Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Философия в лирике Омар Хайяма

Оглавление

 

 

Сведения из биографии…………………………………………………………….3

 

Философия в лирике Омар Хайяма………………………………………………..6

Заключение………………………………………………………………………….12

 

Сведения из биографии

 

Поэт, математик, философ, астроном.. Полное имя: Гияс ад-Дин Абу-л-Фатх Омар ибн Ибрахим Хайям Нишапури. Но миру Омар ибн Ибрахим стал известен под прозвищем Омар Хайям. Омар Хайям Нишапури родился в 1048 году в Нишапуре, учился в этом городе, затем в крупнейших центрах науки того времени, в том числе в Балхе и Самарканде. Изучал математику, физику, историю, философию, медицину, филологию, теорию музыки, изучал труды древне-греческих мыслителей в арабском переводе. Он овладел широким кругом точных и естественных наук, развитых в его время: математикой, геометрией, физикой, астрономией; специально изучал философию, теософию, корановедение, историю, правоведение и весь комплекс филологических дисциплин, входящих в понятие средневековой образованности; был начитан в родной поэзии, знал в совершенстве арабский язык и арабскую литературу, владел основами стихосложения. Омар Хайям был искусен в астрологии и врачевании, профессионально изучал теорию музыки. Он ознакомился с достижениями античной науки - трудами Архимеда, Евклида, Аристотеля, переведенными на арабский язык. Вокруг истории жизни Хайяма накручено множество легенд. Легенд самых разных: красивых и дурацких, правдоподобных и не пролезающих ни в одни исторические ворота. За время, начиная где-то с века XV-го (300 лет после смерти) по век XXI-ый накопилось много рукописных и печатных "источников". Творцы легенд старались, и отделить правду и вымысел вряд ли возможно. Реальных сведений о семье Омара Хайяма не сохранилось...
По оставшимся его научным трудам и сообщениям современников установлены некоторые детали биографии. Около 1069г. он, находясь в Самарканде, написал тракт «О доказательствах задач Алгебры и алмукабалы». А до этого были написаны два математических тракта. В 1074 году Омар Хайям возглавил крупнейшую астрономическую обсерваторию в Исфахане, в 1077 году завершил работу над книгой «Комментарии к трудным постулатам книги Евклида», а в 1079 году вместе со своими сотрудниками ввел в действие календарь.

К 1080 году относится первый философский трактат Омара Хайяма - "Трактат о бытии и долженствовании". Он был написан в ответ на письмо имама и судьи Фарса, одной из южных провинций Ирана. Судья предлагал "царю философов Запада и Востока Абу-л-Фатху ибн-Ибрахиму Хайяму" объяснить, как он понимает мудрость аллаха в сотворении мира и человека и признает ли необходимость молитв. Это обращение к Хайяму идеолога ислама было вызвано распространившимися уже в это время антиисламскими высказываниями авторитетного ученого. Письмо имело своей целью побудить Омара Хайяма выступить с открытым признанием основных религиозных положений ислама. В ответном трактате Омар Хайям, заявив себя учеником и последователем Авиценны, высказал свои суждения с философских позиций восточного аристотелианства. Признавая существование бога, как первопричины всего сущего, Хайям утверждал, однако, что конкретный порядок явлений - не результат божественной мудрости, а определяется в каждом частном случае законами самой природы. Взгляды Хайяма, заметно расходившиеся с официальной мусульманской догматикой, были изложены в трактате сдержано и конспективно, эзоповым языком недомолвок и иносказаний. Несравненно более смело, даже вызывающе дерзко, эти антиисламские настроения ученого находили выражения в его стихах.

В середине 90-х годов XI века, после закрытия обсерватории, вызванного сменой правителей, Хайям совершил паломничество в Мекку. Об этом сообщает один из его недружелюбных биографов Ибн Ал-Кифти следующими словами: что он совершил паломничество «…придержав поводья своего языка и пера, из страха, а не из благочестия».

Около 1097 г. Хайям работает врачом при наместнике Хорасана. Возможно в это время он написал свой тракт на языке фарси – «О всеобщности бытия».

Последние 10 – 15 лет своей жизни Хайям провел в уединении в Нишапуре. Он мало общался с людьми. Об этом сообщает историк Бейхаки: «Был скуп в сочинении книг и преподавании…»

По-видимому последние годы Омар Хайяма проходили тяжело. Он пишет:

 

Трясу надежды ветвь, но где желанный плод?

Как смертный нить судьбы в кромешной тьме найдет?

Тесна мне бытия печальная темница, -

О, если б дверь найти, что к вечности ведет.

 

Он дружил в последние годы только с книгой. Последний период жизни Омара Хайяма был чрезвычайно труден, сопряжен с лишениями и тоской, порожденной духовным одиночеством. К славе Хайяма, как выдающегося математика и астронома прибавилась в эти нишапурские годы крамольная слава вольнодумца и вероотступника. Философские взгляды Хайяма вызывали злобное раздражение ревнителей ислама. Как сообщает Бейхаки, в последние часы своей жизни Хайям читал «Книгу исцеления» Ибн Сины. На могиле Омара Хайяма в Нишапуре в 1934г. на средства, собранные его поклонниками в разных странах был воздвигнут обелиск. Надпись на обелиске гласит:

СМЕРТЬ МУДРЕЦА 516 г. ХИДЖРЫ ПО ЛУННОМУ КАЛЕНДАРЮ.

Авторы надписи считали, что поэт-математик умер в 516 г. (1122-1123г). По другой версии Омар Хайям умер 4 декабря 1131 г. Источники расходятся - не берусь судить о их достоверности... Таки образом, его биография мало отличается от типичной биографии ученого, стремительно поднявшегося на вершину служебной лестницы при одних правителях, интересы которых совпадают с его научными познаниями, и терпящего тяготы, опалу, когда на смену приходят другие правители.

Биографы, достаточно близкие к нему по времени, говорят в основном о его учености и научных трактах.

Только Ибн Ал-Кифти пишет о стихах, «жалящих как змея».

О поэзии Омар Хайяма исследователи судят по-разному. Некоторые считают, что поэтическое творчество было для него забавой, которой он предавался в свободное от научных занятий время. Но все же рубаи Хайяма пережили века и дошли до наших дней.

Свои стихи Хайям писал по-персидски, Арабской поэзии четверостишия-рубаи были неведомы. Это детище чисто персидской культуры, порожденное поэтами, писавшими на фарси (в X - XV веках фарси был чем-то вроде "латыни Востока"). Омар Хайям трансформировал эту форму в жанр философско-афористический. Европейцам Омар Хайям стал известен лишь в 1859 году, когда впервые были опубликованы 75 четверостиший в переводе Эдварда Фитцджеральда. Фитцджеральд обратил внимание на стихи Хайяма летом 1856 года благодаря своему другу, профессору Коуэллу. Некоторые исследователи полагают, что, подобно античным стихам рубаи пелись одно за другим, отделенные паузой (как куплеты песнен). А образы и идеи получали развитие от одного рубаи к другому. Возможно именно поэтому Эдвард Фицджеральд объединил 101 рубаи в целую поэму, выдержавшую до конца XIX века 25 изданий (!). С тех пор приписываемые Хайяму рубаи многократно переиздавались во многих странах и во множестве переводов.
Точно неизвестно сколько и какие рубаи написаны Хайямом. Ему приписывают авторство 300-400 рубаи. Наследие Хайяма обросло таким количеством "бродячих" рубаи, что выделить из позднейших сборников, на которых значится авторство Хайяма, первоначальное ядро теперь невозможно. Древнейшая известная нам рукопись - уже XV века.

Забавно, что на своей родине - в Иране, Омар Хайям не считался великим поэтом, хотя с давних пор был признан прославленным представителем персидской культуры - но только в науке.

 

Философия в лирике Омар Хайяма

Омар Хайям писал исключительно рубаи. Так на востоке называли четверостишия в которых рифмовались первая, вторая и четвертая или все четыре строфы. Он выгранил форму четверостишия, как драгоценный камень. Как высказался Эдвард Фитцджеральд: "Старик Хайям звенит, как настоящий металл"

Когда создавал Омар Хайям свои четверостишия? Очевидно, в течение всей жизни, до глубокой старости. Он никогда не писал хвалебных од правителям, даже когда имел все основания для этого. Рубаи не считались серьезной формой поэзии; и современниками, как поэт, Омар Хайям не признавался. Едва ли сам Хайям придавал своим рубаи серьезное значение, скорее всего они возникали мимоходом, экспромтом.

Омар Хайям был одним из самых философичных поэтов классического Востока. Жажда его знать "Откуда мы пришли? Куда свои путь вершим? В чём нашей жизни смысл?" остаётся поначалу неудовлетворённой. Он констатирует отсутствие в жизни смысла и свободы. Фатальность бытия такова, что даже беспокоиться бессмысленно:

Ты все пытаешься проникнуть в тайны света

В загадку бытия… К чему, мой друг, все это

Ночей и дней часы беспечно проводи,

 Ведь все устроено без твоего совета.

       Или:

 

Мир я сравнил бы с шахматной доской:

То день, то ночь.. А пешки? - мы с тобою

Подвигают, притиснут - и побили

И в темный ящик сунут на покой

Наличие смерти обесценивает жизнь в её целостности, а радости потусторонней жизни для поэта весьма проблематичны, ибо Бог не сумевший. хорошо сотворить этот мир, прибавивший к жизни смерть, к добру зло, вряд ли побеспокоится о радостях загробного существования для вечного грешника и праха земного - человека.

Наполнил зернами бессмертный ловчий сети,

И дичь попала в них, польстясь на зерна эти.

Назвал он эту дичь людьми и на нее

Взвалил вину за зло, что сам творит на свете.

Хайям вскрывает противоречие между религиозным учением о всемогуществе и всеведении бога и учением о воздаянии:

 

Когда ты для меня слепил из глины плоть,

Ты знал, что мне страстей своих не побороть;

Не ты ль тому виной, что жизнь моя греховна?

Скажи, за что же мне гореть в аду, господь?

                   * * *

Творений ты ваятель, почему
В них проглядел изъяны, не пойму.
Коль хороши, зачем их разбиваешь,
А если плохи, кто виной тому?

Хайям высмеивает религиозный призыв к отказу от благ земных во имя благ, ждущих нас за гробом. Никакого загробного мира, говорит он, нет. Существует лишь посюсторонний мир, где царят законы природы. Перед их лицом молитвы и болтовня о рае и аде смешны.

К чему кумирен дым, светильники мечетей?
К чему про рай и ад все разговоры эти?

Все религии, включая ислам, обманывают людей, одаряя их „сорной травой" веры в воздаяние.

 Хайям рассуждает – скорей всего: "Когда умрем, наш прах пойдет на кирпичи (И кто-нибудь себе из них хоромы сложит"). Неизбежность конца даже блаженствующей жизни гнетет поэта. "Что дальше?" - задает он вопрос, равный по значению гамлетовскому "быть или не быть?" Собственно, это "что дальше?" означает: одинаково, что быть, что не быть. Круг судеб равный Ничто - также онтология поэта.                                                                                                 

 Уже одним этим невозможным для живого человека пессимизмом такая онтология косвенно заявляет об аморальности, несостоятельности, неприемлемости для человека такого абсолютного фатализма, косвенно выступает против того, что утверждает - бренности бытия. Если бы люди действительно верили в бренность бытия, то им оставалось бы или свято полюбить эту бренность, или осмыслить ее как нечто значительное, или покончить с собой. Если и жизнь и смерть - все едино, то зачем же мучаться иллюзиями жизни, когда так легко войти в обитель вечного покоя - умереть.

От страха смерти я, – поверьте мне, – далек:

Страшнее жизни что мне приготовил рок?

Я душу получил на подержанье только

И возвращу ее, когда наступит срок. 

Но человеку присуще искать свет даже в преисподней: надежда - составная его души. Не собирается умирать и наш поэт. Только что жизнь была объявлена им самым страшным явлением в мире. И вот уже поэт заявляет: "Ведь в царстве бытия нет блага выше жизни" Это еще не реабилитация жизни, а признание того факта, что человек обладает инстинктом жизни, самосохранения, что он так устроен психически, что ценит и мучительную, бренную жизнь, тянется к ней. Но далее отношение поэта к жизни переходит в иную плоскость. Если жизнь как целое от века проклята, то как мгновенье, как цепь мгновений она может быть прекрасной: необходима лишь активность субъекта, - от него во многом зависит то, какими именно мгновеньями заполнится его жизнь и какой будут иметь отзвук в душе. "Спеши использовать летящий в бездну час!" Человек больше имеет власти над мгновеньем, чем над целым. Абсурдность целого извиняет человека, который и не пытается изменить его, поскольку знает, что целое неизменяемо, от века дано загадочным, чуждым человеку Божеством.

Приход наш и уход загадочны, - их цели

 Все мудрецы земли осмыслить не сумели.

 Где круга этого начало и конец,

Откуда мы пришли, куда уйдем отселе?

"Небесный свод жесток и скуп на благодать…". Бог - символ Вечности, а Вечность, особенно как устроительница жизни, абсурдна, то есть абсурдным оказывается и сам Бог. Человек оказывается погруженным в стихию иррационального и одинок. Но в силу этого делается более значительной и более свободной сама человеческая субъективность. У человека не остается ничего, кроме него самого, его души - последней надежды на спасение от зла. Человек сам будучи своеобразным мгновением оказывается родственным мгновениям бытия и собственной жизни. Даже во тьме он может быть устроителем собственного света. Протест сливается воедино со "спасением", то есть с надеждой на "спасение", страдание оказывается дорогой к удовольствию. "Чтоб с наслажденьем жить, живи для наслажденья" - вот вывод из пессимистических посылок. Жизнь пошла и кратка, - так умей же даже в мгновеньях ее найти благую Вечность и Красоту: никто не поможет, - или ты сам уничтожишь пошлость жизни, или она, эта пошлость, уничтожит тебя еще при жизни. Наслажденье, мыслимое поэтом, не есть похоть - признак отрицаемого бренного бытия, - а экстаз, восторг, упоение минутой чувственного и нравственного "воскрешения из мертвых". Не просто "плоть бокала", а: "Беременна душою плоть бокала". Благотворное, экстатически - физически и психически - влияющее на человека вино, этот пенистый сивел радости и блаженства, в сущности, заменяет абсурдного и жестокого к человеку Бога. Поэт говорит о вине: "Оно нам жизнь животворит", "Вино питает мощь равно души и плоти, К сокрытым тайнам ключ вы только в нем найдете", "Поток вина - родник душевного покоя… Врачует сердце он усталое, больное". Вино - "Ноев ковчег", спасение от потопа Отчаянья. Но не питие как таковое ценится поэтом. Одухотворение - вот что главное в этом культе вина. "Без песни пить нельзя!..".

Запрет вина – закон, считающийся с тем,

 Кем пьется, и когда, и много ли, и с кем.

Когда соблюдены все эти оговорки,

Пить – признак мудрости, а не порок совсем.

 "Вином пурпуровым мы дух свой возвышаем". Более того, пристрастие к вину вдруг оказывается признаком моральности. Если здесь и есть вред, то в отношении лишь самого себя, собственного организма, который и без того есть бренная плоть и пойдет на "кирпичи". Иной же человек не пьет, но весь погряз в суете или преступлениях. Здесь мы имеем дело не с гедонизмом как таковым, а именно с философией жизни, органически связанной с представлениями человека о мире, с философией утонченного, эстетико-этического, духовно аристократического образа жизни, чувствования, отношения к миру, социальной среде и индивиду. Культ вина приобретает значения вызова нравственного субъекта силам зла. Вино в поэзии Омара Хайяма есть символ животворящей жизни. Важно не то, что именно вино взято здесь в качестве основополагающего символа, важно само противопоставление человека жестоким небесам, бунтарство, выбор наслаждения, экстаза жизни, на не ее агонии в суете сует, спасение, хотя и относительное и временное, от абсурда бытия. Прекрасное мгновение по значению здесь равно целой жизни, но это уже жизнь со знаком плюс. Это торжествующая жизнь, преодоление фатализма в духе, внутреннее раскрепощение. "Растить в душе побег унынья - преступление, Пока не прочтена вся книга наслажденья". Если на свете нет безгрешных людей, то есть иерархия грехов, в чреде которых гедонизм - грех наименьший. Перед поэтом возникает дилемма: грозный, неправедный Бог и зависимый человек - тень или духовно свободный человек, который в этом случае становится сразу судьей Бога и мира. Поэт прямо обращается Божеству с гневным обвинением: "Когда ты для меня лепил из глины плоть, Ты знал, что мне своих грехов не побороть, Не ты ль виной, что жизнь моя греховна? За что же мне гореть в аду, Господь?" (Кн. - с. 168, руб. 63). "Ты плохо их слепил? Но кто ж тому виною! А если хорошо, ломаешь их зачем? (О созданьях Бога, кн. - с. 168, руб. 64). Человек грешен в силу своей природы, которая сотворена Богом, то есть Бог и есть главный виновник грехов. Наличие смерти, таким образом, признак того, что Бог не благ. Это логично, если не верить в загробную жизнь, не верить в то, что земная жизнь лишь арена испытаний, лишь этап к вечной и лучшей. Философия Омара Хайяма в принципе атеистична, - Бог превращен здесь в символ природной слепой необходимости, природы как таковой, в ее стихийности, становлении, безразличии к человеку, созданному случайно, неизвестно для чего. Это сразу и недостаток и достоинство философии Омара Хайяма. Недостаток, потому, что человек оказывается чем-то вроде нелепого челнока в океане абсурда. Он вынужден выдумывать свои ценности. Главной ценностью и целью его, как не крути, оказывается ценность наслаждения, пользование мгновениями, которые, однако, прервутся смертью и растворением в полном ничто. С другой стороны, если Бог не благ, то его жертва - человек. Он уже не обязан быть работ Бога и непонятных ему иррациональных сил. Он должен творчески раскрепостить, обновить, воссоздать себя заново, свободно следовать своему моральному закону и если ему суждено умереть, то он умрет стоя, а не на коленях, используя свои мгновенья как надо ему, его душе и плоти. Таковы основные идеи философской лирики Омара Хайяма.

Заключение

Темы его четверостиший разнообразны и противоречивы. Один из первых его исследователей и переводчиков академик В.Жуковский писал о нем следующее: "Он вольнодумец, разрушитель веры; он безбожник и материалист; он насмешник над мистицизмом и пантеист; он правоверующий мусульманин, точный философ, острый наблюдатель, ученый; он - гуляка, развратник, ханжа, и лицемер. Он не просто богохульник, а воплощенное отрицание положительной религии и всякой нравственной веры; он мягкая натура, преданная более созерцанию божественных вещей, чем жизненным наслаждениям; он скептик-эпикуреец, он - персидский Абу-л-Аля (Маарри), Вольтер, Гейне. Можно ли, в самом деле, представить человека, если только он не нравственный урод, в котором могли бы совмещаться и уживаться такая смесь и пестрота убеждений, противоположных склонностей и направлений, высоких доблестей и низменных страстей, мучительных сомнений и колебаний?". Но я не соглашусь с этим. Нравственность Хайяма во всех случаях человечнее, ей противостоит официально-лицемерно-религиозная мораль. Противоречия между его отдельными мыслями пробовали объяснить, подвергая сомнению их авторство. Ведь его жизнь обросла легендами, а творчество породило множество подражателей от известных поэтов до кабатских завсегдатаев. Но главное не в этом. Его четверостишия рождены настроениями момента. А не меняют настроений как раз "моральные уроды" - ревнители моральных обносков, фанатики. Тот, кто тоже шел своим путем всегда несомненно уловит при внешней разношерстности мыслей глубокую их целостность и последовательность. Многие его высказывания имеют подтекст. Читайте рубайат медленно. Не торопитесь, почти каждое четверостишие рождает желание задуматься...

 

Список литературы:

Морочник С. Философские взгляды Омара Хайяма. – Сталинабад,1952.

Морочник С. Омар Хайям-поэт, мыслитель, ученый. – Сталинабад,1957.

Омар Хайям Рубаи. – Ташкент, 1981.

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...