Совесть – глаза человеческой души

Введение

Моральные ценности ориентируют человека в его поведении. Это оказывается возможным не в силу того, что человеку выгодно или приятно принимать их во внимание в своих решениях и действиях. Эти ценности функционируют таким образом, что оказывают воздействие на волю человека. Моральные ценности не просто провозглашаются, они всегда провозглашаются еще и в такой форме, которая указывает на необходимость их практического воплощения в действиях. Следование моральным ценностям воспринимается человеком как долг. Неис­полнение долга воспринимается как вина и переживается в укорах и муках совести.

Совестьпредставляет собой способность человека, критически оценивая свои поступки, мысли, желания, осознавать и переживать свое несоответствие должному — неисполненность долга.

Бессовестным называют человека, в котором отсутству­ет совесть как мощный внутренний контролер. Такой че­ловек, по сути дела, безнравствен, ибо им не усвоены, не приняты душой важнейшие моральные ориентиры. Бессовестного сдерживает только внешний контроль, его нужно караулить, хватать за руку, стеречь, дабы он не наносил вреда окружающим. Как только существо бес­совестное получает свободу, оно тут же проявляет свою безбрежную зловредность: лжет, крадет, издевается над другими без зазрения совести. Интересно то, что психо­логи обратили внимание на следующий факт: в семьях, где существует жесткий внешний контроль и жестокие наказания, больше шансов вырастить бессовестного че­ловека, не понимающего ничего, кроме плетки. Он бу­дет идти к своей цели, стремясь избегать внешнего нака­зания и нисколько не обращая внимания на страдания окружающих. В то же время семьи, где превалируют мяг­кие, доверительные отношения, воспитывают совестли­вых детей, у которых высок уровень внутреннего само­контроля и моральной рефлексии. Люди, вырастающие в атмосфере внимания и ласки, глубоко усваивают мо­ральные нормы и идеалы, они сочувствуют окружающим, воспринимают их страдания как свои и стремятся не де­лать зла.

Цель данной работы – рассмотреть основные вопросы проблемы совести.

Для достижения поставленной цели, мной будут решены следующие задачи:

- рассмотреть императивность морали;

- раскрыть понятие совести;

- рассмотреть основные аспекты совести.

 

Императивность морали

Ценностная, т.е. смысловая или значимая, функция моральных представлений столь тесно переплетена с их императивной, т.е. повелительной, функцией, что их трудно порой отделить друг от друга.

Правда выступает несомненной положительной ценностью, ложь — несо­мненно отрицательной. И они очевидно воспринимаются нами непосредственно соединенными в требовании «Не лги». Они даны через это требование.

Ценность равенства утверждается в золотом правиле, ценность милосер­дия — в заповеди любви, ценность супружеской верности — в требовании «Не прелюбодействуй» и т.д.

Наиболее важные, устоявшиеся в практике человеческих отно­шений ценности имеют свои явные императивные продолжения. Но любая ценность, если она осознается как нравственная, вос­принимается как должная к исполнению. Еще точнее: некая ценность осознается человеком как нравственная в той мере, в какой она становится для него императивом [4, с.312].

В связи с чрезвычайным распространением на телевидении и в видеокопиях детских мультфильмов и фильмов, в которых все мало-мальски конфликтные ситуации преодолеваются героями с помощью грубой силы, многие родители, педагоги и психотерапевты обеспокоены тем, что дети с малых лет оказываются вовлеченными в такой мир, в котором безусловные негативные ценности — насилие, подавление, убийство и т.д. — оказываются не сопряженными со страданием людей и с обязательствами не причинять страданий. Также выска­зывается тревога по поводу распространения порнографической продукции, которая демонстрирует абсолютную доступность любовных утех и из которой любовь может быть понята как всего лишь партнерские отношения, а чаще — вещные, пользовательские отношения. В этих тревогах легко прослеживается реакция нормального (и не чуждого самоанализу) сознания на то, что в большинстве произведений массовой культуры, поэтизирующих насилие, суще­ствует действительно драматичный разрыв между ценностями и нормами как обязательствами.

Стало быть, если некоторая ценность не воспринимается как то, из чего для человека следуют определенные обязательства, она не может считаться нравственной. Обязательства, вытекающие из ценности, касаются как достижения самой ценности, так и средств ее достижения.

Нравственные ценности императивны (обязательны). И не просто императивны, но императивны безусловно. Это значит, что им необходимо следовать не при каких-то условиях, а всегда. Ими надо руководствоваться в отношениях со всеми людьми, а не только с ограниченным кругом родственников, друзей, коллег, соотечественников. Нравственные императивы, как и утверждае­мые ими моральные ценности, имеют надситуативный и безлич­ный, т.е. универсальный, характер.

В истории философии существуют два подхода к решению вопроса о соотношении ценностности и императивности мораль­ных суждений (высказываний) — блага и долга. Согласно одному из подходов, человек так или иначе знает (скорее всего, от природы), в чем состоит его благо; его задача — не уклоняться от него; долг человека состоит в том, чтобы стремиться к собствен­ному благу и содействовать благу других людей. Этот подход свойствен эвдемонистическим теориям. Согласно другому подхо­ду, человек от природы несовершенен, общество есть средоточие зла; мораль дана человеку (скорее всего, Божеством), чтобы обуздать его страсти и удержать от зла; в следовании долгу человек обретает благо. Этот подход свойствен деонтологическим теориям. Эвдемонистический подход указывает на определенное содержа­ние, которое должно быть реализовано в моральном поступке. Деонтологический подход указывает на форму, посредством которой только и может быть реализовано какое-либо моральное содержание [2, с.176].

Но как в одном, так и в другом решении проблемы соотношения ценности (блага) и нормы (долга) предполагается, что нравствен­ная задача решается человеком в преодолении чего-то — себя, обстоятельств, каждодневной рутины, давления авторитета или какого-либо иного внешнего принуждения. В любом случае мораль императивна, и ее императивность осуществляется посредством противопоставления того, что должно быть, и того, что есть в этой жизни. Имея в виду эту существенную черту моральной императивности — постоянную противоположность должного и сущего, — можно сказать, что деонтологический подход точнее раскрывает механизм функционирования морали. Противоречие должного и сущего, обязанностей и нравов является фундаментальной характеристикой морали. И как бы человек высоко ни поднялся в нравственном развитии и именно потому, что он поднялся высоко, он остается критичным по отно­шению к себе и миру.

Существенной характеристикой моральных требований являет­ся их универсальность, или всеобщность. Всеобщность нередко неправомерно понимается как то, что: а) у всех людей есть некоторые общие представления о добродетельном, правильном и достойном; б) определенные моральные требования и ценности являются общераспространенными, в) всеми признаваемыми в виде неких «простых норм нравственности» или «общечеловечес­ких ценностей». Такие понимания всеобщности моральных тре­бований отражают действительный факт общераспространенности некоторых форм поведения и человеческих взаимоотношений. Но универсальность как свойство морального требования неправильно сводить к общераспространенности [2, с.177].

Под универсальностью следует понимать безотносительность нормативных суждений к конкретным лицам и ситуациям. Это выражается в: (а) беспристрастности, т.е. равном отношении ко всем в определенной ситуации.

Так, беспристрастность как нелицеприятность проповедовалась Моисеем — как требование к судье: «Не делайте неправды на суде; не будь лицеприятен к нищему и не угождай лицу великого; по правде суди ближнего твоего». В Новом Завете это требование повторяется, но в то же время как будто допускает и расширительное толкование: к людям следует относиться по вере, «не взирая на лица», одинаково относясь к богатому и к бедному.

(б) в надситуативности, т.е. равном отношении к одному лицу в разных обстоятельствах. В этих характеристиках нравственного требования Ты обобщается до Они, Мы, Человечество, и это значит, что к другому должно относиться как к вочеловеченному другому, в лице другого — к человечеству.

Беспристрастность и надситуативность кристаллизуются в (в) принципе универсализуемости, который гласит: принимая и осу­ществляя решение в отношении другого, исходи из того, что другой в такой же ситуации примет такое же решение в отношении тебя.

Здесь по-своему обнаруживается золотое правило: из универсализуемости вытекает, что если сейчас говорю, что я должен поступить определенным образом по отношению к определенному лицу, я обязан считать, что то же самое должно быть совершено в отношении меня, будь я в точно такой же ситуации, включая то, что я обладал бы теми же личностными качествами и теми же мотивами.

Таким образом, принимая во внимание различные аспекты всеобщности моральных требований, можно заключить, что эти­ческая нормативная мысль движется следующим образом:

(1) «Поступай одинаково в отношении различных людей в одинаковой ситуации» (беспристрастность).

(2) «Поступай одинаково в отношении одного и того же лица в разных ситуациях» (надситуативность).

(3) «Исходи из того, что любой другой на твоем месте поступил бы так же, как ты, в отношении данного человека или в данной ситуации, равно и в отношении тебя любой другой в данной ситуации поступил бы так же» (универсалиъуемость) [6, с.98].

Все эти черты морального долженствования, характеризуя форму последнего, недвусмысленным образом задают и его содер­жание. Очевидно, что они предполагают, не исчерпывая это содержание полностью, что в моральных решениях, действиях и оценках человек должен по крайней мере соблюдать равенство и не ущемлять ничьи права.

Тогда разрешаются вышеозначенные затруднения. И золотое правило, и принцип универсализуемости, будучи довольно общими, призваны всего лишь ограничить произвол.

Только при условии соблюдения прав других людей и, стало быть, исполнения своих обязанностей человек должен содей­ствовать благу других людей. Это содействие же предполагает иные по характеру поступки — совершаемые сообразно сложившимся ситуациям и включенным в них лицам [6, с.99].

 

 

Совесть – глаза человеческой души

Понятие совести

Совесть — особый морально-психологический механизм, который действует изнутри нашей собственной души, придирчиво проверяя, выполняется ли долг. Главная функция совести — самоконтроль. Совесть напоминает человеку о его моральных обязанностях, об ответственности, ко­торую он несет перед другими и перед самим собой. Со­вестливый человек — это человек с острым чувством мо­рального долга, предъявляющий к себе высокие нрав­ственные требования. Совестливый никогда не относит­ся к себе снисходительно, спрашивает с самого себя по всей строгости, не ища оправданий. Тихий, но настой­чивый голос совести — мощнейшее орудие нравственно­сти, он звучит в человеке тогда, когда никакого внешне­го контроля нет, и субъект, предоставленный самому себе, казалось бы, мог действовать безо всяких ограничений. Однако ограничителем безбрежной свободы выступает именно совесть, которая есть предостережение и укор со стороны собственного «я». Совесть тревожит личность, не дает ей морально уснуть, заставляет ее корректировать свои поступки согласно ценностям и установлениям, су­ществующим в обществе [7, с.92].

Совесть — феномен эмоциональный, она проявляет себя через глубокие негативные переживания, самоупре­ки, укоры, через тревожность и озабоченность человека моральностью и гуманностью своего поведения. О ней говорят «муки совести», «угрызения совести». В древне­греческой мифологии муки совести изображались в виде Эриний — страшных чудовищ, которые неотступно пре­следуют и терзают человека.

Будучи по своей природе эмоциональной, совесть вы­ступает в каком-то смысле как сверхразумная. Что это значит? Конечно, совесть включается только тогда, ког­да человек знает моральные нормы. Если он не знает их и «морально невинен», то и совесть в нем не может заго­ворить. Чтобы переживать по поводу собственного от­ступления от ценностей, нужно их знать и принимать душою. В этом смысле совесть связана с разумом. Однако разум — большой хитрец в отношении того, как найти оправдания для нашего неморального поведения. Когда человек отступает от повелений морали, он обычно гово­рит себе: «я не мог», «я не успевал», «мои старания все равно не дали бы результата», т. е. ищет рациональные, практические аргументы, обосновывающие собственное несовершенство. Вот здесь и вступает в силу сверхразум­ная природа совести. Совесть игнорирует рациональные аргументы, многословные рассуждения и витиеватые до­казательства. Она приходит к человеку чувством, кото­рое без слов говорит: «Ты лжешь себе, ты мог повести себя по-другому». Совесть упрекает молча, но неотступ­но. Она заставляет людей говорить самим себе правду и в конце концов предпринимать реальные усилия для ис­правления ситуации, если это, конечно, возможно.

Всегда ли права совесть? Думаю, что утверждать так было бы некорректно.

Совесть — чувство ответственности за конкретно по­нятый долг, это внутренний самоотчет за выполнение со­вершенно определенных моральных обязанностей! кото­рые далеко не всегда совпадают с обязанностями абст­рактного морального субъекта и могут далеко от них укло­няться. Человек может считать своим долгом соверше­ние кровной мести и мучиться упреками совести за то, что не мог ее совершить. Или некто обязан докладывать начальству о благонадежности окружающих, и его муча­ет совесть, что он пожалел своего соседа и скрыл от вла­стей его критические разговоры. В подобных случаях всегда встают вопросы: является ли истинным то добро, перед которым мы держим отчет? Тем ли идеалам мы слу­жим? Возникает проблема иерархии ценностей, рефлек­сии по поводу самих установок нашей совести. И здесь совесть неизбежно вновь возвращается к разуму, без ко­торого человек не может совершить верный выбор в слож­ной ситуации [7, с.93].

 

Чистая совесть

В обычной речи мы можем употреблять выражения «спокойная совесть» или «чистая совесть». Под ними понимают факт осо­знания человеком исполненности своих обязательств или реализа­ции всех своих возможностей в данной конкретной ситуации.

На эту тему существуют два противоположных взгляда. Один взгляд, выражаемый, в частности, Альбертом Швейцером, состоит в том, что чистая совесть как таковая невозможна. Это все равно, что круглый квадрат или сапоги всмятку. Если совесть — значит, непременно больная.

Строго говоря, в таких случаях речь идет о достоинстве, а слова «чистая совесть» могут выражать только амбицию человека на то, что им достигнуто совершенство, на внутреннюю цельность и гармоничность. Состояние «чистой», «успокоившейся» совести (если принимать это словосочетание в буквальном смысле) есть верный признак бессовестности, т.е. не отсутствия совести, а склонности не обращать внимание на ее суждения. Неспроста принято считать, что «чистая совесть» — это выдумка дьявола.

В подобном случае приводится тот аргумент, что чело­век совестливый по мере своего самосовершенствования предъявляет к себе все более высокие требования. Он ста­новится суперчувствительным к малейшему своему отступ­лению от моральных образцов и начинает переживать та­кие тонкости, которых обычный индивид и вовсе не заме­тит. Он все время страдает от своего несовершенства и его совесть, как открытая рана. Тот же, кто говорит, что его совесть чиста, просто не имеет совести, потому что совесть как раз и есть инструмент, указывающий на укло­нение от долга. Но ведь мы не ангелы! Мы постоянно грешим, попустительствуем своим слабостям, и, значит, чистая совесть — не более, чем иллюзия или самообман [3, с.261].

В притче Иисуса о молитве фарисея и мытаря рассказывается, что фарисей в молитве благодарил Бога за свое особое благочестие, мытарь же, не поднимая глаз к небу и ударяя себя в грудь, лишь просил Бога о милосердии к себе за грехи свои. Оправданным перед Богом оказывается мытарь, «ибо всякий, возвышаю­щий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится»

Фарисей уверен в том, что выполнил долг и что совесть его чиста. Но долг перед Богом означает помимо прочего смирение. Самомнение и заносчивость ему противоречат.

Высший моральный долг человека состоит в том, чтобы содей­ствовать благу других людей и совершенствоваться, в частности в исполнении долга. Совершенствование — потенциально бесконеч­но. Предположение индивида о том, что он достиг совершенства, свидетельствует о его несовершенстве.

Другой взгляд состоит в том, что признавать свою со­весть чистой возможно и нужно. Чистая совесть — это сознание того, что ты в общих чертах справляешься со своими моральными обязанностями, что за тобой нет су­щественных нарушений долга и крупных отступлений от нравственных ориентиров. Зачем надо мучиться, если ты действительно выполняешь то, что положено, и делаешь это честно и охотно? Ощущение чистой совести дает че­ловеку уравновешенность, спокойствие, способность оп­тимистично и бодро смотреть в будущее. Если у мораль­ного индивида возникнут реальные основания для сомне­ний в правильности того или иного своего поступка, ин­дикатор-совесть моментально заработает. Это произой­дет даже раньше, чем возникнет рефлексия, чем появится мысль — «что-то не так». Но там, где таких реальных оснований нет, изобретать себе муки и посыпать голову пеплом совершенно незачем. Совестливость не должна становиться болезнью, мазохистской страстью, тем са­мым самоуничижением, которое паче гордыни. В этом случае человек может так увлечься муками совести, что забудет о реальной жизни, которая продолжается.

Чистая совесть — нормальное состояние человека, вы­полняющего моральный долг, это награда за нравствен­ные усилия. Я совершенно согласна с нашим отечествен­ным ученым XX в. Г. Бандзеладзе, который считает, что без чистой совести добродетель потеряла бы всякую цен­ность [3, с.261].  

Но уверенность в чистоте собственной совести есть либо лицемерие, либо знак нравственной неразвитости, слепоты в от­ношении собственных оплошностей и ошибок, неизбежных для каждого человека, либо свидетельство успокоенности и, значит, смерти души. Наоборот, в ощущении нечистоты собственной' совести — надежда. В муках совести — не только презрение к самому себе, но и тоска по просветлению и самоочищению, а значит, желание исправить ошибку, ответить за преступление. В муках совести — усилие к совершенству. Муки совести знаменуют неприятие себя как такового. В осуждении себя состоит раскаяние, или покаяние, как явно выраженное сожаление о содеянном и намерение (или по крайней мере надежда) не совершать впредь того, что будет достойно сожаления. В признании своей вины (которое может принимать форму исповедального признания) и в осознанном принятии наказания, искупляющего вину, это наме­рение может перейти в решимость. В строгом смысле слова эта решимость и есть добродетель вообще: как стойкость человека в исполнении своего долга — вопреки естественным колебаниям, сомнению, скептицизму, унынию.

Гораздо чаще встречающееся выражение «свобода совести» обозначает право человека на независимость внутренней духовной жизни и возможность самому определять свои убеждения; в узком и более распространенном смысле «свобода совести» означает свободу вероисповедания и организованного отправления культа.

Однако в собственно этическом смысле слова совесть не может быть иной, как свободной, а свобода в последовательном своем выражении — ничем иным, как жизнью по совести.

                                                                       

Виды совести по Э.Фромму

Интереснее понимание совести дано в работах психоаналитика Э. Фромма. Фромм считает, что совесть быва­ет двух видов — авторитарная и гуманистическая. Автори­тарная совесть выражает нашу подчиненность внешнему авторитету. При авторитарной совести мы некритически усваиваем повеления некоей внешней силы, религиозной или социальной, и выполняем ее волю, потому что боим­ся. Подчиняясь авторитарной совести из страха наказа­ния, человек следует повелениям, которые далеки от его собственных интересов. Власть преследует свои корыст­ные цели и использует индивидов лишь как средство, при­нуждая их к подчинению с помощью формирования меха­низмов авторитарной совести.: Если человек отступает от велений власти, он чувствует себя виноватым перед ней и страдает, боясь последующего наказания. Но как только люди понимают, что власть утратила силу и ничем не мо­жет им повредить, они тотчас теряют свою авторитарную совесть и больше не подчиняются тому, перед чем еще вчера робели и преклонялись.

Гуманистическая совесть, по Фромму, это голос са­мого человека, лучшего начала в нем, способного на са­моразвитие. Гуманистическая совесть не дает людям быть рабами, безропотно подчиняться чужим интересам, тратить жизнь впустую. Она призывает к самореализации, к воплощению в действительность лучших своих сил и воз­можностей, к тому, чтобы строить свою жизнь в гармо­нии с другими людьми. Иногда голос совести звучит кос­венно через страх старости или смерти, когда человек вдруг понимает, что он не состоялся и не выполнил дол­га перед самим собой. Совесть — это призыв.

Совесть как зов была понята в XX в. еще одним выда­ющимся мыслителем Мартином Хайдеггером. Совесть для него сродни истине. Она заставляет человека вспомнить о своей конечности, смертности и вынырнуть из обезли­ченного обыденного мира, обернувшись к вопросу о Бы­тии и к теме собственной неповторимой индивидуально­сти. Зов совести приходит в молчании [7, с.94].

 

Совесть и стыд

Как автономен долг, так и совесть человека, по существу, независима от мнения окружающих. В этом совесть отличается от другого внутреннего контрольного механизма сознания — стыда. Стыд и совесть в общем довольно близки. В стыде также отражается осознание человеком своего (а также близких и причастных к нему людей) несоответствия некоторым принятым нормам или ожиданиям окружающих и, стало быть, вины. Однако стыд полностью сориентирован на мнение других лиц, которые могут выразить свое осуждение по поводу нарушения норм, и переживание стыда тем сильнее, чем важнее и значимее для человека эти лица. Поэтому индивид может испытывать стыд — даже за случайные, непредполагаемые результаты действий или за действия, которые ему кажутся нормальными, но которые, как он знает, не признаются в качестве таковых окружением. Логика стыда примерно такова: «Они думают про меня так-то. Они ошибаются. И тем не менее мне стыдно, потому что про меня так думают».

Логика совести иная. И это было осмыслено исторически довольно рано.

Демокрит, живший на рубеже V и IV вв. до н.э еще не знает специального слова «совесть». Но он требует нового понимания постыдного: «Не говори и не делай ничего дурного, даже если ты наедине с собой. учись гораздо более стыдиться самого себя, чем других.» И в другом месте: «Должно стыдиться самого себя столько же, сколько других, и одинаково не делать дурного, останется ли оно никому неизвестным или о нем узнают все. Но наиболее должно стыдиться самого себя, и в каждой душе должен быть начертан закон: «Не делай ничего непристойного» [3, с.263].

 

Совесть и долг

В совести решения, действия и оценки соотносятся не с мнением или ожиданием окружающих, а с долгом. Совесть требует быть честным во мраке — быть честным, когда никто не может проконтролировать тебя, когда тайное не станет явным, когда о возможной твоей нечестности не узнает никто.

Субъективно совесть может восприниматься как хотя внутрен­ний, но чужой голос (в особенности, когда он редко о себе заявляет или к нему редко прислушиваются), как голос, как будто незави­симый от «я» человека, голос «другого я». Отсюда делаются два противоположных вывода относительно природы совести. Один состоит в том, что совесть — это голос Бога. Другой состоит в том, что совесть — это обобщенный и интериоризированный (перене­сенный во внутренний план) голос значимых других. Так что совесть истолковывается как специфическая форма стыда, а ее содержание признается индивидуальным, культурно и исторически изменчивым. В крайней форме этот вывод обнаруживается в положении о том, что совесть обусловлена политическими взгля­дами или социальным положением индивида.

Эти точки зрения не исключают друг друга: первая акцентирует внимание на механизме функционирования зрелой совести, вто­рая — на том, как она созревает, формируется; первая рассмат­ривает совесть по преимуществу со стороны ее формы, вторая — со стороны ее конкретного содержания. Совесть в самом деле формируется в процессе социализации и воспитания, через посто­янные указания ребенку на то, «что такое хорошо и что такое плохо» и т.д. На ранних стадиях становления личности совесть проявляется как «голос» значимого окружения (референтной группы) — родителей, воспитателей, сверстников, как повеление некоторого авторитета, и соответственно обнаруживается в страхе перед возможным неодобрением, осуждением, наказанием, а так же в стыде за свое действительное или мнимое несоответствие ожиданиям значимых других. В практике воспитания обращение воспитателя к совести ребенка, как правило, и выражает требова­ние исполнительности, послушности, соответствия предписывае­мым нормам и правилам. Но так обстоит дело с точки зрения развития этой нравственной способности. Однако сформирован­ная совесть говорит на языке вневременном и внепространственном. Совесть — это голос «другого я» человека, той части его души, которая не обременена заботами и утешениями каждого дня; совесть говорит как бы от имени вечности, обращаясь к достоин­ству личности. Совесть — это ответственность человека перед самим собой, но собой как носителем высших, универсальных ценностей [3, с.264].

Раз совесть указывает на соответствие или несоответствие поступка долгу, то, стало быть, «поступок по совести» — это поступок из чувства долга, это поступок, которого требует совесть. Совесть же настаивает на исполнении долга. О долге в отношении совести Кант сказал:

«Культивировать свою совесть, все больше прислушиваться к голосу внутрен­него судьи и использовать для этого все средства».

И это — тот долг, который человек имеет перед самим собой: совершенствоваться, в том числе в честном и последовательном исполнении долга.

Моральное сознание интригует заключениями, которые здра­вому уму кажутся то логическими кругами, то тавтологиями. Но это все знаки автономии морального духа, который не может вывести себя ни из чего и, не умея успокоиться, утверждает себя через себя самого [3, с.265].

 

Заключение

Таким образом, мы можем сделать следующие выводы:

Принимая во внимание различные аспекты всеобщности моральных требований, можно заключить, что нормативная мысль движется следующим образом:

1) «Поступай одинаково в отношении различных людей в одинаковой ситуации» (беспристрастность).

2) «Поступай одинаково в отношении одного и того же лица в разных ситуациях» (надситуативность).

3) «Исходи из того, что любой другой на твоем месте поступил бы так же, как ты, в отношении данного человека или в данной ситуации, равно и в отношении тебя любой другой в данной ситуации поступил бы так же» (универсалиъуемость).

Совесть — особый морально-психологический механизм, который действует изнутри нашей собственной души, придирчиво проверяя, выполняется ли долг.

Главная функция совести — самоконтроль.

В обычной речи мы можем употреблять выражения «спокойная совесть» или «чистая совесть». Под ними понимают факт осо­знания человеком исполненности своих обязательств или реализа­ции всех своих возможностей в данной конкретной ситуации.

На эту тему существуют два противоположных взгляда. Один взгляд, выражаемый, в частности, Альбертом Швейцером, состоит в том, что чистая совесть как таковая невозможна. Другой взгляд состоит в том, что признавать свою со­весть чистой возможно и нужно. Чистая совесть — это сознание того, что ты в общих чертах справляешься со своими моральными обязанностями, что за тобой нет су­щественных нарушений долга и крупных отступлений от нравственных ориентиров.

Фромм считает, что совесть быва­ет двух видов — авторитарная и гуманистическая.

Стыд и совесть в общем довольно близки. В стыде также отражается осознание человеком своего (а также близких и причастных к нему людей) несоответствия некоторым принятым нормам или ожиданиям окружающих и, стало быть, вины. Однако стыд полностью сориентирован на мнение других лиц, которые могут выразить свое осуждение по поводу нарушения норм, и переживание стыда тем сильнее, чем важнее и значимее для человека эти лица.

В совести решения, действия и оценки соотносятся не с мнением или ожиданием окружающих, а с долгом. Совесть требует быть честным во мраке — быть честным, когда никто не может проконтролировать тебя, когда тайное не станет явным, когда о возможной твоей нечестности не узнает никто.

Завершая разговор о совести, можно сказать, что она всегда выступает как особого рода внимательность, как осторожное замедление рассмотрения морального сюже­та и чуткое вслушивание в ход внутренних и внешних со­бытий — все ли в порядке? Не нужно ли переосмыслить происходящее и предпринять душевные и практические усилия, чтобы восстановить нарушенную моральную гар­монию?

 

 

Список литературы

1. Афанасьев В.Г. Системность и общество. – М., 1990. – 346 с.

2. Бергер П.Л. Приглашение в обществознание: Гуманистическая перспектива. – М.: Аспект Пресс, 1996. – 462 с.

3. Гусейнов А.А., Апресян Р.Г. Этика: Учебник. – М.: Гардарики, 2003.

4. Волков Ю.Г., Нечипуренко В.Н., и др. Обществознание: Курс лекций: Учебное пособие. – Ростов н/Д: Феникс, 1999. – 512 с.

5. Волков Ю.Г., Мостовая И.В. Обществознание. – М.: Аспект Пресс, 1999. – 416 с.

6. Добреньков В.И., Кравченко А.И. Обществознание. В 3-х т. Т.3. социальные институты и процессы. – М.: ИНФРА-М, 2000. – 520 с.

7. Золотухина-Аболина Е.В. Курс лекций по этике. – Ростов н/Д.: «Феникс», 1999.

 

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: