Лекция 2-3. Русская национальная культура эпохи расцвета (XIX – первая четверть ХХ вв.)

Основные вопросы темы

1. Предпосылки формирования российской дворянской интеллигенции.

2. “Золотой век” русской культуры и его особенности.

3. Запад и Восток в российском культурном самосознании.

4. Выход на сцену разночинцев и его последствия.

5. “Серебряный век” русской культуры – была ли культурная альтернатива 1917 г.?

Французская революция, провозгласившая на своих знаменах лозунги “свободы, равенства и братства”, Отечественная война 1812 г., продемонстрировавшая могучие возможности закрепощенного, но не задавленного народа, наконец, бурный рост промышленности, появление первых капиталистических предприятий, и соответственно, возрастающая нужда в свободных работниках – все эти факторы требовали немедленного разрешения проблемы – отмены крепостного права “сверху”, пока не грянет всеобщий народный бунт, “бессмысленный и беспощадный”. Однако, поскольку правящие круги страны не спешили с реформами в надежде, что буря в Европе, поднятая французской революцией когда-нибудь утихнет, оставалось уповать только лишь на общественное мнение, выразителем которого, естественно, стала дворянская прогрессивная интеллигенция. Запросы и требования этой интеллигенции, получившей образование и воспитание в университетах и пансионах при университетах, в открывшемся накануне испытаний 1812 г. Царскосельском лицее, в заграничных поездках и военных походах, наконец, в боевых действиях против Наполеона – были соответственным образом учтены властью на Сенатской площади 14 декабря 1825 г., после чего уже никаких надежд на конструктивное сотрудничество с российской монархией у интеллигентных дворян не оставалось.

Переход от “дней Александровых прекрасного начала” к временам, когда только “Молчалины блаженствовали на свете” оказался прекрасным уроком для думающих и понимающих. Поскольку же никаких официальных каналов с воцарением николаевского режима для выражения общественного мнения уже не оставалось, как, впрочем, их не было по сути никогда – ни представительных учреждений, ни ответственного правительства, ни независимого суда, то неизбежно вся работа по воспитанию и просвещению общества свалилась на деятелей культуры и, прежде всего, на уникальную, единственную в своем роде в силу специфики ее бытования литературу, которая заменяла собой и с огромным достоинством и парламент, и суд, и была тем самым общественным мнением, которое необходимо было стране как воздух.

Центральной фигурой николаевской эпохи стал А.С.Пушкин, однако надо учесть, что сама громадность этой фигуры заслоняет для нас все величие литературного и нравственного подвига тех, того мы обычно называем “поэтами пушкинского круга”. И К.Н.Батюшков, и В.А.Жуковский, и Б.А.Баратынский, и Ф.Н.Тютчев и крупнейшие поэты-декабристы – все они создавали ту неповторимую атмосферу светоносной, очистительной, благоуханной культуры с большой буквы, которая позволяла “истину царям с улыбкой говорить” и прославлять “чувства добрые”, пока “век шествовал путем своим железным”. Эта литература, эта культура учила нравственной независимости, преодолевала классовую и сословную ограниченность, не сама стеснялась учиться лучшим европейским образцам и не кичилась, в то же время, ни своей ученостью, ни своей “европейскостью”.

Вся русская культура всего XIX в. благодаря Пушкину и его соратникам – литературоцентрична, вся она несет на себе след глубокой серьезности, проблемности, искренности, интереса к жизни во всех ее проявлениях, того, что мы обычно называем скучным и неточным термином – реализм. Реализм русской литературы и русской культуры в целом был укоренен в горьких реальностях кричаще противоречивой российской действительности и никак не сводился к вопросам стиля, как это было, скажем, на Западе.

Особая функция литературы и литературно ориентированной интеллигенции как общественного барометра и одновременно компаса и термометра обусловила совершенно исключительную популярность так называемых “толстых журналов”, обязательно включавших, помимо беллетристики, и критический, информационный, развлекательный отделы. Да и сама “беллетристика” никак не соответствовала по своему внутреннему смыслу буквальному значению слова (от фран. “belles-lettres” – изящная словесность), но отличалась огромным общественным накалом.

Особую популярность приобрел роман. И не случайно именно в романной форме лучшие писатели России попутно ставили жизненно важные вопросы, не давая, впрочем, никаких рекомендаций, но создавая художественно законченные реалистические типы, во многом предвосхищая тенденции времени. Так, лермонтовский Печорин вызвал огромное количество подражателей; так, “нигилисты”, придуманные во многом Тургеневым, вышли как серьезная политическая сила спустя буквально несколько лет после выхода “Отцов и детей в прямом смысле духовные дети Базарова” начали бросать бомбы, по примеру Д.М.Каракозова, а какой-то остроумный критик пошутил, что тургеневские девушки в качестве своеобразного социо-психологического типа, появились как реальное и достаточно распространенное явление уже после написания писателем своих знаменитых “усадебных” романов.

Огромная культура, прекрасное владение русским литературным языком, сугубое внимание ко всему, чем богата народная жизнь и понимание лучшими умами России огромной пропасти, разъединившей культурную и обескультуренную страну и, естественно, горячее желание преодолеть эту пропасть неутомимой просветительской работой, своеобразный просветительский реализм – все это отличительные черты “золотого” века русской литературы, давшей стране и миру гениев первой величины – от Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Островского до Толстого, Достоевского, Тургенева, Лескова, Чехова.

Но не только литературой славна была эпоха. Стремление максимально художественно, точно, творчески выразить суровую правду страны, правду общества отличало лучших русских художников-реалистов. Изобразительное искусство шло как бы вослед за литературой, подхватывая и комментируя сюжеты популярных романов, стараясь воспроизводить, начиная с 40-50-х годов XIX в. жизнь самых различных слоев русского общества, создавая своеобразную энциклопедию типов и конфликтов российской действительности, и не очень жалуя при этом категории изящного понятия “цвет”, “колорит”, “красота”, “композиция”, “гармония”. Хотя многие из апологетов литературного направления в живописи были блестяще одаренными мастерами, свою основную задачу они опять-таки видели в просветительской деятельности. Не обходилось и без своеобразных демонстраций: в 1863 г. целая группа художников во главе с И.Н.Крамским, не получив официальных дипломов, вышла из Академии в знак протеста против официального академизма и казенщины в академической системе обучения и образовала так называемое “Товарищество российских передвижных выставок”.

Передвижники устраивали свои выставки в течение почти четырех десятилетий по всем городам России и внесли весьма значительный вклад в дело художественного образования и нравственного воспитания страны. Однако присутствовала в передвижническом реализме известная ограниченность, излишнее увлечение жанровыми, сюжетными сценками, сами названия которых говорят о стремлении максимально точно сформулировать, обозначить изображенное даже в виде заголовков: мы говорим о всевозможных вариациях на темы – “Приезд гувернантки в купеческий дом”, “Птичьи враги”, “Последний кабак у дороги”, “Купеческие поминки”, “Новый фрак”, “Бабушкин сад”, “Приход колдуна на крестьянскую свадьбу”, «Крах банка», «Проводы начальника» и т.д. Причем, необходимо отметить, что первоначальное обличительство постепенно, с ужесточением режима, сменялось уже незамысловатым развлекательством на уровне анекдотов.

С другой стороны, существовала в русском изобразительном искусстве и другая тенденция, которую можно было бы охарактеризовать как религиозно-нравственную. Прямое обращение к библейским сюжетам, к образу Христа у таких замечательных мастеров, как А.А.Иванов, Н.Н.Ге, В.М.Васнецов, М.В.Нестеров, тот же И.Н.Крамской в русской жанровой живописи середины века был вовсе не уходом от действительности, а наоборот, попыткой философского объяснения эпохи, своеобразной художественной проекцией нравственно-религиозных исканий позднего Гоголя, зрелого Толстого, классического Достоевского, Островского “славяно­фильской поры”. Вообще проблема духовности, разрабатываемая в русской культуре, очень интенсивно на протяжении всего века тоже была формой своеобразной “культуры сопротивления”, противостоявшей официальной доктрине, вдохновляемой Николаем I и сформулированной министром просвещения С.С.Уваровым в виде знаменитой триады – православие, самодержавие, народность. Надо ли говорить, что великая русская культура никогда не умещалась в эту казенную формулу, как бы ни пытались доказать обратное нынешние поклонники культурного единения России под знаменем реабилитированных Романовых и официальной РПЦ. Имена официально признанных, придворных творцов типа писателя Н.А.Полевого, поэта Н.В.Кукольника, портретиста Тютрюмова, композитора А.Львова, журналиста Мещерского – практически забыты. Русская культура развивалась по своим законам, не регламентируемая и не управляемая сверху. Это относилось буквально ко всем сферам художественной деятельности.

XIX в. – эпоха в русской музыке. В сущности, именно тогда сформировалась русская музыкальная школа – композиторская, исполнительская, музыковедческая, давшая миру опять-таки огромное число лидеров музыкального процесса. Для российской музыкальной палитры века характерно, в отличие от пластических искусств, огромное разнообразие красок, приемов, нюансов – тончайший психологизм и громадный лирический дар П.И.Чайковского соседствовал с распевностью, простотой, изяществом М.И.Глинки, трагедийное дарование создателя принципиально нового жанра – русской музыкальной драмы – М.П.Мусоргского с изысканностью образов Востока у А.П.Бородина, роскошный сказочный колорит кудесника оркестровки Н.А.Римского-Корсакова с выразительными речитативами сугубо внимательного к мелодике человеческого голоса А.С.Даргомыжского.

Вдохновленное творчество русских композиторов подкреплялось и стимулировалось могучей фигурой неутомимого художественного и музыкального критика В.В.Стасова (1824-1906) – своеобразной системообразующей личности в огромном мире российской культуры на протяжении почти шести десятилетий. Стасов, проработавший более полувека скромным служащим столичной Публичной библиотеки, все свое время отдавал процессу собирания самых талантливых художественных сил, пропаганде всего лучшего, что возникало в недрах русского искусства, поддерживал своими советами и рекомендациями начинающих, помогал ветеранам (в том числе и в устройстве каких-либо бытовых дел), яростно критиковал (не всегда справедливо) все, что не отвечало его пониманию общественно нужного искусства. Вообще идеологические споры, даже конфликты среди деятелей культуры стали неотъемлемой частью культурного ландшафта эпохи.

Самым крупным и значительным противостоянием подобного рода считается спор “западников” и “славянофилов”. Не вдаваясь в политические обстоятельства спора и опуская историю конфликта, отметим, что острота самого конфликта значительно преувеличена, если рассматривать его в культурологическом плане. Дело в том, что по своей нравственной сути и культурному менталитету “западнику” А.И.Герцену был значительно ближе “славянофил” К.С.Аксаков, чем близкий ему идеологически либерал К.Д.Кавелин. Точно так же славянофилы братья П.В и И.В.Киреевские и А.С.Хомяков и западники Т.Н. Грановский и В.Г.Белинский одинаково были далеки от официальных пропагандистов единения славянских сил из правительственного лагеря типа того же графа А.С.Уварова. Водораздел в духовной сфере и области культуры проходил не столько по линии “Запад-Восток”, сколько по линии самобытной или же заказной культуры. Исчерпывающую характеристику спора славянофилов и западников дает в своих мемуарах А.И.Герцен.

 В рамках нашего курса необходимо добавить, что этот непростой конфликт стимулировал и разыскания в области истории отечественной культуры – сборники народных песен П.В.Киреевского, лексикографический подвиг В.И.Даля – его знаменитый Толковый словарь, историографические изыскания М.П.Погодина и Н.И.Костомарова, с одной стороны, и, в свою очередь, как своеобразную “контраверзу” – блестящие публичные лекции Т.Н.Грановского по истории средневекового Запада, замечательные по остроте наблюдений и художественному проникновению в дух иной культуры, до сих пор недооцененные “Письма об Испании” В.П.Боткина или же, наконец, знаменитые критические эссе “Неистового Виссариона”, с другой.

И западники, и славянофилы трудились на благо отечественной культуры и внесли огромный вклад в формирование ее духовного ядра – самобытной русской общественной мысли. Продолжение же спора в пореформенное или, тем более, в настоящее время представляется во многом надуманным и неплодотворным, ибо невозможность повернуть колесо истории вспять, к допетровским временам столь же очевидна, сколь и неотделимость России от Запада, от западной культуры при всей необходимости знать и уважать отечественную культуру. Однако в 60-е годы на Руси появилось племя, для которого само это понятие – уважение к традициям, культуре, художественному наследству прошлого, как, впрочем, и современному искусству, было непонятным и чуждым.

С ростом российской образованности растет и “образован­щина” – ряды интеллигентов пополняют полуинтеллигенты, недоинтеллигенты, выходцы из самых различных сословий, люди разных чинов, но одинаково самонадеянные, активные в стремлении к политическому, социальному и культурному “освобождению” России. Наиболее талантливые разночинцы впоследствии заняли достойное место в отечественной культуре, да и при всех полемических издержках неверно было бы зачеркивать роль того же Н.Г.Чернышевского или Н.А.Добролюбова с Д.И.Писаревым в качестве своеобразных дрожжей восходящей культуры будущего. Однако, само понимание культуры, искусства как чего-то подчиненного целям политической борьбы и тем более инструмента в этой борьбе сыграло негативную роль в жизни российского общества. В представлении о том, какое искусство необходимо народу в 60-е годы произошел существенный перелом и у творцов культуры, и у ее пропагандистов, и у аудитории. Даже Л.Толстой начинает утверждать бессмысленность искусства и писать примитивные нравоучительные байки с “крестьянским” акцентом для простонародья. Главным критерием в искусстве, культуре вообще вслед за вульгарными немецкими экономистами их российские почитатели и последователи стали провозглашать правду, противопоставляя ее красоте, но правду, понимаемую узко прагматически, с точки зрения полезности для трудовых, малообразованных слоев общества. Тогдашний кумир революционно настроенной молодежи Д.И.Писарев (тот самый, который “глубоко перепахал” юного Владимира Ульянова) разоблачал ничтожного, по его мнению, Пушкина. Тем более ничтожного, чем более талантливого, поскольку, по убеждению критика, Пушкин слишком много внимания уделял описанию жизни верхов общества и изяществу стиля. Д.И.Писарев противопоставлял Пушкину Чернышевского за его “правильные идеи”, пропагандировал естественные науки и издевался над “святым искусством”.

Конечно же, и в разночинский период существовал другой подход, особенно ярко продемонстрированный гением Д.М. Достоевского. Писатель особого психологического склада, не отказывавшийся от острых идеологических выступлений и в целом стоявший на консервативных позициях, в своих романах-прозрениях не только блистательно раскрывал “подпольного” человека, но ставил принципиально по-новому основной философский вопрос добра и зла, находя корень зла в человеческой несовершенной природе, а не в социальном устройстве общества или же недостатках системы просвещения и образования. Для Достоевского были безнравственны самые передовые идеи, если в основе их лежала “хотя бы одна слезинка хотя бы одного ребенка”. В какой-то степени идеи Достоевского предвосхищали будущий бурный взлет русской религиозно-философской мысли эпохи “серебряного” века, выразившийся в активной деятельности целой плеяды блистательных философов от В.С.Соловьева до С.Л.Франка. Однако, кризис революционного движения, вызванный неудачными попытками “хождения в народ”, провалом террористических планов заговорщиков и, наконец, процессом по делу цареубийц 1 марта 1881 г. – все это привело к совершенно другой культурной ситуации.

В обществе чувствовалось стремительное угасание интереса к социальным проблемам, отсутствие понимания какой-либо общей идеи, пропагандировалась теория “малых дел”, по сути оправдывавшая обывательщину и полную безыдейность. Наиболее популярным автором становится А.П.Чехов. Однако, позиция Чехова-художника отнюдь не была тождественна позиции его постоянно тоскующих, вздыхающих, мающихся героев. Неустанный труженик и в литературе, и в медицине, человек обостреннейшего чувства совести и общественного долга, подлинный русский интеллигент Чехов, несмотря на сильное нездоровье, предпринимает рискованную поездку через всю страну на остров Сахалин с целью написать правду о положении каторжан в этой самой грандиозной царской тюрьме. Общественный резонанс, вызванный книгой “Остров Сахалин”, был столь велик, что каторжные работы на Сахалине пришлось ликвидировать. Чехову же эта поездка стоила практически жизни. В самом этом факте – зловещий парадокс русской культуры.

90-е годы стали в то же время “звездными” в чеховском творчестве, именно тогда он пишет все свои лучшие произведения, включая пьесы, которые стали открытием нового театра. Появился и театр, достойный новой драматургии ‑ Московский художественный, основанный фабрикантом К.С.Алексеевым-Станиславским и литератором В.И.Немировичем-Данченко.

“Просвещенные дилетанты” уже новой генерации в новую историческую эпоху вновь выходят на авансцену, знаменуя собой начало нового, еще более мощного подъема русской культуры, становясь первыми звездочками на небе “серебряного века”. Принципиальная новизна Московского художественного театра, как явления новой эпохи, заключалась в подчинении всех личных интересов интересам общего художественного дела, в котором талантливые актеры были тружениками, работниками, в котором изгонялся дух пошлой богемы и дух коммерции. Театр воспитывал своего зрителя, ориентировался на широкий круг демократически настроенной интеллигенции, ставил пьесы самых современных и еще не слишком известных авторов, не только А.П.Чехова, но и символиста Л.Н.Андреева, не только М.Горького, но и его антагониста Д.С.Мережковского, знакомил публику с наиболее интересными новинками западной драматургии – пьесами Г.Ибсена, Г.Гауптмана, К.Гамсуна. При этом не принимались во внимание ни творческие, ни физические, ни материальные затраты.

Однако имя свое “серебряный век” получил от поэта (это выражение впервые употребила А.А.Ахматова) и знаменит он был прежде всего небывалым поэтическим взлетом. В течение двух десятилетий восходят ярчайшие звезды И.Ф.Анненского и В.Я.Брюсова, А.Белого и А.А.Блока, В.Ф.Ходасевича и И.Северянина, А.А.Ахматовой и Н.С.Гумилева, О.Э.Мандельштама и Б.Л.Пастернака, С.А.Есенина и М.И.Цветаевой и многих других славных имен. Подобный поэтический “взрыв” возможен был в силу совпадения целого ряда политических, социальных и общекультурных причин. Главной все же представляется, безусловно, стремление и поэтов, и поэтической аудитории к новой, еще не открытой красоте, усталость от излишне идеологизированного и не слишком душевного искусства, интерес к личной, частной жизни, заметно выросший на фоне колоссального упадка общественной жизни и отсутствия надежд на какие-либо скорые демократические реформы в агонизирующем самодержавно-крепостническом государстве, управляемым самым бездарным и безнравственным образом.

“Серебряный век” – это уход от жизни в искусство, это время торжества формы, композиции, гармонии, время интенсивных художественных поисков и экспериментов. Современником создания нового, поистине художественного театра и взлета новой поэзии стала и деятельность художественного журнала “Мир искусств”, провозгласившего служение художественно яркому, полноценному, красочному искусству. Журнал и собравшаяся вокруг журнала группа талантливых художников, графиков, искусствоведов – А.Н.Бенуа, М.А.Врубель, М.В.Добужинский, Л.С.Бакст, Е.Е.Лансере и другие способствовали формированию новых, синтетических видов изобразительного искусства театрально-декорационного, художественного моделирования, книжно-оформительского, достигших небывало высокого уровня на рубеже веков в России. В огромной степени деятельность “мира искусств”, как и многих других художественных начинаний эпохи – блестящих “русских сезонов” в Париже, перспективных театральных экспериментов А.Я.Таирова и Б.Б.Вахтангова, успехи на международной арене музыки русских авангардистов – А.Н.Скрябина, И.Ф.Стравинского, Н.Н.Черепнина – осуществлялась благодаря заботам замечательных русских меценатов от С.П.Дягилева до Н.П.Рябушинского и от С.И.Мамонтова (создателя театра, пропагандировавшего новую русскую оперу) до И.В.Цветаева, давшего жизнь Музею изобразительных искусств на Волхонке.

Эпоха, давшая России и миру Анну Павлову и Вацлава Нижинского, Сергея Рахманинова и Сергея Прокофьева, Николая Рериха и Бориса Кустодиева, Федора Шаляпина и Леонида Собинова, Николая Бердяева и Ивана Ильина, оказалась эпохой заката Российской империи. Задыхающаяся от недостатка свежих идей страна как бы компенсировала убожество политической модели существования экзистеальными откровениями искусства, обреченного, однако, на скорую гибель. Такая культура была уже не очень нужна стремительно политизировавшемуся на самой радикальной основе обществу. Поэтому, когда А.Блок призывал “всем сердцем, всем сознанием слушать музыку Революции”, он был абсолютно прав. Не все однако последовали его совету. Зинаида Гиппиус была убеждена в октябре 1917 г., что “снова в старый хлев ты будешь загнан палкой – народ, не уважающий святынь!”. Да и умнейший Иван Бунин, проклиная “окаянные дни”, был убежден, что прежняя Россия еще вернется и покажет себя. Однако прежнюю Россию сначала выставили за дверь, а затем, либо приручили, либо добили не желавших приручаться. Но это уже история другого времени и другой культуры.

Подводя же некоторые итоги нашей темы, предположим, что никакой другой альтернативы большевистскому перевороту российская интеллигенция представить и не могла, и не собиралась. В то время, как Бердяевы философствовали, Ульяновы действовали. Россия жаждала твердой власти, и она эту власть получила. Революция же всегда по своему основному предназначению – антикультура, чьими бы руками она ни творилась, ибо революция – это и глобальная переоценка ценностей. Российское культурное наследие не пропало даром, оно оказалось и окажется еще неоднократно востребованным, но свою цивилизационную роль русская культура отыграла, достигнув пика возможного в художественных откровениях “серебряного века” и обогнав и время, и аудиторию, и страну.

Отзвуки мелодии эпохи еще звучали некоторое время в эмигрантской среде, не желавшей расставаться с прошлым, однако культура русской эмиграции – это уже ретрокультура, заведомо бесперспективная, хотя во многих отношениях и блестящая, и интересная, как интересны порою озорные причуды молодящихся стариков, не желающих просто так, тихо и спокойно уходить из жизни, уже в них не нуждающейся и развивающейся по своим, чуждым им законам.

Литература

Балакина Т.И. История русской культуры. М., 1996.

Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990.

Бердяев Н.А. Судьба России. М., 1990.

Кондаков И.В. Введение в историю русской культуры. М., 1997.

Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (конец XVIII – начало XIX века). М., 1994.

Русская идея /Сос. и авт. вступ. статьи М.А.Маслин М., 1992.

Предыдущая123456789101112Следующая

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: