Тайны «ссыльного» колокола

И сторией я начал увлекаться ещё в детстве. Увлечения эти скорее перемешивались с играми. Другой, такой же страстной любовью у меня в то время была авиация, конструи-рование. Видимо, поначалу эта сторона переборола, и я решил поступить в Московский авиационный технологический институт им. К.Э.Циолковского. Учился я по специальнос-ти «металловедение», которая, по мере её освоения, нравилась мне всё больше и больше.

 

Последние два года я жил не в общежитии, а у дяди на даче, в деревне Белопесоцкое. Приходилось ездить каждый день на электричках, но мне нравилось. Деревня большая, одним концом упирается в Оку. Здесь возвышались развалины средневекового монастыря. Сейчас его отреставрировали, а тогда ни один из жителей даже не знал его названия. Это уже потом я нашёл в библиотеке Угличского историко-художественного музея, что назы-вается он Троицкий Белопесоцкий Серпуховской епархии мужской монастырь. В 1981 го-ду я рисовал этот монастырь, облазил его стены и башни (сейчас в моём музее имеется цветная плитка с пола Троицкой церкви этого монастыря).

Вообще с этими краями у меня связано много воспоминаний. Учась в институте, мы ездили на сельхозработы в совхоз «Городище». Там, в деревне Городище я увидел заме-чательный археологический памятник – Старшее Каширское поселение. В середине совре-менной деревни возвышаются огромные земляные валы, хранящие внутри себя множество тайн.

Так укреплялся и рос и без того существовавший у меня интерес к истории. И вот в конце 1981 года мама написала мне, что записалась на курсы экскурсоводов и выслала ма-териалы лекций. Тогда я и не ведал, что это повернёт мою судьбу в самом главном для меня направлении. Я увлёкся этой учёбой.

На даче со мной (прямо как у Пушкина) жила моя бабушка Прасковья Петровна. Я рассказывал ей об истории древнего Углича, она внимательно слушала и приговаривала: «Господи! Раньше всё ломали да ломали. Наконец-то стали и про старое вспоминать!»

Когда зимой я приехал домой на каникулы, я посетил ряд лекций. Там я впервые встретился с научным сотрудником Угличского музея Горсткой Анатолием Николаеви-чем. После заочного обучения 2-го мая 1982 года я «сдал текст», так среди экскурсоводов называется экзамен. Комиссия тогда была придирчивая, сейчас к начинающим экскурсо-водам относятся куда более либерально. А ко мне отнеслись ещё более строго – это был первый в истории Углича случай, когда какой-то студент заочно выучился этой профес-сии.

 

В мае мы с дядей Васей красили крышу. Было тепло, даже, как мне показалось, жар-ко. Разделись. А потом я сильно заболел, едва сдал сессию. Вызвали скорую. Молодая девчонка – фельдшер измерила температуру, сказала: «У вас повышенное давление, сде-лать что ли укол?» Анекдот! Потом приходил старый участковых врач Алексей Сергеевич (его я никогда не забуду), сразу же, только пальцами ощупав, определил – глубокая пнев-мония.

- Возможно будут осложнения, так как большую часть болезни провёл на ногах! – Заключил он. – Но ничего, вылечим!

Я просил, как только стало чуть полегче, отпустить меня домой. Алексей Сергеевич согласился не сразу, прописав мне довольно жёсткий режим, ведь действительно обнару-жилось осложнение на сердце. Я, буквально, задыхался, пройдя несколько метров. По его рецепту мне надо было постепенно начинать ходить, заниматься гимнастикой в положе-нии «лёжа», потом «сидя».

Однако я ослушался врачей. Как только приехал в Углич, я записался на экскурсию. От дома до кремля двадцать минут ходьбы. Пришлось пересилить боль в сердце и страш-ную одышку. Но азарт, охвативший меня, заставил забыть обо всём.

 

Месяц такой работы,- а это свежий волжский воздух, ходьба и дыхательная гимнас-тика,- быстро поправили моё здоровье (теперь я говорю: «Углич вылечил меня!»). Врачи удивлялись скорости лечения, а Алексей Сергеевич даже не поверил моему рассказу об этом.

 

Так началась моя деятельность в качестве экскурсовода. За первый сезон я получил несколько благодарностей от туристов. Вообще-то тогда публика ехала намного интерес-ней, чем сейчас, так как путёвки стоили намного дешевле, а ведь у нас работники куль-туры, люди искусства зарабатывают крайне мало.

Теперь я стал смотреть на мир совсем другими глазами. В институте у меня появи-лись новые друзья, чьи интересы были близки мне. Это Плотникова Зина, Осокина Галя, Лабекин Саша, Нечаева Валя, Попов Володя (погиб, попав под поезд в конце 1982 года) и Суховская Марина (её убило током в 1986 году случайно упавшим на землю проводом). Мы собирались вечерами, посещали музеи. В это время я уже владел кое-какими позна-ниями в области искусства благодаря урокам А.Н.Горстки. Хорошие были времена! Поза-ди – учёба в институте, впереди – мечты и реальности. Всё ещё было впереди…

 

И вот в это время, то есть в конце 1982 года, на одной из лекций по металловедению, которую читал доцент, кандидат технических наук Владимир Викторович Шевченко, я за-разился интересной идеей (кстати, Владимир Викторович потом был у меня руководи-телем дипломной работы). Темой лекции была «Размерная стабильность металлов и спла-вов после различных видов термической обработки». В.В. Шевченко рассказал, что после термической обработки, состоящей из закалки и обработки холодом, наблюдается увели-чение объёма стальных изделий. Если циклы повторять и дальше, процесс изменения раз-меров будет продолжаться.

«А что, если мы, зная конечные размеры изделия и предположив начальные, рассчи-таем, сколько циклов термообработки претерпело изделие в течение своей «жизни». Да! Именно термообработки! Ведь на самом деле, природные температурные изменения (вес-на, лето, осень, зима) – это не что иное, как циклическая термическая обработка, которую в металлургии принято называть естественным старением. Так думал я тогда, и даже голо-ва кругом шла от таких мыслей. Однако в реальных условиях осуществить это было нель-зя, хотя получилась хорошая идея создания простого и, самое главное, быстрого метода датировки древних вещей. Осуществить её было трудно потому, что практически невоз-можно узнать первоначальные размеры изделия. Поэтому, как ни ломал я голову, приду-мать что-нибудь в этой области я не смог. Но именно в это время я задумал опытным пу-тём определить, как изменяются свойства металлов и сплавов при естественном старении (а ведь свойства и размеры неразрывно связаны друг с другом). С кем бы я ни советовался по вопросу своей идеи, никто её не поддержал. Я отложил тетрадь со своими записями и не трогал её целый год.

 

Получен диплом. С шестого августа 1983 года я – инженер Центральной заводской лаборатории Государственного ордена Трудового Красного Знамени Угличского часового завода имени 50-летия СССР. В свободные время – экскурсии. Я уже тогда считал, что на-чинаю жить интересной жизнью. Первая помощница у меня – моя мать. Пишу стихи – отец редактирует. Публикуюсь в районной газете «Авангард».

Однажды глубоким вечером осенью 1983 года я завершил очередную экскурсию. Ко мне подошла женщина и сказала, что она прослушала уже несколько экскурсоводов и сде-лала вывод, что все мы (и я в том числе) неверно говорим, будто в состав сплава Угличс-кого «ссыльного» колокола входит серебро. Она сходила в экскурсбюро, там выразила своё мнение. Методисты повертели пальцем у виска, добавив, что много таких ездит, не всех же слушать.

Женщина эта сказала мне, что она является сотрудником Звенигородского музея и сама была свидетелем исследования, которому подвергся Большой звенигородский коло-кол из Саввино-Сторожевского монастыря, разбитый в годы войны с фашистами.

Здесь были затронуты мои профессиональные чувства. Я решил во что бы то ни ста-ло проверить слова туристки. Договорился в ЦЗЛ о том, чтобы провести химический ана-лиз колокольных сплавов. Сам читал много специальной литературы. Мама предложила мою идею (я-то сильно стеснялся) директору историко-художественного музея Виктору Ивановичу Ерохину. Он схватил ножовку и бросился к «набатному» колоколу, чтобы взять пробу. Смотрительницы заохали: «Что же вы, Виктор Иванович, снимать что ли его собираетесь?»

Потом были пробы с колокола XIX века, изго-товленного на Ярославском заводе Оловянишникова, и колокола 1541 года, который стоит в музее рядом с «ссыльным». Химический анализ произведён был довольно-таки быстро, уже осенью. Помню, делали его лаборантки Горюнова Тамара, Никифорова Татьяна, а заведующая химической лабораторией Кашинова Мария Петровна, ничего не знавшая об этом, всё пытала меня, что это я к ним зачастил. «Ну да ладно, дело молодое, - посмеивалась, - ходи!»

Директор Угличского Для анализа потребовались дорогостоящие платино-

Историко-художественного вые электроды. Но мы всё произвели в тайне. Совсем не-

музея В.И.Ерохин ожиданно Виктор Иванович попросил официальное заключение и публично объявил о ходе исследования на собрании экскурсоводов. А откуда мне взять это заключение!

Так начался первый этап этой «детективной» истории.

Для придания официальности было написано письмо-запрос. Я попросил разрешение на проведение анализа у заместителя начальника ЦЗЛ Старостиной Людмилы Ильиничны.

«Разрешит главный инженер – пожалуйста». - Таков был её ответ.

Главный инженер УЧЗ Евгений Васильевич Гусев был сильно занят (и, слава Богу!), мне встретился его заместитель Евгений Николаевич Трошин. «Экспериментируйте!» - Подписал он бумагу.

Заключение Ерохину, конечно, было, дано. Оно касалось только химического анализа состава сплава. Пришлось признать свою ошибку – в бронзе не только не было никакого серебра, но и не могло даже присутствовать, так это крайне нежелательный элемент. Но, как оказалось, всё это было не главное.

Именно в это время я вспомнил о своей идее создания метода датировки древностей с помощью металлографии. Я провёл дополнительные исследования: определил свой-

ства, выявил и сфотографировал микро структу-

Зам. главного инженера, а в послед- ру. Сравнение свойств дало поразительные ре-

ствии зам. генерального директора зультаты.Бронза, из которой отлит был «ссыль-

ПО «Чайка» по качеству Е.Н.Трошин ный» колокол, выглядела старше всех,её можно

было отнести к концу XV столетия.

В это время мне и попались книги об истории угличского «ссыльного» колокола. Я постоянно сидел в научной библиотеке музея, в чём мне очень помогла Люда Аданес. С помощью Воробьёвой Клавдии Васильевны я получил большой материал по межбиблио-течному абонементу.

Результатом работы явилась статья в «Авангарде», которая называлась «О чём пове-дал металл» и, казалось бы, должна была стать финалом исследований. Но, как стало ясно, она была лишь началом целой эпопеи, занявшей несколько лет моей жизни. Маленькие кусочки бронзы, оставшиеся после исследований, и дали начало нашему музею. Но тогда, вырезая на дереве дату «1983» на старославянском языке (), я ещё не знал, во что это выльется.

 

В «Авангарде» статью не напечатали. Однако вскоре к начальнику ЦЗЛ Мамаевой Александре Степановне пришёл корреспондент заводской газеты «Звезда» Марченко Анатолий Максимович. Мы долго разговаривали. Он решил опубликовать мою статью при условии, что я более подробно опишу свои исследования. В это время мой находился в Крыму на лечении и операции, поэтому подредактировать заметку я попросил Анатолия Николаевича Горстку. С этого времени и началась наша дружба.

Статья вышла в «Звезде», следом и в «Авангарде». Содержание её вызвало вопросы, споры. Но интерес к статье был вполне понятным. Директор Угличского бюро путешест-вий и экскурсий Попова Лидия Васильевна пригласила меня прочитать ряд лекций среди экскурсоводов, даже оплатив их (вообще при ней проводилась интенсивная учёба в экскурсбюро), и разработать методический материал.

Работники ЦЗЛ были награждены за произведённую работу бесплатной экскурсией по Угличу. Это была весна 1984 года.

 

Второго мая Анатолий Николаевич Горстка с женой Кистенёвой Светланой Владими-ровной (тоже искусствоведом) оказались у нас в гостях. Они заметили мои живописные работы – маленький портрет бабушки и эскизик «Белопесоцкий монастырь».

- Тебе надо продолжать это дело! – Воскликнул Анатолий Николаевич.

И вот у меня возник грандиозный замысел. Картину я уже тогда назвал «Рождение бунтаря». В ней было два основных героя. Это князь-бунтарь Андрей Большой и колокол, сосланный в 1593 году в Тобольск. Согласно моей версии колокол был отлит в 80-е годы XV века, а на картине должно было быть изображено, как мастер представляет своё «дети-ще» угличскому князю. Горстка смеялся, что рисовать мне её придётся не менее двадцати лет, и подарил огромную старинную раму.

 

С этого времени я стал писать статьи на многие темы, но, в основном, это было крае-ведение. Близко познакомился с редактором «Звезды» Малининым Евгением Алексееви-чем, который заинтересовался моими исследованиями и дал материал на эту тему (правда, под своим именем) в «Известия» и «Советскую Россию».

К концу 1984 года интерес к угличскому колоколу заметно повысился. О нём писали и в местной, и в центральной печати. Это были статьи Александровского, Горстки, Храп-ченкова; во многих из них имелись ссылки и на мою работу.

О моих исследованиях узнаёт вся страна (чувствовать это было немножко лестно). Вслед за публикациями в «Советской России» и «Известиях» (в конце 1985 года) выходят заметки в журналах «Цветные металлы» (это оказалось верхом моей мечты) и «Препода-вание истории в школе» (август 1986 года).

 

Однажды, когда я ехал в московской электричке, случайно встретился со своим быв-шим преподавателем Субочевым Николаем Сергеевичем. Он сказал, что читали обо мне и даже вывесили в фойе института стенгазету, в которой отметили, как выпускники широко применяют полученные в МАТИ знания, работая на грани, казалось бы, противополож-ных наук (я с ним, конечно, не был полностью согласен, так как считаю, что история охва-тывает все науки и ни к какой из них не является «противоположной»). Ещё он пригласил меня прочитать лекцию на мою тему перед студентами, что я и сделал в следующий свой приезд.

Кстати, в это время, начиная с августа 1984 года, я работал старшим инженером Угличского филиала Научно-исследовательского института часовой промышленности в отделе материалов (ровно через десять лет, в тяжёлые годы экономического кризиса в стране мне пришлось возглавить этот отдел).

 

Газетные публикации – это одно, но мне хотелось представить свою работу в более серьёзном издании. Кому только я ни предлагал свою статью, в какие только редакции ни писал письма, - везде ответ был отрицательный! Тогда впервые в жизни я столкнулся с настоящей бюрократией.

Однажды всё-таки пришёл более-менее положительный ответ из «Науки и жизни» от писателя, физика Юрия Васильевича Пухначёва. Он попросил меня прислать ему мою ста-тью для оценки. Статью он показал Шашкиной Татьяне Борисовне из Одессы (той самой, исследования которой в Звенигороде и подтолкнули меня сделать анализ сплава «ссыль-ного» колокола), которая резко забраковала её. Однако даже после этого случая я продол-жал переписываться с Пухначёвым.

И вот весной 1986 года в журнале «Атеистические чтения» была опубликована ста-тья А.М.Лобашкова «Первоссыльный неодушевлённый с Углича»; выдержки из которой тут же перепечатали в настольный календарь. На моё письмо в редакцию пришёл ответ с резкими выпадами в мой адрес. Многие были возмущены, но никто даже пальцем не по-шевелил, чтобы мне помочь. Были даже такие, кто посмеивался надо мной.

Тогда мне помог Малинин Е.А. В своей газете «Чайка» (так стала называться «Звез-да») он опубликовал мою большую статью «Загадка древнего набата», в которой я опро-верг все доводы Лобашкова.

- Как же вы не боитесь такой материал публиковать? – Испуганно спросила Малини-на по телефону сотрудница «Авангарда» Осипова Людмила Фёдоровна.

Поговаривали, будто Ло-башков не знал, куда деваться от злости (в то время мы с ним ещё знали друг о друге только заочно).

Это была победа! Я по-нимал, что незначительная по-беда, местного масштаба, но победа. Вышедшие в свет пуб-ликации в «Цветных метал-лах» и «Преподавании истории

А.М.Марченко и Е.А.Малинин вшколе» укрепили мою уверен-ность в себе.

 

Осенью пришло письмо от Пухначёва, в котором он пригласил меня на конферен-цию «Колокола: история и современность», проходившую в Москве, в Государственном музее музыкальной культуры имени Глинки. Там я познакомился со звонарём из Суздаля Юрьевым Юрием Юрьевичем, кинорежиссёром из «Мосфильма» Поплавской Ириной Ивановной (с ней я переписывался какое-то время), композитором из Новосибирска Сер-геем Тосиным и бывшим директором Ростовского музея Емановой Ларисой Александ-ровной, а также сотрудником Кирилловского музея Смирновым Ильёй Александровичем.

Лариса Александровна сама мне рассказала интересную историю (каждый человек, если он, конечно, стоящий – это целая эпоха; забывать такое нельзя). Долго молчали зна-менитые ростовские колокола. Последний раз звон их раздавался во время съёмок «Войны и мира» Сергея Бондарчука. Вот и решила директор музея возродить это древнее искусст-во. Отремонтировали звонницу. Нашлись добровольцы-звонари. Раз попробовали. Звон «услышали» в Облисполкоме, вызвали Ларису Александровну и сказали:

- Не волнуйтесь, работу мы вам найдём.

Так и жила она после этого в деревне, а на новый 1988 год зазвонили всё-таки древ-ние ростовские колокола.

 

На конференции выслушали и мою информацию об угличском «изгнаннике». По приезде я опубликовал статьи в «Чайке» и «Авангарде» о работе конференции в Москве.

Где-то в начале 1986 года (или в конце 1985 –го, уже не помню) в Угличском экс-курсбюро произошёл «переворот». Попова Л.В. была выдворена с большим скандалом. Её место заняла Ледовская Ирина Леонидовна. Тогда я стал руководителем исторической секции. Мы организовали экскурсии в закрытые памятники для всех экскурсоводов, Чита-ли лекции, писали статьи, правда, материалы секции где-то утеряли методисты. Мы повздорили с Ириной Леонидовной, и я вынужден был просто отказаться от руководства.

А однажды в январе (это уже после моего приезда с конференции), помнится, звонит мне на работу Ледовская. По её словам, Лобашкову сильно захотелось со мной перегово-рить. Встреча назначена была на следующий день в горкоме партии, в кабинете заведую-щего отделом пропаганды Гурина Николая Николаевича (в прошлом он был учителем физики в нашей 5-й школе, потом директором 6-й школы). Когда мы с Ледовской пришли, Ло-башков уже сидел в кабинете.

Вообще-то я много слышал об Александре Михайловиче, но виделся с ним впервые. Да и он, по всей вероятности, жаждал узнать своего оппонента. Передо мной был седой, но ещё крепкий старик.

Два с половиной часа длился наш спор. В заключение Лобашков, несмотря на мои доводы, заявил:

- И всё-таки я прав, потому что этим вопросом занимался восемнадцать лет!

Гурин Н.Н.

Сногсшибающий аргумент! Позиция старого кэгэбэшника была предельно ясна. Гу-рину он просто слова не давал выговорить, когда тот хотел произнести что-нибудь против. Ледовской и сказать-то было нечего.

- Слушай, - сказал он мне, когда мы вышли из кабинета Н.Н.Гурина, - ты давай-ка, заканчивай это! Займись чем-нибудь другим. Вон, например, ещё не раскопана могила Кассиана в Учме.

 

Основной метод доказательства Лобашкова основывался на опровержении высказы-ваний, сделанных ещё в прошлом (т.е. XIX) веке в споре о подлинности колокола.

- Даже Николай, царь, - говорил отчаянно Александр Михайлович, - опроверг под-линность колокола.

По окончании встречи я остался в недоумении. Хотя уже несколько лет спустя я по-нял её цель. Для меня она состояла в знакомстве со злейшим, но уже загнивающим врагом русской культуры. Я узнал и позицию нашего городского руководства (довольно нелице-приятную). Цель Лобашкова была проста – узнать меня лично, выведать мои слабые сто-роны (единственную слабость, которую мне скрыть тогда было никак нельзя – мою моло-дость, - впоследствии он всячески обыгрывал). Лишь потом я увидел всё его коварство и силу.

С этого времени Лобашков начал активные действия. Под-слушивал рассказы экскурсоводов, проводил с ними собеседования, позорил (!) многих на городских конференциях.

- Вы должны говорить, - требовал он (и это без всякого преувеличения), - как я написал в своей статье!

Фото 1932г. А.М.Лобашков (в центре) Многие подчинились, хотя,сто-

вскрывает мощи Св. Паисия ит заметить, никаких исправлений в разработки текстов внесено не было ни методистами, ни сотрудниками музея. Ещё прошёл слух, что в Верхне-Волжском издательстве собираются публиковать книгу Лобашкова.

Некоторые люди были возмущены тем, что может выйти в свет очередная антинауч-ная литература. Например, Е.В.Березина хотела даже поехать (она вообще максималистка) с моими материалами в издательство и поговорить с ними.

 

Потом началось длительное затишье. Однако я не хотел терять время даром. Списал-ся с бывшим угичанином, доктором филологических наук, профессором Горьковского Го-сударственного Университета Русиновым Николаем Дмитриевичем (с его книгами по ис-тории Углича я уже был знаком). Он захотел ознакомиться с моими идеями и работой Ло-башкова.

В июле (7-9) 1987 года я в составе делегации Ярославской области прибыл в Горький на V съезд Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры. Нас было шесть человек (седьмой «делегат» - министр культуры РСФСР Мелентьев). Жили мы в гостинице «Ока», а это недалеко от улицы Красносельской, где жил Николай Дмитриевич. Я воспользовался таким удачным случаем, взял все свои материалы и посетил Русинова. Этот серьёзный учёный, выслушав меня, пообещал помочь всем, чем может. На прощание он показал мне одну интересную фотографию. На ней изображён молодой Лобашков ко-жанке с толпой таких же молодцов. Они вскрыли могилу Святого Паисия, но на лицах ви-ден ужас разочарования, ведь в гробнице не оказалось никаких подлогов. А вот серебряная рака в двадцать шесть с половиной килограмм после этой акции исчезла…

 

Особенно жаркие бои разгорелись вокруг колокола в 1988 году. Таких сражений, по-жалуй, не видели мои земляки с прошлого века.

В июне 1988 года праздновалось тысячелетие Крещения Руси. В это время как раз и вышла в свет книжка А.М.Лобашкова «История угличского «ссыльного» колокола». Сто-ит коснуться её содержания.

«Углич… стоит на углу Верхней Волги – там, где река круто поворачивает с севера на запад». Такое начало, вбирающее в себя жуткую географическую галиматью, наталки-вает внимательного читателя на мысль о сомнительности авторитета не только писателя, но и рецензента.

Далее Лобашков описывает историю царевича Димитрия, представляя мальчика в виде некоего маленького «изверга», то есть смерть его была вполне «заслуженной». Аб-сурд! Отсюда автор выходит и на легенду об угличском «ссыльном» колоколе (с чего-то он взял, что настоящий – де «отлит был за триста лет до смерти царевича»), доказывая не-подлинность музейного экспоната. Основным аргументом Лобашкова стала ссылка на Си-бирский летописец XVIII века (выглядит данный источник, конечно, внушительно!). Од-нако я сразу заподозрил в летописце признаки «несвежести». Возможно, автор летописца пользовался древнейшим текстом, некоторым образом исказив его (такое часто бывало). Но это подсказывала мне интуиция.

В заключение Лобашков подсмеялся над А.Н.Горсткой (точнее над статьёй, где он написал, что «в 1891 году праздновалось 300 лет со дня смерти царевича Димитрия). Ме-ня Лобашков назвал молодым внештатным экскурсоводом, который якобы методом хи-мического анализа попытался доказать древность колокола, а это невозможно (это дейст-вительно невозможно, если учесть, что мой способ имеет другие принципы и не так прост), и который пренебрегает элементарными сведениями, имеющимися даже в Боль-шой Советской энциклопедии, что бронза может расплавиться на костре. Всё очень прос-то и нечего тут мудрить с исследованиями какими-то.

- Ну что, написали про тебя? – Съехидничал как-то методист экскурсбюро Г.Ф.Ермо-лаев.

В июне 1988 года я написал статью «Найдена ли истина?» Её сразу же опубликовал в «Чайке» Е.А.Малинин. С большими трениями статья прошла в «Авангарде» (помогла опять Людмила Фёдоровна Осипова). В ней я пояснил, почему колокол не мог «распла-виться без остатку», что для этого нужна была более высокая температура и другие усло-вия (прежде всего, плавильная печь). Статья пришлась не по душе Лобашкову, Но я ещё не знал, что он может предпринять.

В ответ на мою публикацию в конце июня 1988 (где-то 28 числа) в «Авангарде» поя-вилась статья Г.Балтина «Найдена ли истина? Да!» Этот новоиспеченный «исследователь» колокола назвал мои исследования глупыми, нелепыми и т.п. Честно сказать, я был в трансе. Помню, в этот день смотрели зооцирк, а я всё думал о случившемся, хотя в своей правоте я был уверен. Отец просил меня прекратить всё это дело. Мои недруги усмеха-лись, появился-де у тебя серьёзный оппонент (какой же он серьёзный – безграмотный ра-бочий-коммунист). Малинин Е.А. высказал редактору «Авангарда» Калачёву А.И., зачем они публикуют такую глупость (а по-моему, глупость, которую лучше назвать тупостью).

Кстати, в марте 1988 года в Углич приезжал корреспондент газеты «Социалисти-ческая индустрия» Скопцов Леонид Павлович. Малинин представил меня ему. Мои материалы понравились, и Скопцов пообещал посодействовать их публикации. Только всё это затянулось надолго. Статья так и не вышла. В 1989 году «Индустрию» упразднили.

2-го и 3-го августа в «Известиях» вышла статья А.Васинского «При ясной луне». В этой двухстраничной публикации рассказывалось о жизни и деятельности председателя угличского колхоза «Победа» В.А.Багдасарьяна. С Василием Аршаковичем впервые я встретился в 1987 году на областной конференции ВООПиК. Тогда он призывал реставри-ровать все церкви на селе, как это сделал он в Ордино. Он говорил зажигательно, с лёгким армянским акцентом:

- В Армении есть город Эчмиадзин. Турки приходили. Женщины брали старые кни-ги, спрятали в горах. Теперь мы их читаем! Сохранили памятники. Еду по России: направо церковь сломана, налево – дворец. Не понимаю, что турки прошли, что ли?

Реставрация церкви в деревне в наше время – это настоящий подвиг, тем более, Баг-дасарьяну никакой помощи, кроме препятствий, никто из руководителей не оказал.

Однажды мне дали адрес предприятия, где производили полимерную краску, опро-бованную на московском Кремле. Краска держится десятки лет. Сколько я ни толкался в двери горисполкома, в облисполкоме говорил об этом В.Г.Извекову, - всё было напрасно, мне почему-то не верили, не считая нужным даже проверить мои сведения. Тогда я дал адрес Василию Аршаковичу, он не замедлил воспользоваться им, хотя опять были труд-ности.

В статье в «Известиях» как раз и описывалось всё, что выпало на долю председателя. Как трудно было организовать реставрационные работы, как Лобашков постоянно «встав-лял палки в колёса». «Лобашкову за восемьдесят, - гласило описание, - работал в органах, сейчас в отставке, много сил и времени отдаёт атеистической пропаганде, он ещё с конца двадцатых годов был в Угличе в обществе воинствующих безбожников, устраивал в закрытых церквах костюмированные комсомольские пасхи, «ронял колокола»…» (А в своей книжке Лобашков называл себя «краеведом», «педагогом-историком» и т. п.).

Это был для него страшный удар, после которого, говорят, Лобашков попал в боль-ницу.

В это время я написал в Горький Русинову Н.Д., и он выслал свою статью «Так най-дена ли истина?» В ней были представлены интересные сведения о том, что Сибирский летописец, которым пользовался Лобашков, более позднего издания. В ранней же его ре-дакции ничего не говорится о расплавлении каких-либо колоколов в Тобольске.

Калачев А.И. в это время был в отпуске. С помощью Осиповой Л.Ф. удалось опубли-ковать статью Русинова в «Авангарде». Резонанс был сильнейший.

- Так и надо этому старому вруну! – Говорили вокруг о Лобашкове.

По слухам, после этой статьи сторонник Лобашкова Балтин публично отказался от своих слов (правда это или нет – я не знаю).

В конце августа 1988 года Русинов прислал мне ещё одну заметку о колоколе. Вы-шедший из отпуска Калачев отказался печатать её.

В это же время я побывал у Малинина Е.А. (он тоже пришёл из отпуска). Он согла-сился взять в свою газету заметку Русинова, сказав, что надо «продолжить учить старика за одно дело», и показал мне письмо Лобашкова в редакцию «Чайки», озаглавленное «На-роду надо говорить правду!» и датированное 27.07.1988 г.

Письмо начато словами, взятыми из материалов XIX партконференции, что «народу надо говорить правду». Меня Лобашков называет «вредным явлением», «врагом пере-стройки» и «квасным патриотом», смущающим народ. В тридцатые – сороковые годы по-сле таких слов меня, конечно бы, арестовали.

В письме Лобашков тупо ухватился за данные моего химического анализа, пытаясь использовать их для своего доказательства неподлинности колокола, хотя и так понятно, что химанализ является вспомогательным исследованием, и доказать что-либо его результаты, разумеется, не могут.

Лобашков просил опубликовать его письмо. Малинин сказал, что опубликует, но со своим комментарием, и вставит туда заметку Русинова (вторую, где он приводит слова известного писателя Валентина Распутина о том, что всякий почитающий своё отечество человек знает об угличском ссыльном колоколе). Эта статья вышла в конце ноября в «Чайке».

Однажды звонит мне А.Н.Горстка:

- Читал, - говорит, - последний выпуск журнала «Наше наследие»? Там про нашего Лобашкова написано. Прославился на весь мир!

Когда я прочитал статью Александра Нежного «Покаяние», сразу понял, что для мо-его оппонента это самый страшный удар. В статье сравнивались два человека – Багдасарь-ян и Лобашков. Последнему были предъявлены конкретные обвинения в разрушении мно-гих угличских церквей. Лобашков сравнивался с приближённым Лжедмитрия I князем Хворостининым, предавшим Русское государство, его культуру.

Лобашков вряд ли мог достать этот журнал (его быстро расхватали в киосках), поэтому я отослал его ему. Считаю, это было честно.

Александр Михайлович рвал и метал. Побежал в горком партии, задёргал Ерохина. Кричал, что это за «Нежный», такой фамилии и быть-то не может! Ерохин заявил, что журнал очень серьёзный и публикуется в Англии по инициативе Раисы Максимовны Гор-бачёвой. Это заставило Лобашкова замолчать (однако горком вновь показал своё лицо, выступив в защиту Лобашкова). Так, к концу 1988 года простая, на первый взгляд, поле-мика приобрела политический характер, характер борьбы с «убийцами» русской культуры. Тогда это наблюдалось по всей стране.

 

7 февраля 1989 года А.М.Лобашков умер. 10 февраля в «Авангарде» опубликован не-кролог. Лобашков описан как активный общественник, автор многих статей и нескольких книг на атеистические темы. Родился он в Угличе в 1907 году. В двадцатых годах работал учителем в Гребенёвской школе, заведующим детским домом №1, Прокшинской началь-ной школой. В 1931 – 1937 годах руководил районными домами культуры в Угличе и Мышкине. Затем работал инспектором политпросвета. В комсомоле состоял с 1924 по 1939 год (это был период, когда достигла наивысшего расцвета его атеистическая деятель-ность, повлиявшая на дальнейшую судьбу). В феврале 1940 года был принят в члены ком-мунистической партии большевиков.

Вот его биография. Перед войной учился в Ленинградской школе народного комис-сариата государственной безопасности. В сороковых – пятидесятых годах А.М.Лобашков работал в органах государственной безопасности. В 1950 году окончил пединститут. С 1965 по 1972 год работал преподавателем основ научного атеизма в педучилище. Награждён орденами Красной Звезды и Отечественной войны II степни.

 

Похороны были пышными. Ростовская улица оцеплена милицией. Согнанные в по-чётный караул «партийцы» были немногочисленны. В толпе раздавались громкие выкри-ки:

- Антихрист!

- Если бы путного так хоронили!

На кладбище произвели салют.

 

Сейчас, спустя много лет, я решил подкорректировать эти строки. Нельзя открещи-ваться от своей истории, какой бы она ни была. Опыт Лобашкова как раз и показал, как можно своей недальновидностью и безграмотностью опорочить очень хорошие идеи, ко-торые проповедовала коммунистическая идеология.

 

***

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: