономистов, ученых, архитекторов, планировщиков, писателей и философов в течение суток участвовала в экспериментальной
478
модели, цель которой - развитие искусства ценностного прогноза. В Гарварде Программа по технологии и обществу занималась работой, относящейся к этой же сфере. В Корнэле и Институте по изучению науки в жизни людей в Колумбии предпринимается попытка построить модель отношений между технологией и ценностями и создать игру, полезную для анализа воздействия первой на последние. Все эти инициативы, хотя пока они очень примитивны, обещают помочь нам более точно, чем когда-либо раньше оценить новую технологию.
Четвертое и последнее: мы должны поставить проблему, которая до сих пор почти не исследовалась, но которая имеет решающее значение, если мы хотим предотвратить масштабный шок будущего. Относительно каждой крупной технологической инновации мы должны задавать вопрос: каков ее ускоряющий смысл?
Проблемы адаптации уже намного превосходят трудность справиться с тем или другим изобретением или техникой. Наша проблема уже не инновация, но цепь инноваций, не сверхзвуковой транспорт или реактор по воспроизводству ядерного топлива, или основное действие машины, но все взаимосвязанные следствия таких инноваций и новизны, которую они посылают в мир.
Помогает ли нам предлагаемая инновация контролировать пределы и направление последующего продвижения? Или она имеет тенденцию ускорить множество процессов, над которыми у нас нет контроля? Какое воздействие она оказывает на уровень быстротечности, количество новизны и разнообразие выбора? Пока мы не будем систематически зондировать эти вопросы, наши попытки использовать технологию в социальных целях - и установить контроль над ускоряющим броском вообще - будут слабыми и тщетными.
Вот какова насущная интеллектуальная повестка дня для общественных и естественных наук. Мы научились создавать и конструировать мощные технологии. Теперь больной вопрос - узнать об их последствиях. Сегодня эти последствия грозят уничтожить нас. Мы должны узнать, и узнать быстро.
479

ТЕХНОЛОГИЧЕСКИЙ ОМБУДСМЕН*

Однако нам брошен не только интеллектуальный, но и политический вызов. В дополнение к созданию новых исследовательских инструментов - новых способов понять свою среду - мы также должны создать новые политические институты, которые гарантировали бы, что эти вопросы действительно исследуются, и продвигали или притормаживали (а может быть, даже запрещали) определенные предлагаемые технологии. В результате нам нужен механизм для проверки благонадежности механизмов.
Ключевой политической задачей следующего десятилетия будет создание этого механизма. Мы должны перестать бояться осуществлять систематический социальный контроль над технологией. Ответственность за его осуществление общественные службы должны разделить с корпорациями и лабораториями, в которых рождаются технологические инновации.
При любом предложении контроля над технологией ученые немедленно поднимают брови15. Вызывается призрак косорукого правительственного вмешательства. Однако контроль над технологией не обязательно подразумевает ограничения свободы проводить исследования. Речь идет не об открытии, а о его распространении, не об изобретении, а о его применении. Ирония состоит в том, что, как подчеркивает социолог Амитаи Этциони, "многие либералы, целиком принимающие кейнсианский экономический контроль, придерживаются позиции невмешательства в технологию. Их аргументы использовались когда-то, чтобы защитить невмешательство в экономику: любая попытка контролировать технологию задушила бы инновации и инициативу".
Не стоит с легкостью игнорировать предупреждения об избыточном контроле. Однако последствия недостаточного контроля могут быть намного хуже. В действительности наука и технология никогда не свободны в абсолютном
* Ombudsman (англ.) - чиновник, рассматривающий претензии граждан к правительственным служащим (Parliamentary Commissioner). - Примеч. ред.
480
смысле. Изобретения и границы, в которых они применяются, находятся под влиянием ценностей и институций общества, которое является их источником. Фактически каждое общество осуществляет предварительную проверку благонадежности технических инноваций до их широкого использования.
Однако сегодня это делается бессистемно, и критерии, на которых основывается отбор, нужно изменить. На Западе основным критерием для отсеивания определенных технических инноваций и применения других остается экономическая выгодность. В коммунистических странах конечные тесты должны установить, будет ли инновация способствовать общему экономическому росту и национальной мощи. В первом случае решения носят частный характер и плюралистически децентрализованы. Во втором они носят общественный характер и жестко централизованы.
Сейчас обе системы устарели - они не способны справляться с проблемами сверхиндустриального общества. Они обе имеют тенденцию игнорировать все, кроме самых непосредственных и очевидных последствий технологии. Однако нас больше должны беспокоить не непосредственные и не очевидные воздействия. "Общество должно организовать себя так, чтобы надлежащее количество самых способных и обладающих наибольшим воображением ученых постоянно занималось долгосрочным прогнозом новой технологии, - пишет О. М. Соландт, председатель Научного совета Канады. - Наш нынешний метод зависимости от бдительности индивидуумов, предвидящих опасность и формирующих группы давления, которые пытаются исправить ошибки, будет недостаточным в будущем"16.
Одним из шагов в правильном направлении было бы создание технологического омбудсмена - общественной службы, уполномоченной получать жалобы, относящиеся к безответственному применению технологии, расследовать их и возбуждать по ним иски.
Кто должен быть ответственным за исправление неблагоприятных эффектов технологии? Быстрое распространение моющих средств, используемых в домашних стиральных
481
и посудомоечных машинах, усугубляет проблемы, связанные с очисткой воды во всех Соединенных Штатах. Решение о массовом производстве моющих средств было принято на частном уровне, но побочные эффекты в результате сказались на издержках, которые терпит налогоплательщик и (в форме более низкого качества воды) потребитель вообще.
От загрязнения воздуха страдает и налогоплательщик, и общество, даже если, как это часто случается, источники загрязнения прослеживаются до отдельных компаний, отраслей или правительственных органов. Может быть, и разумно, чтобы расходы по очистке воздуха как вид социальных расходов несла общественность, а не определенные производства. Есть много способов распределить расходы. Но какой бы способ мы ни выбрали, абсолютно необходимо, чтобы границы ответственности были проведены ясно. Слишком часто ни одна служба, группа или учреждение не имеют ясной ответственности.
Технологический омбудсмен мог бы служить официальным органом, расследующим жалобы. Привлекая внимание прессы к компаниям или правительственным организациям, которые безответственно или без должной предусмотрительности применяют новую технологию, такая служба могла бы оказывать давление, чтобы добиться более разумного использования новой технологии. Наделенная властью начинать иски о возмещении ущерба, она могла бы стать значимой сдерживающей силой против технологической безответственности.