Изменчивость перцептивной организации

Феноменальные законы организации

Посмотрите пристально в течение некоторого времени на фигуру из маленьких черных квадратов (рис.1, А); вы заметите постоянные изменения в ее организации - то горизонтальные, то вертикальные линии, то группы из четырех квадратов, то цент­ральный крест. Мы здесь имеем двусмысленную си­туацию, в которой различные периферические (стимульные) и различные центральные (установка, зна­чение и т. д.) факторы соревнуются в определении того, что будет воспринято. Впервые эта "шахматная доска" была описана Шуманном (1900), который приписал флуктуации перцептивной организации капризам внимания (рис.1, Б). Мы ввели доминирующий стимульный фактор - группу кружков, об­разующих знакомую фигуру, - и он полностью пода­вил процессы внимания. Попробуем, насколько это возможно, направить наше внимание на горизонталь­ные и вертикальные ряды; попробуем, насколько это возможно, воспринять Х-образную форму (необходи­мо составленную из черных и белых фигур разной формы) - эти организации сопротивляются нашим усилиям. Вертгаймер (1923) первый осуществил под­робное исследование факторов, влияющих на перцеп­тивную группировку элементов в зрительном поле. Последующее изложение исходит из его классифика­ции этих факторов, хотя точно и не соответствует ей.

Рис. 1. А - расположение фигур, которое по­зволяет наблюдать меняющуюся организацию (по Шуманну, 1900): Б - расположение, при котором одна доминирующая организация сопротивляется измене­ниям

Рис. 2. А - фактор близости предрасполагает наблюдателя организовать линии в группы; Б - фак­тор продолжения работает в противовес близости, способствуя группировке менее близких линий; В - замкнутость исключает возможность группиров­ки близких частей раздельных фигур

Близость

Чем ближе (при прочих равных условиях) объек­ты друг к другу в зрительном поле, тем с большей вероятностью они организуются в единые, целост­ные образы. Пары линий (рис. 2, А) по этой причине легко организуются так, что две соседние воспри­нимаются как целое, при этом почти невозможно воспринять как целое линии, разделенные большим промежутком, т. е. разрушить единицы, основанные на факторе пространственной близости. Кстати, здесь имеет место не просто пространственная близость, но близость процессов одинакового качества.

Сходство

Сходство процессов в зрительном поле: чем боль­ше единые и целостные образы, тем с большей ве­роятностью они организуются. Тот факт, что крест (рис. 1, Б) воспринимается мгновенно и продолжа­ет видеться неизменно, иллюстрирует действие это­го стимульного фактора - крест состоит из каче­ственно одинаковых элементов.

Продолжение

Чем больше элементы в зрительном поле оказы­ваются в местах, соответствующих продолжению за­кономерной последовательности, т. е. функциониру­ют как части знакомых контуров, тем с большей вероятностью они организуются в единые целост­ные образы. На рис. 2, Б факторы близости и сход­ства остаются теми же, что и на рис. 1, А, однако здесь более отдаленные элементы обладают свойством продолжения, выступая как части простого целого. Поэтому можно легко организовывать в связанные единицы относительно отдаленные ломаные линии, несмотря на фактор близости.

Замкнутость

Чем в большей степени элементы зрительного поля образуют замкнутые целые, тем с большей го­товностью они будут организовываться в отдельные образы. Это простое логическое развитие принципа продолжения. На рис. 2, В ломаные линии продолже­ны до соединения друг с другом и образования форм квадратов; такие замкнутые контуры обладают силь­ным приоритетом в зрительной организации.

Выше мы перечислили объективные, стимульные переменные. Существуют также центральные факторы (смысл, отношение), которые определяют организацию зрительного поля. Строчка букв, кото­рую мы приводим ниже, довольно легко распадает­ся на единицы в соответствии со значениями от­дельных слов.

Собакаестмясо

Если то же сделать на незнакомом языке, то, естественно, такой организации не произойдет. Оче­видно, мы накладываем организацию на сенсорные данные, осмысливая их, и это является результатом научения, а не врожденной перцептивной органи­зации. Смысловая организация не ограничивается словесным материалом. Изображения на рис. 3, по-видимому, имеют небольшой смысл для большин­ства читателей - просто некое скопление форм и линий. Но как только вам скажут, что рисунки изоб­ражают "Солдата с собакой, проходящих за воротами забора" и "Женщину, моющую пол", они сразу пре­вращаются в понятную организацию. Примечательно, что после того, как эти рисунки ассоциируются с кон­кретными значениями (и поэтому воспримутся опре­деленным образом), становится очень трудно рекон­струировать их и воспринять как что-то другое.

