Письмо двенадцатое. О хозяйстве

Наша историческая эпоха окрашена в цвет экономизма. На всем лежит печать экономизма, экономизм придавил высшую жизнь. Никогда ещё не сознавалось так значение хозяйства в человеческой жизни, никогда ещё человек не ощущал такой зависимости от экономики, никогда ещё не ставилась так высоко экономическая производительность и не превращалась в столь самодовлеющую цель. Не случайно в нашу эпоху была создана теория экономического материализма. Эта теория лишь отражала состояние европейского общества. Духовная жизнь человека попала в рабство к жизни материальной. И это явление действительности пассивно отразилось в мышлении как теория экономического материализма, для которой вся духовная жизнь есть лишь надстройка над экономикой. «Идеологические надстройки», которые ныне изобличают экономические материалисты и социалисты, и были признаком благородства человеческого духа, потребности в священной санкции жизни. Эти благородные «надстройки» начали изобличать и материалистически объяснять, когда произошло низкое возобладание материальной жизни над духовной. Не случайно, с противоположного полюса духа, в наше время, христианский мыслитель С. Н. Булгаков создал своеобразную хозяйственную религиозную философию в своей «Философии хозяйства» и в ней провозгласил софийность хозяйства. Многие идеологические течения нашего времени определены гнетущим влиянием экономизма. И более глубокие из этих течений готовы увидеть в экономике почти метафизическое глубинное начало бытия. И Л. Толстой всегда был рабом хозяйственности и всему своему христианству придал хозяйственный характер. Хозяйственность есть и в «Философии общего дела» Н. Ф. Федорова. Никогда ещё ужас перед нуждой, перед необеспеченностью жизни не достигал таких подавляющих размеров. Никогда ещё человек не чувствовал такой тесноты и сдавленности со всех сторон, такой покинутости на произвол судьбы. Гнет экономизма явился результатом потери всякой священной санкции хозяйственной жизни. Что-то страшно обострилось в человеческой жизни за XIX и XX век. Всё труднее и труднее становится человеческая жизнь. От экстенсивного труда человек переходит к интенсивному труду, от экстенсивного душевного типа к интенсивному душевному типу. Ни в чем уже нет шири для человека, всё сдавлено. Тесно человеку на земле. Рост народонаселения и рост потребностей приковали человека к экономике. Вхождение машины в человеческую жизнь было одной из самых радикальных революций человеческой истории, потрясшей все вековые основы человеческого быта. Изменился ритм человеческой жизни. Всё более и более теряется ритм, общий с ритмом природы. Человеческая жизнь делается всё менее и менее природной, естественной. Человек проходит через расщепление и дисгармонию. Что такое нужда, определяющая власть экономики в человеческой жизни? Нужда есть выражение некосмического состояния мира. Окончательное преодоление нужды предполагает наступление космической гармонии, преодоления материального состояния мира, которое означает некосмическое, разодранное и скованное его состояние. Существование законов материальной природы, жизнь в нашем физическом теле, связывающая нас с физическим телом всего мира, предполагает несовершенное, ущербное, нуждающееся состояние человека и человечества. Безумны те из вас, которые думают достигнуть социального рая и блаженства, совершенной свободы и неведения зла и страдания, оставаясь в физическом теле, оставаясь подданными царства материальной природы и её законов. Это природное материальное царство требует от человека хозяйственности, хозяйственного труда, хозяйственной заботы. Евангельские слова о беззаботности птиц небесных и лилий полевых обращены к внутреннему, духовному человеку, но совершенно неприменимы к внешнему плану жизни, не переводимы прямо на него.

Вы, социалисты, выдумали, что нужда есть порождение неравенства и что нужда прекратится, когда будет установлено царство равенства. С хозяйственной точки зрения, это одно из самых нелепых рассуждений, какие можно себе представить. На эту тему декламируют социалисты в угаре революционных страстей, в плане агитации. Но в плане познания, в более спокойном состоянии мышления этого не утверждают даже и более вдумчивые социалисты. Прежде всего, у самого Маркса можно найти опровержение того лжеморалистического положения, что всё зло происходит от неравенства. С хозяйственной точки зрения неравенство было не только необходимо, но и благостно. Благодаря неравенству был возможен максимум достижений в хозяйственной жизни, максимум преодоления нужды. Не неравенство создает нужду, а нужда создает неравенство, как спасительное приспособление, как выход, предотвращающий хозяйственное и культурное понижение и гибель. Это подтверждает ход русской революции. Неравенство есть могущественнейшее орудие развития производительных сил. Уравнение в бедности, в нищете сделало бы невозможным развитие производительных сил. Неравенство есть условие всякого творческого процесса, всякой созидательной инициативы, всякого подбора элементов, более годных для производства. Неравенство создает социальную обстановку, в которой могут жить и удовлетворять свои потребности народы и при невысоком развитии производительных сил. Ваше социалистическое отношение к неравенству и разделению труда есть совершенно некритическое смешение категорий экономических с категориями моральными. И лишь в силу этого смешения отождествляете вы социальное неравенство с эксплуатацией чужого труда, формы труда с нравственными преступлениями. Поистине, существует эксплуатация чужого труда и нравственно преступное отношение классов имущих к классам неимущим. Но это суждение принципиально иного порядка, чем суждение об организации хозяйственной жизни. Вы гордитесь Марксом как самым объективным и научным умом, для которого познание не было ничем субъективным замутнено. Но вся теория прибавочной ценности у Маркса была основана на смешении экономических и моральных категорий, замутнении объективного субъективным. Теория прибавочной ценности и сделалась источником субъективно-морального пафоса революционного социализма. Если более чем сомнительны научные качества теории трудовой ценности и она уже была смешением разных категорий, то та дедукция, которую сделал из нее Маркс в своем учении о прибавочной ценности, превратилась в декламацию революционной морали против злодеев-эксплуататоров. Это субъективно-моралистическое, революционно-классовое учение находится в разительном противоречии с другой стороной учения Маркса, в которой признается объективное преобладание в хозяйстве момента производительного над моментом распределительным и потребительным. Если форма распределения, если социальная структура общества определяется формами производства, необходимой на данной ступени развития организацией производства, то падают все пошлые декламации о неравенстве и эксплуатации как источниках всех зол и бедствий. И самое рабство может быть признано для своего времени относительным благом в организации хозяйства.

Хозяйственная задача, стоящая перед человеком, есть прежде всего задача овладения природой и регуляции её стихийных разрушительных сил. С этой точки зрения и социализм может быть оправдан лишь как известная форма организации производства, регуляции стихийных сил. И марксизм ведь оправдывает социализм, прежде всего, как организацию производства, повышающую производительность труда на известной ступени развития. Социализм, который понизил бы производительность труда и мешал бы развитию производительных сил, был бы реакционным. Таков русский социализм, хотя бы он и связывал себя с марксизмом. Он ведет к бедности и нищете, он истребляет материальные ценности. Рост производительности, овладение стихийными силами природы есть необходимое условие победы над нуждой, бедностью и голодом в плане материальном. Неисполнение этого основного условия, этой заповеди производительности труда и ожидание социального благополучия есть требование социального чуда, есть вымогательство чуда теми, которые чудес не признают и духовно недостойны их. В вашей социальной настроенности всегда преобладают идеалы потребления над идеалами производства. У вас потребительское, а не производительское отношение к жизни, и вы хотели окончательно укрепить такое отношение в рабочем классе, отрицая долг труда и духовную дисциплину труда. Вы представляете себе социальный рай как максимум потребления и минимум производства. И вы хотели бы совершенно уничтожить тот класс людей, который заинтересован в усилении производительности, в производственной инициативе и производственном плане. Ваш потребительский идеал жизни – предельно мещанский идеал. В нём нет никаких творческих задач. «Сознательный» социалистический рабочий – прежде всего хочет быть потребителем и ведет борьбу за интересы потребления, а не интересы производства, «сознательность» освобождает его от всех обязанностей и внушает ему бесконечную притязательность. «Буржуа» может быть в тысячу раз более всякого рабочего поглощен самыми звериными интересами потребления, но в этом нет никакого «идеала» — это просто низкое, греховное и преступное состояние человека, скотоподобное существование, вообще преобладающее над существованием человекоподобным. «Сознательный» же рабочий имеет идеал земного потребительского рая и этим отличается от рабочего-обывателя, от всякого обывателя, с его нуждами, горестями и законными мечтами о лучшей жизни. Потребительские социалистические идеалы разрушают хозяйство, мешают человеку овладеть силами природы. Максимальное народное богатство и преодоление нужды достигается тогда, когда целое ставится выше части, когда целью ставится не потребительское благо и удовлетворение людей, а благо и ценность государства, нации, культуры. Этим не исключается то, что интересами государства, нации и культуры могут лицемерно прикрываться интересы классов и отдельных людей.

Но потребительский социальный идеал ведет к нищете.

Хозяйственная, материальная жизнь не может быть противополагаема жизни духовной, не может быть от нее совершенно отвлечена и оторвана. Дуалистическая социология, разрывающая дух и материю в жизни социальной, — ошибочна и иллюзорна. Вся материальная жизнь есть лишь внутреннее явление жизни духовной и в ней коренится. Частичная правда экономического материализма может быть перевернута и с более глубокой точки зрения, материальная жизнь может быть понята как производная от жизни духовной. Значение духовной дисциплины личности и народа для жизни хозяйственной огромно. Дисциплина труда, организация труда и производительность труда зависят от духовных факторов. В конце концов, дух побеждает природу и овладевает стихийными силами природы. Хозяйство, как претворение природных сил, как их организация и регуляция, есть акт человеческого духа. И от качеств духа зависит характер хозяйства. Хозяйство не есть явление мертвой, материальной природы, оно насквозь пропитано духовными энергиями человека и предполагает общение между человеком и природой, их взаимопроникновение. Труд есть явление духа, а не материи, он имеет духовные основы. Рост материальных производительных сил предполагает целесообразную энергию, творческую инициативу человека в отношении к природе. И материальное потребление не может быть единственной целью хозяйства. Им движет и созидательный инстинкт человека. Социальный организм не может быть дуалистически разорван, и нельзя в нём материальную сторону мыслить отвлеченно. Такое отвлечение материальной жизни и обездушивание её порождает целый ряд болезненных явлений. На этой почве происходит и непомерное преувеличение значения народного хозяйства, господство экономики над всей жизнью, и непомерное пренебрежение к хозяйству, третирование его как чего-то низменного и недостойного. И в том и в другом случае хозяйство делается давящей бездушной силой. Забывают, что хозяйство есть обнаружение силы человеческого духа и что через него осуществляется миссия царственного призвания человека в природе. Хозяйственная жизнь не может быть ни господствующей, ни самодовлеющей. Она должна быть подчинена высшим началам жизни. Тогда лишь хозяйство осуществляет свою миссию регулирования стихийной природы. Хозяйство не допускает смертоносного торжества стихийных сил, оно ограничивает власть смерти в природном порядке. В хозяйственном акте есть мистериозная сторона, которая мало сознается в наш секуляризованный век. Добывание из природы хозяйственных благ есть духовное действие, в котором недра природы раскрываются для приходящего владеть ею мужа.

Но дух человеческий по-разному может быть в рабстве у материальной жизни, у им же создаваемого хозяйства. Дух человеческий может быть в рабской зависимости не только от природной среды, но и от социальной среды. Капитализм и социализм представляют отвлеченные начала, которым не соответствует никакая простая действительность. В действительности не существует и не может существовать в чистом виде никакого капитализма и социализма. Но эти два начала можно мыслить как две формы рабства человеческого духа у экономики, у им же созидаемого хозяйства. В чудовищном капиталистическом хозяйстве дух человеческий вызывает и развивает силы, которые им же овладевают и порабощают его. Человек не может справиться не только с стихийными силами природы, но и с стихийными силами хозяйства, которые живут и действуют по собственному закону. Духовный центр утрачивается, и происходит смещение иерархических ступеней жизни. Тогда на смену капитализму приходит социализм со своими притязаниями урегулировать стихийные силы хозяйства, рационализировать хозяйственный хаос. И человеческий дух попадает в новую форму рабства. Мы уже видели, что несет с собой в мир социализм. В пределе своем он окончательно должен истребить человека. Регуляцию стихийных сил хозяйства социализм хочет купить ценою обобществления человека без остатка, превращения его в экономическую категорию. Но процесс этот начался ещё в капитализме. И противопоставить рабству капиталистическому и рабству социалистическому можно лишь внутреннюю свободу духа от гнета материальной жизни. Хозяйство изнутри полагается как явление и средство духовной жизни. И можно установить два духовных отношения к хозяйству: оно может быть основано на труде подзаконном и освещено правдой ветхозаветной и может быть основано на труде творческом и освещено новым религиозным светом.

Поистине, революционный переворот, не в поверхностном, а в более глубоком смысле слова, произвела в хозяйстве машина. И проблема машины принадлежит к глубоким метафизическим проблемам. Многих благородных мыслителей XIX века ужасало победное шествие машины, и они чувствовали глубокую противоположность между машиной и духом, видели в её завоеваниях материализацию и механизацию духовной жизни, угашение духа. Так чувствовали и многие русские писатели и мыслители, из самых лучших. Я не вполне разделяю этот взгляд и думаю, что он не идет в самую глубь вопроса. Хотя и я чувствую опасности, связанные с властью машин, и испытываю смертельную тоску от их дыма и шума. Поистине, машина есть как бы распятие органической природы. Она разрушает органический ритм нашей природной жизни, она разрывает всякую органическую целостность. Машинизация нашей жизни и есть прохождение через расщепление, выход из первоначальной целости родовой жизни, в которой дух и материя связаны неразрывно, в которой дух пребывает и ещё в самых недрах органической материи. Хозяйственные победы человека над природой должны вести к отрыву человека от природы, к расщеплению целости и раздвоению. Человек выходит из недр природы, из её стихий и хочет быть господином природы, хочет владеть природными стихиями. И природа отходит от человека, она морщится и иссыхает вокруг него. Победное явление машины и есть самый важный момент борьбы человека с природой. Машина косит всё живое в природе. Она несет смерть животным и растениям. Повсюду, где распространяется власть машины, отцветают цветы. Машина должна разрушить одно из самых совершенных явлений органической природы — человеческое тело, она должна заменить тело. В победном шествии своем машина несет гибель античной красоте. Это явственно видно на футуризме, который есть рабское отражение машинизации жизни. Гордая мечта человека о власти над природой ведет к уродству, к смерти красоты, к разрушению цветущей жизни. Вы допустили какую-то неправду в самой постановке задачи овладения природой и властвования над ней. Вы разобщены с душой природы. Вы хотите не брачно владеть природой, владеть не соединяясь, а разобщаясь с ней. И потому горьки и некрасивы плоды вашей власти над природой.

Но ошибочно было бы думать, что машина убивает дух. Не дух, а органическую материю, плоть мира убивает машина. Она несет с собой смерть не духовной жизни, по существу неистребимой, а органическому жизненному укладу, родовому быту. Вхождение машины в нашу жизнь вызывает у многих благородных душ романтическую тоску по утерянной цельности и органичности, по старому бытовому укладу. Но этой щемящей романтической тоской прошлого не вернешь. Духовная жизнь человека на иных путях должна искать цельности и красоты. Победа машины и произведенные ею опустошения вызывали вражду к цивилизации, изобличение её лжи и неправды, идеализацию варварства, мучительные потуги вернуться к первобытной цельности. Но в этой направленности духа чувствуется бессилие и бесплодность. И для того, чтобы дух почувствовал себя легче и свободнее, необходимо понять двойственный и антиномический характер появления машины в мире. Машина не только угнетает дух человеческий, но и освобождает его, она как бы железными клещами высвобождает его из органической материи, в которой он сначала дремал, а потом стал пробуждаться. Машина порождает расщепление и раздвоение, которые очень усложняют нашу духовную жизнь и делают возможными тончайшие её явления. Первоначальная органическая целостность груба, утонченно лишь романтическое отношение к этой органической целостности в эпоху, когда она разрушена. Первоначальная органическая целостность — бедна познанием. Познание обострено и углублено, когда прошел уже человек через расщепление и раздвоение. И более глубокое отношение к машине не так прямолинейно и просто, как это представляется романтикам прошлого. Мир должен пройти через торжество машины, и дух человеческий должен устоять в этом процессе, должен окончательно освободиться и придти к высшей цельности. Хозяйство не может развиваться без машины. Нельзя отрицать машину во имя более отсталых форм хозяйства. И отрицание машины есть отрицание хозяйственного процесса, есть возврат человека к первоначальной, рабской зависимости от стихийных сил природы. Народнический идиллизм и утопизм, в конце концов, утверждает рабскую зависимость человеческого духа от материальной природной и социальной среды, так как отрицает, что дух может сохранить свободу и при переходе к более сложным формам хозяйства. Так дух человеческий ставится в исключительную зависимость от бытового уклада, от отсталых форм хозяйствования. В этом отношении марксизм более прав, чем народничество. В машине есть и начало темной магии. За современной техникой скрыта та же психология, которая была у черных магов, та же корыстная жажда власти над природными силами с помощью внешних средств. Но через технику раскрывается возможность и более светлой магии, основанной на большей любви к внутреннему существу природы. На историческую роль машины нужно смотреть диалектически, о ней нельзя сказать просто «да» или «нет».

Цели и смысл хозяйственной жизни лежат глубже и дальше, чем это представляется обычному хозяйственному сознанию. Эти цели и этот смысл могут быть осознаны лишь в сознании, выходящем за пределы хозяйства. Хозяйственный акт должен победить тяжесть и скованность материального мира, должен овладеть хаотическими стихиями. Но победа над хаотическими стихиями природы и овладение человеком давящей его материальностью не может ограничиться небольшой частью природы, окружающей человека на земле. Наше планетное хозяйство окружено со всех сторон опасностями, оно подвержено воздействию космических сил. Наша агрикультура находится во власти космических сил, и мало ещё сделано для регуляции тех стихийных сил, которыми она окружена. Перед человеком стоит задача создания космического хозяйства. Космическое хозяйство не есть утопия райского блаженства, перенесенная с нашей земной планеты на небесные пространства. Само задание космического хозяйства определяется истинно реалистическим, не отвлеченным отношением к природе. Человек всё ещё недостаточно сознает глубину своей связи с космической жизнью. Некогда он непосредственно чувствовал глубину этой связи и ощущал себя пребывающим в самых недрах космической жизни. Потом освободился человек от власти демонов природы, ушел от Великого Пана и начал чувствовать природу далеким себе и давящим механизмом. Сознание же новой связи и общности человека с космосом было лишь достоянием немногих. Человек не вошел ещё вглубь природы, для того чтобы владеть и управлять стихиями, а не быть в их власти и не управляться ими. Человек остался на поверхности природы и на поверхности ведет своё хозяйство. На поверхности много фикций представилось ему и много фикций им создано. Много фиктивного, не подлинно реального есть и в технической власти современного человека над природой, которой он так гордится. Всё ваше техническое могущество, все ваши социальные регуляции не идут вглубь природной жизни. Как жалко всё ваше техническое могущество и как умеренны все ваши утопии по сравнению с «проектом» Н. Ф. Федорова, раскрываемым в его «Философии общего дела». Н. Федоров ставит дерзновенную задачу создания космического хозяйства, регуляции всей природы, победы над смертоносными её силами. Н. Федоров выявляет пределы хозяйственной задачи человека. Поистине, хозяйство должно быть победой жизни над смертью. Но кто из вас думал над тем, что хозяйство должно победить смертоносные силы, что в нём должна обнаружиться сила воскрешающая? Ваша техника и ваш социализм узаконяют смерть, покорны закону смерти и не хотят воскресения. Для того, чтобы дело жизни победило дело смерти, необходим ключ к раскрытию космической жизни, в которой всё неразрывно связано и ничто не может быть отделено и изолировано без смертоносных последствий.

Маги всех времен искали ключа к тайнам космической жизни и хотели насильственно вырвать у природы её секреты, оставаясь далекими и чуждыми самой душе природы. Черные маги были насильниками и властолюбцами. Но некоторые секреты внутренней жизни природы им всё-таки удалось узнать. Вся наша позитивная наука и техника имеет большую связь с магией, чем это представляется вашему сознанию. Вы забыли своё происхождение и своё родство. Техника и есть современная магия. Она хочет насильственно узнать секрет природы и властвовать над природой для корыстных человеческих целей, оставаясь чуждой внутренней жизни природы. И техника должна, в конце концов, переродиться в магию, обнаружить свою истинную природу. В технике есть элемент черной магии, и она освобождает силы, действие которых ещё неизвестно и не так безопасно, как это кажется. Элемент черной магии есть и в современном капиталистическом хозяйстве. Так, власть денег над жизнью, поистине страшная власть, есть форма черной магии. Деньги оторвались от всякой онтологической основы, в них нет подлинного бытия, они ведут фиктивное призрачное существование. И в них есть магия власти и могущества. Задача создания космического хозяйства, победы над смертоносными стихиями природы и регуляции этих стихий — магическая задача, она не может быть лишь задачей позитивно-технической. Но магия может быть также и светлой. Темная магия окончательно порабощает человека. Светлая магия, подчиненная началам религиозным, освободит человека. Расширение и углубление хозяйственной проблемы есть и в книге Булгакова «Философия хозяйства». В ней религиозно осмысливается хозяйство. Но сама религия получает слишком хозяйственный характер. Булгаков признает хозяйство софийным. Этим он хочет связать его с душой мира. Книга Булгакова — симптом углубления проблемы хозяйства, осознания его космического характера. Но есть опасность в таком охозяйствовании Софии – Премудрой Девы, не рождающей и не устрояющей. Всё яснее и яснее становится, что победа над социальным злом и нуждой есть космическая задача, – она невыполнима в пределах ограниченной земной общественности. Прав Н. Ф. Федоров, и ему принадлежит последнее слово в том, что вы называете «социальным вопросом»: корень зла не в бедности и нужде, а в смерти; бедность и нужда – производное от смерти, «социальный вопрос» в мировом смысле разрешим лишь путем победы над смертоносными силами. Одни экономические средства тут не помогут. На вашей поверхности жизни, в ваших сдавленных перспективах разрешимы лишь социальные вопросы, а не мировой социальный вопрос. Социализм, выставивший пустую претензию разрешить мировой социальный вопрос, хочет лишь равномерно распределить власть материи над человеком. Потребительски-распределительный хозяйственный идеал социализма по существу не духовен и антирелигиозен, это рабий идеал.

Совершенное питание с религиозной точки зрения – евхаристическое питание. В евхаристическом питании человек соединяется с космосом во Христе и через Христа. Тогда потребление и творчество совпадают, человек впитывает в себя космическую жизнь и из себя выделяет творческую энергию в космическую жизнь.

Хозяйство есть иерархическая система. Его нельзя мыслить себе атомистически. Оно не может быть ареной борьбы всех против всех. Всякое хозяйство есть организованный труд, есть регуляция стихийных сил. Хозяйство есть взаимодействие рациональных и иррациональных сил. Это верно и по отношению к тому капиталистическому хозяйству, которое социалисты любят называть анархическим. Анархическим капиталистическое хозяйство можно назвать лишь в очень условном и относительном смысле. Зло капиталистического хозяйства связано с духовной жизнью людей этой эпохи, с их религиозным и моральным падением, а не с экономической стороной капитализма самой по себе. Именно потому, что хозяйство есть иерархическая система, а не механизм, слагающийся из атомов, в основе его лежит личность с её качествами и способностями, с её дисциплиной труда. Для хозяйства имеет значение аскетическая дисциплина личности, и известного рода аскетика необходима для хозяйственного труда. При полной распущенности личности разрушается и хозяйство. Революции – не благоприятны для хозяйства. И революционными путями нельзя реформировать и улучшить хозяйство. Не такова природа хозяйственного процесса Восстания и бунты могут иметь лишь разрушительное влияние на хозяйство Разрушение дисциплины труда отбрасывает хозяйство назад. Все опыты социальных революций уничтожают свободу лица в хозяйственной жизни. Лицо перестает быть вменяемым и ответственным, оно не имеет ни прав, ни обязанностей. Всё хотят возложить на коллективы, образовавшиеся революционным путем из хаоса атомов. Но с свободой хозяйственной жизни, с свободой лица в хозяйственной жизни, с его свободной инициативой связана свобода человека. Утверждение значения личности в хозяйственной жизни не означает непременно экономического индивидуализма. В хозяйственной жизни возможны сложные пути и совместимы разные начала. Но полное подчинение хозяйственной личности общественному коллективу или государству разрушает хозяйство и порабощает личность. Свободное существование личности в материальном мире предполагает свободу хозяйствования, свободные и ответственные акты человека в отношении к материальной природе. Вот почему «социализм» может быть лишь одним из методов организации хозяйственной жизни, и он должен быть лишь средством для обеспечения за лицом свободы хозяйствования. Каждое хозяйственное лицо принадлежит к хозяйственному организму, к хозяйственной иерархии. Но это и значит, что лицо свободно. Органический член иерархии свободен. Порабощен же член коллектива, который не есть иерархический организм и имеет строение однородное, механически смешанное и уравненное, в котором есть лишь количество и нет качества. Вы и хотели бы превратить общество человеческое в такой однокачественный и уравненный хозяйственный коллектив и поработить ему окончательно человеческое лицо. Хозяйство есть организм разнокачественного, иерархического строения, а не коллектив однокачественного, механически уравненного строения. Против этого невозможны никакие революции, желающие заменить организм и личность, сотворенные Богом, коллективом, созданным человеческим произволом. Углубление проблемы хозяйства должно связать хозяйственный организм с организмом космическим. Уже идеологи капитализма не хотели видеть в хозяйстве организма, и идеологи социализма лишь продолжали их дело разрушения идеи хозяйственного организма. Поэтому и те и другие враждебны человеческому лицу. Хозяйственный универсализм одинаково должен быть противоположен и капитализму, и социализму.

С принципом органической иерархичности в хозяйственной жизни неразрывно связан принцип частной собственности. Но принцип собственности давно уже обездушен и извращен. Социалисты лишь доканчивают то разрушение духовных основ собственности, которое началось давно. Буржуазно-капиталистическая эпоха уже оторвала собственность от онтологических её корней. Превращение собственности в орудие корысти, наживы и угнетения ближних духовно разрушает собственность и готовит почву для социалистического её отрицания. Социалистическое отношение к собственности и есть предел неодухотворенного, морально неоправданного и исключительно потребительски-корыстного отношения к собственности и к предметам материального мира. Социализм обобществляет собственность и все предметы материального мира, потому что он не допускает никакой духовной ценности и никакого нравственного смысла в индивидуальном отношении человеческого лица к предметам материального мира, к природе. Для социалистического сознания все хозяйственные акты совершенно бездушны, не освящены, аморальны, определяются голыми интересами и потому в них не может быть закреплено ничто духовно ценное и нравственно осмысленное. Все вы, социалисты, помешаны на экономике и находитесь в рабстве у экономической действительности, но, в сущности, вы презираете хозяйство и видите в нём лишь предметы для расхищения и раздела. Вы не знаете Божественного хозяйства, не имеете религиозного оправдания хозяйственного акта. Для вас не существует таинственной стороны хозяйственного действия человека на природу. Вот почему вы с такой легкостью отрицаете собственность. В этом вы плоть от плоти и кровь от крови тех буржуа, которые давно отвергли все святыни и занялись расхищением природы для приятной и благоустроенной жизни. Вы желаете для всех совершить такое расхищение, для всех устроить приятную и благоустроенную жизнь, свободную от всякой тоски и печали по святыням. Хозяйственное отношение к природе без прав и обязанностей собственности для человеческого лица есть циническое отношение к хозяйству и к природе, есть превращение всего материального лишь во временное, быстротечное, корыстное средство и орудие. Это и есть исключительно потребительская идеология, взгляд на весь материальный мир исключительно как на средство удовлетворения потребностей.

Собственность, по природе своей, есть начало духовное, а не материальное. Она предполагает не только потребление материальных благ, но и более устойчивую и преемственную духовную жизнь личности в семье и роде. Начало собственности связано с метафизической природой личности, с её внутренним правом совершать акты, преодолевающие быстротечное время. Собственность родилась в борьбе человеческой личности со стихийными силами природы. Свободный дух человека налагает свою волю на стихийную природу, и от этого акта рождаются неотъемлемые права и обязанности. Связь лица с собственностью одухотворяет его отношение к материальной природе, делает его не исключительно потребительским. Начало собственности связано также с отношением к предкам. Собственность есть воплощенная связь отцов и детей. Право отцов передавать свою собственность детям, внукам и правнукам есть обнаружение акта любви и материально ознаменовываемой связи. Такое же проявление акта любви и материально ознаменованной связи есть и в праве передачи собственности всякому любимому и близкому существу. Хозяйственные акты человека по метафизической его природе распространены за пределы эмпирической его жизни, они преодолевают время. Начало собственности связано с бессмертием человеческого лица, с правами его над материальной природой и после его смерти.

Коллективизм, отрицающий всякое право собственности, есть рабство личности у стихийных сил природы. Поэтому он свойствен первым ступеням развития человеческого общества. Но он хочет и на вершинах этого развития подчинить человеческое лицо хозяйственной жизни. Он отрицает за человеческим лицом право совершать акты, свидетельствующие о его власти над материальной природой. Частная собственность на землю есть более одухотворенное отношение к земле, чем национализация и социализация земли. Частная собственность на землю делает возможной любовь к земле, к полю и лесу, вот к этому дереву, около которого сидели деды и прадеды, к дому, к воспоминаниям и преданиям, связанным с этой землей и её прежними владельцами, она поддерживает связь времен и поколений. Национализация и социализация земли вызывает исключительно потребительски корыстное отношение к земле, грубо материалистическое, лишенное всякой душевной теплоты, она сделает невозможной интимную связь с прошлым, с предками, убьет предание и воспоминание. Отношение к материальным предметам сделается безличным, исключительно утилитарным.

Это верно и по отношению ко всякому хозяйственному делу. Более одухотворенное и личное отношение к хозяйственной деятельности предполагает частную собственность, устойчивую перспективу, переходящую за пределы эмпирической жизни людей. Христианское же преодоление всякой собственности и всякого богатства есть уже явление духовной, а не хозяйственной жизни. Христос не отрицал частной собственности в плане материальном, когда он предлагал раздать имение своё бедным, он даже этим утвердил существование собственности. Если совершенно уничтожить собственность хозяйственно-принудительным путем, то для христианского подвига отречения не останется места, он будет не нужен и невозможен. Культ бедности св. Франциска не был отрицанием собственности в объективно-хозяйственном порядке, он даже предполагал существование собственности. В коммунистическом строе св. Франциск невозможен и невозможен никакой культ бедности. Но начало собственности подвержено гниению и разложению. Великие злоупотребления возможны в связи с собственностью. И собственность не может быть признана абсолютным и высшим началом. Она должна быть ограничена и подчинена более высоким началам.

Социальное реформирование общества и предполагает такое ограничение собственности и подчинение её иным началам, связанным с космической жизнью. Власть человека над природными стихиями должна иметь онтологическую силу и основу. Мещанское обоготворение собственности и злоупотребление ею в хозяйственной жизни извращает эту онтологическую основу, делает человека рабом призрачных благ и затрудняет подход к образу человека. Это такой же соблазн, как и соблазн коллективизма, который окончательно истребляет образ человека. И отношение человека к производственному хозяйственному процессу может принимать ложное направление в две противоположные стороны: или отрицается долг хозяйствования, императив производительности, или человек порабощае