 |
Законы правительств, так называемые уголовные законы, более всего другого поддерживают в народе суеверие разумности мести
|
|
|
|
Как есть суеверия ложных богов, пророчеств, обрядовых средств угождения Богу и спасения своей души, так есть общее суеверие людей о том, что одни люди могут посредством насилия заставить других людей жить доброй жизнью. Суеверия о богах, о пророчествах и таинственных средствах спасения души уже начинают разрушаться и почти разрушены; суеверие же такого государственного устройства, которое посредством наказания дурных сделает остальных счастливыми, признается всеми, и во имя его совершаются величайшие злодеяния.
Только люди, совсем одурманенные властолюбием, могут серьезно верить в то, что посредством наказания можно улучшить жизнь людей. Стоит только отрешиться от суеверия о том, что наказание исправляет людей, для того чтобы ясно видеть, что изменения в жизни людей происходят только от внутреннего, душевного изменения самих людей, а никак не от того зла, которое одни люди делают другим людям.
Ничто не препятствует столько улучшению общественного устройства, как предположение о том, что такое улучшение может быть достигнуто государственными законами, исполнение которых утверждается наказаниями. Деятельность эта — как установления законов, так и наказания за неисполнение их — более всего отвлекает людей от того, что может действительно содействовать улучшению их жизни, а именно — от нравственного совершенствования.
Если допустить недопустимое, что человек имеет право наказывать, то кто же из людей возьмет на себя это право? Только те люди, которые пали так низко, что не помнят и не знают своих грехов.
«Тут книжники и фарисеи привели к Нему женщину, взятую в прелюбодеянии, и, поставивши ее посреди, сказали Ему: Учитель! Эта женщина взята в прелюбодеянии; а Моисей в законе заповедал нам побивать таких камнями: Ты что скажешь?» Говорили же это, искушая Его, чтобы найти что-нибудь к обвинению Его. Но Иисус, наклонившись низко, писал перстом на земле, не обращая на них внимания. Когда же продолжали спрашивать Его, Он, восклонившись, сказал им: кто из вас без греха, первый брось на нее камень. И опять, наклонившись низко, писал на земле. Они же, услышавши то и будучи обличаемы совестью, стали уходить один за другим, начиная от старших до последних; и остался один Иисус и женщина, стоящая посреди. Иисус, восклонившись и не видя никого, кроме женщины, сказал ей: женщина! где твои обвинители? Никто не осудил тебя? Она отвечала: никто, Господи! Иисус сказал ей: и Я не осуждаю тебя; иди и впредь не греши».
|
|
|
Ин. VIII, 3-II
Люди придумывают хитроумные рассуждения о том, почему и для чего они наказывают. А на деле они почти всегда наказывают только потому, что считают наказания людей для себя выгодными.
Люди по злости, по желанию выместить обиду, по ложному представлению об ограждении себя, делают зло, а потом, чтобы оправдаться, уверяют людей и себя, что они делают это только для того, чтобы исправить того, кто сделал им зло.
Еще можно понять, что люди властвующие могут верить в то, что наказание тех людей, которые мешают устроенному ими порядку, может быть полезно. Но удивительно то, что сами подвластные верят в это и содействуют наказанию друг друга и сами подвергаются наказаниям, считая, что наказания полезны и благодетельны для них.
Суеверие разумности возмездия сильнее всего поддерживается тем, что страх перед наказанием на время удерживает людей от совершения запрещенных поступков. Но запрещение это не уменьшает, а увеличивает желание дурного, как плотина не уменьшает напора течения реки, а только усиливает его.
|
|
|
В нашем обществе существует некоторый порядок не потому, что есть судьи, прокуроры, следователи, тюремщики, палачи, солдаты, судящие, наказывающие других людей, а потому, что, несмотря на развращение, производимое всеми этими правительственными людьми, люди все-таки жалеют и любят друг друга.
Нельзя одним людям улучшить жизнь других людей. Каждый человек может только сам улучшить свою жизнь.
Наказание вредно не только потому, что оно озлобляет того, кого наказывают, но еще и потому, что оно развращает того, кто наказывает.
ВОЗМЕЗДИЕ В ЛИЧНЫХ ОТНОШЕНИЯХ ЛЮДЕЙ
Наказывать человека за его дурные дела все равно что греть огонь. Всякий человек, сделавший дурное, уже наказан тем, что лишен спокойствия и мучается совестью. Если же он не мучается совестью, то все те наказания, какие могут наложить на него люди, не исправят его, а только озлобят.
Действительное наказание за каждое дурное дело — это то, которое совершается в душе самого преступника и состоит в уменьшении его способности пользоваться благами жизни.
Человек сделал зло. И вот другой человек или люди для противодействия этому злу не находят ничего лучшего, как сделать еще другое зло, которое они называют наказанием.
Когда ребенок бьет пол, о который он ударился, — это очень ненужно, но понятно, как понятно то, что человек прыгает, когда он больно зашибся. Понятно также, что если человека ударили, то он первую минуту замахнется или ударит того, кто его ударил. Но делать зло человеку обдуманно, потому что человек сделал зло когда-то прежде, и уверять себя, что это так надо, значит совсем отказаться от разума.
Медведя убивают тем, что над корытом меда вешают на веревке тяжелую колоду. Медведь отталкивает колоду, чтобы есть мед. Колода возвращается и ударяет его. Медведь сердится и сильнее толкает колоду — она сильнее бьет его. И это продолжается до тех пор, пока колода не убивает медведя. Люди делают то же, когда злом платят за зло людям. Неужели люди не могут быть разумнее медведя?
|
|
|
Люди — разумные существа, и потому они должны бы видеть, что месть не может уничтожить зла, должны бы видеть, что избавление от зла — только в том, что противно злу: в любви, а никак не в мести, как бы она ни называлась. Но люди не видят этого: они верят в возмездие.
Если бы мы только не были приучены с детства к тому, что можно злом платить за зло, насилием заставлять человека делать то, чего мы хотим, то мы бы только удивлялись тому, как могут люди, как будто нарочно портя людей, приучать их к тому, что наказания и всякое насилие могут быть на пользу. Мы наказываем ребенка, чтобы отучить его от делания дурного, но самым наказанием мы внушаем ребенку то, что наказание может быть полезно и справедливо.
А едва ли какая-нибудь из тех дурных наклонностей, за которые мы наказываем ребенка, может быть так вредна для него, как та дурная наклонность, которую мы внушаем ему нашим наказанием его. «Меня наказывают, стало быть наказывать хорошо», — говорит себе ребенок и при первом случае применяет это к делу.
|
|
|
