Правовое положение челяди и холопов

 

Холопы

а Руси в Х в. понятием «челядь» обозначалась широкая группа зависимых людей.ценка этих социальных категорий в основном единодушна: челядь и холопы - это рабы. Однако еще М.Ф. Владимирский-Буданов и П.И. Беляев отметили определенный комплекс юридических и экономических прав холопов, что значительно усложняло представление о холопстве, тогда как Н.И. Ланге указывал на отличия холопов от античных рабов [6, c.162-164, 172-177]. Отличия холопа и раба, в самом деле очень близких в правовом положении, можно отследить лишь в историческом контексте, а не в одном юридическом. Но прежде нужно дать определение раба и рабства.

Того же мнения был С.В. Юшков, полагавший продолжение патриархального рабства до XI-XII вв. и видевший доказательство этого тезиса в названии челядью рабов и холопов; проблема, писал он, заключалась в том, чтобы показать отличие патриархального рабства от непатриархального, дать дефиницию рабства [54, c.24-25, 61-67], [53, c.88-89, 136].

Б.Д. Греков предложил критерий, в основе которого находится отношение зависимого к средствам производства: «... раб - собственность хозяина, живет на иждивении хозяина, средств производства не имеет, работает господским инвентарем на хозяина, никаких государственных повинностей не несет и рассматривается как объект гражданского права. Крепостной крестьянин имеет собственное хозяйство, основанное на личном труде, а в силу зависимости от своего хозяина - феодала обязан ему феодальной рентой и в то же время несет многочисленные государственные повинности» [6, c.175]. Это определение, указывая наиболее характерные черты в социально-экономическом положении основной группы непосредственных производителей при развитом феодализме и в рабовладельческом обществе, не учитывало лично зависимых, связанных со службой, а не с процессом материального производства, лично зависимых, владевших средствами производства, и других отношений собственности в процессе генезиса феодализма.

По сути лишь А.А. Зимин предложил развернутое определение холопа как раба. По его мнению, «холопами в то время назывались люди, право владения которыми у господ было ничем не ограничено. Холоп не имел своей собственности и в любое время сам мог быть продан или отдан любому лицу. Холоп - это раб русского феодального общества» [10, c.6]. Таким образом, в основу определения холопа-раба вновь была положена личная зависимость от господина. Желая указать, что холопы не тождественны рабам античных обществ, характеризуемым теми же основными признаками, А.А. Зимин уточняет: холоп «мог быть посажен на землю и иметь ее участок в своем распоряжении. Церковь запрещала убийство холопа» [10, c.6]. Однако эти черты не являются отличительными: в античном обществе раб мог иметь земельный надел и платил с него господину часть дохода. Убийство раба или жестокое обращение с ним осуждалось во многих рабовладельческих обществах и даже в Римской империи начиная с принципата (церковь не запрещала, но только осуждала убийство холопа). Если челядь, холопы, смерды, закупы, рядовичи были рабами, то классом-антагонистом в системе производственных отношений должны быть рабовладельцы. Логическим следствием широкого толкования зависимого населения Руси как рабов на основании форм личной зависимости и юридического положения как объекта права явилось утверждение В.И. Горемыкиной о существовании древнерусского «рабовладельческого общества» [5, c.47-71].

При изучении челяди и холопства и их отличий от рабов основным является определение их социально-экономического положения и характера эксплуатации.

Челядь упоминалась в русско-византийских договорах первой половины Х в. Употребление термина «челядь» в КП свидетельствует о том, что он продолжал использоваться в общественной жизни Древней Руси. Социальное содержание этой категории раскрывается в материалах письменных источников XI-XIII вв.

По ст. 11 КП, если челядин скроется у варяга или колбяга, то беглого должно вернуть господину, а укрыватель платит «за обиду» 3 гривны. Ст. 16 КП определяет процедуру «свода», если опознан бежавший или украденный челядин, который был затем продан или перепродан. Вместе с тем в КП, как и в русско-византийских договорах, термин «челядин» не указывает на конкретную форму социально-экономической зависимости и использования труда челядина. Ст. 11 и 16 КП.повторены в статьях 32 и 38 ПП, что свидетельствует о продолжающейся практике этих постановлений. Однако и в ПП положение челяди в хозяйстве господина не разъяснено, хотя в ней указаны другие категории зависимого населения с определенным кругом обязанностей по отношению к господину и оговоренным социальным статусом.

Это свидетельствует о том, что термин «челядь», восходящий к родоплеменному обществу и относящийся к младшим членам большой семьи, в Х в. и позже продолжал быть широким понятием для обозначения различных видов категорий зависимого населения. По мнению А.А. Зимина, старый термин «челядин» в княжеском уставе, вошедшем в КП, заменен новым - «холоп», обозначавшим теперь «все категории рабов», причем термин «челядин» «на целое столетие» исчез из летописи и Русской Правды [10, c.74]. Эти термины сосуществовали как обозначение социально неполноправных, а затем зависимых людей с периода разложения родоплеменного общества. Подтверждением этому является факт отсутствия слова «челядин» в статьях княжеского домениального устава, поскольку в нем конкретно перечислены категории зависимых людей, а общий, обезличивающий термин был неуместен.

Ст. 11 и 16 КП и соответствующие им статьи ПП указывают также на значительное распространение владения челядью в среде свободного населения, поскольку в них сообщается о борьбе широких слоев свободных за челядь. В первой половине Х в. «полоняник» и «челядин» четко различаются. Отсюда можно предположить, что в XI в. для обозначения взятого в плен человека стал использоваться термин «челядин» взамен термина «полоняник», который остался в лексике церковных и переводных памятников, и челядином стал называться зависимый, попавший в «челядинство» через плен или другим путем, причем словом «челядин» обозначались пленные вне зависимости от их прежнего, до плена, состояния [35, с.56-67]. Захваченные в плен разные категории свободного и зависимого населения, «люди», смерды, холопы, по Б.Д. Грекову, назывались челядью, которые могли использоваться в хозяйстве князей или продавались, а не только пленники-рабы [6, c.166-169].

Источники ХI-XV вв. свидетельствуют о тяжелом юридическом и фактическом положении челяди: ее продавали и дарили, передавали по наследству (ст. 90 ПП), истязали, за убийство челядина господин подвергался только церковной епитимии. Правда, имелись сведения и о выкупе за освобождение челядина. Однако, как подчеркивает М.Б. Свердлов, «не тяжелые формы содержания зависимых, а место в общественном производстве социальной группы и определение конкретных форм зависимости являются определяющими признаками общественного положения категории зависимого населения. Но именно этих сведений о челядине меньше всего» [37, c.154]. На протяжении Х-ХIII вв. и в последующее время понятие «челядь» обозначало широкий круг категорий зависимого населения, связанного с господским владением. Именно этим, по видимому, объясняется то, что Русская Правда не указывает штрафа за убийство челядина, а юридические памятники и нарративные источники хотя и содержат многочисленные упоминания о челяди, но не указывают конкретные формы труда челядина в хозяйстве господина. Как замечает Б.Д. Греков, в переводной литературе термин «челядь» использовался для обозначения широких групп зависимого населения [6, c.167].

Первые упоминания термина «холоп» содержатся в Повести временных лет (далее - ПВЛ) при изложении библейского сюжета под 986 г., записанного в конце 30-х годов ХI в. [23, I, c.68], и в ст. 17 КП, более новой по сравнению со ст. 1-16 КП [49, c.161-162]. Однако из этого не следует, что «холопы» были новым по отношению к «челяди» понятием или социальной категорией, поскольку в обобщающих формулировках русско-византийских договоров и ст. 1-16 КП использовано широкое понятие «челядь». «Правда Ярослава» (ст. 1-18 КП) является первым по времени светским письменным источником, где указан холоп.

Термин «холоп» восходит к праславянскому периоду. В родоплеменном обществе он обозначал людей неравноправных или младших в семье. Именно в этом смысле он употреблялся в старославянском и сохранился в западно- и южнославянских языках. По содержанию этот термин был уже, чем слово «челядь», и означал лично зависимых от господина людей.

Ст. 17 КП определяет холопство как сложившийся институт, связанный с двором «господина» [28, c.52-53]. В ней указано, что господин может при желании защитить своего холопа, который ударил «свободного мужа», «хоромы» господина являются местом, где холоп, совершивший преступление, находится в безопасности, если господин не захочет выдать его на расправу, в случае укрывательства господин должен уплатить 12 гривен. Штраф в 12 гривен, такой же как в ст. 29 КП за увод холопа или робы, позволяет предположить, что жизнь ударившего холопа, по представлениям того времени, принадлежала пострадавшему «свободному мужу» и он мог безнаказанно его убить. Таким образом, основной юридический смысл ст. 17 заключался в охране интересов холоповладельцев по защите зависимых от него холопов. Вместе с тем, как отмечает М.Б. Свердлов, ее свидетельства о полноте власти господина по отношению к холопу, о связи холопа с господином и его двором, наконец, о положении холопа по отношению к свободным указывают на холопство как на определенную сложившуюся категорию, которая попала в КП лишь по необходимости зафиксировать данный казус [37, c.156].

Ст. 26 и 29 КП, входящие в так называемый «княжеский домениальный устав» в составе КП, упоминают холопов также в связи с определением денежных штрафов за убийство чужого холопа и его увод. Самый низкий штраф за убийство (5 гривен) объясняется тем, что холоп находился во власти господина и это был урок за холопа [10, c.78]. Социально-юридический характер штрафа за увод холопа определяется тем же подтекстом, что и выкуп в 12 гривен ст. 17. Вместе с тем ст. 24-27 КП позволяют определить, что в XI в. лично зависимые занимали разное положение в княжеском домениальном хозяйстве: одни входили в систему управления (сельские и ратайные старосты, кормильцы и кормилицы), другие - в систему непосредственного производства. Это сказалось на различии в их положении в системе штрафов за убийство: соответственно 12 и 5 гривен. По мнению А.А. Зимина, этот штраф определялся их реальной рыночной ценой в 5 грн. [10, c.77]. Однако таким же был штраф и за убийства иных категорий населения - рядовичей, холопов, смердов, что отражает, скорее, не их одинаковую рыночную стоимость, а одинаковое общественное положение. В то же время в ПП различаются на протяжении всего текста термины «челядин» и «холоп» [6, c.159], [39, c.109].

В ПВЛ сообщения о челядине и холопах появляются при изложении событий Х в., конца XI-начала XII в. [23, I, c.39, 45, 48, 149, 160, 185]. В Русской Правде челядь также «исчезла» и «появилась» в равной степени с холопами, так как статьи КП о челяди и холопах были записаны при Ярославе Мудром [34, c.149-155]. В ПП эти статьи повторены (ст. 16, 32, 38, 65), кроме ст. 29 КП об уводе холопа или робы. Статьи о холопах пополнены в ПП «Уставом о холопах». О жизненности термина «челядин» и о непрерывном его использовании для обозначения широкого круга зависимых свидетельствует замена в ст. 38 ПП, которая объединяет нормы ст. 16 и 29 КП, термина «холоп» в норме ст. 29 КП термином «челядин».

При расширении понятия «холоп» для обозначения различных видов личной зависимости содержание терминов «челядин» и «холоп» начинает сближаться, что проявилось в ст. 38 ПП.

Таким образом, на основании источников XI в., прежде всего КП, можно считать, что холопство как общественный институт сложилось до XI в. Они указывают на личную зависимость холопа от господина и самое низкое общественное положение в социальной структуре наряду с другими категориями зависимых в домениальном хозяйстве. Однако сведений об источниках холопства и о конкретных формах эксплуатации труда холопов в письменных памятниках XI в. нет. Их юридическое положение, помимо общих указаний на личную зависимость, также не раскрыто.

По мнению А.А. Зимина, «феодализация шла в этот период за счет использования внутренних ресурсов крупного хозяйства, за счет трансформации труда челяди» [10, c.73]. Этот тезис основан на предположении о тождестве рядовичей и смердов с холопами, а этих последних с челядью и рабами, что в свою очередь нуждается в доказательстве. «С уменьшением числа походов, осаждением челяди на землю, с сокращением торговли челядью изменился и удельный вес различных источников рабства» [10, c.76]. Между тем в XI-XII вв., согласно ПВЛ, совершенно очевидно постоянное возрастание числа военных действий русских князей, причем не только с внешними врагами, но и друг с другом, так что уже на Любечском съезде князей в 1097 г. основным был вопрос: «Почто губим Русьскую землю, сами на ся котору деюще?» [23, I, c.170]

По мнению И.Я. Фролова, «в Киевской Руси плен хотя и утрачивал решающую роль в развитии рабства, но не терял функции одного из главных источников, пополнявших армию древнерусских рабов» [44, c.108]. Между тем ни сведений о форме эксплуатации труда пленных, ни числовых данных о торговле на Руси челядью в источниках нет, вследствие чего нельзя считать доказанной гипотезу А.А. Зимина о выделении внутри холопства закупов и смердов и превращении рабских форм зависимости некоторых категорий рабов-холопов в феодальную зависимость [10, c.170-197]. Только в ПП содержатся обстоятельные сведения о правовом и социально-экономическом положении холопа и его социального и юридического двойника - робы в древнерусском обществе.

В ст. 110, 54, 99 ПП указываются следующие пути превращения свободного в полного (обельного) холопа: 1 - продажа или самопродажа человека за очень небольшую сумму (до полугривны), причем при этом акте должны присутствовать свидетели и мелкая денежная единица - ногата должна быть предъявлена перед самим холопом. B этом законоположении отразились две ситуации: а) самопродажа, хотя бы фиктивная, свободного в холопы, обставленная формальными удостоверениями добровольности сделки; б) действительная продажа человека в холопы третьим лицом в той же обстановке [28, c.83-84]. 2 - женитьба свободного на робе без договора (ряда); 3 - поступление на службу к господину без договора в должность управляющего хозяйством - тиуна или переход в эту должность посредством символической процедуры привязывания ключа, однако предоставлялась возможность быть управляющим хозяйством феодала и оставаться свободным, если при этом заключался договор. Обельными холопами становились закуп-вор и беглый закуп (ст. 56 и 64). При этом ст. 61 и 111 ПП стремились точно определить источники обельного холопства и тем самым ограничить круг людей, переходящих в юридический статус холопа; 4 - продажа купца-неудачника, погубившего товар по своей вине, владельцу (ст. 54 ПП). Этот вывод подтверждает мнение Б.А. Романова об участии в торговых предприятиях феодала «бывших купцов»-холопов [28, c.78-79]; 5 - плен. Этот вопрос остается до конца невыясненным, хотя и довольно распространенным в литературе, поскольку в древнерусских памятниках не указываются формы эксплуатации труда пленных; 6 - воспроизводство, поскольку дети холопов оставались в социальном статусе своих родителей (ст. 99 ПП). Ст. 15 ПП, указывающая штраф в 12 гривен за убийство ремесленника или ремесленницы, приравнивает их к кормильцам. Эта новая статья ПП по сравнению с КП свидетельствует о том, что в круг лично зависимых от господина непосредственных производителей в XII в. попали профессиональные ремесленники.

Определение источников холопства позволяет установить, что в его ряды рекрутировались люди разных общественных состояний: 1) свободные - юридически и экономически независимые, 2) экономически зависимые и ограниченные в правах, но сохранившие свободу закупы, 3) вероятно, пленники, 4) дети холопов. Методы похолопления также были самыми различными, однако в этом разнообразии есть объединяющие критерии: 1) насилие - наказание закупов, не исполнивших обязательства купцов, продажа третьим лицом, вероятно, плен; 2) свободное, но социально и экономически детерминированное поступление в холопы (действительная или фиктивная самопродажа, поступление на службу), когда причиной установления личной зависимости была социальная и экономическая нестабильность непосредственного производителя; 3) добровольное поступление в холопы в результате женитьбы на робе; 4) преемственность социального статуса [37, c.161].

Холопы находились: у князя (ст. 46), боярина (ст. 46 и 66), «чернеца» (ст. 46), т. е. у монаха, а не у монастыря [28, c.57-58]. Из содержания ст. 46 можно предположить, что крупные феодалы, князья и бояре, уходя в монашество, могли брать с собой в услужение холопов. В монастырях они продолжали быть холопами чернецов-монахов. Согласно источникам, холопы в руководстве домениальным хозяйством были тиунами, т. е. управляющими хозяйства феодала (ст. 110 ПП). Холопы и робы были также кормильцами и кормилицами детей феодалов (ст. 17 ПП), Среди непосредственных производителей-холопов были ремесленники (ст. 15 ПП). Xолопы были заняты в сельском хозяйстве. Из ст. 56, 64 и 110 ПП можно сделать вывод, что закупы и смерды переходили в полную власть господина вместе с принадлежавшими им земельными участками, скотом и сельскохозяйственным инвентарем, владельцами которых письменные источники изображают смердов и закупов. Продукты от этих хозяйств поступали на двор «господина». О том же, что господин в XI-XIII вв. сажал холопов на свою землю, никаких данных нет. Определенная часть холопов или челяди все же была занята обработкой господской запашки или, по Л.В. Черепнину, барщиной [46, c.238]. Холопы (бывшие свободные купцы) были заняты в денежных и торговых операциях, причем господин в этих случаях имущественно отвечал за своего холопа, при этом ограничивалось его право отдать холопа-неудачника за долги (ст. 116-119) [39, c.175-186]. Согласно ст. 25, «если холоп обманом, под именем вольного человека, испросит у кого деньги, то господин его должен или заплатить, или отказаться от раба; но кто поверит известному холопу, лишается денег. Господин, позволив рабу торговать, обязан платить за него долги» [13, c.38].

Таким образом, можно полагать, что холопы в XII-XIII вв. были заняты во всех областях господского хозяйства - в управлении, в ремесленном и сельскохозяйственном производстве, в обслуживании господина и его двора, во внешних торговых связях вотчины.

Различия в положении, занимаемом в системе производства, приводили к разному хозяйственно-имущественному положению холопов. Смерды и закупы, попавшие в холопы, сохраняли, видимо, свои земельные участки и хозяйство. Собственное хозяйство имели также тиуны, которые устанавливали даже личное господство над другими холопами: «... не холоп в холопех, кто у холопа работает» [1, c.69]. Такие холопы-тиуны могли иметь земельные участки до поступления в холопы или получить их от господина при поступлении в тиуны [47, c.69-80. В таких хозяйствах тиунов до их похолопления могли быть заняты холопы. Холоп мог накопить «имение», которое, впрочем, как и личность самого холопа, в конечном счете принадлежало господину. Как отмечает М.Б. Свердлов, “различные методы установления зависимости, различный состав холопов сопровождались дифференцированным имущественным и производственным положением холопов в вотчинном хозяйстве в XII-XIII вв. Причем, вероятно, в холопстве условным было не лишение средств производства, а установление полной личной зависимости, т.е. лишение экономической и социальной свободы. Личная зависимость была средством мобилизации рабочей силы в вотчинном хозяйстве. Лишение свободы, установление полной личной и имущественной зависимости от господина, вело к юридической бесправности холопов” [37, c.164].

Холоп и роба в ПП являются не субъектами, а объектами права. Они не обладают правоспособностью. За их убийство платится наименьший штраф в 5 гривен (ст. 16). Уточняя положения об убийстве холопа и робы, ст. 89 ПП определяет, что за них вира (т.е. штраф в пользу князя за убийство свободного человека) не платится. В случае их убийства без вины с убийцы взимается «урок» (5 гривен, как за убийство «по вине»?) и «продажа» князю в 12 гривен. Таким образом, интересы владельцев стали охраняться лучше. Законодатели не сочли нужным зафиксировать убийство холопа господином, полагая, видимо, достаточным его решение по обычному праву. Такое отношение к холопам определялось их положением в обществе - они были лично зависимыми. Поэтому они не наказывались продажей-штрафом, взимаемым со свободных (ст. 46 ПП). Холоп не мог быть свидетелем (ст. 66 и 85 ПП), хотя в необходимых случаях использовался в качестве свидетеля холоп - боярский тиун (ст. 66 ПП), но учитывались показания холопов (ст. 85 ПП), а также беглой челяди (ст. 38 ПП). Это свидетельствует не о полном, а об относительном исключении холопов из дачи свидетельских показаний. Господин платил за правонарушения холопа (ст. 63 ПП) и нес за него финансовую ответственность, когда холоп совершал денежные и торговые операции, с другой стороны, приобретенное холопом могло стать собственностью господина (ст. 116-119 ПП). Но это не означало, что холоп был абсолютно неправоспособен. Указанные элементы юридических прав являлись отражением их растущей дееспособности и увеличения источников холопства.

Однако холопство было не только инструментом внеэкономического принуждения. Уже на самой ранней стадии холопство как социальный институт взамен свободы давало, насколько было возможно в феодальном обществе, гарантии жизни, защищенной от насилия других «силных». Как писал Даниил Заточник в «Слове» (XII в.), «зане князь щедръ отецъ есть слугамъ многим: мнозии бо оставлять отца и матерь, к нему прибегают» [1, c.19]. На то, что под «слугами» подразумеваются прежде всего холопы, указывает утрата на «службе» свободы. Об этом свидетельствует дальнейший текст: «Доброму бо господину, служа, дослужится слободы, а злу господину служа, дослужится большей работы» [1, c.19-20].

“Поступление в холопство, - пишет М.Б. Свердлов, - при наличии альтернативного решения свидетельствует о существовании для таких лиц положительных экономических и социальных последствий, которые были более существенны, чем сохранение личной свободы и статуса юридически полноправного человека. Власть феодала защищала холопов от наказания за преступления в тех случаях, когда господин поддерживал холопов. В свою очередь холопы были одной из основ хозяйственной и, говоря шире, экономической и военной мощи крупного феодала” [37, c.165]. Далек от образа холопа-раба, «говорящего орудия», тип холопа, изображенного в «Молении» Даниила Заточника (XIII в.), - опасного для свободных слуги князя или боярина в «дорогих портах», «паче меры горделивого» и «буявого» [1, c.60-61]. Холопы в XII в. посягали даже на княжескую собственность: они крали княжеских коней и ставили на них тамгу своего господина. Со временем холопы, защищенные властью феодала, стали орудием не только княжеского, но и боярского самоуправства.

Находиться в холопах, по известиям XII-XIII вв., не означало быть в этом состоянии без перспектив вернуться на свободу. Как следует из Даниила Заточника, за хорошую «службу» холопов отпускали на свободу. Сам холоп мог выкупить себя у господина, став, по классификации церковного устава князя Всеволода Мстиславича, изгоем. Господин мог отпустить холопа на свободу по завещанию, и тогда тот назывался «задушный человек» [28, c.68-69], [46, c.256]. Наконец, холоп мог получить свободу по суду. На такую возможность указывает ст. 109 ПП, определяющая судебную пошлину в 9 кун от процессов по «свободе». Т.е. вольноотпущенничество оформлялось через судебный процесс, а постановления суда играли роль появившихся позднее отпускных грамот.

Отношения между холопами и их господами не были идиллическими. Они определялись господством и угнетением со стороны феодалов, полным бесправием холопов перед властью господина и почти полным отсутствием княжеской правовой защиты. Судьба холопа зависела от того, по словам Даниила Заточника, каким будет господин - «добрым» или «злым». Поэтому среди первых же упоминаний о холопах в источниках содержатся сведения об их выступлениях против господ. Холопы отвечали на угнетение и бесправное положение бегством, и феодалам пришлось разработать обстоятельные законоположения, связанные с поимкой беглых (ст. 112-115, 120 ПП). Вся последующая история холопства сопровождается этими формами социального протеста - бегством и убийством господ [10, c.68-72].

Название конкретной общественной категории холопства уже в XI-XIII вв. стало общим обозначением зависимого, бесправного состояния [23, I, c.68], [21, c.62, 265] и начало употребляться в этом смысле наряду со словом «рабство», которое встречалось не в древнерусской юридической и социальной практике, а в литературе. Упоминаемые же в XI в. холопы были социальной группой лично зависимых людей, более узкой, чем челядь. Для XI в. и предшествующего времени, по словам В. В. Мавродина, «всякий холоп - челядин, но не всякий челядин - холоп» [19, c.157]. С расширением круга холопов с разным объемом право- и дееспособности, умножением источников холопства содержание термина «холоп» стало более емким, приблизившись по значению к термину «челядин».

Итак, напрашивается вывод: основным источником холопства был не плен, а личная зависимость соплеменников, устанавливаемая в результате социально-экономических процессов. Формы эксплуатации труда холопов в господском хозяйстве были самые различные, причем холопы могли находиться на службе, не иметь средств материального производства и владеть личным хозяйством. Источниками холопства являлись: самопродажа, женитьба на рабе "без ряду", вступление "без ряду" в должность тиуна или ключника. В холопа автоматически превращался сбежавший или провинившийся закуп. За долги в рабство могли продать обанкротившегося должника. Широкое распространение получило долговое холопство, которое прекращалось после уплаты долга. Холопы обычно использовались в качестве домашних слуг. В некоторых вотчинах были и так называемые пашенные холопы, посаженные на землю и обладавшие собственным хозяйством. Рекрутированных из разных социальных групп и занимающих в значительной мере различное социально-экономическое положение холопов объединяет один юридический признак - почти полное отсутствие правоспособности, определяемое личной зависимостью. Такое социально-экономическое положение позволяет определить холопство как сословие юридически бесправных людей, занимающих различное место в материальном производстве и обслуживании господского хозяйства. «Широта охвата холопством различных социальных групп, - пишет М.Б. Свердлов, - позволяет установить социальное значение личной зависимости в феодальном обществе - это средство рекрутирования слуг и рабочей силы в господское хозяйство вне связи с государственными источниками доходов и рабочей силы. Личная зависимость и определяемые ею социально-экономические и правовые последствия были формой прикрепления зависимого человека к господину в условиях отсутствия государственной системы прикрепления к земле или тяглу, и поэтому холопство может быть названо личной крепостью» [37, c.167].

Вопрос об определении фактического и юридического положения холопов в Древнерусском государстве перерастает в проблему существования на Руси рабства. Если принять понимание холопов как сословия феодально зависимого населения, то определение холопства как рабства в древнерусском феодальном обществе снимается. Выявление социальной природы холопства позволяет установить его сходство и различие с патриархальным рабством и рабством рабовладельческого способа производства в процессе генезиса классовых обществ. Патриархальному рабству родоплеменного общества свойственны только внешние источники, мягкие формы эксплуатации посредством службы и оброка при наделении домом и землей. Жизнь раба находилась во власти господина, но освобождение совершалось, вероятно, легко. При рабовладельческом способе производства рабы становились вещью, орудием производства. Они использовались в ремесле, сельском хозяйстве и быту в качестве слуг не только богатыми, но и среднего достатка гражданами, а также неполноправными (метеками). Были и государственные рабы, эксплуатация которых освобождала все свободное население от значительной части общественно необходимого труда. Поэтому в рабовладельческом обществе правомерно было восприятие рабов как «избавляющих от трудов» [8, c.118]. В процессе материального производства классу рабов противостояла община свободных граждан государства-полиса, непосредственных или опосредованных (социально-политической системой, государственным и храмовым рабовладением) рабовладельцев, из чего с необходимостью следовало сложение института вольноотпущенничества.

При имманентном генезисе феодализма в Древней Руси патриархальное рабство развилось в класс-сословие феодально зависимых холопов; основным источником холопства являлось похолопление соплеменников. Источником квазирабского правового статуса холопов стала необходимость внеэкономического принуждения лично зависимых. Однако место холопов в системе феодальных производственных отношений было совершенно иным, чем в родоплеменных и рабовладельческих обществах, причем нет никаких следов «посажения» холопов на землю. Поэтому определение холопов как рабов, предполагающее рабовладельческие производственные отношения, привносит в систему производственных отношений в Древней Руси те формы, которые не существовали.

Прощенники

 

Существовало еще несколько терминов, обозначавших различные категории неполноправного населения: «изгой» - человек, порвавший связь с общиной; «пущенник», «прощенник» - отпущенные на волю рабы, и т. д.

Прощенники - категория людей, защита прав которых не предусматривалась Русской Правдой. Корневая основа слова указывает на его происхождение от глагола «прощати». В уставе смоленского князя Ростислава Мстиславича они названы в связи с передачей их с повинностями и судебным иммунитетом церковным вотчинникам: «А се даю святей Богородици и епископу: прощеники с медом, и с кунами, и с вирою, и с продажами...» [7, c.141]. Взимание с прощенников продаж в княжеском суде свидетельствует о том, что они были свободными людьми. Передача прощенников «с кунами» означает, что прощенники платили дань - денежный налог смоленскому князю. Таким образом, по основным правам и обязанностям они приравнены к свободному населению. Специальное указание на взимание меда как на повинность прощенников свидетельствует о том, что они жили в селе и имели специализированное хозяйство. О связи прощенников с селом может свидетельствовать отражение этого термина в сельской топонимике [21, c.100]. В.О. Ключевский полагал, что прощенники платили медовый и денежный оброки за пользование бортными лесами и полевыми участками на княжеской земле [15, c.368].

Прощенники упоминаются также среди церковных людей в Уставе Владимира, сложение архетипа которого относится к первой или второй половине XII в. [52, c.115-135].

Как полагал В.О. Ключевский, прощенниками становились прощенные, отпущенные на волю без выкупа холопы, «доставшиеся князю» за преступления, долги или приобретенные каким-либо другим способом, наделенные земельными участками (до или после освобождения), которые получали иногда личную свободу с обязательством оставаться на пашне в положении прикрепленных к земле людей [15, c.367-368]. Б.Д. Греков подчеркивал различные причины выхода прощенников из своего состояния: это могли быть бывшие холопы и свободные люди, попавшие в зависимость от церковных и светских феодалов. По положению они близки к изгоям и являются крепостными, а не рабами [6, c.256-257]. С.В. Юшков предполагал, что прощенниками становились люди, превращенные в холопов за долги, но получившие впоследствии прощение, свободу [54, c.119], [53, c.307]. Л.В. Черепнин в качестве основной причины прощенничества указывал на преступление и последующую крепостную зависимость от церкви [46, c.256]. Я.Н. Щапов относит прощенников как многочисленной группы людей, которые тем или иным способом получили «прощение», «чудесное исцеление» и в результате этого оказались под эгидой церкви. Свое толкование «прощенничества» он подтверждает теми аргументами, что в ряде источников слова «проща», «прощение» выражают «выздоровление», «исцеление». Это означает, что церковь, организуя больницы, подчиняла себе исцелившихся. Свидетельство Устава Ростислава Мстиславича указывает, по его мнению, на то, что «Ростислав передал епископии крестьян и ремесленников не своей вотчины, а тех, которые вне зависимости от места проживания были объединены связью с церковью, но зависимость их от смоленской кафедральной церкви не была еще узаконена» [52, c.88-92].

К сожалению, примеры с употреблением слова «прощение» во вторичном, более позднем значении «исцеление» приведены из источников XV-XVI вв. B Изборнике же 1076 г. слово «прощение» использовалось только в основном значении [11, c.202, 432, 543, 590, 601-602].

Упоминаемые среди «церковных людей» «пущенники» и «задушные люди» указывают на то, что в Древней Руси существовал отпуск на волю при жизни и по завещанию господина. По формам последующей зависимости они могли быть близки к «прощенникам», что сказалось во взаимозамене терминов в различных редакциях церковного Устава Ярослава. Для «задушных людей», «отпущенных по завещанию, в западноевропейской средневековой терминологии есть аналогичное слово proanimati [54, c.118-119], [53, c.307]. Однако ничего не говорится о последующей эксплуатации «отпущенных» людей, а в юридических и нарративных источниках сведений об этих людях, включенных в широкие понятия свободных или челяди, не содержится.

 

Изгои

 

В КП упоминается еще одна социальная категория - «изгои». Изгой - это человек "изжитый", выбитый из привычной колеи, лишенный прежнего своего состояния. Было установлено, что слово «изгой» восходит к тому же корню *zi-/*goi-, что и русское слово «гоить» - «холить», «жить». Приставка «из» придавала слову значение лишенности качества. Поэтому многие исследователи стремились определить, что означал процесс лишения «жизни». По мнению одних, изгои были люди, изжитые из своей социальной среды, потерявшие с ней связи [12, c.57-72], [40, c.238], [26, c.137-139]. Другие обращали особое внимание на экономические причины появления изгойства, которые выражались в лишении изгоев средств к существованию. Б.Д. Греков видел в изгоях прежде всего вольноотпущенников, бывших холопов, которых посадили на землю. По его мнению, изгои были городские - для них характерна свобода и вира в 40 гривен - и деревенские, главным образом вольноотпущенники, посаженные на господскую землю крепостные [6, c.247-255]. Другие исследователи объединяли указанные причины, показывая сложный характер изгойства. С.В. Юшков, считая первоначальной причиной появления института изгоев нарушение связей с социальной группой, подчеркивал экономические факторы и указывал на разорение как на основной момент в переходе людей в изгои, которые в зависимости от патронажа делились на «княжих» и «церковных» [53, c.307-312]. И.И. Смирнов считал изгоями вышедших из общины смердов [38]. Л.В. Черепнин отметил два пути образования изгойства: лишение земли и средств производства и выкуп из рабства, в результате чего бывшие свободные и рабы подвергались феодальной эксплуатации [46, c.243-245], [50, c.175]. И.Я. Фроянов подчеркивает деление изгоев на свободных и зависимых - выкупившихся на свободу холопов [44, c.136-146].

Видимо, как отмечает М.Б. Свердлов, «изгойство было широким, охватывавшим различные социальные группы явлением, отражавшим глубинные социально-экономические процессы. Определение этимологии термина «изгой» - «изжитый» объясняет происхождение изгоев вследствие нарушения связей со своей социальной группой. Это в свою очередь является причиной широкого распространения термина в самых различных слоях общества. Из-за малого числа известий источников этот тезис являе<

⇐ Предыдущая123

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: