 |
Глава 12. Бог и вера внутривенно
|
|
|
|
История одной паники.
Опять сдавила, грудь ночная мгла и смерть душе моей хребет сломала…
Для воскрешенья нужно мне так мало: всего лишь взгляд, всего лишь жизнь дотла…
Прижмись ко мне скорей, в объятье стисни – благодаренье нежности небес – отсрочку мы приравниваем к жизни: воскреснувший на миг – навек воскрес…
С разрешения Георгия Дарина публикую фрагменты из нашей переписки тех времен, когда мы только что познакомились и Георгий по случаю поделился со мной некоторыми деталями своего вынужденного путешествия в заповедник страха…
«Пойдём испугаемся»
В.Л., спасибо за ваш ответ по поводу головной боли… Описываю, как Вы просили, свои злоключения.
Семь лет назад я работал в Н‑ске. После гриппа, еще недовыздоровев, решил «полечиться» местным самогончиком, его тут хвалили. Стакана полтора хватанул – и…
Через час, как выражается моя украинка‑бабушка, «зъихал з глузду». Бегал в панике, пёрли глюки…
Жена отловила, увезла домой, дала чаю с медом, уложила в постель. Успокоился и заснул.
На следующий день все забылось. Счел, что отравился. Наверное, так и было.
Через два месяца на работе отмечали день рождения одного из сотрудников. Подняли бокалы… И вдруг, минут через пять, стало так страшно, так захотелось бежать, что понял: схожу с ума… Паника начала закручиваться по спирали. Работать больше не смог, проект не закончил. Паниковал 24 часа в день. Глотал транквилизаторы, по полдня лежал в теплой ванне.
Стал бояться выйти на улицу, пойти в магазин, в гости… А когда ходил, в панике выбегал. Как ребенок хватался за жену…
Переехали в Москву, к родителям. Это ничего не дало, даже хуже стало. Папа в тяжелые минуты обычно твердит: сам виноват, потому что идиот; мама этого не говорит, но все делает, чтобы оно так и было…
|
|
|
…И настал миг, когда Внутренний Голос послал мне несколько простых и важных сообщений:
В СТРАХЕ ТЫ ОДИНОК, В СТРАХЕ ОСТАНЕШЬСЯ ОДИНОК.
ПОМОЩЬ СО СТОРОНЫ – ПЕРЕВЕРТЫШ, НАРКОТИК! ЧЕМ ОНА ДОСТУПНЕЕ, ТЕМ
ПОТОМ БЕЗ НЕЕ СТРАШНЕЕ.
ЕСЛИ ТЫ УМРЕШЬ, МИР УСТОИТ, А ВОТ ЕСЛИ УМРЕТ МИР, ПОГИБНЕШЬ И ТЫ
ПОСЕМУ НЕ ВОЗВОДИ СЕБЯ В СТЕПЕНЬ ПУПА.
СПАСЕНИЕ УТОПАЮЩЕГО – ДЕЛО МОЗГОВ САМОГО УТОПАЮЩЕГО.
Внутри будто щелкнуло что‑то, и стал я для себя испытательным полигоном. Пошел по библиотекам, книжным магазинах, монахам, йогам – через панику, со страшным страхом – НО САМ, и вскоре же научился на панику внимания не обращать: пускай там себе колобродит, пускай закручивается, а мне по делам…
Начал играть в «Пойдем испугаемся»: ходил по местам, где была паника, откуда бежал, – и вызывающе созерцал: что же произойдет, как поведет себя моя госпожа?.. А паника уже не бежала за мной – либо не появлялась вообще, либо прихрамывала с такой постной и вялой физиономией, что моей буддийской улыбки оказывалось достаточно, чтобы ее…
Через год снова начал работать. Думал: мало на что гожусь после таких передряг, но согласился возглавить рекламный отдел газеты. Проработал больше двух лет. В газете начались проблемы, и у меня опять полез стресс. Тревога, давление, сверхчувствительность, постоянное головокружение… Не смог закончить проект, передал другому. Ушел в другую газету…
Зачем это все рассказываю? Несколько дней назад поручили мне очень важный для газеты, престижный проект, который нужно сделать быстро. И вот опять суетливость, неспособность спокойно сосредоточиться – короче, снова зараза паника – теперь уже не такая всеохватная, но зато противная, гнусная, как гнойник…
Умом понимаю: спокойно надо, спокойно. Сколько успеешь – столько успеешь. Всегда есть завтра, живи сейчас, и все остальное по фигу, по фигу…
|
|
|
Чувства не слушаются, организм мандражит. Вы бы сказали «себе не веришь». Да, будто маленький ребенок опять боится чего то, и этот ребенок – я.
Не слушает ребенок взрослого разумного человека во мне, не верит ему. Не верит, что он свободен, что на суету наплевать, что никто никому ничего не должен…
Спасибо за то, что выслушали, хотя я решился сказать еще не обо всем, и вы это, наверное, просекли…
Пещера Минотавра
Георгий, я восхищен вашим опытом одоления паники. А нынешнее положение и причину возврата страхов можно определить одним хорошо нам знакомым словом. Зависимость – да! – зависимость! – образ жизни и состояние души! Вот проект поручили престижный, важный, ух какой важный. Вот пристегнули вы себя к этому рабовладельцу‑проекту, и погоняет он вами. В упряжке дергаетесь, удивляетесь, что Ребенок, который есть вы, не верит дяде, пытающемуся его обмануть…
Не верит Ребенок, чувствует противоречие: гнать проект, а притом усиливаться не волноваться… Давайте честно. Если я выбираю для себя рабскую жизнь, значит, мне НЕ ПО ФИГУ – как меня будут оценивать, сколько заработаю… Я выбрал зависимость, я в азартной игре – а значит, столькото адреналина в крови обеспечено, такая‑то степень судорожностизажимности…
Та пещера Минотавра, которая вскрылась однажды и обнажила звериную морду древнего ужаса, имеет дорожки, дверцы, окошки и щели, и все эти стежки‑дорожки, все эти щелки – суть наши зависимости.
Организм – математически точен!.. Почти серьезное предложение: начинайте каждый рабочий день с двенадцатикратного громкого пропевания (можно под душем) ключевой фразы:
Никому я ничего не должен, в том числе и прежде всех себе!
Или ее положительной вариации а‑ля Халявин:
Исполняясь духом благородным, гоню взашей привязок полк: я должен только быть свободным, но разве ж это, братцы, долг?..
Доктор палочкой взмахнёт…
В.Л., спасибо за ответ, но я его не совсем воспринял.
Со одной стороны, Вы правы: если сел в поезд на Одессу, то в Одессу и прибудешь. Но на поездах написано, куда они идут. А в жизни мы сплошь и рядом не знаем, куды едем!
Зависим ли я?.. Разумеется, не отрицаю. Но знаю многих, зависимых гораздо больше, некоторые просто маньяки карьеры, денег и прочего хлама. Однако же далеко не все испытывают страхи, как я, и я сам раньше его тоже в такой степени не испытывал, хотя зависим был еще больше… Есть ли линейная взаимосвязь между зависимостью и страхом? Откуда вдруг вылез зверь?!
|
|
|
…Мне кажется, что я сам управляю своей зависимостью от социума и его игр. Пытаясь стать свободным, прошел через разные эзотерические увлечения и вышел из них с убеждением, что ни одним нельзя увлекаться серьезно, иначе каюк либо твоему социальному статусу, либо крыше, либо тому и другому сразу.
По одному учению, например, нужно быть отрешенным, сидеть с улыбкой и медитировать – искать высшую истину. Я из таких медитаций вставал и обнаруживал, что мне хочется пойти в пивбар и нажраться, хочется купить новые штаны – в медитациях их быстро просиживаешь – а где денег взять?..
И стал опять я нормальненьким конформистом. Не спорю – это держит в напряжении, это не позволяет собою заняться проникновенно, как надо бы. Когда сердце летит в тартарары, а в голове каша, когда страх хватает тебя нахрапом, глотаешь, ничего не соображая, таблетку или надуваешься пивом или смирновкой…
Так в чем же проблема? – спросите вы. Чем можно тебе помочь в твоей добровольной болезни?..
С тех пор как я испытал тот первый ДИКИЙ, ПУСТОЙ, ЧЕРНЫЙ, ЗАГРОБНЫЙ, НЕЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ страх, застрял он во мне на утробном уровне.
Я хочу быть свободным от страха хотя бы в пределах убогой и серой среднестатической нормы. Хочу летать самолетом и ездить, хочу путешествовать и наслаждаться одиночеством так же, как и общением, – и не хочу паниковать, как животное.
Признаюсь, есть у меня тайная вера, что панацея существует, что добрый волшебник взмахнет палочкой…
Может быть, эта наивная вера и держит меня на моем уровне и не дает развить настоящую силу духа?
Ежели так – стукните меня чем‑нибудь по башке, как дзенский учитель – может, впаду в просветление?..
После этого письма я послал ГИДу некоторые индивидуализированные варианты Парадоксального Метода и тонопластических упражнений. Попросил по мере занятий присылать мне заметки. Некоторые из них привожу, слегка сократив.
|
|
|
Ступени страха: что помогает
В.Л., по вашей просьбе описываю пережитые мной состояния страха в их грубо‑количественной, поступенной градации, от большего к меньшему, и делюсь скромным опытом личного противостояния.
1. Паника животная, дикая. Паника Грандиоза.
Неуправляемое состояние. По неотвратимости сравнима с быстро нарастающим ураганом.
Когда в первый раз это началось, у меня завибрировали грудная клетка и черепная коробка, и в такт им затряслись стены и потолок, заходил пол ходуном. Сердце колотилось о ребра, как подбитая птица, живот скрючило… В какой‑то миг осознал: «если не успокоюсь, умру». Начал сквозь судороги громко говорить с собой вслух: «Все хорошо… прекрасная маркиза!..» Хотел по имени себя назвать ласково и вдруг обнаружил, что забыл… Имя свое забыл!.. Расслабился, только прикоснувшись к жене. С тех пор стал замечать, как благотворна женская энергия.
Помню, как однажды потом, в большом магазине, я вдруг запаниковал ни с того, ни с сего, остановил хорошенькую продавщицу и просто так, глядя в глаза, сказал: «Мне очень плохо. Я паникую. Знаете, что такое паника?..» И описал, как мог, свое состояние.
Милая девушка обняла меня как ребенка, и мне показалось, что она выносит меня из огня…
Что помогает? Бог и Непоколебимая Вера – чуть было не сказал «внутривенно». Где взять, если нет?..
Паникус Обыкновенус.
Страшно, трясет, хочется бежать… Но не бежать как‑то все же можно, и проскальзывает иногда тонкий кайф…
Крупное состояние эта паника! Можно им «помечать» места, где его испытал, заносить эти пространства в «черный список» души, а потом себя презирать…
Что помогает? Транквилизаторы: глотанул – и даже еще до начала действия, почти в тот же миг можешь начинать разжиматься…
Действует Доктор Торобоан. Прими страх – как сказали вы, не бойся бояться. Впусти страх, предоставься ему, как женщина мужчине, пусть делает что хочет, проси даже, чтобы пожутче… Ну, страх, где же ты?..
Тревога Сильнющая.
В этом состоянии глаза выпучены, ищут «неприятеля». Напряжение в груди, частый пульс, мысли бросками… Но расслабиться, если уже вообще это умеешь, можно.
Что помогает, кроме транквилизаторов, которые лучше не принимать? Йога и тонопластика. Мой способ: лечь в горячую ванну, вдохнуть, опустить голову под воду, выдохнуть медленно… Повторить… Я это называю «mind reset», по‑английски. Точно так же как мы перегружаем (reset) компьютер с Windows…
|
|
|
Позволяю себе забыть, кто я такой. Хорошо!..
Тревожность Обычная
Состояние совершенно банальное и управляемое.
Что помогает? Движение, дыхательные упражнения, тонопластика. Любое положительное сосредоточение, хорошее отвлечение. Хорошая музыка. Хорошая женщина. Друг. Алкоголь, но лучше не надо…
Особые признаки Страха‑сына
…На первом же этапе своих опытов по призыву паники я сделал важнейшее для себя открытие. Любой страх внутри не один, их по меньшей мере два: страх первый и страх второй, страх первичный и страх вторичный. Страх‑отец и Страх‑сын.
И вот понял я, что именно страх вторичный, Страх‑сын и преобразует страх в панику! – Ибо дебил.
И убедился: как раз он, Страх‑страхов‑сын, сдувается как воздушный шарик, если ему по методу ПаМС дать по мозгам: ну‑ка на, жри меня!! – А его начинает рвать…
Вера‑мама и Вера‑дочка
…Стоя однажды в очереди в кассу магазина, я пытался унять Тревогу Сильнющую, уже перелезавшую через забор в огород Паники…
Вдруг подумалось: "А что вот если вместо того, чтобы обращаться к Панике – давай, мол, милая, приходи, я тебя так люблю – что может сработать, но вдруг и…
Что если поверить, просто поверить: ВСЕ ХОРОШО
Просто так, просто без доказательств?
Не получается. А почему?..
Да боюсь же я, да боюсь поверить, боюсь!
Вот как страх‑то загородил меня всесторонне!..
Ага! – думаю. И тут пришло озарение.
В голове картинка: черная спираль, вроде известной уже каждому школьнику спирали ДНК.
Посредине спирали белое пятно, а на нем стрелки‑указатели в противоположные стороны, с надписями: «к панике» и «к покою». Все черное, в обе стороны ‑это страх, страх – но ведущий в разные свои степени, к полюсам… Есть, стало быть, путь из зоны на волю – туда, к покою, но он закрыт, забит страхом…
Как же пройдем, как вырвемся?..
А вот как: поверим авансом! Поверим хотя бы ради эксперимента, ради проверки… И вот я уже ПОВЕРИЛ, ЧТО МОГУ ВЕРИТЬ.
И отпустился. Разжался.
Так новое мое упражнение «Вера Вере» сработало в первый раз, и родила Вера‑мама свою Веру‑дочку, и отступил от нее Страхов‑сын в большом обалдении…
У Христа за пазухой
Чем пристальней созерцаю события в своем теле и мозгу, тем ясней вижу, какой страх подонок, какой гад. Сам себя нагнетает. Сидит в подсознании тихой мышкой и вдруг выскакивает с диким воплем: «ага, не ждали!..»
Потакать сволочи нельзя. Поддался – отступил, убежал – накормил гада, и он сразу окреп, обнаглел…
А обманывать можно. Мой кот Макс делает это так: если страшно, залезь под одеяло
Эту практику он начал еще малым котенком – прятался в моей кровати от старого пса Джоя, который его пугал. И теперь, если провинится в чем‑то – украдет котлету со сковородки или накладет на письменный стол – застуканный, тут же дует в это убежище, залезает под одеяло и попадает в другой мир… Здесь хорошо, здесь надежно!.. Вытащить, наказать – рука не поднимется.
В моей кровати он как у Христа за пазухой.
И я могу эту заповедную норку у себя отыскать – не в постели, так хотя бы в душе…
Комната страха
…В наших головах много комнат. Есть Комната Работы, есть Комната Любви, Комната Боли…
Есть и Комната Страха, она же – пещера Минотавра.
Устроена так: дверь огромная, отверстая, а как внутрь попадешь – сразу хоп! – запирается, и оказываешься в темноте, в мышеловке. Сиди, дрожи…
Адреналиновых Дел Мастер вроде меня в эту комнату бегает то и дело, как дизентерийный больной в туалет. И не так уж важно, есть ли на самом деле опасность, важен ритм беганья, соблюдать надо…
Поскольку поменять свою адреналин‑химию – задача громоздкая, можно пойти в обход: на пути в комнату страха ставить дежурный пост с Вероймамой и Верой‑дочкой – чтобы проверяли входные билеты – реальность опасности; находясь внутри, пусть даже в полной тьме, процарапывать, пробивать окошки на волю…
Это лишь образы, разумеется, личные художества, но они помогают. Теперь, например, залетев в панику, я уже не просто дрожу‑мандражу – нет, я решительно представляю себе черную, но хрупкую стенку Комнаты Страха, где я уже сижу, и я начинаю ее дырявить, сверлить припасенной заранее, еще в предыдущих посещениях, электродрелью «Левикананда».
В моей Комнате Страха всегда есть чем заняться…
Когда забываешь, что здесь бояться надо – вдруг – появляется свет!
Глава 13. У врат Всебытия
Телесные страхи и страхи пространств.
Страх смерти: как победить
ГИД – Владимир Львович, я, как вы знаете, паникер, ипохондрик, но, глядя вокруг, убеждаюсь, что еще не самый большой. Среди моих знакомых, людей, казалось бы, не больных, многие мучаются страхами за здоровье, боятся болезней, боятся боли, боятся смерти… Трое боятся за сердце. Один, правда, перенес инфаркт. А у других, еще молодых, все в норме, и тем не менее…
– Парадокс закономерный. Хотя и верно «что имеем, не храним – потерявши, плачем», все же больше боятся болезней, боли и смерти люди здоровые. Которым есть, что терять… А больные боятся меньше и потому нередко кажутся здоровым героями.
– Да, знаю таких пятерых… Двоих уже нет. До болезней были трусишками вроде меня. А когда серьезное началось, словно переродились…
– Страхи относятся к миру потемков. Когда знаешь – светлеет, призраки умирают…
Лао‑цзы сказал: «Не боль страшна, а ее ожидание, и не смерть, а лишь мысль о ней. Мудрый не ждет, ибо ждет всегда».
– Превосходно. И что ж зазря мучится наша мнительная братия?
– Работает над ошибками…
Давайте научимся за него бояться…
Крупная ветвь естественных страхов – страхи телесные – очень близки к «стволовому» страху смерти. Страхи за здоровье составляют среди них изрядную толику. И страх за сердце, кардиофобия, – штука довольно частая, особенно у тех, кто живет в хроническом дефиците движения.
Говорить, что страх этот не помогает, а лишь вредит, что нужно разрабатывать сердце движением – таким пациентам, как правило, бесполезно.
Ленивое и тревожное сердце живет короче, даже если здорово, а деятельное и веселое, даже если больное, само себя лечит и продлевает.
– Что же вы делаете с такими больными?..
– Ну вот, например, Р., перенесший инфаркт в довольно молодом возрасте. Страдал «оправданной» кардиофобией, но и его врач‑кардиолог, и я, психотерапевт, видели, что он мог бы двигаться больше, живее, что это необходимо.
Барьер страха удалось снять. Сначала Р. стал ходить в умеренном темпе, потом быстрее, потом очень быстро, потом бегать… Теперь с прекрасным самочувствием приближается к семидесятилетию.
– Страх сняли внушением?
– Да, но лишь после присоединения: «Бояться за сердце нужно. Давайте научимся это делать!»
– И человек убедился, что бояться ему нечего?
– Для чего же врать себе, что бояться нечего? Человек убедился: с боязнью можно работать, можно ее уменьшать, можно забывать… Уже жизнь!
Научимся себя слушать
– В борьбе за жизнь побеждает активный?
– Всегда – но только чутко активный. Спортсмены довольно часто умирают от перегрузок. Многие бодряки преждевременно уходят на тот свет изза того, что не умеют себе внимать. Телесно отупевшие трудоголики загоняют сердце в инфаркт и иногда даже не чувствуют самого инфаркта…
– Нужно к себе прислушиваться?..
– Нужно учиться этому Самовнимание тревожное, боязливое, называемое ипохондрией, помогает только болеть. Внимание к себе должно быть доверительным, а обращение к сердцу – любовным.
– Пример можно?
– А.Н. написала мне письмо в возрасте 60 лет. Разумный, душевный, ответственный человек, глубоко все переживающий. У таких женщин чаще иных бывают сердечные срывы…
В.Л., восемь лет назад у меня начался диабет, в 55 лет – тяжелый инфаркт, через три года – еще один. В больнице я поняла, что должна стать другим человеком, переделать себя, если хочу жить и не быть в тягость близким.
По образованию я филолог, по работе редактор, так что «не от хорошей жизни» засела за книги по диетологии и натуропатии. Постаралась понять, о чем пишут в своих трудах Шелтон, Брэгг, Роджерс и др. Прочла кое‑что из йогов, прочла вас..
Составила себе программу естественного оздоровления, которой и следую.
Во многом пришлось нарушить каноны «официальной медицины». Не ем животных белков, освоила дыхание йогов, некоторые асаны. Прошла два курса лечебного голодания.
Результаты: ушел диабет, вес с 93 кг снизился до 73. Исчез кальцинат аорты.
Были камни в желчном пузыре и страшные приступы – теперь нет, давление 120/70, не отекают и не болят ноги..
Делаю все по дому без устали, помогаю воспитывать маленькую внучку. У меня хороший муж и добрые дети, которые меня поддерживают.
Но., все же осталась при мне стенокардия. И даже как‑то мучительней и обидней стала она в последнее время. Сильных приступов нет (уже почти год не держала во рту нитроглицерина), но в редкие дни я могу свободно ходить по улице не останавливаясь. Через каждые 50‑100 шагов – внезапный страх смерти, а вслед за ним слишком хорошо знакомый сердечный «зажим»..
В последнее время я потеряла дух, опору в борьбе за здоровье. Видно, причина приступов уже не в физиологии, а в психике. Я боюсь оставаться дома одна и в одиночестве выходить на улицу. Кажется, при ходьбе растягивается и вот‑вот лопнет рубец на сердечной мышце..
Память тела о боли, о приближении к смерти? А может быть, память души?.. А.Н.
А.Н., ваше письмо меня обрадовало и вдохновило, вы молодец, и для вас возможно гораздо большее.
Стенокардия, пока остающаяся… Да, это память – и органическая, тканевая, и психическая, душевная. Сердце просит себя поберечь. Но и не только поберечь – еще и поддержать разумным усилием, еще доразвить, дораскрыть возможности… И не только сердца! Дух вы не потеряли, дух ваш при вас – он вытащил вас из погибели, из инвалидности, дал силы начать новую жизнь – укрепил на земле, а сейчас ищет новую опору для взлета уже в другое пространство…
Пройти сквозь страх можно. Хотите – пройдемте вместе. Уверен, все будет хорошо!
Добрая память
ГИД – Чего же не хватало такой сильной женщине, чтобы жить полноценно?
ВЛ – «Сердечный страх» повергал ее в депрессию – а депрессия сердцу не помогает…
– Как вы с А.Н. работали?
– Встретились, принялись действовать… Внушением помогал входить в глубокое расслабление.
Внушал чувство тепла в теле – для расширения сосудов, и каждый раз она понемногу училась делать это сама, все увереннее…
В аутотренинге одно из ключевых упражнений – успокоение сердца самовнушением: «Мое сердце бьется ровно, спокойно… Сердце всегда спокойно…» К этому мы и шли, но сердце сперва не затрагивали – обходили стороной, продвигая внушенное чувство тепла все ближе к нему – левая рука, левая лопатка, левое подреберье…
Полгода работали по программе «Добрая Память».
– Что это такое?
– Память о хорошем, добром. О лучшем в жизни.
– Противоположность злопамятству?
– Точнее не скажешь. Если можно вспоминать злое, плохое – и даже усиливать эти воспоминания, растравлять себя злом, наполняться им – то почему же нельзя делать то же – с добром?.. Можно, и оно стоит того стократ.
– Да, но это у нас как‑то не принято. Нет даже слова такого «добропамятство», а «злопамятство» – есть. Нет культуры благодарности жизни.
– Вот по мере возможности и приходится ее создавать, верней, воскрешать…
Память – след пережитого. Воспоминание – оживление следа, вскрытие запечатанного, развертка и воспроизведение – как показ киноленты.
И вот уже начинается перевод воспоминания в состояние – возвращение, воскрешение пережитого на уровне психики и физиологии. Есть память у тела. Есть она и у сердца…
Пользуясь элементами гипнотехники и с большой помощью музыки мы с А.Н. старались переживательно вспоминать лучшее из ее жизни – те состояния, когда в груди было чувство приятное, когда сердце работало легко, радостно, когда свободно дышалось… Постепенно пробудили добро к жизни – А.Н. почувствовала себя гораздо увереннее, стала смелей двигаться, ходить все быстрее и дольше, играть в бадминтон, встала зимой на лыжи…
Сейчас ей уже 80, и она здоровее, чем была в 60.
Пятачок безопасности
Страх смерти, удушающий страх… Мучаясь этим в свои плохие времена, а в хорошие стараясь помочь множеству страдальцев, я долго не мог добраться до корневой сути, до основания…
У кого‑то в недавнем или далеком прошлом – эпизоды действительной угрозы: сердечно‑сосудистые кризисы, травмы и шоки. Но тот же парадокс: чем серьезней, чем ближе был человек к смерти – тем меньше, как правило, остаточный страх. Иногда всю драму многолетней танатофобии (танатос – погречески смерть) провоцирует какая‑нибудь случайная дурнота или просто – узнал, услышал: с кем‑то произошло…
Страх «этого» (танатофобики боятся и самого слова «смерть») и признаки‑ощущения обычно меняют порядок следования на обратный. Не признаки «приближения» вызывают страх, а наоборот!..
ГИД – Вот именно, у меня точно так…
ВЛ – Потому‑то многие быстро доходят до «страха страха» – отгораживаются ото всего, что может вызвать хоть малейший намек… Сосредотачивают всю свою жизнь на пятачке условной безопасности. «Борьбой за здоровье» лишают себя здоровья, «борьбой за жизнь» отнимают жизнь…
Была у меня пациентка, еще далеко не пожилая женщина, восемь с лишком лет прожившая в паническом ожидании смерти. Началось с эпизода головокружения и предобморока на улице, стала бояться открытых пространств – это называется агорафобией – и перестала ходить по улицам одна, только в сопровождении. Через некоторое время в душном метро, во время технической остановки поезда между станциями тоже стало нехорошо – сердцебиение, дурнота, страх смерти…
Ничего катастрофического не случилось, вполне живой добралась до дома, но с этого дня стала бояться уже и закрытых помещений – транспорта, лифта – присоединилась, медицински говоря, клаустрофобия. Бросила работу. А вскоре скоропостижно скончалась от сердечного приступа одна пожилая родственница. После известия об этом у пациентки началась неотвязная боязнь смерти. Буквально привязала себя к домашнему телефону, чтобы в любой миг можно было вызвать «скорую».
Но однажды случилось так, что все родные разъехались, верный заботливый муж слег в больницу на срочную операцию, а телефон целую неделю не работал – стряслось что‑то на АТС.
За это время больная выздоровела. Вдруг сама явилась ко мне сияющая, с бутылкой, с цветами. «Доктор, я в полном порядке. Больше ничего не боюсь». – «Позвольте, но как же так?» – «А знаете, когда уже совсем не на кого надеяться, то остается только либо помереть, либо выздороветь. Мой организм выбрал выздоровление. Оказывается, он был симулянтом. Но я об этом не знала…»
Вот тебе на, думал я. А я‑то, тупоголовый, почти полтора года промучился – убеждал всячески, гипнотизировал, пичкал лекарствами, пытался вытаскивать чуть не силком на прогулки – казалось, вот‑вот, еще одно усилие…
– Такие пациенты не поддаются гипнозу?
– Наоборот, поддаются со всем возможным усердием, входят в самые глубокие трансы. Только вот лечебные результаты предельно скромны.
Повышенная гипнабельность – оборотная сторона медали совсем иной… Подсознательно танатофобик желает не вылечиться, а только лечиться, лечиться, бесконечно лечиться. Вот почему так трудно, долго и нудно лечатся и клаустрофобии, и агорафобии, и всевозможные ипохондрии.
Как ни посмотришь – рядышком с таким пациентом или пациенткой находится кто‑то дееспособный, заботливый и послушный – супруг или родитель, верная подруга или доктор…
Внутри у этих милых и, кажется, вполне разумных созданий сидит, неведомо для них, вампиричный младенчик – слепой вроде бы, но и страшно зоркий – мертвою хваткой моментально вцепляющийся во всякого, кто подаст им хотя бы малейшую надежду на иждивенческую, халявную безопасность.
– Да, знаю и по себе: под предлогом боязни смерти очень удобно прятаться и от жизни. Сама твоя «должность» больного страхом и оказывается пятачком безопасности. С вами такого, наверное, не бывало.
– Зря так думаете, я не герой. Пережил и ужасы «приближения», и кошмарную унизительность страха, похожего на судорогу утопающего, тянущего ко дну своего спасителя. Нюанс в том, что спаситель этот не кто‑нибудь, а ты сам…
«Смертность стопроцентна…»
– Что помогало в такие моменты?
– Как и при всех страхах, Доктор Торобоан. Роль такового сыграл для меня, помню, однажды мой друг Юлий Крелин, хирург и превосходный писатель.
Встретились мы случайно в московском Доме писателей. Сидели в фойе, болтали. Вдруг резко мне поплохело, почувствовал, что вот‑вот… (В то время действительно болел сильно.)
Я не сказал ни слова, но Юлик сразу увидел мое состояние и кого‑то послал принести воды. Пока несли (мне показалось, что вечность), сказал, улыбнувшись: «Что, прихватило? Не трепыхайся. Смертность же стопроцентна, сам знаешь». – «Ага… Это ты меня психотерапевтируешь, да?». – «Ну… И себя впридачу».
Ухмыльнулись оба, и сразу же я почувствовал себя на чуть‑чуть увереннее – этого оказалось достаточно, чтобы мозг успел отдать сердцу команду «Держаться», и что‑то во мне спружинило и пошло вверх – как поднимается в отчаянном усилии рука армреслингового бойца, уже почти припечатанная… С этого дня, прямо с этой минуты пошел на поправку.
Вот такая польза всего лишь от напоминания общей Истины и того, что ты не исключение из нее…
– Насчет Истины буду с вами спорить, но сперва хотел бы спросить: а сейчас вы смерти боитесь?
– Вот прямо сейчас?.. Нет повода.
– А если бы был?.. Какой‑нибудь приступ…
– Наверно, боялся бы, если бы успел испугаться. Или если позволил бы себе это.
– Мысль о неизбежности смерти не вызывает у вас ужаса, не расстраивает, не угнетает?.. «Мудрый всегда готов» – к вам относится?
– Это не про меня, я – человек, всего лишь кое‑что знающий благодаря профессии.
В отношении к смерти, равно как и к боли, к страданию, действуют обычные человеческие защиты.
– Какие?
– Забвение, вытеснение. О смерти не думается, даже если есть основания. Не пускается эта мысль в сознание – что‑то ее отталкивает, даже если добросовестно стараешься думать и понимаешь: надо…
А если все‑таки думаешь, то чем больше – тем, как ни странно, спокойнее…
Природа, при всей жестокости, довольно гуманна.
Как еще Гиппократ заметил, долгое страдание не бывает сильным, а сильное не бывает долгим. А сверхсильное страдание, околосмертное, либо протекает вообще за гранью всякого восприятия, как, например, при болевых шоках с отключкой, либо очень быстро и хорошо забывается, как родовые муки…
Двум не бывать…
– Что еще вам помогает от страха смерти?
– Работа. Музыка. Дети. Память и размышление. Природа. Любовь… И в придачу все человечество, размышляющее о смерти с тех пор, как обрело дар размышлять… Экклесиаст, Марк Аврелий, Будда, Хайям, Монтень, Вивекананда, Ауробиндо, Толстой, Бердяев, Семен Франк, Владимир Соловьев, Януш Корчак, Александр Мень… И Спиноза, и Пушкин…
– «Философствовать значит учиться умирать», это и я себе повторяю, но туго выходит…
– А у кого не туго? Это ведь уже запредельная задача, всежизненная. В числе первейших моих докторов – великий Сенека. В «Письмах к Луцилию» о смерти все сказано почти исчерпывающе и так, что вместо бессмысленного восстания против неизбежного воцаряется в душе мир. Уходят страхи – чего бояться если и смерть не страшна?..
– А я сомневаюсь, что страх смерти ‑отец всех страхов. Маяковский смерти не боялся, а микробов боялся, насекомых боялся, имел еще кучу бзиков, был одержим чувством вины и совершенно детским боязливым тщеславием…
– Кто же сказал, что детки всегда послушны папаше?.. Все норовят жить собственной самодовлеющей жизнью. Страх смерти часто приходит к нам просто от нечего делать, а при явных угрозах жизни дрыхнет, как глухой пес.
– И все же – его можно преодолеть?
– Страх смерти не «преодолевается», а переодевается в праздничные одежды духовности – не какими‑то особыми усилиями, а дозреванием. Посильным додумыванием того, о чем не думается, как ни стараешься, а то вдруг думается поневоле… И от чего так хочется убежать обратно в бездумье…
Окуджаве посвящается
Почему‑то легче, если узнаешь в горе чужом горе свое.
Мачеху‑злодейку‑судьбу не проклинаешь, можно даже греться возле нее.
Да, такое вот у всех одинаковое горе.
Да, вот такая неизбывная беда.
Ворон по латыни кричит: Мементо Мори!
Королек не верит: Неужели Никогда?!
Телом и вправду все в коробочку ложимся, а душа‑то любит побродить, погулять.
Ну куда ж мы денемся, куда разбежимся?
В новое оденемся и встретимся опять…
Из Вечности в Вечность
– Итак, вы понимаете пользу как Истину?
– С уточнением: Истина полезна всегда, но польза не всегда истинна.
– Ну так вот: доктор Крелин, по‑моему, сообщил вам вовсе не Истину. Со стопроцентностью смертности я категорически не согласен. Факт смертности не всеобъемлющ. Еще не доказано, что умирать обязательно, не доказана неизбежность смерти.
– Хотел бы с вами согласиться. Аргументация?..
– Я читал о некоторых выкладках палеоантропологов. Число людей, живущих сейчас на Земле, примерно равно числу умерших за всю прошедшую историю нашего вида. Умерла, стало быть, только часть из рожденных, некая часть. Умрут ли и все остальные? Это ведь ещё не известно.
– Но на основании прошлого опыта…
– Опыт – большой прогнозист, но еще больший гипнотизер. Не вы ли писали, что мы живем под гипнозом реальности?
– Я, кажется…
– Но не полной реальности, заметили вы. Часть посуды побита – надо ли верить, что непременно побьется и вся остальная?.. Часть родившихся умерла, остальные живут. Смерть относится только к прошлому. Почему мы должны думать, что как было раньше, так будет и дальше?..
– Так думать мы не должны. Солнце тоже не должно восходить. И умирать мы не должны, а приходится.
– Что ж, что ПОКА приходится?.. До времени космических полетов все предметы, отрывавшиеся от земли, падали обратно лишь потому, что не было средств вывести их за пределы земного тяготения. Когда я увидел на экране состояние невесомости в космическом корабле, сразу ёкнуло: это ведь прообраз бессмертия, его физическая метафора!.. Неужели вы не верите, что бессмертие неизбежно?
– Насчет тела от надежд воздерживаюсь, зато вера в бессмертие души для меня уже не вера, а знание…
Бессмертен, следовательно, существую?..
– Вот как?.. В таком случае предъявите свои аргументы вы. В свое время вас жучили за идеализм, за ненаучный подход к психологии…
– Касательно психологии – сиречь душеведения – у меня была давняя шутка, что это наука, изучающая небытие своего предмета. На самом же деле я был и остаюсь приверженцем самого строгого научного подхода ко всему на свете, и к душе в первый черед.
Наука есть гигиена веры – честность ума перед собою самим. Знание, знающее о своем незнании. Искусство предполагать.
О жизни души вне тела можно только догадываться. Но сама суть, логика вопроса такова, что, отрицая эту возможность, мы отрицаем и душу. Если души нет, а есть только смертный мозг, работа которого называется психикой (психэ – по‑гречески душа), то в чем отличие психотерапевта от автомеханика?..
Если я не допускаю и мысли о возможности некоей жизни после исчезновения тела – мне просто нечем и незачем помогать людям, которые потеряли близких или сами страшатся смерти.
А факты бессмертия души у меня есть. Личные факты.
У врат Всебытия: встреча с Вангой
В начале восьмидесятых я выезжал в Болгарию, консультировал там. У друга моего пациента по счастливой случайности оказалась возможность свозить меня к великой ясновидице, прозорливице Ванге – обычно к ней в очереди годами стояли…
Приехали в маленький приграничный городок Петрич, где Ванга жила и принимала народ.
Спутник предупредил меня, что накануне встречи, ложась спать, следует положить под подушку два куска сахара. Я не стал спрашивать зачем – уже знал: обычные деревенские знахари часто требуют от своих прихожан то же самое – сахар за ночь будто бы впитывает содержание души…
Это внушило мне некоторый скепсис, но все же на сахаре добросовестно выспался.
Решил Вангу не спрашивать ни о чем, пойти просто пообщаться, поговорить, а там уж как выйдет…
Утром, отправляясь на встречу, завернул кусочки сахара в бумажку, бросил в карман, а вдобавок прихватил большущий букет цветов, который мне накануне вечером вручили на встрече с местными учителями; букет этот тоже провел ночь у моего изголовья…
И вот мы у Ванги, в маленьком деревянном домике, в тесной комнатке, где ничего нет, кроме диванчика, нескольких стульев и большой мусорной корзины.
Передо мною невзрачная крошечная старушка с незапоминающимся лицом. Голова повязана платочком. На глазах бельма. Смотрит, как свойственно слепым, куда‑то чуть в сторону… Держится очень прямо, откинуто. Движения непредсказуемы, резки –
|
|
|
