Заметка американских издателей к лондонской публикации

Содержание

Предисловие

Родители и ранние годы жизни.

Смерть матери и мистический амулет.

Святой с двумя телами (свами Пранабананда).

Неудавшийся побег в Гималаи.

5. "Благоухающий святой" показывает чудеса.

Свами Тигр.

Левитирующий святой (Наджендра Нат Бхадури).

Великий ученый Индии Джагдиш Чандра Бос.

Блаженный приверженец и его космический роман (учитель Махасая).

Я встречаю своего учителя Шри Юктешвара.

Двое мальчишек без гроша в Бриндабане.

Годы в доме учителя.

Неспящий святой (Рам Гопал Музумдар).

Опыт космического сознания.

Похищение цветной капусты.

Как мы перехитрили звезды.

Шаши и три сапфира.

Магометанин-чудодей (Афзал Хан).

Учитель, находясь в Калькутте, является в Серампуре.

Мы не посещаем Кашмир.

Мы посещаем Кашмир.

Сердце каменного изваяния.

Я получаю университетскую степень.

Я становлюсь монахом Ордена Свами.

Брат Ананта и сестра Налини.

Учение крия-йоги.

Создание школы йоги в Ранчи.

Каши, вновь рожденный и найденный.

Рабиндранат Тагор и я сравниваем школы.

Закон чудес.

Беседа со святой матерью (Каши Мони Лахири).

Рама, воскресший из мертвых.

Бабаджи - современный йог, равный Христу.

Материализация дворца в Гималаях.

Христоподобная жизнь Лахири Махасайя.

Интерес Бабаджи к Западу.

Я еду в Америку.

Лютер Бербанк - святой средь роз.

Тереза Ньюмен - католичка-стигматка.

Я возвращаюсь в Индию.

Идиллия в Южной Индии.

Последние дни с учителем.

Воскрешсение Шри Юктешвара.

С Махатмой Ганди в Вардха.

45. Бенгальская "Мать, проникнутая блаженством" (Ананда Мои Ма).

Женщина-йог, которая ничего не ест (Гири Бала).

Я возвращаюсь на Запад.

Энсинитас в Калифорнии.

Годы 1940 - 1951.

Иллюстрации

Парамаханса Йогананда
АВТОБИОГРАФИЯ ЙОГА

Посвящается памяти Лютера Барбанка, американского святого.

Благодарность

Выражаю свою глубокую признательность мисс Л.В. Пратт (госпожа Тара Мата) за большую работу, проделанную ею при редактировании рукописи данной книги. Моя благодарность адресована также мисс Рут Зан за подготовку индекса книги, мистеру Ричарду Райту за разрешение использовать выдержки из его индийского путевого дневника, а также доктору В.И.Эвансу-Вентцу не только за предисловие, но и за сделанные им замечания и поддержку.

Парамаханса Йогананда.
28 Октября, 1945 г.
Энсинитас, Калифорния

Предисловие

"Автобиография" Йогананды - это одна из немногих книг об индийских мудрецах, которая написана не журналистом или иностранцем, а человеком их собственной расы и подготовки; эта книга о йогинах, написанная йогином. Как повествование о необычной жизни и силах современных индийских святых, книга Йогананды важна и для сегодняшнего дня, и для будущего. Талантливый автор, несомненно, заслуживает уважения и благодарности за необычную летопись своей жизни, одним из самых откровенных документов, когда-либо появлявшихся на Западе. Она раскрывает глубочайшие недра ума и сердца индийского народа и духовные богатства Индии.

Мне посчастливилось встретиться с одним из мудрецов, история жизни которого изложена в "Автобиографии", а именно, со Шри Юктешваром Гири. Я встретил его в городе Пури (штат Орисса), на берегу Бенгальского залива. В то время он возглавил там тихий ашрам, находившийся неподалеку от побережья, и был занят духовным воспитанием группы молодых учеников. Он проявил большой интерес к благоденствию народов обеих Америк и Англии, расспрашивал меня о деятельности его любимого ученика Парамахансы Йогананды, которого он послал в 1920 году на Запад в качестве своего эмиссара.

Шри Юктешвар обладал обладал приветливым выражением лица, мягким голосом и приятными манерами; он был вполне достоин того почтения, которое его последователи непроизвольно ему выражали; каждый, кто был с ним знаком, независимо от факта принадлежности его к общине, относился к нему с величайшим уважением. Я живо помню эту высокую аскетическую фигуру, прямую и облаченную в одеяние шафранового цвета,- символ отречения от мирских целей,- когда он приветствовал меня, стоя у входа в ашрам. У него были длинные, немного вьющиеся волосы и борода. Его тело отличалось крепостью мышц, но было тонким и хорошо сформированным; походка была энергичной. Он избрал местом своего земного пребывания святой город Пури. Целые толпы благочестивых индийских паломников, представлявших все провинции страны, ежедневно совершают туда паломничество к известному храму "Владыка Мира". Именно в Пури Шри Юктешвар смежил в 1936 году свои смертные очи, оставив преходящее состояние земного бытия; он ушел, зная, что его воплощение пришло к своему триумфальному завершению.

Я весьма рад возможности засвидетельствовать здесь возвышенный характер и святость Шри Юктешвара; довольствуясь удалением от людской толпы, он в полном спокойствии целиком отдался той идеальной жизни, которую его ученик Парамаханса Йогананда описал для будущих поколений.

В.И.Эванс-Вентц,
магистр искусств, доктор литературы и наук
Иисусова колледжа в Оксфорде,
автор книг:"Тибетская книга мертвых",
"Тибетская йога и тайные учения",
"Великий тибетский йогин Миларепа".

Заметка американских издателей к лондонской публикации

Мир, опечаленный 7-го марта 1952г. уходом П.Йогананды, короткое время спустя был утешен поразительными новостями. Великий Учитель неразлагаемостью своего тела продемонстрировал власть йога над Смертью - "последним врагом".

Йогананда основал два общества, несекстанского и неприбыльного характера - товарищество Самопознания, с международной штаб-квартирой в Америке и Общество Йога Сат-Санга в Индии. Он часто заявлял, что, благодаря работе этих двух организаций, освобождающая весть крийя-йоги разнесется во все части света.

Иисус Христос, Бабаджи, Лахири Махасайя и Шри Юктешвар благословили этот труд,- заявил Йогананда,- и дали заверение, что он будет жить и расти. Необходимость знать и применять существующие научные методы конкретно для своих экспериментов в Богопознании - это настоящая человеческая потребность среди тревог атомного века.

Миссию великого учителя продолжают ученики, которых он много лет обучал для этой цели.

Йогананда написал о Лахири Махасайя замечательные слова: "Сперва я горевал, что он более не жив физически. Когда же я начал открывать его тайную вездесущность, я более не печалился. Он часто писал тем из своих учеников, которым слишком хотелось увидеть его:" Зачем приходить посетить мои кости и мясо, если я всегда нахожусь в сфере вашего духовного зрения?"

Товарищество Самопознания 1.09.55г.

 

Глава 1
Родители и ранние годы жизни

Испокон веков характерными чертами индийской культуры были поиски конечных истин и сопутствующие этому взаимоотношения между учеником и гуру ¹.

Мой собственный путь привел меня к Христоподобному святому, чья жизнь является памятником на века. Он был одним из великих учителей, составляющих истинное богатство Индии. Являясь в каждом поколении, они служили своей стране надежной защитой от участи Вавилона и Египта.

Я вижу, как мои самые ранние воспоминания охватывают анахроничные черты предшествующего воплощения. Ясные картины воспоминаний приходили ко мне из далекой жизни, когда я был йогом ² в Гималайских снегах. Эти проблески прошлого, благодаря не имеющей измерения связи, давали мне возможность видеть и будущее.

Из памяти не исчезла унизительная беспомощность детства. Я с обидой осознавал неспособность ходить и свободно проявлять себя. От понимания телесной немощи волны мольбы поднимались во мне. Моя высокоэмоциональная жизнь мысленно выражалась в словах множества различных языков. Среди такого внутреннего замешательства ухо постепенно привыкло к окружающим звукам бенгальского языка моего народа. Сфера подвижного разума ребенка, искренне считающего себя ограниченным игрушками и пальцами стоп!

Психическое брожение и беспомощность тела провоцировали приступы крика. Своим горем я вызывал общее замешательство членов семьи. Но во мне теснятся и более счастливые воспоминания: ласки матери и первые попытки проковылять или пролепетать фразу. Эти триумфы, обычно скоро забываемые, тем не менее являются естественной опорой уверенности в себе.

Моя память о предыдущих жизнях не есть что-то уникальное в этом мире. Известно, что самосознание многих йогов не прерывается драматическими переходами от "жизни" к "смерти" и обратно. Если человек - это только тело, тогда смерть тела означает абсолютный конец его существования. Однако если пророки тысячелетия назад говорили истину, то человек по существу - это бестелесная и вездесущая душа.

Хотя это и необычно, но ясные воспоминания детства не являются столь редкими. Путешествуя по разным странам, я слышал об очень ранних глубоких воспоминаниях от многих мужчин и женщин.

Я родился в четверг, 5 января 1893 года в Горакхпуре, расположенном в северо-восточной Индии близ Гималайских гор. Здесь прошли мои первые восемь лет. Нас было восемь детей: четыре мальчика и четыре девочки. Я, Мукунда Лал Гхош, ³ был вторым сыном и четвертым ребенком.

И отец и мать были бенгальцы, одаренные свыше, оба происходили из касты кшатриев ⁴. Их взаимная любовь, спокойная и достойная, никогда не выражалась фривольно. Совершенная гармония, существовавшая между родителями, являлась центром покоя для периодически возникающей суматохи восьми юных жизней.

Мой отец Бхагабати Чаран Гхош. Ученик Лахири Махасайя

Отец, Бхагабати Чаран Гхош, был добр, серьезен, временами суров. Горячо любя его, мы, дети, тем не менее сохраняли почтительное расстояние. Сильный математик и логик, он руководствовался в основном интеллектом. А вот мать была царицей сердец и учила нас только любовью. После ее смерти отец стал проявлять больше внутренней нежности. Я замечал тогда, что взгляд его часто, казалось, преобразовывался во взгляд матери.

От матери мы, дети, вкусили раннее горько-сладкое знакомство со священными писаниями. Она умело подбирала самые разные эпизоды из Махабхараты и Рамаяны ⁵, соответствующие всем случаям воспитания. Наказания наши сопровождались поучениями из древнего эпоса.

Повседневным проявлением уважения к отцу со стороны матери был обычай тщательно одевать нас после полудня, чтобы мы приветствовали его по возвращении со службы. Он занимал довольно высокое положение, нечто вроде вице-президента одной из крупнейших железнодорожных компаний Индии - Бенгал-Нагпур Рэйлуэй. Работа его была связана с переездами, и наша семья в период моего детства жила в нескольких городах.

Мать всегда была готова помочь нуждающимся. Отец тоже был склонен к доброте, но его уважение к правилам и порядку соотносилось с семейным бюджетом. Однажды за две недели мать истратила на еду для бедных больше, чем составлял месячный доход отца.

- Все, чего я прошу, - это то, чтобы ты проявляла благотворительность в разумных пределах.

Даже этот мягкий упрек от мужа был горек для нее. Ни одним словом не намекнув детям о размолвке, она спокойно вызвала экипаж.

- До свидания, я ухожу к маме. - Древний ультиматум!

Мы разразились воплями. Тут вовремя явился дядя матери, он шепнул отцу какой-то мудрый совет, припасенный, несомненно, с древних времен, после чего отец сказал несколько примирительных слов, и мать, к нашей радости, отпустила извозчика. Так закончилась единственная размолвка между моими родителями. Но я припоминаю и один типичный диалог.

- Дай мне, пожалуйста, десять рупий для только что пришедшей несчастной, - убедительным тоном попросила мать, улыбаясь.

- Почему десять? Одной достаточно. - В оправдание отец добавил: - Когда мой отец, дедушка и бабушка внезапно умерли, я впервые вкусил бедность. Единственное, что у меня было на завтрак перед тем как отправиться за несколько миль в школу, - это один маленький банан. Позже, в университете, я был в такой нужде, что обратился к богатому судье за помощью в одну рупию в месяц. Он отказал, заметив, что и одна рупия имеет значение.

- Как горько тебе вспоминать отказ в этой рупии! - Сердце матери отличалось мгновенной логикой. - Ты хочешь, чтобы и эта женщина тоже с горечью вспоминала отказ в десяти, которые ей крайне необходимы?

- Ты победила! - Незабываемым жестом побежденного он открыл бумажник. - Вот десять рупий. Передай их с добрыми пожеланиями от меня.

Отец имел склонность сначала на всякое новое предложение говорить "нет". Его отношение к незнакомой женщине, так быстро завоевавшей симпатию матери, было примером обычной осторожности. Антипатия к мгновенному одобрению - в действительности, лишь дань принципу "адекватного обдумывания". Я всегда находил, что отец был разумен и беспристрастно уравновешен в решениях. Если я мог подкрепить многочисленные просьбы одним-двумя аргументами, он всегда выполнял их - будь-то экскурсия во время каникул или новый мотоцикл.

Отец был строгим сторонником дисциплины для своих детей в их ранние годы, но его отношение к самому себе было поистине спартанским. Он, например, никогда не посещал театр, а искал отдыха в разных духовных занятиях и в чтении Бхагавадгиты ⁶. Избегая всякой роскоши, он носил одну пару башмаков, пока они не изнашивались окончательно. Его сыновья купили автомобили, когда они стали популярны, но отец для своей ежедневной поездки на службу вполне довольствовался трамваем.

Накапливание денег ради власти было чуждо его натуре. Однажды после организации им Калькуттского городского банка он отказался от своей доли акций, ибо он просто хотел выполнять в свободное время какой-то гражданский долг.

Несколько лет спустя после того, как отец ушел на пенсию, для проверки книг компании Бенгал-Нагпур Рэйлуэй из Англии прибыл бухгалтер. Изумленный ревизор обнаружил, что отец никогда не обращался за премиями. "Он работал за троих! - заявил бухгалтер. - Ему полагается выплатить сто двадцать пять тысяч рупий (сорок одна тысяча двести пятьдесят американских долларов) в компенсацию за не взятые им вовремя деньги".

Должностные лица преподнесли отцу чек на эту сумму. Он думал об этом так мало, что даже не упомянул об этом дома. Много позже младший брат Бишну, заметивший большой вклад на банковском счете, спросил отца о его происхождении.

- К чему окрыляться материальной выгодой? - сказал отец. - Тот, кто ищет уравновешенности, никогда не будет ликовать от прибыли или горевать из-за потери. Он знает, что человек приходит в этот мир без гроша и уходит, не имея ничего.

В начале своей совместной жизни мои родители стали учениками великого учителя Лахири Махасайя из Бенареса. Это общение укрепило от природы аскетический темперамент отца. Мать однажды сделала моей старшей сестре Роме удивительное признание: "Твой отец и я живем как муж с женой лишь раз в год, чтобы иметь детей".

Отец встретился с Лахири Махасайя благодаря Абинашу Бабу ⁷, служащему филиала компании Бенгал-Нагпур Рэйлуэй. В Горакхпуре Абинаш Бабу рассказывал мне захватывающие истории о многих индийских святых, неизменно завершаемые провозглашением высшей славы своему гуру.

Однажды летним днем, когда мы праздно сидели у нас во дворе, он спросил у меня, слышал ли я когда-нибудь о тех необычных обстоятельствах, в результате которых мой отец стал учеником Лахири Махасайя. В благоговейном ожидании я отрицательно покачал головой. Он начал рассказ:

"Несколько лет назад, еще до твоего рождения, я попросил своего начальника, твоего отца, дать мне недельный неоплачиваемый отпуск для того, чтобы я мог посетить гуру в Бенаресе. Твой отец поднял этот план на смех.

- Вы собираетесь стать религиозным фанатиком? - спросил он. - Если вы хотите идти вперед, сосредоточьтесь на своей службе.

В тот же день, уныло плетясь домой по лесной тропе, я встретился с твоим отцом, сидевшим в паланкине. Отпустив слуг и экипаж, он пошел рядом, стараясь утешить меня и раскрывая преимущества борьбы за мирской успех. Но я слушал его безучастно. Мое сердце повторяло: "Лахари Махасайя! Я не могу жить, не видя тебя!"

Тропинка привела нас на край спокойного поля, где лучи вечернего солнца уже увенчали светящейся короной высокую зыбь дикой травы. Восхищенные, мы молчали. Вдруг там, в поле, всего в нескольких метрах от нас возникла фигура великого гуру! ⁸

- Бхагабати, вы слишком суровы к вашему служащему! - раздался его голос, поражая слух.

Он исчез столь же таинственно, как и появился.

- Лахари Махасайя! Лахари Махасайя! - восклицал я, упав на колени.

Несколько минут твой отец оставался неподвижным от изумления, а затем произнес:

- Абинаш, я не только даю вам отпуск, но и сам беру его, чтобы завтра отправиться в Бенарес. Я должен познакомиться с великим Лахари Махасайя, способным материализоваться по своей воле, чтобы вступиться за вас! Я возьму жену и попрошу этого учителя вести нас по его духовному пути. Вы сопроводите нас к нему?

- Конечно!

От чудесного ответа на молитву и быстрого благоприятного оборота событий радость переполняла меня.

Вечером следующего дня твои родители и я сели на поезд. Приехав в Бенарес на следующий день, мы проехали некоторое время на телеге, запряженной лошадьми, а затем прошли узкими улочками к уединенному дому гуру. Войдя в маленькую гостиную, мы остановились перед учителем, сидевшем в обычной позе лотоса. Он сощурил проницательные глаза и посмотрел на твоего отца:

- Бхагабати, вы слишком суровы к вашему служащему!

Это были те же слова, что он сказал два дня тому назад на сельском поле. Затем добавил:

- Я рад, что вы позволили Абинашу посетить меня и что вы с женой сопровождаете его.

К великой радости твоих родителей он посвятил их в духовную практику крия-йоги ⁹. С памятного дня того видения твой отец и я, как братья по ученичеству, стали близкими друзьями. Лахири Махасайя проявил определенный интерес к твоему рождению. Несомненно, твоя жизнь будет связана с ним. Благословение учителя не может не сбыться". - На этом Абинаш Бабу закончил рассказ.

Лахири Махасайя покинул этот мир вскоре после того, как в него явился я. Его портрет в изысканной рамке всегда украшал наш семейный алтарь в разных городах, куда отец переезжал по службе. Много раз утром и вечером мы с матерью медитировали перед импровизированной святыней, поднося цветы, смоченные в ароматной сандаловой пасте. Ладаном и миррою, а также объединенными молитвами воздавали мы почести божеству, нашедшему полное выражение в Лахири Махасайя.

Его портрет имел исключительное влияние на мою жизнь. Я рос, и вместе со мной росли мысли об учителе. В медитациях я часто видел, как его фотографический образ выходит из маленькой рамки и, принимая живую форму, сидит передо мной; когда же я пытался коснуться стоп его светящегося тела, он менялся и вновь становился портретом. С моим переходом от детства к отрочеству Лахири Махасайя из маленького образа, заключенного в рамку, преобразился в живое присутствие святости. Я часто молился ему в минуты испытания или смущения, обнаруживая в себе его утешающее руководство.

Сначала я переживал, что он уже оставил физическую жизнь, однако когда стала открываться его тайная вездесущность, то переживания оставили меня. Тем из учеников, которым слишком хотелось увидеть его, он часто писал: "Зачем приходить и смотреть на мои кости и мясо, когда я всегда в сфере вашего кутастаха (духовного зрения)?"

Мне было около восьми лет, когда я был благословлен чудесным исцелением через фотографию Лахири Махасайя. Этот случай усилил мою любовь.

В нашем семейном имении Ичапур, в Бенгалии, я был поражен азиатской холерой. Состояние было безнадежным: врачи ничего не могли сделать. Мать, находившаяся у постели, постоянно заставляла меня смотреть на портрет Лахири Махасайя, висящий на стене над головой.

- Поклонись ему мысленно! - Она знала, что я был слишком слаб даже для того, чтобы поднять руки для приветствия. - Если ты действительно проявишь свое благоговение и внутренне преклонишься перед ним, твоя жизнь будет спасена!

Пристально глядя на его фотографию, я внезапно увидел ослепительный свет, обволакивающий тело и всю комнату. Тошнота и другие не поддающиеся контролю явления исчезли, мне стало хорошо. Тут же я почувствовал себя настолько сильным, что смог наклониться и коснуться стоп матери в благодарность за ее безмерную веру в гуру. Мать несколько раз прижалась головой к маленькому портрету:

- О вездесущий учитель, благодарю тебя, что твой свет исцелил сына!

Мне стало ясно, что она тоже видела свет, благодаря которому я тотчас выздоровел от смертельной болезни.

Эта фотография - одна из самых больших ценностей, которыми я владею. Подаренная моему отцу самим Лахири Махасайя, она содержит священную вибрацию. История происхождения этой фотографии не менее удивительна. Я слышал ее от ученика гуру, брата моего отца - Кали Кумар Роя.

Из нее следует, что учитель был против фотографирования. Несмотря на его протест, однажды снимок группы с его учениками и Кали Кумара Роя все же был сделан. Фотограф был поражен, обнаружив, что на пластинке, на которой были ясные изображения всех учеников, в центре, где он не без оснований ожидал найти контуры Лахири Махасайя, не было ничего, кроме пустоты. Этот феноменальный случай широко обсуждался.

Один из учеников, отличный фотограф Ганга Дхар Бабу, хвастался, что неуловимому образу учителя от него не убежать. На следующее утро, когда гуру сидел в позе лотоса на деревянной скамье у плетня, Ганга Дхар Бабу возился со своим оборудованием. Приняв все предосторожности для успеха, он отснял двенадцать фотопластинок. На каждой из них он нашел отпечаток деревянной скамьи и плетня, но тело учителя отсутствовало и здесь.

Со слезами на глазах и уязвленной гордости Ганга Дхар Бабу разыскал гуру. Прошло много часов, прежде чем Лахири Махасайя прервал свое молчание полным смысла замечанием:

- Я - Дух. Может ли твоя камера отразить Вездесущее Незримое?

- Вижу, что не может. Но, святой господин, я от всей души желаю иметь портрет вашего телесного храма. До сегодняшнего дня мое внимание было ограниченным, я не понимал, что вы полностью Живой Дух!

- Тогда приходи завтра утром. Я буду тебе позировать.

На следующий день фотограф вновь пустил в работу свою камеру. На сей раз святое изображение, более не сокрытое таинственной невосприимчивостью, отчетливо проступило на пластинке. Никогда более учитель не позировал для какого-либо другого портрета; по крайней мере, никакого иного портрета я не видел.

Репродукция фотографии демонстрируется в этой книге. Светлая кожа Лахири Махасайя, обычные для множества людей черты едва ли говорят о принадлежности к конкретной расе. Пылкая радость связи с Богом проявляется в несколько загадочной улыбке. Глаза полуоткрыты, чтобы показать условную направленность на преходящий внешний мир, и также полузакрыты, указывая на поглощенность внутренним блаженством. Предающий забвению бренные соблазны земли, он каждое мгновение был внимателен к духовным проблемам ищущих, обращавшимся к его щедротам.

Спустя короткое время после исцеления силой портрета гуру, у меня было впечатляющее духовное видение. Однажды утром, сидя на своей кровати, я вошел в глубокую концентрацию.

"Что скрывается за темнотой закрытых глаз?" - этот глубокий вопрос овладел разумом. Вдруг внутреннему взору явилась сильнейшая вспышка света. Божественные образы святых, сидящих в медитации в горных пещерах, образовали подобие миниатюрных кинокадров на большом сияющем экране внутри моего лба.

- Кто вы? - спросил я вслух.

- Мы - гималайские йоги. - Необычную реакцию трудно описать, сердце мое трепетало.

- О, я жажду отправиться в Гималаи и стать подобным вам!

Видение пропало, но серебристые лучи расходились в расширяющиеся до бесконечности круги.

- Что за чудесное зарево? - спросил я.

- Я - Ишвара ¹⁰. Я есть Свет. - Голос был подобен раскатам грома.

- Я хочу быть единым с Тобой!

Из этого медленно гаснущего божественного экстаза я вынес неизменно вдохновляющую идею - поиск Бога. "Он - вечная, вечно новая радость!" Это воспоминание надолго пережило день экстаза.

Возникает другое раннее воспоминание - в точности такое, каким оно было, ибо по сей день я ношу его след. Мы со старшей сестрой Умой ранним утром сидели под деревом ним на нашем участке в Горакхпуре. Она помогала изучать бенгальский букварь, а мое внимание в это время было увлечено попугаями, клюющими поблизости спелый плод маргоза.

У Умы на ноге был нарыв. Жалуясь на него она достала баночку с лечебной мазью. Я тоже немного намазал лечебным средством свое предплечье.

- Зачем ты мажешь лекарство на здоровую руку?

- Я проверяю мазь, ибо чувствую, что завтра у меня здесь будет нарыв.

- Ты - маленький лгунишка!

- Сестра, не называй меня этим словом, до того пока не увидишь, что случится завтра. - Возмущение овладело мной.

На Уму это не подействовало, и она трижды повторила свою насмешку. Непреклонная уверенность звучала в голосе, когда я медленно сказал:

- Силой своей воли я заявляю, что завтра у меня на руке точно в этом месте будет большой нарыв, а твой вздуется вдвое больше теперешнего.

Утро застало меня со здоровенным нарывом на указанном месте, размеры нарыва Умы удвоились. Пронзительно крича, сестра бросилась к матери:

- Мукунда стал колдуном!

Мать сказала мне, что я никогда более не должен пользоваться силой слов для причины вреда. Я всегда помню ее совет и следую ему.

Мой нарыв был вылечен оперативным путем. От надреза доктора остался заметный шрам. На правом предплечье я по сей день ношу постоянное напоминание о силе чисто слова человека.

Те простые и, казалось бы, безобидные слова, обращенные к Уме, сказанные с глубокой внутренней концентрацией, обладали скрытой силой, достаточной, чтобы, подобно бомбе, взорваться и произвести определенный, хотя и вредный, эффект. Позже я понял, что взрывная вибрация слов может быть мудро направлена на освобождение жизни от трудностей и действовать без шрамов или упреков ¹¹.

Наша семья перебралась в город Лахор, расположенный в штате Пенджаб. Там я приобрел портрет богини Кали ¹², олицетворяющей Божественную Мать. Он освящал маленькую неофициальную святыню на балконе дома. Ко мне пришла уверенность, что любая из просьб, произнесенных мною в этом месте, увенчается успехом. Однажды, стоя здесь с Умой, я следил за двумя мальчиками, запускающими воздушных змеев над крышами двух зданий, отделенных от нашего дома очень узким переулком.

- Отчего у тебя такой умиротворенный вид? - Ума игриво толкнула меня.

- Просто я думаю, как чудесно, что божественная Мать дает мне все, чего бы я ни попросил.

- Я думаю, что Она даст тебе тех двух змеев! - иронизируя, сказала сестра.

- А почему бы и нет? - Я начал тихо молиться об этом.

В Индии разыгрывают соревнования со змеями, нитки которых покрыты клеем с толченым стеклом. Каждый игрок своей ниткой старается перерезать нитку соперника. Сорвавшийся змей несется над крышами, поймать его - большая забава. Поскольку Ума и я были на балконе, казалось невероятным, что какой-нибудь упущенный змей попадет нам в руки, ибо нитка, естественно, потянула бы его поверх крыши.

Игроки, стоящие поперек улочки, начали состязание. Одна из ниток была перерезана, и змей немедленно полетел в моем направлении. От внезапного ослабления ветерка на миг он остался недвижим. Этой паузы было достаточно для того, чтобы нитка зацепилась за кактус, растущий на кровле противоположного дома. Образовалась отличная длинная петля для того, чтобы схватиться за нее. Я вручил трофей Уме.

- Это просто необыкновенная случайность, а не ответ на твою молитву. Если и другой змей попадет к тебе в руки, тогда я поверю. - В темных глазах сестры отражалось большее изумление, чем в ее словах.

Я продолжал молиться с возрастающей интенсивностью. Сильный рывок второго игрока кончился внезапной потерей его змея. Он полетел ко мне, танцуя на ветру. Мой добрый помощник - кактус - опять свернул нитку змея в нужную петлю, благодаря которой его стало возможно поймать. Я преподнес Уме второй трофей.

- В самом деле, Божественная Мать тебя слушает! От всего этого мне жутко! - Сестра умчалась прочь, как испуганный олень.

1. Гуру - духовный учитель. В 17-й главе Гуругиты слово "гуру" трактуется как "рассеивающий мрак" (от гу - мрак, тьма и ру - тот, который разгоняет).

2. Йог - человек, занимающийся йогой - "единением", древней индийской наукой сосредоточения на Боге. См. главу 26 "Учение крия-йоги".

3. Имя мое изменилось на Йогананда в 1915г., когда я вступил в древнее монашеское братство - Орден Свами. В 1935 г. мой гуру даровал мне религиозный титул - Парамаханса. См. гл. 24 и 42.

4. Кшатрии, по индийской традиции, вторая каста - каста воинов и правителей.

5. Эти древние эпосы являются сокровищницами индийской истории, мифологии и философии.

6. Бхагавадгита - это величественная санскритская поэма, часть эпоса Махабхарата, является Библией Индии. Махатма Ганди писал: "Кто станет медитировать над Гитой, тот каждый день будет извлекать из нее свежую радость и новый смысл. Нет ни единой путаницы в духовных проблемах, которую Гита не могла бы распутать".

7. Бабу - господин. Помещается в конце бенгальских имен.

8. Феноменальные силы, которыми обладают великие учителя, разъясняются в главе "Закон чудес".

9. Крия-йога - йоговская техника, благодаря которой буйство чувств утихомиривается, что позволяет человеку достичь все возрастающего единства с космическим сознанием (см.главу 26).

10. Ишвара - имя Бога на санскрите в значении Правитель Вселенной, от корня иш - управлять. Индийские Писания упоминают тысячу имен Бога. Каждое содержит различный оттенок философского значения. Ишвара - это Тот, волей Которого создается и разрушается все сущее.

11. Бесконечные возможности звука берут начало в созидательном слове Аум, космической вибраторной энергии, превосходящей любые другие энергии. Любое ясно осознанное слово, произнесенное с глубокой концентрацией, обладает эффектом материализации. Повторение вдохновляющих слов вслух или про себя считается эффективным в некоторых системах психотерапии; секрет кроется в усилении вибрации психических волн.

12. Кали - символ Бога в аспекте вечной Матери Природы. Традиционно Ее изображают в виде женщины с четырьмя руками, стоящей на летящем Боге Шиве или Бесконечном, поскольку природа, или окружающий нас феноменальный мир, берет начало в Беспричинном Духе. Четыре руки символизируют обязательные атрибуты: две - творение благ, другие две - разрушение как неотъемлемые части дуализма - творение и разрушение.

 

Глава 2
Смерть матери и мистический амулет

Самым большим желанием матери была женитьба старшего брата. "Ах, когда я увижу лицо жены Ананты, для меня это будет раем на земле!" - Я часто слышал, как мать этими словами выражает сильное чувство семейной преемственности, характерное для Индии.

Во время помолвки Ананты мне было одиннадцать лет. Мать находилась в Калькутте, с радостью наблюдая за приготовлениями к свадьбе. Отец и я оставались в нашем доме в Барейли, в Северной Индии, куда отца перевели из Лахора через два года.

Прежде я был свидетелем пышных брачных церемоний двух старших сестер - Ромы и Умы, но для Ананты, как старшего сына, планы были разработаны с особой тщательностью. Мать то и дело радушно принимала многочисленных родственников, ежедневно прибывавших в Калькутту из дальних мест. Она размещала их с удобствами в большом недавно приобретенном доме по Амхерст стрит, 50. Все было готово: деликатесы для банкета, яркий трон, на котором брата должны были перенести к дому невесты, ряды красочных огней, картонные мамонты, слоны и верблюды, английский, шотландский и индийский оркестры, церемониймейстеры, жрецы для древних торжественных церемоний и ритуалов.

Отец и я, в праздничном настроении, предполагали присоединиться к семье во время церемоний. Однако незадолго до этого торжеcтвенного дня возникло видение, подвергшее меня в отчаяние.

Моя мать. Ученица Лахири Махасайя

Это было в Барейли, в полночь. Я и отец спали на веранде нашего дома, когда меня разбудило странное трепетание сетки от москитов над постелью. Тонкие занавески раздвинулись, и я увидел любимый образ матери.

"Разбуди отца! - голос ее был подобен шороху. - Садитесь на первый поезд в четыре часа утра. Если хотите меня увидеть, поторопитесь в Калькутту!" - Фигура двойника исчезла.

- Отец, отец! Мать умирает! - мой ужасающий крик мгновенно разбудил его. Я с рыданиями пробормотал роковые вести.

- Не обращай внимания на эти галлюцинации. - Отец проявил характерное для него отрицательное отношение к новой ситуации. - У твоей матери отличное здоровье. Если поступят какие-нибудь дурные вести, мы выедем завтра.

- Ты никогда не простишь себе того, что не отправился сейчас! - Страдание заставило меня горько добавить: - И я никогда не прощу!

Грустное утро принесло точное известие: "Мать опасно больна, свадьба откладывается, приезжайте немедленно".

Отец и я выехали сильно встревоженные. По пути на станции пересадки нас встретил один мой дядя. В нашу сторону с грохотом мчался поезд, увеличиваясь на глазах. От внутреннего смятения у меня возникло внезапное желание броситься на рельсы. Уже лишившись, как я чувствовал, матери, мне было безмерно трудно выносить сразу же опустевший мир. Я любил ее как самого дорогого друга на земле. Ее утешающие черные глаза были моим прибежищем в пустячных трагедиях детства. Я остановился, чтобы задать вопрос дяде:

- Она еще жива?

- Конечно, жива! - ответил он сразу, заметив на моем лице отчаяние.

Но я почти не поверил. Когда мы добрались до дома в Калькутте, нам лишь осталось предстать перед гнетущей тайной смерти. Я впал в почти безжизненное состояние. Прошли годы, прежде чем в мое сердце пришло какое-то примирение. Мои стоны, прорвавшись через самые врата небес, наконец вызвали отклик Божественной Матери. Ее слова окончательно исцелили кровоточащие раны: "Это Я храню тебя жизнь за жизнью в нежности многих матерей. Узнай в Моем взоре те черные глаза, те утраченные прекрасные глаза, что ты ищешь!"

Вскоре после кремации горячо любимой матери отец и я вернулись в Барейли. Каждый день рано утром я совершал трогательное паломничество к большому дереву шеоли, бросавшему тень на ровную лужайку перед нашим домом, покрытую зеленой и золотистой травой. В поэтические минуты я думал, что белые цветы шеоли с добровольным благоговением простираются над травяным алтарем. Слезы смешивались с росой, и при этом часто виделся странный

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: