 |
Произведения для литературного чтения
|
|
|
|
Беспалова Т. В.
Произведения для литературного чтения
на родном русском языке для 4 класса
Содержание
| Дмитрий Мамин-Сибиряк. Книжка с картинками | |
| Иван Гончаров. Фрегат " Паллада" | |
| Сергей Аксаков. Детские годы Багрова-внука | |
| Сергей Григорьев. Детство Суворова | |
| Леонид Яхнин. Храбрец | |
| Ирина Токмакова. Разговор Татарника и Спорыша | |
| Евгений Клюев. Шагом марш | |
| Борис Екимов. Ночь исцеления | |
| Игорь Мазнин. Летний вечер | |
| Клавдия Лукашевич. Мое милое детство | |
| Михаил Водопьянов. Полярный лётчик | |
| Елена Верейская. Наташа пишет ночью письмо и затем его сжигает | |
| Тамара Михеева. Асино лето | |
| Владислав Крапивин. Голубятня в Орехове | |
| Екатерина Мурашова. Каффа | |
| Константин Кунин. За три моря. Путешествие Афанасия Никитина | |
| Афанасий Никитин. Хождение за три моря | |
| Валентин Гагарин. Мой брат Юрий | |
| Юрий Гагарин. Сто восемь минут | |
| Герман Титов. Наш Гагарин | |
| Александр Дорофеев. Веретено | |
| Марина Бородицкая. В гостях у лесника | |
| Геннадий Снегирев. Карликовая берёзка | |
| Валентин Распутин. Саяны | |
| Владимир Одоевский. Мороз Иванович | |
| Дмитрий Кедрин. Мороз на стеклах | |
| Николай Асеев. Такой мороз | |
| Валентин Берестов. Мороз | |
| Михаил Зощенко. Гроза | |
| Николай Гарин-Михайловский. Детство Тёмы | |
| Александр Блок. Перед грозой. После грозы | |
| Владимир Солоухин. Ветер | |
Дмитрий Мамин-Сибиряк. Книжка с картинками
Как сейчас, вижу старый деревянный дом, глядевший на площадь пятью большими окнами. Он был замечателен тем, что с одной стороны окна выходили в Европу, а с другой - в Азию. Водораздел Уральских гор находился всего в четырнадцати верстах.
|
|
|
- Вон те горы уже в Азии, - объяснял мне отец, показывая на громоздившиеся к горизонту силуэты далеких гор. - Мы живем на самой границе...
В этой " границе" заключалось для меня что-то особенно таинственное, разделявшее два совершенно несоизмеримых мира.
Душой угловой комнаты, носившей название чайной, если можно так выразиться, являлся книжный шкаф. В нем, как в электрической батарее, сосредоточилась неиссякаемая, таинственная могучая сила, вызвавшая первое брожение детских мыслей. И этот шкаф мне кажется тоже живым существом. Его появление у нас составляло целое событие.
Мой отец, небогатый заводский священник, страстно любил книги и затрачивал на них последние гроши. Но ведь для книг нужен шкаф, а это вещь слишком дорогая, да, кроме того, в нашем маленьком заводе не было и такого столяра, который сумел бы его сделать. Пришлось шкаф заказать в соседнем Тагильском заводе, составлявшем главный центр округа Демидовских заводов. Когда шкаф был сделан, его нужно было привезти, а это тоже дело нелегкое. Помню, как мы ждали
несколько недель, прежде чем подвернулась подходящая оказия. Его привезли зимой, вечером, в порожнем угольном коробе. Это было уже настоящее торжество. В детстве я не знал другой вещи более красивой. Представьте себе две тумбы, на них письменный стол, на нем две маленьких тумбы, а на них уже самый шкаф с стеклянными дверками. Выкрашен он был в коричневую краску и покрыт лаком, который, к общему нашему огорчению, скоро растрескался и облупился благодаря плутовству мастера, пожалевшего масла на краску. Но этот недостаток нисколько не мешал нашему книжному шкафу быть самой замечательной вещью в свете, - особенно когда на его полках разместились переплетенные томики сочинений Гоголя, Карамзина, Некрасова, Кольцова, Пушкина и многих других авторов.
|
|
|
- Это наши лучшие друзья, - любил повторять отец, указывая на книги. - И какие дорогие друзья... Нужно только подумать, сколько нужно ума, таланта и знаний, чтобы написать книгу. Потом ее нужно издать, потом она должна сделать далекий-далекий путь, пока попадет к нам на Урал. Каждая книга пройдет через тысячи рук, прежде чем встанет на полочку нашего шкафа.
Все это происходило в самом конце пятидесятых годов, когда в уральской глуши не было еще и помину о железных дорогах и телеграфах, а почта приходила с оказией. По вечерам сидели с
сальными свечами, которые нужно было постоянно " снимать", то есть снимать нагар со светильни. Газеты назывались ведомостями, иллюстрированные издания почти отсутствовали, за исключением двух-трех, да и то с такими аляповатыми картинками, каких не решатся сейчас поместить в самых дешевых книжонках. Одним словом, книга еще не представляла необходимой части ежедневного обихода, а некоторую редкость и известную роскошь.
Наша библиотека была составлена из классиков, и в ней - увы! - не и одной детской книжки... В своем раннем детстве я даже не видал такой книжки. Книги добывались длинным путем выписывания из столиц или случайно попадали при посредстве офеней-книгонош. Мне
пришлось начать чтение прямо с классиков, как дедушка Крылов, ль, Пушкин, Гончаров и т. д. Первую детскую книжку с картинками я увидел только лет десяти. Как теперь помню эту первую детскую книжку, которой я, к сожалению, позабыл. Зато отчетливо помню помещенные в ней рисунки, особенно живой мост из обезьян и картины тропической природы. Лучше этой книжки потом я, конечно, не встречал.
В нашей библиотеке первой детской книжкой явился " Детский мир" Ушинского. Эту книгу пришлось выписывать из Петербурга, и мы ждали ее каждый день в течение чуть не трех месяцев. Наконец, она явилась и была, конечно, с жадностью прочитана от доски до доски. С этой
книги началась новая эра. За ней явились рассказы Разина, Чистякова и другие детские книги. Моей любимой книжкой сделались рассказы о завоевании Камчатки. Я прочитал ее десять раз и знал почти наизусть.
Нехитрые иллюстрации дополнялись воображением. Мысленно я проделывал все геройские подвиги казаков-завоевателей, плавал в легких алеутских байдарках, питался гнилой рыбой у чукчей, собирал гагачий пух по скалам и умирал от голода, когда умирали алеуты, чукчи и камчадалы. С этой книжки путешествия сделались моим любимым легких алеутских байдарках, питался гнилой рыбой у чукчей, собирал гагачий пух по скалам и умирал от голода, когда умирали алеуты, чукчи
и камчадалы. С этой книжки путешествия сделались моим любимым чтением, и любимые классики на время были забыты. К этому времени относится чтение " Фрегата " Паллады" Гончарова. Я с нетерпением дожидался вечера, когда мать кончала дневную работу и усаживалась к столу с заветной книгой. Мы путешествовали уже вдвоем, деля поровну опасности и последствия кругосветного путешествия. Где мы не были, чего не испытали, и плыли все вперед и вперед, окрыленные жаждой видеть новые страны, новых людей и неизвестные нам формы жизни. Встречалось, конечно, много неизвестных мест и непонятных слов; но эти подводные камни обходились при помощи словаря иностранных слов и распространенных толкований.
|
|
|
|
|
|
