Творчество как психофизиологическая закономерность

Вопрос о природе побуждения к творчеству относится к числу самых главных.

Неудовлетворенные потребности, которые не могут быть реализованы из-за моральных запретов, находят социально приемлемый выход в творчестве. Отсюда следует логический вывод, что чем тяжелее внутренний конфликт художника, чем в большей степени ущемлены его потребности, особенно потребность в любви, тем продуктивнее его творческая активность.

В пользу этой точки зрения обычно приводится большое количество фактов, свидетельствующих о расцвете творческих сил у великих людей в наиболее тяжелые их жизненные периоды, после жестоких психических травм и необратимых потерь. Творчество как единственный способ преодоления трагедий неразделенной любви - вот один из самых сильных аргументов, и лучшие образцы мировой поэзии могут служить здесь примером, от сонета Петрарки до лирики наших современников. Обсуждению и критике этой концепции посвящена большая литература, и я не буду останавливаться на этом подробно. Заметим лишь, что сторонники этой концепции обычно закрывают глаза на большое число примеров прямо противоположных, когда длительные фрустрации и тяжелые переживания убивают творческую активность. [1] Кроме того, не так уж мало великих произведений искусства было создано совершенно счастливыми людьми, и если ранее мы говорили о сонетах Петрарки, то сейчас можем обратиться к значительно более древним поэтическим произведениям. По-видимому, между фрустрацией и творчеством зависимость неоднозначная. Недавно это получило даже статистическое подтверждение в специальном исследовании: проанализированы события жизни и характер творчества великих композиторов и был сделан вывод, что на творческую продуктивность не влияют жизненные стрессы, во всяком случае такие влияния нельзя считать законом, и не сублимация определяет творческий потенциал. Факты убеждают, что своими высокими достижениями и духовным прогрессом человечество обязано не темным подавленным влечениям и не бесперспективным неразрешимым внутренним конфликтам.

В последние годы даже в психоаналитической литературе все более настойчиво звучат утверждения, что творческая активность отражает первичный, свободный от конфликтов потенциал личности, что это не механизм компенсации невротических расстройств, а самостоятельная внутренняя потребность. Но при этом остается открытым вопрос, имеет ли эта потребность биологическую основу и если имеет, то какую именно.

Можно предположить, что творчество - это разновидность поисковой активности, под которой нами понимается активность, направленная на изменения ситуации или на изменение самого субъекта, его отношения к ситуации, при отсутствии определенного прогноза желательных результатов такой активности (т.е. при прагматической неопределенности в понимании П.В. Симонова). О мозговых механизмах поисковой активности известно пока не очень много. По-видимому, важную роль в этом поведении играет гиппокамп, который обеспечивает учет статистически маловероятных возможностей, без чего поисковая активность, особенно в сфере творчества, не была бы эффективной. [1]

Исследования, проведенные на человеке и животных, показали, что поисковая активность значительно повышает устойчивость организма к воздействию самых разнообразных вредных факторов. Этот эффект почти не зависит от характера эмоций, сопровождающих поисковое поведение: резистентность к заболеваниям возрастает и при положительных, и при отрицательных эмоциях. Противоположное состояние - отказ от поисковой активности в ситуации, которая не удовлетворяет субъекта, - значительно снижает резистентность индивида и может даже закончиться его гибелью. Особенно важно, что снижение поисковой активности делает субъекта более уязвимым к вредным воздействиям даже в такой ситуации, которая, на первый взгляд, вполне его удовлетворяет. Это значит, что с биологической точки зрения наличие или отсутствие поисковой активности более существенно, чем эмоциональная оценка ситуации. [1]

Предположительно такое большое значение поисковой активности для выживания определяется ее основной биологической функцией. Эта активность представляет собой как бы движущую силу саморазвития каждого индивида, и прогресс популяции в целом в большой степени зависит от ее выраженности у отдельных членов популяции. Поэтому, в согласии с представлениями П.В. Симонова, биологически целесообразно выживание путем естественного отбора именно тех особей, которые не склонны реагировать на трудные ситуации отказом от поиска. Потребность в поиске является двигателем прогресса благодаря своей принципиальной ненасыщаемости - ведь это потребность в самом процессе постоянного изменения. [1]

Творчество в некотором плане - одна из наиболее естественных форм реализации потребности в поиске. Разумеется, необходимо учитывать существование наряду с ней других мотивов творчества - потребности в самоутверждении, признании со стороны других членов общества и т.п. Однако не стоит приписывать такого рода мотивам побуждающей силы именно в отношении творчества крупных художников. Для людей с низким творческим потенциалом так называемые "свободные профессии" - это чересчур тяжелый хлеб, и они обычно предпочитают другой путь социальной деятельности. Для людей же творчески одаренных сам поиск нового, в силу психофизиологических закономерностей, о которых будет сказано далее, приносит гораздо большее удовлетворение, чем достигнутый результат и тем более - его материальные плоды. История науки и искусства полна примеров, когда талантливые люди отказывались от быстрого преуспевания, сопряженного с профанацией творчества. В то же время не так уж часто встречаются люди творчески одаренные, которые успокоились на достигнутом. По данным Р. Раскина, творческая потенция и самовлюбленность коррелируют гораздо слабее, чем можно было бы ожидать. Да и сама эта невысокая корреляция скорее может быть за счет любви "творчества в себе". С представлениями о ведущей роли стремления к признанию плохо согласуется и опыт ряда выдающихся ученых: по достижении бесспорных и признанных успехов в своей области они внезапно круто меняют сферу исследовательской деятельности, обращаясь часто к заведомо непосильным задачам и рискуя столкнуться с поражением. Но с позиции теории поисковой активности этот опыт вполне понятен.

Творчество, созидание ради созидания, является оптимальной формой поисковой активности еще по одной причине. В случае, если поиск (любой, кроме творческого) безуспешен, его отрицательные результаты приобретают такую большую эмоциональную значимость, что даже перекрывают стремление к достижению цели. Таков один из основных механизмов развития состояния отказа от поиска. В лучшем случае, поисковая активность переключается в другом направлении. Но в процессе творчества, когда единственной целью и главной радостью является постижение или созидание, никакие неудачи не являются настолько психотравмирующими, чтобы заставить прекратить поиск, ибо отрицательный результат - это тоже результат, и он означает только, что необходимо расширить зону поиска. Но если в это время в центре внимания оказываются собственные переживания, если неудачи воспринимаются не с точки зрения их значения для дальнейшей деятельности, а только как угроза престижу, тогда они становятся психотравмирующими и могут вести к внутреннему конфликту и активизации недостаточно изжитых комплексов.

К тому же состояние отказа имеет тенденцию к иррадиации, к распространению с одной сферы деятельности на другую. Это особенно характерно для специфического отказа от поиска путей решения мотивационного конфликта, который лежит в основе невроза. Известно, что невроз отрицательно сказывается на творческой продуктивности и в этом проявляется иррадиация отказа от поиска.

Теперь с позиции всего вышеизложенного вновь вернемся к представлениям о творчестве как о сублимации нереализованных (фрустрированных) потребностей. Если субъект вынужден отказаться от удовлетворения некоторых потребностей, если за счет этого зона поисковой активности поневоле оказывается суженной, то компенсаторно может усилиться поиск в творчестве. Но в принципе не менее вероятна и другая возможность - вынужденный отказ от поиска способов удовлетворения важных потребностей может оказаться столь травмирующим, что поведение по типу отказа распространится и на другие виды активности, в том числе на творчество. С другой стороны, ориентация на творчество может быть воспитана с самых ранних лет и тогда совсем не обязательно сужение поля жизненной поисковой активности для того, чтобы субъект из всех форм самореализации выбрал именно творчество. Вот почему нет и не может быть однозначной связи между фрустрацией и творческой активностью, и концепция сублимации не дает объяснения всем имеющимся фактам и не может считаться универсальной. [1]