Рис.3. Две фигуры, иллюстрирующие влияние значения на перцептивную организацию

К настоящему времени физиологическая точка зрения может мало внести в наше понимание опи­санных законов группировки. Верно, конечно, что формирование контура есть необходимое предшеству­ющее условие всех типов перцептивной организа­ции, и статистические механизмы, описанные Мар­шаллом и Тальботом, безусловно, имеют к ней от­ношение. С другой стороны, точка зрения гештальтпсихологии предлагает объяснение почти всех фак­тов, что неудивительно, поскольку гештальттеория развивалась преимущественно в рамках экспериментальных исследований восприятия. Сходство и бли­зость в перцептивной организации являются прямым выражением факторов, влияющих на величину свя­зывающих сил. Продолжение контуров и замкнутость могут рассматриваться как выражение закона прегнантности. Роль смысла как организующей силы не зат­рагивается классической гештальттеорией, которая делает большой акцент на врожденном характере перцептивных процессов.

Довольно удивительно, что бихевиористская точ­ка зрения может сказать больше об этих характерис­тиках организации, чем о других перцептивных фе­номенах. В соответствии со схемой Халла организмы способны вырабатывать реакции различения на по­вторно предъявляемые комплексы стимулов, отли­чающиеся от реакции на компоненты стимулов в другой комбинации. Связь большинства объектов между собой является физическим фактом; из этого следует, что стимулы от объектов будут повторяю­щимся образом действовать на организм как взаи­модействующие комплексы. Маленький ребенок вы­учивается отдельным реакциям на свою собствен­ную руку, бутылочку, лицо матери как на различи­мые "целые", и последующее применение словес­ных обозначений облегчает организацию стимульного множества. Связывающие факторы сходства и близости, способствующие группировке стимульных элементов, становятся основой генерализованных пер­цептивных навыков. Поскольку связь объектов, с ко­торыми производятся манипуляции, имеет физичес­кую основу, стимулы, близкие в сенсорном про­странстве, будут объединяться во взаимодействую­щие комплексы гораздо чаще, чем те, которые уда­лены друг от друга. Эта генерализованная тенденция отвечать на соседние части как на "принадлежащие друг другу" проводит к многочисленным ошибкам ре­бенка: он может схватить башню из кубиков за верх­ний кубик и очень удивиться, увидев, что только он один окажется поднятым. Подобным образом у мно­гих объектов практического действия ребенка (лож­ки, застежки, прутья кровати) взаимодействующие части в высшей степени похожи по сенсорным ка­чествам, и это приводит к генерализованной тен­денции воспринимать сходные элементы как единые целые. Ребенок делает усердные попытки взять кра­сивый красный цветок с платья матери; ему трудно воспринимать тонкую бечевку как связанную с яр­кой красной игрушкой, которую он старается при­тянуть к себе.

Транспозиция (перенос)

Перцептивные формы как интегрированные це­лые допускают перенос, несмотря на значительные изменения в сенсорных элементах, их составляющих. Известной иллюстрацией тому является мелодичес­кая тема. Временная последовательность тонов, ко­торая неизменно узнается нами как "Милая Аделина", может переходить от струнных к духовым или голосу, из одного ключа в другой и т. п.: даже изме­ненная по ритму, она еще сохраняет свой "целост­ный характер". Однако этот характер теряется, когда мелодия проигрывается в обратном направлении, - факт, которому теоретики гештальта не уделили достаточного внимания. Подобно этому, квадрат или круг сохраняет свой целостный характер вопреки большим изменениям в величине, цвете, точке зре­ния и т. д. Этот феномен тесно связан как с констант­ностью восприятия так и с образованием понятий.

Сюда может быть привлечена нейрофизиологическая гипотеза Хебба, хотя по общему признанию она спекулятивна по своей природе, Вопреки изме­нению в характере стимуляции от треугольников разных размеров, вопреки изменению локализации возбудительного процесса в 17-е поле, в 18-м поле могут образовываться соответствующие клеточные объединения, например, возбуждение в этом месте (18-го поля) представляет "форму" треугольности. По­добный же аргумент может быть применен к "фор­мам" и в других модальностях, например, мелоди­ям, меняющимся в ключе. Для гештальттеоретиков транспонируемость с легкостью следует из идеи изо­морфизма: мозговые процессы, имеющие одну и ту же молярную физиологическую организацию или структуру, сопровождаются восприятием одинаковых форм в феноменальном поле.

Халл обсуждает феномены переноса, в особен­ности парадокс арпеджио Хамфри, в связи со своей гипотезой взаимодействия. Однако его аргументация не является ни достаточно подробной, ни достаточ­но убедительной.

Феномен "один" и "два"

Центральным для гештальтистской точки зрения на перцептивную организацию является принцип прегнантности, в соответствии с которым наши вос­приятия стремятся быть настолько простыми и "хо­рошими", насколько позволяют условия стимуляции. Коффка (1935) в связи с этим ставит следующий вопрос: когда контурная фигура с линиями внутри будет выглядеть как "одно", а, когда как "два"? Фигу­ра на рис. 4, А воспринимается как "одно" - как пря­моугольник,, разделенный включенной в него лини­ей. Фигура же на рис. 4, Б, напротив, воспринимает­ся как "два" - как две раздельные единицы, прило­женные друг к другу боковыми сторонами. Почему это так? Согласно Коффке, "причина ясна: в пер­вом случае общая фигура лучше, чем каждая из двух ее частей, тогда как во втором имеет место обрат­ное". Коффка отклоняет объяснение эмпиристов, что "лучшими" фигуры становятся благодаря практичес­ким манипуляциям (знакоместа), ссылаясь на экс­перименты Готтшальдта (1926). В этих экспериментах испытуемые повторно знакомились с простыми фи­гурами типа той, которая приведена на рис.5, А. За­тем им предъявлялись фигуры, подобные той, кото­рая изображена на рис. 5, Б, с просьбой сообщить, что они видят. Хотя знакомая фигура всегда была включена в новую, только в исключительных случа­ях испытуемые ее замечали. В самом деле, трудно обнаружить знакомую форму, даже если намеренно ее искать.

Рис. 4. Одно и два: А - воспринимается как одна фигура, разделен­ная внутренней линией; Б - воспринимается как две независимые фигуры, соединенные боковыми сто­ронами

Используя эти результаты как аргумент против обучения восприятию формы, Коффка считает, что эмпиризм есть также с необходимостью элементаризм. Почти любой сравнительный бихевиорист со­гласится с тем, что дополнение одной стимульной организации к другой представляет нечто большее, чем просто сложение - взаимодействие приводит к изменению всей ситуации. В приведенном примере следует заметить, что наиболее успешно маскируют простую фигуру те дополнения, которые продолжа­ют ее контуры в прежних направлениях и вызывают ошибочные движения глаз (что в соответствии с физиологической точкой зрения приводит к форми­рованию несовместимых с прежней формой клеточ­ных ансамблей). Дополнительные линии на рис. 5, В не интерферируют с видимой исходной формой, поскольку пересекают исходный контур почти под прямыми углами.

Рис. 5. Простая форма А включена в Б и В. Ее очень трудно выделить в Б, в то время как в В она легко отделяется (эксперимент Готтшальдта, 1926; по Коффке, 1935)

Выделение фигуры из фона

Почему, как образно выразился Коффка, мы видим вещи, но не дыры между ними? Когда я про­тягиваю руку с распростертыми пальцами и смотрю на нее, рука, конечно, выглядит фигурой, вещью, а различные другие объекты в поле зрения становятся бессмысленными, слитными в невыразительную аморфную массу, которую мы и называем фоном. В исключительных обстоятельствах мы способны ви­деть "дыры" так, как если бы они вдруг стали фигу­рой, например, когда через темную массу скал ви­дится пронзительно яркий кусок голубого неба; од­нако мы подозреваем, что в таких случаях многие факторы, нормально связанные с фигурами, пере­носятся на то, что обычно выступает как фон. В обыч­ном видении нашего трехмерного мира имеется це­лый ряд чисто физиологических факторов, содей­ствующих выделению того, что фиксируется. "Вещь", на которую мы смотрим, видится как единичная, тогда как объекты, расположенные ближе и дальше в поле зрения, выглядят как неясно двоящиеся; ак­комодационный механизм настраивается на поверх­ность веши, на которую мы смотрим, и это делает зрительно ясным один объект за счет других. Но су­ществует много других сил, обеспечивающих разли­чие фигуры и фона, и большинство их наилучшим образом может быть проиллюстрировано на двухмер­ных формах (возможно из-за этого передача научных идей в нашей культуре осуществляется большей ча­стью через посредство плоских поверхностей книж­ных страниц).

В процессе образования фигуры прежде всего на­ходят общее выражение уже изученные нами феноме­нальные законы группировки. Чем ближе друг к другу эле­менты, образующие фигуру, тем легче она может быть изолирована. Фактическим доказательством этого мо­жет быть то обстоятельство» что системы звезд, полу­чившие наименования, содержат звезды, расположен­ные близко друг к другу, и не содержат тех, которые не составляют часть общей конфигурации.

Аналогично, чем больше сходство между элемен­тами, образующими фигуру, тем легче она воспри­нимается как таковая. Другой параметр стимуляции, еще не обсуждавшийся нами как образующий целост­ность, - контраст: при прочих равных условиях, чем сильнее контраст между элементами фигуры и фона (либо по яркости, либо по цвету или форме), тем легче образуется фигура. То же справедливо в отно­шении непрерывности и замкнутости: чем более лег­ко элементы, образующие фигуру, следуют законо­мерным и зрительно предсказуемым направлениям, чем более они образуют замкнутые пространства, тем с большей легкостью возникают фигуры. Осмыслен­ность является еще одним определяющим фактором. Если просвечивающие сквозь скалы куски неба име­ют характер знакомой формы: профиля, животно­го, привычной геометрической формы, - они с боль­шей готовностью приобретают качество фигуры.

Как правило, большинство "хороших" фигур, подобно черному кругу на белом фоне, сочетает в себе все эти качества организации: части фигуры плотно скомпонованы (близки), в высокой степе­ни сходны и отделены резким контрастом от частей фона; их контуры непрерывны и правильны по фор­ме; кроме всего, они представляют привычные фор­мы как целые.

Рис. 6. Иллюстрация двойственного изображе­ния меняющихся фигуры и фона

Каковы феноменальные характеристики, разли­чающие фигуру и фон? Рубин (1915, 1921), исполь­зуя перевертывающиеся изображения фигуры и фона, подобные тем, которые приведены рис. 6 и рис. 7, выделил следующие различия.

1. Части фигуры имеют характер объекта или "вещи", фон же относительно аморфен и имеет ха­рактер материала или субстрата.

2. Части фигуры кажутся лежащими феноменаль­но ближе к наблюдателю, чем фон; хотя этот про­странственный эффект не первый по значению, он вполне отчетлив, так что фигура кажется лежащей поверх фона. В самом деле, когда обратимые фигуры перевертываются, нередко возникает впечатление движения назад и вперед в третьем измерении.

3. В соответствии с этим пространственным эф­фектом фон кажется непрерывно простирающимся за фигуру, приводя к тому, что Коффка называл "двой­ственной репрезентацией". Так, часть географичес­кого поля, представляющаяся нам как фигура, в пси­хологическом поле выступает дважды: один раз как поверхность фигуры и второй - как (подразумевае­мая) поверхность фона.

4. Контуры воспринимаются принадлежащими фи­гуре, а не фону. Это еще одно отчетливое впечатле­ние, которое возникает при восприятии переверты­вающихся фигур (см. рис. 6). Хотя каждый контур яв­ляется общим для обеих возможных фигур, он как бы "прилипает" к той части поля, которая выступа­ет в данный момент как фигура.

Коффка (1935) приводит множество примеров этого эффекта, высказывая мнение о том, что эта "односторонность" контуров является важным аспек­том формообразующих процессов в восприятии.

Выводы Рубина получили подтверждение и раз­витие в работах Уивера (1927). Используя черные фигуры на белом фоне и ограниченное время экс­позиции (при помощи тахистоскопа Доджа), он до­полнительно обнаружил, что:

5. В то время как фигура имеет вполне определен­ную локализацию в пространстве и структуру поверх­ности, фон плохо локализован и обладает поверхно­стью "пленки". Уивер нашел также, что при посте­пенном увеличении длительности экспозиции раз­личные характеристики фигуры (контур, форма, вы­ступы и т. д.) обнаруживаются с различным успехом. Становление контура является необходимым усло­вием любого феноменологического опыта в отно­шении фигуры. Кроме того, как уже отмечалось, восприятие фигуры облегчается наличием "хорошей" формы, а также фактором осмысленности (Эренштейн, 1930). Особенно интересным в наблюдениях Рубина (1921) было то, что испытуемые с трудом узнавали конфигурации стимулов, если отношения фигуры и фона были перевернуты. Обычной иллюс­трацией этого факта может служить вид знакомой карты, на которой массы воды и земли закрашены противоположным образом, а также рассматривание негативов.

Изменчивость перцептивной организации

Упорядоченность и стабильность, накладываемые перцептивными процессами на сенсорные данные, в лучшем случае являются делом времени. Любое сен­сорное поле, если оно пристально рассматривается достаточно длительное время, начинает изменяться на наших глазах, обнаруживая свой действительно неоднозначный характер. Когда сенсорная информа­ция нарочито делается двусмысленной, как, напри­мер, в случае обращающихся фигур, эта тенденция становится просто более отчетливой. Можно рассмат­ривать любой сенсорный объект как потенциально способный вызывать множественную перцептивную организацию. В большинстве "нормальных" случаев восприятия один из способов организации безраз­дельно доминирует над остальными, благодаря либо врожденным, либо приобретенным механизмам, либо и тому и другому вместе. Когда я смотрю на портрет деда, висящий на стене, имеется крайне высокая вероятность того, что произойдет специ­фическая организация восприятия и в силу ее высо­кой вероятности она останется неизменной продол­жительное время. Однако даже лицо деда через не­сколько минут начинает испытывать неожиданные трансформации.

Посмотрите пристально некоторое время на рис. 7, А. В отличие от лица деда этот объект с само­го начала двусмыслен; первое, что вы видите, - это фигуру, напоминающую вазу, затем что-то, похо­жее скорее на двух полных дам, поглощенных светс­ким разговором, затем снова вазу и т. д. Как сенсор­ная, информация этот зрительный объект почти в одинаковой степени ассоциируется с этими двумя альтернативными организациями. Мы можем специ­ально изменить вероятностные отношения в этой си­туации. Если, как показано на рис. 7, Б, мы прида­дим вазоподобной области различительные метки, что, кроме всего прочего, увеличит ее "вещный ха­рактер", то переход ко второму способу организа­ции затруднится. Если же, как это показано на рис. 7, В, мы сделаем осмысленные лица из двух вне­шних областей, то близнецы возьмут верх над вазой. Эти манипуляции мы производили с самой сенсор­ной информацией. Но мы можем также изменить пер­цептивные вероятности, меняя значения, отноше­ния, смысл для наблюдателя. Шафер и Мэрфи (1943), например, показали, что поощрение и наказание могут надежно определить, какая из двух обращаю­щихся фигур будет восприниматься.

Рис. 7. Изменение отношений фигура - фон:
А - поле без дополнительных влияний: появление "вазы" и "лица" почти равновероятно; Б- "ваза" как фигура сделана более вероятной; В - более вероятной фигурой сделано "лицо"

Рис. 8. Кинефантоскоп Майлса. Вращение ме­таллического флюгера позади освещенного экрана со­здает непрерывно изменяющуюся теневую форму, которая повторно проходит показанный выше цикл изменений. При этом возможны меняющиеся спосо­бы восприятия (Вальтер Майлс, 1931)

Неоднозначность не ограничивается только аль­тернативой между двумя конкурирующими органи­зациями. Могут быть созданы такие зрительные си­туации, которые будут вызывать большое число раз­личных перцептивных организаций примерно с оди­наковой вероятностью. Майлс (1931) предложил ус­тановку, названную им кинефантоскопом: отчетли­вая тень вращающейся горизонтальной металличес­кой полосы проецируется на экран, и зрительная последовательность, изображенная на рис. 8, повто­ряется неограниченное время. Наблюдатель может видеть "две руки, протягивающиеся к нему", затем вдруг "две руки, машущие от него", затем "нечто, вращающееся по часовой стрелке", после чего бру­сок, "растягиваемый и сжимающийся", потом опять "машущие к нему руки", затем "дыру в белой про­стыне", "открывающуюся и вновь закрывающуюся" и т. д. Эти многочисленные возможности легко под­вергаются влиянию подсказки: если наблюдатель мо­нотонно повторяет: "машут к...к...к...", "машут от...от...от... и т.п.", то характер воспринимаемого дви­жения обычно подстраивается к такому самовнуше­нию. Харроувер (1939) показала, что люди с мозго­выми поражениями обычно менее гибки и в мень­шей степени подвержены влиянию осмысленной оценки стимульных вероятностей. Она использовала плоские обращающиеся фигуры, подобные тем, ко­торые приведены на рис. 7. Выводы, полученные при этом для стойкости социального восприятия, заслу­живают детального экспериментального исследования.

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: