От онтологии к трансцендентальной аналитике (И. Кант)

 

Критический анализ познавательных способностей человека приводит Канта к выводу о тои, что объективная реальность, как часть бытия, существующая до познания и независимо от него, принципиально непознаваема. Познаваемы, говорит Кант, лишь явления, но они не могут рассматриваться как форма обнаружения объективного бытия. Для его обозначения Кант вводит понятие «вещи-в-себе» - совершенно замкнутой внутри себя реальности, о которой мы никогда не можем сказать что-либо определенное.

Вещь в себе невозможно не только чувствовать, но и мыслить, поскольку она недоступна как чувственному опыту, так и рациональным рассуждениям. Кантовский анализ показывает, что категории единства, целостности, существования, взаимодействия, возможности и др., которые, как полагала традиционная онтология, выводятся из опыта мышления бытия, на самом деле носят априорный характер. Они существуют до всякого опыта как первоначальные структурно-логические схемы рассудочной деятельности. В категориях представлено не знание о чем-либо, лежащем за пределами мышления, а лишь его собственные внутренние формы. Поэтому они (категории) не определяют ни одного объекта, а выражают лишь само мышление, направленное на объект вообще.

Таким образом, вопрос о фундаментальных определениях бытия, который был центральным в традиционной онтологии, приобретает парадоксальный характер: с одной стороны, разум не может уклониться от этого вопроса, поскольку он «навязан ему его собственной природой», а с другой – «не может ответить на него», поскольку он превосходит его собственную природу.

Единственное, что рассудок может делать a priori, - это «антиципировать форму возможного опыта вообще». Действительным же предметом опыта может быть только явление. Поэтому мышление никогда не может выйти за пределы чувственности, в которой только и могут быть даны реальные предметы.

Основоположения рассудка ни в колей мере не относятся к бытию «вещей-в-себе», а выступают лишь как принципы описания явлений на «языке» самого мышления. Поэтому, как говорит Кант, гордое имя онтологии, как науки способной давать априорное знание о бытии как таковом, «должно быть заменено скромным именем простой аналитики чистого рассудка». Или, иными словами, метафизика, которая желает стать наукой, должна быть не онтологией (исследованием того, как существуют предметы безотносительно к нашему познанию), а гносеологией, т.Е. исследованием общих принципов функционирования мышления.

 

«Онтологический поворот» в философии ХХ века. Кантовский призыв к гносеологизации метафизики не остался без внимания, хотя не был реализован в полной мере. Происходит, скорее, не отказ от онтологии, а изменение ее характера, перенос акцента с объективной на субъективную сторону. Уже Гегель превращает кантовский чистый разум из человеческой способности в абсолютную идею, которая вместе с тем является и субъектом, осуществляющим себя в ходе всемирной истории.

Различие между мыслью и предметом, самосознанием и внешней действительностью, с точки зрения Гегеля, возникает как результат «отчуждения» (объективации) абсолютной идеей своей собственной сущности. Абсолютная идея (она же абсолютный субъект) опредмечивает свою сущность, с тем, чтобы затем, сняв это опредмечивание и объективацию, вновь вернуться к себе самой, т.е. в сферу чистого мышления «мыслящего самого себя».

Гуссерль, формулируя основные положения своей феноменологической философии, опирается на кантовскую мысль о том, что категории не являются обобщениями эмпирического опыта, а представляют собой изначальные структурно-логические формы мышления. Эти идеальные сущности и составляют, по Гуссерлю, подлинное первоначальное бытие. Все остальное выступает как некая второстепенная реальность, которую феноменологическая философия «заключает в скобки» и оставляет без рассмотрения. Категории, которые Кант считает априорными формами мышления, получают у Гуссерля значение форм «идеального бытия», не имеющего прямого отношения к предметному миру.

Таким образом, несмотря на кантовскую критику, и даже в значительной степени благодаря ей, в европейской философии ХХ века вновь намечается поворот к онтологии. Наиболее заметными из онтологических концепций становятся, сложившиеся примерно в одно и то же время, «критическая онтология» Николая Гартмана и «фундаментальная онтология» Мартина Хайдеггера.

 

КОНЕЦ.

 

Определенный ракурс, под которым бытие рассматривается со своей особой точки зрения, а все вместе они образуют некое функциональное единство, закрепленное в системе языка. Каждый владеющий языком, причастен к этой системе, но это отнюдь не означает преднамеренности и полной осознанности ее применения. Язык владеет человеком не в меньшей, а может быть и в большей мере, чем человек владеет языком. В полной мере язык не принадлежит ни одному из говорящих, в полной мере он существует лишь в культурном сообществе.

Культура каждого сообщества, как и его язык, отличается от культуры и языка всякой другой культуры. Это дает нам все основания предположить, что разграничительные линии, которые язык прочерчивает по "телу" бытия могут образовывать "миры", имеющие различные конфигурации. Впервые эта мысль была высказана в известной гипотезе лингвистической относительности, часто называемой, по имени ее авторов, - гипотезой Сепира-Уорфа. "Мы расчленяем природу, - утверждает Уорф, - в направлении, подсказываемом нашим родным языком. Мы выделяем в мире явлений те или иные категории и типы совсем не потому, что они (эти категории и типы) самоочевидны... Мы расчленяем мир, организуем его в понятия и распределяем значения так, а не иначе, в основном, потому, что мы - участники соглашения, предписывающего подобную систематизацию... Определить явление, вещь, предмет, отношение и т.п., исходя из природы, невозможно; их определение всегда подразумевает обращение к категориям того или иного конкретного языка."

