Суд Осириса и вечная жизнь в Полях Камыша

На пороге Великого Чертога умершего встречал Анубис.

— Приветствую тебя, великий среди богов Загробного Мира! Я пришёл к тебе, господин мой, — говорил умерший.

Шакалоголовый бог подземелья величественно хранил безмолвие. Выслушав приветствие, он брал египтянина за руку и вёл в зал, где вершился Суд.

Они шли мимо статуй и мимо колонн, обвитых живыми змеями. Из темноты навстречу им то и дело выползали чудовища и оскаля пасти, сурово требовали назвать их имена. Ответ должен был держать умерший — Анубис безмолвствовал и ждал.

И вот открывались последние двери, и египтянин вслед за Анубисом вступал в зал Суда.

Здесь в тишине и торжественном полумраке восседали боги-судьи: две Эннеады богов, Великая и Малая. Перед каждой из двух Эннеад египтянин должен был держать ответ за свои земные дела, дважды должен был доказать, что все его клятвы в безгреш­ности не лживы, а истинны. Поэтому зал Суда и назывался Чертогом Двух Истин.

Головные уборы судей украшало перо Истины — перо Маат.

Великая Эннеада, в которую входили Ра, Шу, Тефнут, Геб, Нут, Нефтида, Исида, Гор — сын Осириса, Хатхор, Ху (Воля) и Сиа (Разум), начинала допрос умершего.

— Кто ты? Назови своё имя, — требовали боги.

— Покойный называл себя.

— Откуда ты прибыл? — следовал второй вопрос.

Египтянин называл город, в котором он жил.

Когда допрос заканчивался, перед Великой Эннеадой выступали свидетели — Месхент, Шаи и Ба покойного. Они рассказывали, какие египтянин совершал в жизни хорошие и какие дурные поступки.

Выслушав свидетелей, боги Великой Эннеады поворачивали головы и в упор смотрели на умершего. Египтянин трепетно устремлял взгляд им навстречу, надеясь по лицам судей угадать, милостивы они к нему или суровы. Но бесстрастны были лики богов, и египтянин, опустив глаза, замирал в покорном ожи­дании. 

— Говори о себе, — раздавалось тогда в подземелье. Это приказывал сам Ра.

И умерший, подняв правую руку в знак того, что он клянётся говорить только правду, оглашал перед судейской Эннеадой свою оправдательную речь — «Исповедь отрицания»:

Я не совершал несправедливостей против людей.

Я не притеснял ближних.

Я не грабил бедных.

Я не делал того, что неугодно богам.

Я не подстрекал слугу против его хозяина.

……………………………………………………

 

Так он перечислял сорок два преступления, клятвенно заверяя богов, что ни в едином из них он не виновен.

А судьи по-прежнему были бесстрастны. Тщетно умерший заглядывал им в глаза в надежде угадать свою участь. Следовал приказ повернуться лицом к Малой Эннеаде и произнести «Вто­рую оправдательную речь».

И опять, называя по имени каждого из сорока двух богов Эннеады, египтянин перечислял сорок два преступления, заверяя, что он ни к одному не причастен:

О Усех-немтут, являющийся в Иуну, я не чинил зла!

О Хепет-седежет, являющийся в Хер-аха, я не крал!

О Денджи, являющийся в Хемену, я не завидовал!

……………………………………………………………….

О Сед-кесу, являющийся в Ненинесут, я не лгал!

О Уди-несер, являющийся в Хет-Ка-Пта, я не крал съестного!

О Керти, являющийся на Западе, я не ворчал попусту!

……………………………………………………………….

 

Две исповеди оглашены, и умерший уверял, что каждое его слово — правда. Но действительно ли не было в его речах лжи?.. Люди — искусные притворщики: самую бесстыдную ложь они умеют произнести, глядя в глаза, с бесхитростным лицом, по­клясться именем Pa, — и ни один мускул не дрогнет. Только сердце заколотится чуточку быстрей, — но ведь сердца не уви­деть...

Не увидеть — земным судьям. А судьи Загробного Царства видят всё.

Анубис берёт сердце умершего и кладёт его на чашу загробных Весов Истины. Сама Маат, богиня справедливости, правды и пра­восудия, владеет этими Весами. На другой чаше — её перо, символ Истины.

Если сердце оказывается тяжелее или легче пера и стрелка Весов отклоняется, значит, покойный солгал, произнося какую-то клятву. Чем больше было лживых клятв, тем большую разницу между весом сердца и Истины показывали Весы богини. Умерший в отчаянии падал на колени, моля о пощаде, но боги были безучастны к столь запоздалому раскаянию. Имя грешника объяв­ляли несуществующим, а сердце отдавали на съедение богине Аммат — «Пожирательнице», чудовищу с телом гиппопотама, львиными лапами, львиной гривой и пастью крокодила. Аммат с чавканьем поедала греховное сердце, и египтянин лишался жиз­ни — теперь уже навсегда.

Если же чаши оставались в равновесии, покойного признавали оправданным. Великая Эннеада торжественно оглашала своё ре­шение даровать ему вечную жизнь, и бог Тот записывал имя египтянина на папирусе.

После этого Гор брал умершего за руку и вёл к трону своего отца — владыки Преисподней Осириса. Во всё время суда Осирис молча наблюдал за происходящим. Он не принимал участия ни в допросе, ни во взвешивании сердца, а только освящал весь ритуал своим присутствием.

Египтянина торжественно проводили мимо великого бога, си­дящего на престоле. Суд на этом заканчивался. Покойный отправ­лялся к месту своего вечного блаженства — в Поля Иару, «Поля Камыша». Сопровождал его туда бог-покровитель Шаи.

В Полях Камыша его ждала такая же жизнь, какую он вёл на земле, только без земных тревог, горестей, нужды и забот. Семь Хатхор, Непри и другие боги обеспечивали умершего пищей, делали его загробные пашни плодородными, скот — тучным. Чтобы покойные могли наслаждаться отдыхом, чтоб не пришлось им своими руками обрабатывать поля и самим пасти скот, в гробницах, в специальных ящиках, оставляли деревянные или гли­няные фигурки рабов — ушебти.

Слово «ушебти» означает «ответчик». Шестая глава «Книги Мёртвых» рассказывает о том, как заставить ушебти трудиться. Когда в Полях Камыша боги позовут покойного на работу, чело-вечек-ушебти должен вместо хозяина выйти вперёд, откликнуться: «Я здесь!» и беспрекословно исполнить работу, которую ему по­ручат.

Богатые жители Та-Кемет могли купить себе для вечной жизни сколько угодно ушебти. Те, кто были победней, покупали их 360, по одному на каждый день года. А бедняки покупали одного-двух человечков-ушебти, но вместе с ними брали в Загробный Мир свиток папируса — список, где перечислялись 360 помощников. Благодаря чудодейственным заклинаниям, перечисленные в списке ушебти оживали и работали на хозяина так же усердно, как деревянные и глиняные фигурки.

Вот как описывает погребальные обряды и бальзамирование Геродот; он сам наблюдал их во время своего путешествия по Египту (цитируем по Говарду Картеру):

«Когда умирает какой-либо знатный человек, все женщины в доме обмазывают себе головы и даже лица землей. Затем они оставляют покойного, выбегают из дому и шествуют через город... колотя себя в грудь. Все родственники умершего присоединяются к шествию и делают то же самое. Мужчины собираются в кучу и тоже бьют себя в грудь. Закончив эту церемонию, они относят труп умершего к баль­замировщикам».

 

Пора, однако, рассказать кое-что и о самих мумиях. Слово «мумия» имеет несколько значений; это становится ясным, когда читаешь у Абд аль-Латифа, арабского путешественника XII века, что в Египте можно дешево приобрести употребляемую для медицинских целей «мумию». «Мипиуа»— арабское слово, которое в данном случае обозначает не то асфальт, не то вар, не то какое-то природное выделе­ние скал, наподобие того, которое добывают в Мумиевой горе в Дераб-герде (Иран). «Смесью смолы и мирра» назвал мумию арабский пу­тешественник; еще в шестнадцатом и семнадцатом веках в Европе ее можно было найти повсюду, даже в прошлом столетии аптекари рекомендовали «мумию» как хорошее средство для лечения переломов и ран. Кроме того, «мумией» называли состриженные у того или иного человека волосы и ногти: по существовавшим в те времена представле­ниям, они были как бы его воплощением и потому вполне годились для заговоров и колдовства.

Когда мы сегодня говорим «мумия», мы имеем в виду сохранивший­ся от разложения забальзамированный труп; как известно, мумифицирование было особенно распространено у древних египтян. Прежде различали «естественное» мумифицирование и «искусственное»; под «естественными» мумиями подразумевали такие, которые сохранились не благодаря постороннему вмешательству, а чисто случайно, в силу тех или иных обстоятельств, — это, например, мумии, найденные в капуцинском монастыре в Палермо, в монастыре Гран-Сен-Бернара, в свинцовом погребе церкви в Бремене или во дворце Кведлинбурга. Таким же образом их различают и поныне, хотя и с некоторыми оговор­ками, поскольку многие исследования, в особенности исследования Эллиотэ Смита и анализ мумии Тутанхамона, произведенный Дугла­сом Дерри, показали, что своей чудесной сохранностью мумии в го­раздо большей степени обязаны сухому нильскому климату, стериль­ности воздуха и песка, нежели искусству бальзамирования у древних египтян. Так было найдено немало великолепно сохранившихся мумий, похороненных не в саркофагах, а просто в песке, причем внутренности у них не были вынуты; эти мумии были ничуть не в худшем состоя­нии, чем забальзамированные, которые нередко подвергались разло­жению или превращались в бесформенную массу под воздействием смолы, асфальта, бальзамических масел и, как сказано в папирусе Ринда, «воды из Элефантины, соды из Эйлейтфиазполиса и молока из города Кимы».

В прошлом столетии было распространено мнение, будто египтяне знали секрет бальзамирования какими-то специальными химическими средствами. Аутентичное, действительно точное и полное описание мумифицирования не найдено и по сей день; вероятно, искусство мумифицирования неоднократно менялось на протяжении столетий. Так, еще Мариэтт обратил внимание на то, что мемфисские мумии, самые древние, высохшие чуть ли не до черноты, очень хрупки, а более но­вые — фиванские, желтоватого цвета, с матовым блеском, нередко эла­стичны; разумеется, все это не может быть объяснено одним лишь раз­личием во времени.

Геродот сообщает о трех способах мумифицирования, из коих пер­вый был в три раза дороже, чем второй, а третий наиболее деше­вым—им практически мог воспользоваться любой чиновник (но от­нюдь не человек из народа — тому не оставалось ничего другого, как положиться в заботах о своем мертвом теле на благоприятный кли­мат). В древнейшие времена удавалось сохранить только внешние фор­мы тела. Позднее было найдено средство, которое предохраняло кожу от сморщивания, и мы можем встретить мумии с вполне сохранивши­мися во всей своей индивидуальности чертами лица.

Как правило, мумифицирование производилось следующим обра­зом: вначале с помощью металлического крючка удаляли через нозд­ри мозг; после этого каменным ножом вскрывали брюшину и удаляли внутренности (иногда, вероятно, и через задний проход), которые ук­ладывали в так называемые «канопы» (специальные сосуды); вынима­ли также и сердце — на его место клали каменного скарабея. Затем труп тщательнейшим образом обмывали и «солили», выдерживая его в соляном растворе больше месяца. После этого его в течение семиде­сяти дней высушивали.

Захоронение производилось в деревянных гробах, вкладывавших­ся один в другой (в большинстве случаев им придавали форму тела), или же в каменных саркофагах; иногда несколько вложенных друг в друга деревянных гробов помещали в каменный саркофаг. Труп клали на спину, руки скрещивали на груди или животе, а иногда оставляли вытянутыми вдоль туловища. Волосы в большинстве случаев коротко остригали, но у женщин нередко оставляли. На лобке и под мышками волосы выбривали. Внутренние полости набивали глиной, песком, смо­лой, опилками, мотками шерсти, добавляя к этому ароматические смолы и, как это ни странно, лук. Затем начинался длительный — в этом можно не сомневаться — процесс обматывания мумии полотня­ными бинтами и платками, которые с течением времени так пропиты­вались смолами, что впоследствии ученым редко удавалось их аккурат­но размотать; что же касается воров, которых прежде всего интере­совали драгоценности, то они, разумеется, и не думали себя утруж­дать разматыванием бинтов, а просто разрезали их вдоль и поперек.

 

 

Культ Осириса

 

Здесь я хотел бы упомянуть элемент "мистерий Оси­риса", подтверждаемый греческими путешественниками и еги­петскими текстами. Геродот пишет:

А в Папремисе приносят жертвы и совершают священнодействия так же, как и в других местах. Всякий раз, когда солнце склоняет­ся к западу, лишь немногие жрецы хлопочут около статуи бога, большинство же с деревянными дубинками становится при входе в святилище. Против них стоит толпой больше тысячи богомольцев, выполняющих обет (так же с деревянными дубинками). Ста­тую же бога в деревянном позолоченном ковчеге в виде храма пе­реносят ночью в канун праздника в новый священный покой. Нес­колько жрецов, оставшихся у статуи бога, влечет на четырехко­лесной повозке ковчег со статуей бога. Другие же жрецы, стоящие перед вратами в преддверии храма, не пропускают их. Тогда богомольцы, связавшие себя обетом, заступаются за бога и бьют жре­цов, которые дают им отпор. Начинается жестокая драка на дубин­ках, в которой они разбивают друг другу головы, и многие даже, как я думаю, умирают от ран. Египтяне, правда, утверждают, что смертных случаев при этом не бывает.

 

В храмовом ритуале, принявшем единую форму в эпоху Нового Царства, регулярно упоминается легенда об Осири­се, и мы могли бы увеличить число примеров. Однако чаще всего эта легенда инсценируется в погребальном ритуале. Причина проста: кто иной как не Осирис был первым чело­веком, обретшим, благодаря мудрой заботе своей сестры Исиды и ее помощников, своего рода жизнь после смерти? Это была не та жизнь, о которой он знал на земле, но тем не менее она могла по праву называться жизнью в том царстве, первым царем которого он был. В это царство он принимал любого, над кем совершались ритуалы, продемонстрировав­шие такую эффективность в его случае, т.е. того, чьи трупы ритуально бальзамировались согласно магическим форму­лам, превращавшим усопшего в нового Осириса. Отныне он был не Аменхотепом или Пашедом, а Осирисом Аменхотепом или Осирисом Пашедом. Естественно, в роли совершав­ших богослужение выступали отнюдь не Исида, Гор, Тот или Анубис, не они совершали и вышеописанные ритуалы; на месте богов были жрецы, порой одевавшие опознаватель­ные маски. Например, мы часто видим в гробницах изобра­жения лежащей на смертном одре мумии усопшего, покры­той облачениями, сходными с теми, которые были найдены в гробнице Тутанхамона. Под таким же покровом бог Анубис или же жрец, исполняющий его роль, склоняется над муми­ей и совершает последние ритуалы, необходимые для обеспечения совершенного воскрешения.

Формулы, идентифицирующие усопших с Осирисом, произ­носились не только во время бальзамирования, но и при погре­бении, когда для того, чтобы полностью превратить покойников в Осириса сходные ритуалы совершались над их мумиями (часто в самом гробу), а также над статуями. Делалось это для того, что­бы вернуть их членам и способностям полноценную функцио­нальность, дав им таким образом возможность сполна насла­диться своей осирисовской жизнью в ином мире. Эти церемо­нии назывались "раскрытием уст" - по названию наиболее ха­рактерного ритуала. И в царских и в прочих гробницах мы нахо­дим множество более или менее детализированных изображе­ний ритуалов, которые совершались в данном случае. Главный жрец уподоблялся Гору, сыну Осириса, совершающему свои наи­более священные обязанности по отношению к своему отцу. Я не буду детально обсуждать эти ритуалы, а просто процитирую одну из сцен с тем, чтобы составить представление о данного ро­да тексте. Это "раскрытие уст" в прямом смысле слова.

"Служитель" (один из погребальных жрецов) подводит "сы­на" к статуе усопшего и говорит: "О статуя Осириса N., я при­шел, я привел твоего сына, который любит тебя, для того, что­бы он мог разомкнуть твои уста и раскрыть твои глаза". "Со­вершающий богослужение ёжрец" говорит: "Сын, которого он любит, раскрывает уста и глаза усопшего, сначала железным резцом, а затем - алым пальцем". Сын берет резец, поднимает его двумя руками и почтительно касается острием рта и глаз. В это время жрец, который совершает богослужение, повторяет формулу: "О статуя Осириса N., я сжал твои уста, я сдавил твои уста, о статуя Осириса N., во имя тебя, Сокар; о статуя Осириса N., Гор сдавил твои уста, он открыл твои глаза и впредь они будут целыми. О статуя Осириса N., твои уста были зажаты, я восстановил их равно как и зубы, я раскрыл твои ус­та. Гор раскрыл твои уста, о статуя Осириса N., Гор раскрыл твои уста и твои глаза".

Заключение

 

Из легенды видно, сколь человечна эта легенда сколь она близка к делам людским, судьбе каждого человека. Она не просто излагает приключения древнего царя; это история об обычном человеке, которому суждено умереть и который раз уж он не может продолжить свою жизнь здесь, на земле надеется, по крайней мере, познать радости жизни в загробном мире. Другими словами, это легенда, которая не может ограни­чиваться теоретическим рассмотрением, это не просто ласкаю­щая слух прекрасная сказка. Это легенда, которая станет ча­стью жизни людей, источником надежды и веры. И более того различные эпизоды этой легенды, столь полные жизни, замеча­тельно подходят для драматизации. Почти естественным выгля­дит то, что в культе этого бога различные сцены из его жизни разыгрывались жрецами, представляющими богов осирисовского цикла. Эти драматизации в более простой форме по всей видимости были регулярны для храмовых ритуалов, и, хотя они и не характерны для культа Осириса, его легенда дает больший простор для драматизации, нежели культы остальных богов.

123	Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: