Социально-исторические корни и теоретические источники марксистского понимания государства и права

Генезис учения Маркса и Энгельса о государстве и праве был подготовлен и стимулирован совокупностью экономических и общественно-политических событий западноевропейской исто­рии первой половины XIX в. Свои итоговые суждения относи­тельно состояния современного им западноевропейского общес­тва создатели марксизма изложили в «Манифесте Коммунисти­ческой партии» — программе Союза коммунистов.[1]

К каким выводам пришли они? Капитализм, победивший в этом обществе, достиг, по их мнению, пика, предела своего развития и более не может справиться с теми могущественными средствами производства и обмена, которые вызрели в лоне буржуазных отношений. Последние стали явно мешать прира­щению производительных сил, превратились в тормоз социаль­ного прогресса. Буржуазия выковала не только оружие, несущее смерть (гигантские производительные силы, вышедшие из-под ее контроля), но также породила людей, которые направят это оружие против нее, — современных рабочих, пролетариев. Сама она более не способна оставаться господствующим клас­сом. Капитализм как тип социальной организации окончательно исчерпал себя. Классовая борьба пролетариев против буржуа­зии приближается к развязке. Пролетарская революция у порога: «Призрак бродит по Европе — призрак коммунизма». Рабочий класс в грядущей революции должен уничтожить частную собственность и разрушить все, что до сих пор охраняло и обеспечивало ее. Ближайшая практическая цель пролетариев, консолидирующихся в самостоятельный класс,— ниспровержение господства буржуазии, завоевание полити­ческой власти.[2]

Такой суммарной оценки буржуазного строя, состояния за­падноевропейского общества середины и второй половины XIX в. Маркс и Энгельс в принципе держались на протяжении всего своего дальнейшего творчества. Разумеется, в эту оценку время от времени вносились определенные коррективы, допол­нения и т. п. Однако два момента оставались в ней неколебимы­ми. Во-первых, убеждение, что наконец-то создана превосходя­щая все остальные учения действительная наука об обществе и получено истинное знание капитализма как такового в его главных чертах, капитализма в целом как общественно-эконо­мической формации. Во-вторых, мысль о том что капитализм, наличествовавший тогда в передовых буржуазных странах, в основном готов для социалистической революции и стоит почти накануне ее совершения.

Совокупность определенных событий в экономике, в общес­твенно-политической жизни Западной Европы первой половины прошлого столетия, своеобразно преломившись в сознании Мар­кса и Энгельса, в конечном счете обусловила идеологическую позицию творцов марксизма. Эта позиция диктовала специфич­ность подхода Маркса и Энгельса к формированию того корпуса социального знания, который должен был составить собственно теоретический фундамент революционной пролетарской идео­логии. Выстраивая корпус подобного знания, они — чего требо­вала логика начатого дела — обращались к «мыслительному ма­териалу», накопленному историей европейской духовной культуры. Их главное внимание в этом «материале», естественно, привлекали (и пользовались предпочтением) положения, прямо либо косвенно могущие работать на данную идеологию, обога­щать и легитимировать ее.

Маркс и Энгельс занимались не просто подбором и механичес­ким воспроизведением соответствующих, «льющих воду на их мельницу», суждений предшественников. Эти суждения ими так или иначе переосмысливались и лишь затем включались в создавшуюся историко-материалистическую картину социаль­ного мира.

Взятый Марксом и Энгельсом еще в 1842—1843 гг. курс на радикальное преодоление всяких идеалистических трактовок природы власти, государственности, законодательства необхо­димо вывел их на круг плодотворных представлений, сформу­лированных в XVIII—XIX вв. классиками буржуазной полити­ческой экономии от В.Петти, физиократов и А.Смита до Д. Рикардо. В первую очередь таких представлений, которые каса­лись отличительных черт «гражданского общества» и государ­ства, характера связей между этими двумя разнокачественными сферами социума.[3]

Классики буржуазной политэкономии понимали гражданское общество как мир материальных потребностей людей, видели в нем комплекс отношений по производству, обмену, распределе­нию и потреблению материальных благ. Двигателем граждан­ского общества они считали не какие-то сверхъестественные силы, но реальные интересы составляющих его индивидов, деятельность которых подчинена объективным законам эконо­мической жизни. Государство же есть сфера администрирова­ния, совокупность вертикальных связей, система институтов и норм публичной власти. Оно возникает спонтанно, а не посред­ством соглашения, заключения договора и т. д. Получая свое социальное содержание от гражданского общества, государство всецело зависит от него. Эта зависимость — неотъемлемый элемент естественного порядка, стихийного действия непод­властных людям законов мироустройства. Одним из них явля­ется призвание государственной власти обслуживать граждан­ское общество и не вмешиваться произвольно в его дела, особенно в экономику.

Близким умонастроению Маркса и Энгельса пришлось иссле­дование «анатомии» и «физиологии» государственно-организо­ванного общества, которое проделал Руссо. Их повышенный интерес вызвали его взгляды на демократию как на норму политического бытия индивидов, соединившихся для совмест­ной жизни и деятельности в единое общество. По Руссо, сердце­вина демократии — принцип народного суверенитета, верховен­ства и полновластия народа в государстве. Этот принцип реали­зуется через контроль народа, т. е. ассоциации всех свободных и равных сограждан, за своими уполномоченными, за исполни­тельной властью, причем контроль не фиктивный, призрачный, но осуществляемый фактически.

Марксистская политико-юридическая концепция складыва­лась не без влияния воззрений выдающихся французских ис­ториков эпохи Реставрации О. Тьерри, О. Минье, Ф. Гизо и др.[4]

Эти ученые сумели реалистически взглянуть на факты тесной зависимости государственного строя, правовых установлений от материальных условий общественной жизни, от происходившей в истории борьбы классов. Они полагали: политические инсти­туты, юридические нормы создаются обществом, являются отражением общественного строя, первичного по отношению к ним; порожденные обществом политико-правовые учреждения потом начинают сами воздействовать на социальную жизнь, видоизменять ее.

В большей мере оказались созвучны идеологическим пред­ставлениям Маркса и Энгельса развитые упомянутыми истори­ками положения о классах и классовой борьбе. Вот некоторые из них. Общество глубоко расчленено на классы, отличающиеся друг от друга социальными, имущественными, правовыми при­знаками. Каждый из классов непременно стремится поставить у власти требуемое ему правительство. Тот класс, который доминирует в хозяйственной жизни страны, должен быть геге­моном также в государстве, поскольку интересы собственнос­ти — важнейшие и преобладают над всеми остальными потреб­ностями; никакие политико-юридические резоны не выдержи­вают конкуренции резонов собственности.[5]

Разработанная Тьерри, Минье, Гизо формула о том, что борь­ба классов наполняет и составляет всю гражданскую историю, сыграла крупную и неоднозначную роль в развитии социально-политической мысли XIX столетия. В частности, эта формула после своего рождения зажила второй жизнью, смысл которой (такова «ироничная» диалектика истории идей) обернулся по отношению к первоначальному ее значению прямо противопо­ложным образом: она была воспринята, преображена и обраще­на против самой же буржуазии представителями революцион­но-утопического коммунизма 30—40-х гг. прошлого века.

Маркс и Энгельс вовсе не скрывали факта преемственности определенных собственных представлений о будущем обществе, обществе посткапиталистическом, о способах перехода к нему со взглядами на сей счет своих социалистических предтеч. Они не упускали удобного момента для того, чтобы продемонстрировать плюсы и минусы таких взглядов. Однако им самим не всегда удавалось в должной степени ощутить и осознать глубину и масштабы этой преемственности, которая отнюдь не в каждом конкретном случае сказывалась на марксизме позитивно.

Немалую роль в возникновении марксизма сыграли идеи ряда представителей европейской философии. Среди них справедли­во выделить классиков немецкой философии, особенно — Геге­ля. Ни Кант, ни Фихте, ни даже Фейербах не оказали такого значительного и многопланового влияния на процесс формиро­вания марксистской концепции государства и права, как автор «Философии права».

Марксизм испытал притяжение развитой еще до него (в частности, Гегелем) идеи свободы — антипода произвола. Маркс и Энгельс восприняли от Канта, Фихте, Гегеля отчетливо вы­раженную в их трудах конструкцию права в качестве специфи­ческого реального отношения, складывающегося между субъек­тами общественного взаимодействия. Участники этого отноше­ния контактируют друг с другом в ходе обмена социальными ценностями (вещами, услугами, иными благами) как равные, свободные (самостоятельно делающие свой выбор), автономные индивиды.[6]

В собственно идеологическом плане классовым симпатиям и антипатиям марксизма более всего соответствовали воззрения, в которых с позиций угнетенных трудящихся масс критикова­лись и осуждались право и законодательство эксплуататор­ского общества. В социалистической литературе от Т. Мора до О. Бланки сложился взгляд на законы государства как на орудия защиты интересов имущих людей, богатых и привилегированных слоев.

Многое в марксистских представлениях о функциях, выпол­няемых законодательством в буржуазном обществе, идет от предшествующей марксизму социалистической мысли. Напри­мер, доказательство того факта, что формальное (официальное) закрепление определенных принципов как общеобязательных, устанавливаемых и защищаемых аппаратом государства норм и практическое поведение сообразно этим нормам нельзя истин­но оценить без выяснения вопроса о наличии у человека реаль­ных (в первую голову, материальных) возможностей использо­вать закон в своих интересах.

Государственно-правовые взгляды Маркса и Энгельса испы­тали влияние еще одного идеологического комплекса. Прежде о нем было не принято говорить. Речь идет о западноевропейском политическом либерализме — направлении общественной мыс­ли, связанном с именами Дж. Локка и Ш. Монтескье, И. Канта и К. Т. Велькера. Сами Маркс и Энгельс не акцентировали внимания на близости некоторых своих воззрений либерализму. Напротив, где могли, старались от него дистанцироваться, считая такую идеологию по преимуществу буржуазной, чуждой пролетариату. Тем не менее трудно отрицать родство с либе­ральными представлениями столь известных положений мар­ксизма, как: «всякий раз, когда под вопрос ставится та или другая свобода, тем самым ставится под вопрос и свобода вообще», «свободное развитие каждого является условием сво­бодного развития всех», «нет прав без обязанностей, нет обязан­ностей без прав», «свобода состоит в том, чтобы превратить государство из органа, стоящего над обществом, в орган, этому обществу всецело подчиненный». Необходимо, правда, подчер­кнуть, что именно приведенные и другие подобные им положе­ния Маркса и Энгельса были инородными пролетарски-классо­вой природе марксизма.

Всегда надо иметь в виду, что форма, содержание и смысл марксистских государственно-правовых воззрений постигаются по-настоящему только при том условии, что эти воззрения исследуются в контексте предшествующего и современного им политико-юридического знания, в процессе постоянного и тща­тельного сопоставления с таким знанием.