Суть гипотезы о лингвистической относительности состоит в том, что организация мира нашего опыта зависит от категориального строя конкретного языка, поэтому даже одно и то же событие может выглядеть совершенно по-разному, в зависимости от употребляемых языковых средств. В самом деле, мир, в котором "Петух сзывает кур своим криком", отличается от мира, где "Крик петуха приводит в движение кур".[1]

Принимая эту гипотезу мы переносим категории из сфер аристотелевского бытия, кантовского чистого разума или гегелевского Абсолютного духа в сферу человеческого языка и тем самым прощаемся с вдохновлявшей этих мыслителей надеждой открыть (или создать) абсолютно полную и завершенную систему категорий, которая была бы единой и единственной "для всех времен и народов". Помещая категории в языковых структурах мы признаем, что в них находит свое выражение не бытие как таковое или сознание вообще, а конкретный жизненный мир человека принадлежащего к определенной культуре и исторической эпохе.

 

Идея связи категорий с непосредственным жизненным миром человека получает развитие в современных вариантах феноменологическо-экзистенциальной философии. В традиционном понимании категории служат, прежде всего, для того, чтобы выделить и обозначить то, что является для человека наиболее важным, значительным. Но то, что представляется важным и значительным с точки зрения целого - культурного сообщества, например, - может быть совершенно безразличным для отдельно взятого, "вот этого" человека. Для отдельного человека самым важным может быть то, что его непосредственно задевает, касается именно и только его индивидуального бытия: его опасения и надежды, стремления и комплексы, сомнения и страхи. Так в контексте философских исследований появляются совершенно нетрадиционные, так называемые "экзистенциальные категории", такие как, например, категории "смерти", "страха", "заброшенности", "заботы" и др.

 

Заключение. Подводя итоги нашего анализа, можно сказать следующее. Независимо от контекста их интерпретации философские категории представляют предельно широкие родовые определения бытия. Как предельно общие роды, сами они не имеют стоящего над ними высшего рода и, следовательно, не могут быть, подобно понятиям, определены через отнесение к более высокому роду, с указанием на видовое отличие. Они определяются не через более высокие роды, а путем установления отношений с другими категориями. Понятия, которые входят в смысловое поле каждой категории, подчинены ей и выражают те или иные ее аспекты, оттенков и конкретные формы проявления. Отношения между категориями и понятиями можно проиллюстрировать следующим образом.

 

Всякое понятие имеет определенную предметную область или объем, который включает множество предметов, охватываемых данным понятием. Так, например, объем понятия "стол" - множество всех возможных столов, а понятия "дом" – всех возможных домов. Понятно, что, поскольку имеются в виду не только актуально существующие, но и все возможные столы или дома, объем каждого из этих понятий составляет бесконечное множество, поэтому мы не можем сказать какое из этих понятий имеет больший объем, а какое - меньший. Однако существуют понятия, отношения между которыми таковы, что позволяют однозначно определить, какая из двух сравниваемых бесконечностей больше. Так, например, бесконечное множество берез явно меньше, чем бесконечное же множество деревьев, а бесконечность деревьев меньше бесконечности растений. Мы получаем иерархический ряд понятий, в котором каждое последующее, включает в себя предыдущее, как свою составную часть: береза - дерево - растение - живая природа - природа - бытие. Завершает этот ряд понятие, которым исчерпывается возможность дальнейшего расширения объема. Это и есть философская категория, которая выступает как предельно широкое обобщение, абсолютная граница дальнейшего расширения предметной области.

Понятия низших уровней общности очерчивают границы предметных областей конкретных наук, и выступают как категории той или иной науки, поскольку выполняют (в пределах ограничиваемой ими области) ту же роль предельных обобщений. Так, например, если предметом философии является бытие, то природа - это предмет естествознания в целом, живая природа - предмет биологии, растение - ботаники и наверняка в лесотехнической академии изучается какая-нибудь наука, предметом которой являются только деревья. Научные категории не только выделяют соответствующую предметную область, но и сообщают ей внутреннее единство. Ведь обо всех отнесенных к данной области индивидуальных объектах можно говорить как об одном объекте, поскольку все они принадлежат к единому роду, внутреннее многообразие которого упорядочивается в структуре его категориальных определений. Так, например, Линней, принял за основу систематизации растительного царства, за "сущность" растения органы размножения. Он выделил 38 таких органов и подсчитал, что, поскольку каждый их них содержит 4 переменные (категориального характера): число, фигура, расположение и величина - различий достаточно, для установления 5576 конфигураций, позволяющих выделить в растительном царстве соответствующее количество родов, в которые вошли не только все известные организмы, но и обозначились незаполненные места для еще неизвестных.

Итак, мы выяснили, что роль философских и научных категорий в познании чрезвычайно важна. Тем не менее, единой универсальной системы категорий не существует. На разных этапах исторического развития господствующими в практической и духовной деятельности становятся различные типы категорий или, что то же самое, различные принципы структуризации бытия и мышления.

[1] Уорф Б.Л. Наука и языковедение // Новое в лингвисти-

ке, М., 1960, с. 175-177

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: