 |
«краткий курс Истории вкп(б)»
|
|
|
|
Разоблачённые в Уфе или Оренбурге «враги народа» были для нашего героя чужими, малознакомыми людьми — безликими чиновниками, бунтующими против партии. Куда показательнее его отношение к тем попавшим под молох репрессий, кого он знал лично, зачастую много лет.
В 1937 году был арестован Михаил Чудов, второй секретарь Ленинградского обкома при Кирове и при Жданове. Наш герой был знаком с арестованным ещё со времён работы в Тверском губкоме в годы Гражданской войны. Чудов был дружен не только с убитым Кировым, но и с семьёй Бухарина, что, вероятно, и предопределило его судьбу.
Однако Жданову представили на Чудова компромат совсем другого рода. Позднее сын, Юрий Андреевич Жданов, вспоминал: «На определённом этапе, когда начала раскручиваться эта пружина репрессий, Андрей Александрович верил материалам. Вот так было с Чудовым, когда Чудова арестовали…
Он разводил руками. Он знал Чудова по Твери. И когда приносят материал, что Чудов был завербован царской охранкой… он обомлел.
Проверить этого он не мог… Ведь аналогии были — Малиновский… И определённое время он относился к этим материалам с доверием. Но! До определённого времени! А потом… он пришёл к Сталину — этого никто не знает, и сказал: " В стране творится провокация. Уничтожают кадры. Партийных работников, советских… учёных, военных". Это я знаю, и знаю не от него. Мы с ним на такие темы не говорили. Он со мной не делился, потому что я молод был. Он делился с матерью — от неё я знаю»{237}.
Желание сына представить своего отца в лучшем свете понятно. Но отнесёмся к его словам с вниманием, так как они частично подтверждаются и другими источниками. В методах следствия Ленинградского УНКВД тех лет действительно упоминается один из любимых приёмов Заковского — угроза подследственному с дореволюционным партийным стажем представить его как агента царской охранки.
|
|
|
Леонид Заковский тогда активно рвался к высшей власти в органах внутренних дел — принял активное участие в смещении Ягоды и, вполне вероятно, видел себя преемником Ежова на посту наркома НКВД. Ленинградские процессы с участием заметных фигур в руководстве партии стали для него одним из способов пробить себе путь наверх, а материалы о дореволюционном сотрудничестве с «охранкой» были тогда в глазах большевиков одним из самых убойных компроматов.
Другой кировский выдвиженец, Александр Угаров, несколько дольше продержался при Жданове, занимая в 1934— 1938 годах пост второго секретаря Ленинградского горкома. В начале 1938 года Угарова, не без протекции Жданова, переведут из Ленинграда с повышением, на должность первого секретаря Московского горкома и обкома партии, а осенью того же года арестуют. В протоколе допроса Александра Ивановича Угарова от 4 ноября 1938 года зафиксированы следующие показания:
«После первых же дней приезда Жданова в Ленинград Чудов и Кадацкий повели сначала глухую, а затем и открытую борьбу как бы против Жданова… В начале 1935 года после одного из заседаний бюро в своём кабинете Кадацкий завёл со мной следующий разговор: " Ну вот, приехал Жданов. Сегодня вышибут Чудова, завтра — Кадацкого и Струппе, затем и тебя". По адресу ЦК Кадацкий сказал следующее: " Вот каково отношение ЦК и Сталина к нам. Ленинградским кадрам не доверяют. Жданова послали на спасение Ленинграда" …»{238}
Дальнейшие показания о террористических приготовлениях, скорее всего, плоды работы следователей, оформлявших в таком духе все дела подобного рода. Но такой разговор партийных руководителей не представляется фантастикой, особенно в глазах Жданова или Сталина.
|
|
|
В наше куда более «травоядное» время за подобные разговоры и настроения высокопоставленных чиновников увольняют как «утративших доверие». Тогда нравы были куда жёстче.
Но главное, люди тех лет на собственном опыте хорошо знали, к чему приводит подобная невинная болтовня. В недалёком прошлом подобные разговоры думских либералов и царских генералов привели к краху трёхсотлетнюю династию, ввергнув в кровавый хаос большую империю…
1937-й от 1917-го отделяли всего два десятилетия. В отличие от царских генералов и министров советские, помимо того что имели большой опыт интриг, лично участвовали в вооружённой внутренней борьбе. Вот почему основанные на «кухонных» разговорах показания о готовящихся заговорах, покушениях и переворотах не казались современникам фантастикой или злым вымыслом.
Из того же протокола допроса Угарова от 4 ноября 1938 года: «…После одного из заседаний бюро обкома Кадацкий попросил меня зайти к нему. В его кабинете после небольшого разговора по текущим хозяйственным делам он перешёл к главной цели беседы со мной.
" Видишь ли, — сказал мне Кадацкий, — мы с тобой часто брюзжим, скулим, выражаем недовольство политикой партии, а какой из этого прок? Всё равно всё останется по-старому. А ЦК гнёт свою линию, и чем дальше, тем круче… Нельзя сидеть сложа руки.
Надо добиваться изменения курса партийной политики. Иначе индустриализация страны и коллективизация сельского хозяйства заведут чёрт знает куда" …»{239}
Вот такая негласная оппозиция курсу Сталина, сменившая открытую оппозицию Троцкого, Зиновьева или Бухарина, и была окончательно уничтожена в 1936—1939 годах. Впрочем, как упоминалось выше, это лишь одна составляющая сложного и противоречивого процесса политических репрессий 1930-х годов.
По мере нарастания террора всё более расширялся круг арестованных, в тюрьмы стали попадать и хорошо знакомые Жданову люди, в честности и непричастности которых он не мог сомневаться. Так, весной 1938 года был арестован и летом расстрелян Эдуард Карлович Прамнэк, с которым Жданов десять лет вместе проработал в Нижегородском крае. Пять лет, с 1929 по 1934 год, латыш Прамнэк был заместителем Жданова, вторым секретарём Нижкрайкома.
|
|
|
Той же весной 1938 года был арестован Абрам Яковлевич Столяр, при Жданове — секретарь Нижегородского крайкома. Один из его сокамерников по Бутырской тюрьме спустя почти полвека оставил в мемуарах рассказ Абрама Столяра о встрече со Ждановым в Наркомате НКВД на Лубянке: «Привезли в Наркомат, повели сразу в душ, постригли, побрили и, представьте себе, с одеколоном, хорошо покормили, а на следующий день часов так в двенадцать повели наверх; заводят в большой кабинет, а там за столом сидит Жданов, и тут же присутствуют руководящие работники Наркомата. И все в упор смотрят на меня… Жданов тоже посмотрел на меня и говорит: " Послушайте, Столяр, я с личного ведома товарища Сталина приехал сам убедиться в подлинности ваших показаний.
Случай чрезвычайной важности. Я многих людей, на которых вы дали показания, знал лично продолжительный период времени. Отвечайте: вас никто не принуждал давать показания?.. " »{240}.
Вернувшись из внутренней тюрьмы на Лубянке в камеру № 54 Бутырской тюрьмы, Абрам Столяр признался сокамерникам, что подтвердил Жданову правдивость своих показаний — испугался повторения следствия, к тому же накануне дал слово начальнику следственного отдела, который присутствовал при разговоре со Ждановым, что не откажется от ранее выбитых признаний — «честное слово коммуниста»…
Этот рассказ человека, расстрелянного 27 июля 1938 года, дошёл до нас через третьи руки, но история о встрече со Ждановым на Лубянке вызывает доверие, автор опубликованных в 1980-е годы в Израиле мемуаров указал при этом многие детали биографии Столяра, которые тогда не могли быть ему известны из других источников.
В мемуарах Юрия Андреевича Жданова приводится ещё один показательный момент. Когда в те же годы был арестован Григорий Амосов, жена нашего героя Зинаида, прожившая ряд лет с арестованным, заявила мужу: «Ели он враг народа, то и я враг народа»{241}. Андрей Жданов, вероятно, совсем не испытывал тёплых чувств к человеку, некогда уводившему его любимую женщину, но не мог не согласиться с Зинаидой.
|
|
|
Амосов был оправдан судом, что в те годы тоже не было редкостью — помимо массовых арестов было и немало оправдательных решений. Одним из свидетелей в защиту обвиняемого на суде Амосова выступала сестра жены нашего героя Мария.
Ещё раз вернёмся к мемуарам Юрия Жданова: «В тяжёлые годы массовых репрессий многие ученики нашей школы потеряли своих родителей. Ребята были комсомольцами, и по традиции их надо было осуждать за " потерю бдительности". Но атмосфера в школе была иная.
Мы не только не осуждали, но и крепили дружбу с теми, кто оказался в беде. На долгие годы мы сохранили добрые отношения с Таней Смилга, Соней Радек…»{242}
Упомянутые девочки, одноклассницы сына нашего героя, это дочери Ивара Смилги и Карла Радека, близких товарищей и активных сторонников Троцкого.
Вспоминает хорошо знавшая семью и дом Ждановых Светлана Аллилуева: «Друзья Юрия из школы и из университета приходили сюда, не думая о " высоком положении" хозяина дома. Здесь помогли многим, чьи родители пострадали в 1937—38 годах: дружба из-за этого не прекращалась»{243}.
Так или иначе, но уже в январе 1938 года товарищ Жданов высказался на политбюро за свёртывание репрессивной деятельности НКВД. Вероятно, отголоски этого выступления, дошедшие до Юрия Жданова по позднейшим воспоминаниям матери, и стали основой для его рассказа о том, как отец убеждал Сталина в «провокационности» репрессий.
Думается, Андрей Жданов не сомневался в обоснованности уничтожения «бунтующих против партии чиновников», но, как опытный политик и хозяйственник, не мог не видеть, что маховик террора стал слишком неразборчив, уничтожая преданных партийцев и ценных специалистов.
Целый ряд отечественных и зарубежных историков предполагают, что в 1938 году в политбюро сложился направленный против Ежова блок «умеренных» — состав его указывается разный, но все неизменно включают Жданова.
Да и сами коллеги по политбюро, согласно высказываниям Молотова и иным мемуарам, считали нашего героя «мягкотелым» — за отсутствие «инициативности» в разоблачении и репрессиях.
В 1936—1938 годах НКВД представил на утверждение политбюро многочисленные списки наиболее видных партийных, военных и хозяйственных чиновников, дела которых подлежали рассмотрению Военной коллегией Верховного суда СССР или Особого совещания НКВД. Списки распределяли обречённых по категориям приговоров — от расстрела до ссылки — и должны были визироваться членами политбюро.
|
|
|
Как и с деятельностью судебной тройки, Жданов попытался уклониться от этой обязанности. Среди высших руководителей его подпись стоит на наименьшем количестве из 383 списков. Сталиным подписано 362, Молотовым — 373, Ворошиловым — 195, Кагановичем — 191, Ждановым — 177.
Аналогичные списки составлялись и в регионах на чиновников местного масштаба. В Ленинграде за вторую половину 1930-х годов по таким спискам, подписанным лично Ждановым, репрессировано 879 человек.
Несмотря на проявленную мягкотелость, именно в годы террора происходит дальнейшее расширение полномочий и функций нашего героя в высших органах власти. С мая 1937 года он каждый второй месяц проводит в Москве, принимает более активное участие в работе оргбюро и политбюро, заметно чаще, чем в период 1935—1936 годов, посещает кабинет Сталина.
Судя по протоколам, в отсутствие «хозяина» Жданов в этот период фактически замещал его в политбюро. Во всяком случае, на многих решениях этого органа, принятых без Сталина, первой стоит подпись Жданова.
Именно в эти годы из сверхнапряжённого экономического строительства и хаоса репрессий окончательно складывается та политическая система, имя которой — «сталинизм». Как и любой сложной политической системе, сталинизму требовался не только материальный базис или силовые рычаги, но и своя духовная основа.
Требовался свой понятийный кодекс, свод идейных установок и исторических трактовок, отражавший именно «сталинский», официальный взгляд на историю и текущее положение партии, государства и революции.
Таким классическим памятником и одновременно учебником сталинизма стал знаменитый «Краткий курс истории ВКП(б)». И роль нашего героя в его создании трудно переоценить.
Мысль о необходимости официального учебника по истории партии появилась в самом начале 1930-х. Имевшиеся к тому времени учебники и работы по истории ВКП(б) не удовлетворяли вождя СССР, к тому же многие из них несли следы идей уже разгромленной оппозиции — от троцкистов до бухаринцев.
В октябре 1935 года Отдел партийной пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) и Учёный комитет ЦИКа СССР провели совещание преподавателей Института красной профессуры, на котором обсуждался вопрос о преподавании истории партии.
Участники совещания высказались за скорейшее создание нового учебника по истории большевизма. Это пожелание одобрил ЦК, и была образована комиссия, которую по предложению Сталина возглавил Жданов.
К лету 1938 года под руководством Жданове кой комиссии было подготовлено несколько учебников. Последний вариант в августе того же года редактировал лично Сталин. Емельян Ярославский позднее вспоминал: «Каждый день, приблизительно в 5—6 часов вечера, в кабинете у товарища Сталина собиралась редакционная комиссия, состоявшая из В. М. Молотова, А. А. Жданова, П. Н. Поспелова, Е. М. Ярославского, А. Н. Поскрёбышева.
Каждая строка подвергалась обсуждению. Товарищ Сталин очень внимательно относился ко всякого рода поправкам, вплоть до запятой, обсуждали их»{244}.
С высоты нашего времени «Краткий курс» можно оценить как весьма успешный информационно-идеологический проект, эффективно сработавший на свою целевую аудиторию.
Само произведение представляет собой компактное и весьма логичное изложение основных теоретических идей и исторических трактовок большевизма в сталинском понимании и исполнении — изложение доступное и убедительное для людей тех лет.
При этом по форме «Краткий курс» — это не что-то сухое и заумное, а совсем наоборот, не лишённый простонародного юмора хлёсткий политический памфлет с перлами вроде: «Зиновьев и Каменев высунулись было одно время с заявлением… но потом оказались вынужденными спрятаться в кустах»{245}.
Петербургский писатель и историк Виктор Демидов приводит состоявшийся в конце 1980-х годов разговор с бывшим работником Ленинградского обкома при Жданове: «Андрей Александрович лично, — как о чём-то величайшем и вечном поведал мне со священным трепетом один из ветеранов, — лично внёс в учебник " Краткий курс истории ВКП(б)" 1002 поправки. Два месяца сидел — 1002 поправки! »{246}
Сколько бы ни внёс поправок наш герой собственноручно, несомненно одно — роль Жданова как главы комиссии по подготовке учебника была высока. Ещё значительнее она сказалась в дальнейшей судьбе этого произведения. Священный трепет ветерана при словах о «Кратком курсе» совсем не случаен: Жданову удалось навязать всему обществу и прежде всего партии восприятие этой книги как откровения свыше.
В те годы «Краткий курс» было принято называть «энциклопедией сталинизма», но куда ближе к смыслу будет другое определение — «библия сталинизма». Отсюда и это восприятие «Краткого курса истории ВКП(б)» — как своего рода «святого писания», и трепетное отношение к одному из основных соавторов, к самому факту его участия в создании такой «библии».
Преподававшие библейскую историю отец и дед нашего героя не могли и предположить, что их отпрыск станет «апостолом» и соавтором «священного писания» новейшего времени…
Для самого Жданова рождавшаяся «библия сталинизма» была долгожданным инструментом для повышения качества подготовки партийных кадров. Он явно одним из первых понял опасности, грозившие в ближайшем будущем единственной правящей партии, — растущий в её рядах конформизм и самоуспокоение.
Когда в том же 1938 году был подготовлен проект постановления «О дальнейшем росте партии и мероприятиях по улучшению политического просвещения членов и кандидатов ВКП(б)», Жданов, редактировавший этот документ, написал для себя в записной книжке: «Следовало бы назвать " О мерах по ограничению дальнейшего приёма в партию и улучшению политического просвещения" …»{247}
22 августа 1938 года на заседании Оргбюро ЦК ВКП(б) — именно оно решало все кадровые вопросы партии — Жданов, анализируя итоги выборов руководящих работников, говорил о том, что «не всё ещё сделано для обеспечения надёжными кадрами наши руководящие парторганы».
Поднимая вопрос об идейно-политическом образовании членов партии, Жданов не удержался и приоткрыл номенклатуре ЦК ближайшее будущее: «Сталин редактирует учебник по истории партии.
Вокруг этой книги должны воспитаться целые поколения новых молодых большевиков… Я должен сказать вам, товарищи, что когда я читал этот учебник, я испытывал величайший восторг и наслаждение»{248}.
Эти «величайший восторг и наслаждение» не были ни конформизмом, ни обязательной данью «культу личности» — здесь наш герой абсолютно искренне выражал свои чувства.
Сразу после этой лирики Андрей Александрович перешёл к практике и говорил о необходимости развернуть пропагандистскую работу на основе «Краткого курса», как только будут опубликованы его первые главы.
Он считал необходимым проверить уровень политических знаний у всех членов партии: «Я не говорю, что надо за букварь засадить, но нужно записать в решении, что партия будет проверять всех коммунистов»{249}. Фактически Жданов предлагал ввести квалификационный экзамен на наличие базовых политических знаний для каждого большевика.
Появление на свет «Краткого курса истории ВКП(б)» в сентябре 1938 года ознаменовалось публикацией его текста в «Правде». Уже в конце сентября — начале октября в Кремле состоялось совещание пропагандистов и руководящих идеологических работников Москвы и Ленинграда по вопросу об организации изучения истории ВКП(б). В нём приняли участие члены политбюро и секретари ЦК во главе со Сталиным. Но вёл совещание и открыл его вступительной речью Жданов.
Задача совещания заключалась в том, чтобы, провозгласив выдающееся значение «Краткого курса», направить усилия идеологического аппарата партии на его массированную пропаганду, на усвоение его широкими партийными и народными массами.
Перед собравшимися Сталин и Жданов выступали этаким дуэтом. «Задача связана с тем, — говорил Жданов, открывая совещание, — чтобы овладели большевизмом не только кадры пропагандистов, но и кадры советские, кадры хозяйственные, кооперативные, учащаяся молодёжь». «Служащие», — добавил Сталин. «Люди, — продолжил Жданов, — которые имеют непосредственное отношение к управлению государством, ибо нельзя управлять таким государством, как наше, не будучи в курсе дела, не будучи подкованным в отношении теоретических знаний»{250}.
Кстати, в самом тексте «Краткого курса» упоминается и наш главный герой: «На Урале, в Шадринске, среди военных вёл работу т. Жданов». Эти несколько слов относятся к абзацу, посвященному подготовке большевиками вооружённого восстания осенью 1917 года. В предшествующем предложении разом упомянуты «товарищи Ворошилов, Молотов, Дзержинский, Орджоникидзе, Киров, Каганович, Куйбышев, Фрунзе, Ярославский и другие…». Второй раз фамилия Жданова упоминается в абзаце, посвященном политработникам Красной армии.
Таким образом, наш герой был официально зафиксирован в истории партии и страны на самом высоком уровне. Эти персональные упоминания в новом «священном писании» были не столько данью тщеславию или поощрением преданных соратников вождя, сколько одним из механизмов управления тех лет — для эффективной работы сталинским «наместникам» требовался непререкаемый авторитет в партии и массах.
Но поразительно, что наряду с фамилией Жданова упомянут и затерянный на Урале городок Шадринск — вряд ли кто-то из авторов «Краткого курса», кроме персонально нашего героя, помнил это скромное географическое название.
Вышедший в 1938 году «Краткий курс» почти на два десятка лет становится ключевой идеологической работой, определяет исторические и политические воззрения коммунистов не только нашей страны, но и всей планеты — от Китая до Западной Европы. За первый год только в СССР было распространено 15 миллионов экземпляров и начаты работы по переводу на четыре десятка языков.
Выступая в марте 1939 года на XVIII съезде ВКП(б), Жданов заметит: «Надо прямо сказать, что за время существования марксизма это первая марксистская книга, получившая столь широкое распространение»{251}.
За неполных два десятилетия «Краткий курс истории ВКП(б)» будет издаваться более трёхсот раз тиражом свыше сорока двух миллионов экземпляров на шестидесяти семи языках мира.
Примечательно, что в одном из первых тиражей учебника в перечне редакторов Сталин на первое место поставил фамилию Жданова. Помимо важной роли, которую он сыграл в создании «Краткого курса», Жданов становится автором новой системы идеологической подготовки коммунистов, сформированной на протяжении 1938—1940 годов.
Базовые политические знания члены партии и советские работники получали через систему партийного просвещения, позволявшую учиться без отрыва от основной работы. До 1938 года эта система была довольно путаной и затратной, со множеством неупорядоченных кружков без единых учебников и штатов преподавателей.
Такую учёбу было тяжело контролировать. Трудно было и следить за качеством и содержанием преподавания. Новая система партийной подготовки должна была стать не только более «сталинской», более стройной и контролируемой, но и менее затратной.
С выпуском «Краткого курса истории ВКП(б)» ставился акцент на индивидуальное изучение данного учебника коммунистами. Анализируя прежнюю ситуацию, Жданов на совещании комиссии ЦК по вопросу о партийной пропаганде в связи с выпуском «Краткого курса» говорил: «Количество кружков должно быть меньше.
Что касается качественной стороны дела, то, видимо, будет таким образом: к примеру, на каком-нибудь заводе вместо десяти кружков останется два или будет создан один новый…»{252}
Жданов раскритиковал и царившую прежде механическую зубрёжку марксистских цитат: «Овладеть марксистско-ленинской теорией вовсе не значит заучить все её формулы и выводы и цепляться за каждую букву этих формул и выводов.
Чтобы овладеть марксистско-ленинской теорией, нужно различать между её буквой и сущностью»{253}.
На заседаниях комиссии по партийной пропаганде её председатель Жданов обратил внимание на роль и значение интеллигенции. По его мнению, в стране и партии ощущалась заброшенность работы среди служащих, учителей, учащихся и т. п. из-за общего пренебрежения интеллигенцией. Жданов требовал это исправить: «Ни одно государство не могло и не может обойтись без интеллигенции, тем более без неё не может обойтись социалистическое государство рабочих и крестьян.
Нашу интеллигенцию, выросшую за годы советской власти, составляют кадры государственного аппарата, при помощи которых рабочие ведут свою внутреннюю и внешнюю политику. Вчерашние рабочие и крестьяне, их сыновья, выдвинутые на командные посты.
Они занимаются государственным управлением всеми отраслями хозяйства и культуры, в том числе сельским хозяйством. Каждый государственный работник должен помогать в ведении внутренней и внешней политики государства»{254}.
Обратим внимание: как бывший студент сельскохозяйственной академии и несостоявшийся агроном Жданов акцентировал внимание на том, что советская интеллигенция теперь управляет «в том числе сельским хозяйством».
Для себя в конце 1938 года на страницах записной книжки Жданов вывел следующую формулу успеха Советской страны: «Подъём партийно-политической работы + овладение большевизмом + партийная работа = высокий уровень развития промышленной, экономической и культурной областей»{255}. Для той страны, с её всё ещё низким исходным уровнем и догоняющим развитием эта формула была вполне рациональна.
Лично для Жданова его вклад в создание и продвижение «Краткого курса», оценённый Сталиным, обернулся дальнейшим расширением полномочий и ростом влияния.
В соответствии с новым постановлением о распределении обязанностей между секретарями ЦК ВКП(б), принятым политбюро 27 ноября 1938 года, на Жданова возложили дополнительные функции — «наблюдение и контроль за работой органов комсомола», а также «наблюдение и контроль за органами печати и дача редакторам необходимых указаний»{256}. Фактически наш герой становился ещё и высшим куратором молодёжных организаций и всех СМИ страны.
Для народных масс тех лет появление «Краткого курса» совпало и с прекращением хаоса репрессий, и с заметным улучшением уровня жизни. Были преодолены наибольшие трудности индустриализации и коллективизации. По сути, новое «сталинское» государство в основном было построено, что и оформил XVIII съезд партии, прошедший в марте 1939 года.
Именно по итогам этого съезда Жданов после четырёх лет пребывания кандидатом в члены политбюро, наконец, де-юре стал полноправным его членом. На съезде он выступал докладчиком по изменениям в Уставе ВКП(б).
Именно Жданов фактически объявил партии и стране о завершении периода Большого террора: «Отрицательные стороны массовых чисток заключаются в том, что кампанейский характер массовых чисток влечёт за собой много ошибок… враждебные элементы, пробившиеся в партию, использовали чистки для травли и избиения честных работников»{257}.
Наш герой был одним из немногих, кто мог себе позволить в своём выступлении даже специфический юмор. Так, в качестве негативного примера им был приведён некий Алексеев из Красноярского края, «член партии с 1925 года, заведующий Ирбейским районным партийным кабинетом», составлявший списки коммунистов с пометками: «большой враг», «малый враг», «вражок», «вражонок».
Жданов сравнил не в меру бдительного клеветника с гоголевским Собакевичем, процитировав обращение того к Чичикову: «Весь город там такой: мошенник на мошеннике сидит и мошенником погоняет. Один там только и есть порядочный человек: прокурор; да и тот, если сказать правду, свинья». Зал при этих словах смеялся…
Наш герой подчеркнул: «Очевидно, праправнуки Собакевича дожили и до наших времён, кое-где даже пробрались в партию. Надо взять метлу покрепче и вымести из нашего партийного дома подобный мусор! » Здесь зал отвечал аплодисментами.
«Довольно широко у нас, — говорил Жданов, — укоренилась теория своеобразного " биологического" подхода к людям, к членам партии, когда о коммунисте судят не по его делам, а по делам его родственников, ближних и дальних, когда недостаточная идеологическая выдержанность и социальная направленность какой-нибудь прабабушки может испортить карьеру потомков на целый ряд поколений».
Тут стенограмма снова зафиксировала одобрительный смех делегатов, а Жданов продолжил: «Подобный подход ничего общего с марксизмом не имеет. Мы должны исходить из того положения, которое неоднократно развивалось и подчёркивалось товарищем Сталиным, что сын за отца не ответчик, что нужно судить о члене партии по его делам…»{258}
Зал ответил шумными аплодисментами — присутствовавшие делегаты с одобрением и явно не без облегчения внимали такому выступлению одного из лидеров партии.
Изменения в Уставе ВКП(б) готовились непосредственно Ждановым. Новый устав должен был обеспечить наполнение партии свежими, молодыми и активными кадрами — политика репрессий, помимо всего прочего, сработала стремительным «социальным лифтом» для перспективной молодёжи.
Согласно изменённому уставу, в партийной и государственной жизни устранялась практика препон и исключений, как формулировал наш герой, «по биологическому признаку». Новый устав отменял «чрезмерные рогатки», то есть ограничения, особые условия при приёме в партию интеллигенции и крестьян. Как подчеркнул в выступлении сам Жданов, «классовые грани между трудящимися СССР стираются, падают и стираются экономические и политические противоречия между рабочими, крестьянами и интеллигенцией»{259}.
Поэтому, доказывал Жданов, прежние ограничения в новых условиях стали ненужными и лишь приводят к «практическим несуразностям»: так стахановцы или выдвинувшиеся на руководящие посты рабочие, получившие образование, попадали в интеллигенцию — последнюю, четвёртую категорию при приёме в партию, для которой ранее был установлен более сложный порядок приёма в ВКП(б).
На съезде, утвердившем изменения в уставе, эти «рогатки» были сняты и для всех без исключения установили единые условия приёма в правящую партию. Здесь новый устав, как и новая сталинская конституция, работал на завершение прежнего постреволюционного раскола и формирование новой единой общности.
Глава 15.
|
|
|
