Литературная новинка — вербатим

Вербатим в переводе с латинского значит “дословно”11  и представляет собой технику создания текста путем монтажа дословно записанной речи. Схему работы можно изложить по пунктам: драматург выбирает тему, собирает материал, то есть берет интервью у нужных ему людей и записывает их на диктофон, из всего этого делает пьесу и ставит спектакль. Техника эта не является исключительно новаторской (документы часто использовались в художественной литературе и ранее), однако свое новое рождение она получила в XX веке именно в документальной драме, своеобразной “наследнице драмы исторической”12, а в начале XXI века — в драме-вербатим, использующей исключительно живую речь. Новая методика пришла к нам, конечно, с Запада, в частности, она разрабатывается известным лондонским театром “Ройал Корт” (был открыт в Лондоне в 1956 году как первый репертуарный театр, поставивший себе целью ставить значительные пьесы современных авторов).

Особенно нашумевшие западные спектакли по пьесам-вербатим — “Язык тела” Стивена Долдри (исследование образного, психологического и информационного представления мужчин-гомосексуалистов об их теле), “Серьезные деньги” Кэрил Черчилл (о деловых людях Сити) и др. Ярким примером того, как документальное произведение может воздействовать на общественное мнение, то есть выполнять некую социальную функцию, является пьеса Ив Энслер “Монологи вагины” (“The Vagina Monologues”), написанная в 1996 году. Текст “Монологов…” был составлен из интервью на тему женского тела, взятых драматургом у нескольких сотен женщин. Сначала Энслер читала свою пьесу сама на сцене студенческих и любительских театров, попутно разворачивая рекламную кампанию “Монологов…”. Затем к постановке пьесы на большой сцене были привлечены “звезды” кино и шоу-бизнеса, известные своими феминистскими взглядами.  На сегодняшний день явление, выросшее из данной документальной драмы, превратилось в крупнейшее предприятие шоу-бизнеса и вышло за рамки сугубо театрального события: регулярные ток-шоу с участием “звезд”, постановки более чем на сотне профессиональных сценических площадок в двадцати пяти странах мира, проведение ежегодного праздника — V-дня (V-day), объединяющего разнообразные общественные движения женщин (“за права вагины (vagina) против насилия (violence)”)13, собирающего огромные пожертвования в поддержку женщин, пострадавших от избиений в семье, студенток, детей, женщин бедствующих регионов. “Энслер удалось позиционировать “вагину” как новый бренд”, “все, что было неприличным, моментально вошло в моду и стало приносить доход”, “политкорректность оказалась чрезвычайно выгодным вложением”14. Размышляя о феномене пьесы, критики и психологи выводят простую формулу успеха: “эпатаж плюс откровение”15. Эпатажной оказалась сама тема пьесы, в большей степени — ее название, превращенное ныне в “мировой бренд”. “Сексуальное насилие в детстве, инцест — одно из наиболее частых признаний, которые мне довелось выслушать во время интервью”, — говорит Ив Энслер16.

По тематике  “Монологи вагины” созвучны с “Первым мужчиной”  русского драматурга Елены Исаевой, однако пьеса Энслер — это прежде всего акция,  направленная на  непосредственное социальное воздействие.

Для Е. Исаевой это был первый опыт работы с методикой вербатим. Выбрав тему “Взаимоотношения мамы и дочки”, драматург совершенно случайно наткнулась на тему обратную — “Папа и дочка”, а дальше уже никак нельзя было пройти мимо темы инцеста.

После определения темы и сбора материала драматург пишет пьесу на основе “расшифровок” интервью, причем по возможности сохраняются особенности произношения, паузы, интонация и т.п. Во время работы встает вопрос о том, как из интервью создать пьесу.  Сложность в том, что автор не имеет права редактировать текст своих персонажей. Он может только компилировать и сокращать. Интервью редко содержит в себе внутренние диалоги, поэтому драматический текст  создается либо соединением нескольких монологов, которые автор каким-либо образом связывает между собой, либо компоновкой отдельных реплик из разных интервью. В пьесе Исаевой “Первый мужчина” — три героини, так и обозначенные: Первая, Вторая, Третья. Больше мы ничего о них не  знаем. Героини произносят текст по очереди, они не слышат друг друга. Каждая говорит о своем. Вербатим-пьеса — чаще всего монолог или множество перебивающих друг друга монологов:

“П е р в а я. Родители никогда при мне даже не обнимались, не говорили друг другу ласковых слов, не говорили друг другу: “Я тебя люблю”. Зато они постоянно ругались при мне. Помню, маленькая, я засыпала, а они кричали друг на друга за стенкой. Я уши руками зажму и засыпаю, когда плакать устану.

В т о р а я. Самое противное, что я бы полжизни отдала, чтобы понять — где выход.

П е р в а я. Хочется сказать ему: “Давай с тобой просто молча походим по улицам”.

В т о р а я. Он не верит мне, не верит совсем. Ну, и наверное, он прав. Я много врала…

Т р е т ь я. Я родилась, и я умру”.  

От зрителя требуется только умение слушать. Постановка любой вербатим-пьесы держится в основном на тексте и физическом присутствии актеров — минимум сценических средств. Язык героев без изменений воспроизводит различные стилистические уровни, социодиалекты, интонацию. Целью игры становится создание иллюзии полного тождества исполнителя с персонажем. Именно поэтому часто актеры сами собирают интервью.

Из-за кажущейся искусственности в создании текста вербатим-драматургию иногда определяют как “неполноценную” драму, как монтаж кусков текста, хотя, скорее всего, следовало бы  говорить об искусстве монтажа. Однако при этом не стоит забывать, что монтаж представляет собой лишь прием создания текста.

Практически все написанные на сегодняшний день вербатим-пьесы наполнены, и иногда и переполнены, обсценной лексикой (то есть матерной лексикой и словами, которые неприлично употреблять в обществе). Пьеса Е. Исаевой едва ли не единственное исключение. Однако, несмотря на “интеллигентность” героинь, критики называют спектакль “Первый мужчина” “самым безжалостным”17  из всех спектаклей репертуара “ТЕАТРА.DOC”. Причиной тому — своеобразная композиция спектакля: в этой “пьесе-обманке”18  зритель не сразу понимает, что предметом любви трех  девочек оказывается  их отец. “Тайна” открывается только в конце первой части пьесы. Во второй части происходит дальнейшее развитие темы. Выясняется, что каждая из героинь так или иначе видела в своем отце именно мужчину.

Темы и русских, и западных вербатим-пьес, как уже говорилось выше, остросоциальны. По сути “Первый мужчина” и “Монологи вагины” говорят об одном. Однако русские драматурги предпочитают проводить границы “между нами и ними”.

Интересно мнение самой Е. Исаевой: “Когда я думаю о подобных западных пьесах и вообще о тематике, которая интересна Западу, — инцест, наркотики, гомосексуализм, изнасилование, всякого рода извращения, мне становится грустно. Такое ощущение, что у них слишком спокойная, устоявшаяся жизнь, поэтому в искусстве необходимы подобного рода изощрения. У нас в России — ничего спокойного и устоявшегося нет, поэтому на какую тему ни начни писать — обязательно упрешься в трагедию, причем высокую. Или в очумительную комедию. Или в то и другое вместе… Нам придумывать ничего не надо. У нас сюжеты — под ногами валяются, только подбирай. Нам не приходится выискивать трагедии. Российская действительность посильнее любого наркотика. Мне кажется, “Монологи вагины” на нашей почве не приживутся. Сделают, конечно, некую волну, соберут кассу. Но глубинно не затронут. Потому что все, что ниже пояса, беспокоит нас постольку, поскольку оно связано с тем, что выше. Сексуальные проблемы возникают от проблем психологических, а не наоборот… Неумение любить и слышать друг друга. И сохранять и уважать свободу друг друга. И строить жизнь гармонично. Это не в нашем веке возникло, и не в России, и не на Западе. Эта проблема бесконечная — из глубины веков и дальше, дальше, дальше.

И потом. Боюсь, что на Западе создатели спектаклей во многом исходят из соображения продажи спектакля, а мы из соображения — философскую проблему решить. Российская школа избалована тем, что можно один спектакль репетировать годами — углубляться в материал, жить этим. А у них — три недели — спектакль готов. Еще три недели идет. И все — новый давай. И что?”19

Подобную позицию разделяют многие русские драматурги, но не все. В общем, вербатим сам по себе не стал в русской драматургии самоцелью. Драматурги так или иначе следуют лучшим традициям русского театра, дописывают тексты, “наполняя бытовые разговоры символическими смыслами”20. Однако основной формулой успеха по-прежнему остаются эпатаж и откровение. Авторы проектов стремятся ставить такие спектакли, на которые было бы стыдно привести своих родителей.