О молодцах-воинах см.: Бернштам Т.А. Молодежь в обрядовой жизни русской деревни: Половозрастной аспект традиционной культуры. Л., 1988. С. 30–31.

Богатырь по призванию

По подсчетам составителей СУС, об Илье Муромце [1] опубликовано 63 сказки (50 — рус., 4 — укр., 9 — белор.) [2]. Сюжет большинства русских сказок — это переложение лубочного текста, в свою очередь восходящего к рукописной «Гистории» о славном и могучем богатыре Илье Муромце.

Сюжет некоторых белорусских сказок довольно лаконичен и состоит из двух частей: чудесное исцеление и победа над Соловьем-разбойником; концовка бывает различной. Нередко родители сами отправляют выздоровевшего сына из дома, испугавшись его хозяйственных «подвигов»: выкорчевывания леса, запруживания реки, заваливания дорог камнями и т.п. «Ты, видно, мне не кормилец; ступай, куда знаешь», — говорит отец Илье после того, как тот «закидал лесом Оку» [3]. Ниже я привожу содержание сказки, интересной тем, что в ней Илья проходит как бы «двойную» змееборческую инициацию — в поединке с Соловьём-разбойником и в убийстве Змея-искусителя, результатом которой является женитьба богатыря [4].

Старой крестьянской чете Бог по её молитвам дарует на старости лет сына, до 18 годков сидящего «без ног». Исцелившись от питья из рук нищего монаха, Илья поражает своей силой окрестных жителей, благодаря которым весть о нём доходит до государя, взявшего понравившегося ему силача на службу. У Ильи и дочери государя возникает взаимная л ю б о в ь, и они мечтают о женитьбе. Однако героя отправляют в соседнее королевство для уничтожения Змея, летавшего к королевской дочери и «иссушившего» её почти до смерти. Возлюбленная Ильи просит его остаться, боясь, что Змей убьёт его, но Илья уверен в себе: «Я приеду в сохранности и в добром здоровье ». По дороге он останавливается по очереди у трех сестёр Я г и ш е н, где живёт сутками, отъедается и парится в банях, истопленных д е в у ш к а м и. Одержав победу над Соловьём-разбойником, которого Илья привозит для демонстрации к королю, он убивает Змея в опочивальне его дочери и возвращается тем же путем (через избы Ягишен с девушками) домой. Государь даёт добро на его свадьбу со своей дочерью: «Обвенчалися и таперьча живут».

Успешные змееборства Ильи, как и его женитьба «по любви», объясняются тем, что свой первый половой опыт он получает «законным» путем — с помощью «подручных» Ягишен в инициальном пространстве. В украинских и белорусских сказках исцеление Ильи / Ивана при водит к различным переменам в его судьбе, как правило, небогатырского свойства. В качестве примера приведу краткое содержание трёх белорусских сказок об Илье из сюжетного типа «Победитель змея», которые, как считает Л.Г. Бараг, связаны с преданиями об осилках и волотах [5] (см. вступление).

Мальчик рождается в семье кавалей (кузнецов) «безногим» и до 30 лет ползает по двору, приводя в отчаяние родителей (сказка «Бязногi багатыр»). Будучи отвезён отцом в лесную хатку, он получает исцеление и силу от воды / кваса, поданной ему неким «дедом». Встав на ноги, он уходит «в мир», по дороге находит себе товарищей-богатырей и нанимается служить к царю. Избавив царство от Змея и освободив царевну из плена, он получает её в жёны и полцарства в приданое.

В сказке «Iлля» герой, также исцелённый «дедулей», ревностно включается в хозяйственную деятельность: валит лес в реку Дунай, которая, разлившись, затопляет чуть ли не весь свет. «Исправив» свою работу по просьбе родителей, Илья выкармливает купленного у попа коня, добывает «воинский инструмент» — булаву и пику — и едет «побивать» свистуна-Сокола, поставлявшего царю Прожору по десять человек в день на съедение. Очистив от нечисти белый свет, «могутный багатыр» Илья Иванов возвращается к родителям.

От игры захожих старцев получает исцеление 30-летний «Iванка- прастачок», принесший им огня для трубок. Смастерив себе «дудку- веселушку», он уходит в мир, научая людей «правде» и возвещая кончину господства Змея в своей несчастной стране.

Сравнительный анализ б ы л и н об Илье Муромце показывает, что в них нет змееборства в собственном его значении, т.е. среди его противников нет зооморфного существа по имени «Змей», а есть антропоморфные персонажи со змеиными чертами — Соловей, Идолище [6]. Данный факт косвенно говорит о том, что Илья в змееборческой инициации не нуждается, поскольку он отродясь обладает огневой/змеиной природой, признаками которой являются его многолетнее пребывание на п е ч и и физические недостатки — «отсутствие» р у к - н о г и н е м о т а, как бы уподобляющие его пресмыкающемуся существу.

(В разных сюжетах Илья «живёт» на печи от 12 до 33 лет [7]. Обе цифры интересны совпадением с возрастными границами отрочества и совершенной зрелости Иисуса Христа [8].)

Человеческий облик он получает свыше, от посланников Божиих в виде нищей братии (калики перехожие, «сиротинушка убогой», «ангелы-архангелы» и т.п.), посредством п итья (вода, квас, мед, пиво, вино) [9] — христианизированная замена водной инициации.

В некоторых былинах он получает «исцеление» от самого Иисуса Христа с апостолами (Симбирск.) [10] или у свт. Николая Чудотворца [11]. В одном печорском (усть-цилемском) варианте былины «Исцеление Ильи» святитель действует и говорит лаконично, подобно Христу при воскрешении людей:

И явися ему святитель христов Николаи чудотворец и рече ему: «Илия! Имаши ли, что пити?» Он же рече: «Имам! Отец и мати варили пиво для праздника святителя господня Николая чудотворца». Он же рече ему: «Даваи мне, Илия, пити!» Илия рече ему: «Не могу, отче мои, востати на ноги». Он же даде ему пити и рече ему: «Востани и ходи!» А сам невидим бысть. И от того часа встал, аки ни в чем не бывал [12].

Став на ноги, Илья получает благословение от своих родителей-крестьян [13] на поездку в Киев. В дороге происходят боевые проверки его богатырских возможностей; в разговоре с князем Владимиром он называет эти проверки «промешками», поскольку они задержали его прибытие к великокняжескому двору [14]. Характер мест, или «застав», где происходили его вынужденные остановки, а также их количество и последовательность в разных сюжетах (и в вариантах одного сюжета) различны, но доминируют «темные леса» и «грязи». В рукописных повестях (сказаниях) об Илье и Соловье-разбойнике (конец ХVII — начало ХIХ в.) эти объекты имеют названия, изредка встречающиеся и в поэтических вариантах того же сюжета (пудожская, мезенская, симбирская традиции).

Первая «промежка» происходит в тёмных — разбойничьих / вражьих — лесах под названием Брынские (вар.: Бранские, Брянские) или вблизи них [15]. Илье, несмотря на его обет родителям (Богу) не вынимать в дороге из ножен острую саблю, дабы не пролить «кровь христианскую», приходится вступить в бой с полчищами «заморских царевичей», обложивших град Себеж (вар.: Чернигов). В «черниговской версии» и в некоторых печорских вариантах былины здесь он также «вразумляет» (наставляет на путь истинный) разбойников весьма эффективным способом, а именно — демонстрируя свою силу:

…Лети, моя калена стрела, в землю матушку…

Оборви у робятушек ноги резвые!

 

…Стрельнул в сыр матёр дуб,

Ращибал… по мелким ножовым череньям.

 

Опамятовавшись, разбойники по приказу Ильи молятся на восточную сторону и обещают ему «стоять за веру за крещёную» [16]. В других былинных вариантах он побивает рати станичников и мифических иноверцев (типа «турзы-урзы») [17].

(В некоторых сибирских вариантах былины после лесов Брынских или одновременно с ними Илья преодолевает горы Сорочинские или Сионские. Второй, более поздний термин, по всей видимости, символизирует духовную и нравственную высоту героя [18].

Предполагаю, что название Сорочúнские / Сорочúнные горы возникло как «калька» библейской Сорокодневной Горы — места сорокадневного поста Христа. Спасительно-искусительная сущность поста обусловила амбивалентную символику эпических Сорочинских гор и пространственно-оппозиционного понятия с тем же названием «Сорочинное поле»: в этих местах происходят победоносные битвы — мужание богатырей — и находятся жилища змеев. Определённая двусмысленность в семантике локусов — чистый / нечистый, — накладывающая отпечаток и на совершавшиеся в них подвиги, наталкивает на мысль о причастности к их авторству старообрядцев.)

По севернорусским вариантам, вторая «промешка» задерживает его на «грязях топучих» (с рекой Смородиной или без неё), где находилось жилище Соловья-разбойника, дорогу к которому тот «засвистал» вот уже 30 лет тому назад: по ней «ни один человек не прохаживал, ни зверь не прорыскивал, ни птица не пролётывала»[19]. Илья сравнительно легко справляется с Соловьём, в чём проявилась не только физическая мощь богатыря, но и его «иммунитет» к сексуальной энергии Соловьиного свиста, составляющей его особенность (см. смехо-эротические функции юношеского свиста в молодёжной игровой культуре [20]). Именно ею разбойник поражал добрых молодцев, из которых, как он хвастался, ни один «на коне н е усиживал и конём н е владел» (о половой символике коня говорить излишне).Совращение на секс, или, проще говоря, введение в соблазн блуда, является главной чертой натуры и поведения Соловья (а также его «домашних»), его способом избавления от супротивников или использования их в своих целях. Это заключение я вывела на основе сравнительного анализа мотивов из разных сюжетов (и их вариантов); наиболее убедительные, на мой взгляд, следующие:

а) Сексуальный аспект усматривается в символике одного из архаических отчеств Соловья — «Будилович / Будимирович», «сын Будимеров» (в рукописных повестях ХVII–ХVIII вв.) [21], совместившего, как я предполагаю, значения глаголов «будить» и «будоражить» — возбуждать, тревожить, волновать.

б) Подоплека того же рода видится мне в мотиве содержания в подвалах молодцев, сбитых с коней посвистом разбойника: по всей видимости, он их предназначал для своих дочерей. Возникает вполне уместный вопрос: не таким ли способом Соловей заполучил в зятья Добрыню и Алёшу в одном симбирском варианте сюжета былины об Илье и Соловье-разбойнике? [22] Вопрос не праздный, если вспомнить, во-первых, о различных змеиных связях обоих богатырей (о которых речь впереди) и, во-вторых, о желании змеев, имевших незамужних сестёр и дочерей, породниться с героями. С помощью брака Змей также надеялся избежать поединка, который, как он догадывался, не сулил ему ничего хорошего. Так, в оренбургской былине о Буре-богатыре каждый из трёх змеев, с которыми герой сражался, вначале спрашивал его: «Зачем ты приехал? Сватать моих сестёр али дочерей?» [23] В целях самозащиты становится сватом и Соловей-разбойник: в пудожской былине «Женитьба Ильи» он предлагает богатырю в обмен на свою жизнь совет посвататься к «сильной, непорочной и лютой бабе Латыгорке», втайне надеясь, что она убьёт Илью. Богатырь соглашается на предложение Соловья, но сразу после «брака» бежит от поляницы, призвав на помощь «советчика». Плодом этой греховной страсти стал Сокольничек [24].

(«Сватальная» символика Соловья имеет и сказочные параллели. В сказке «Купеческий сын и Соловей», записанной Н. Ончуковым в д. Палтега Петрозаводского у., пойманный героем и подаренный царю Соловей-оборотень исполняет роль коварного слуги царя, по совету которого юноша исполняет губительные задания. Последнее из них — добывание в жёны царю «девицы из-за моря синего, из-за огненной реки». Герою помогает мать, которой служат 32 сокола-молодца [25].)

в) В некоторых сюжетах об Илье с мотивом его женитьбы последняя тоже оказывается связанной с Соловьём. Например, в уже упоминавшейся русско-устьинской былине «Шветогор-богатыр» царь назначает победителю Соловья награду в виде руки своей дочери, естественно, достающейся Илье [26].

г) Стремление «ввести во грех» Илью не оставляет Соловья и после поединка с ним, о чём косвенно свидетельствует зазывание богатыря в свой дом на пиршество.

(Разбойник Соловей Будимирович в роли свата ассоциируется с Соловьем Будимировичем — заморским гостем, приехавшим свататься к родственнице великого князя. За его благопристойной и привлекательной внешностью завидного жениха, об истоках которого высказывались различные версии, скрывается довольно противоречивая натура [27]. В совокупности регионально-локальных вариантов былины «Соловей Будимирович» его образ представлен в разных ипостасях, одна из которых обнаруживает близость к Соловью-разбойнику минимум по трём признакам — «нерусское» происхождение, связь с рекой Смородиной (в печорских былинах она как бы проистекает из родных мест Соловья-жениха) [28] и двусмысленное поведение в качестве жениха. К версиям учёных о соотношении двух образов с одинаковыми именами–отчествами и разным содержанием [29] я присоединяю свою гипотезу о том, что оба Соловья являются «личинами» одного образа. Некоторые соображения, давшие основания для построения гипотезы, см. в статье «Добрый молодец и река Смородина» [30].)

Но возвратимся к «поединку» Ильи с Соловьём-разбойником. Анализ былин показал, что он мог завершиться двояко.

1) В подавляющем большинстве вариантов былины Илья одерживает над разбойником быструю и убедительную победу: избегнув расставленные ему «любовные ловушки», герой проявляет свою физическую чистоту и моральную стойкость. Те же качества символизируются «летучестью», с которой он преодолевает грязево-водные «заставы»:

Выскакал …

Те грязи топучия,

Те мосты калиновы

И перескакал реку Смородину;

«Добрый конь его и хвоста н е замочил,

Чрез реку Смородину переехал» [31].

В усть-цилемских вариантах былины «Исцеление Ильи» он походя исполняет и роль «культурного героя»:

Уже едёт Илья ныньче чистым полем,

Ну подъехал ко тем мостикам калёныим.

Заплелась трава во резвы ноги,

И тут-то Илья остановился жо…

Он уж левою рукою коня ведёт,

А правою рукою сыро дубьё рвёт

…да он м о с т мостит;

…Приехал он в болотину дыбуцую —

Пол болотины мостики привыгнили.

Слёзывал Илейка со добра коня…

Болотинку он мост помашчиват …;

Поехал Илья, до грязей доехал. Начал по грязям мост мостить. Замостил речку Смородину: ‘Если меня мост понесёт, то и всех понесёт’. Поехал, вынес его мост»;

…Сыро дубьицо рвёт, себе-ка м о с т мостит …

Переехал он болота все дыбучие [32].

В сказке способностью преображать нечистые места, подобные грязям Смородины, обладают непорочные невесты-оборотни. Данило Бессчастный — главный персонаж одноимённой сказки — так описывает подобное чудо, сотворённое Лебедью-птицей, красной девицей:

«Пыль да грязь, пути недобрые, сине мор е всколыхалося, т о п и зыбкие открылися… “Ты не бойся, Владимир-князь! Через топи, через реки строены мосты калиновы, переводины дубовые, устланы мосты сукнами багровыми и убиты все гвоздями полужёнными: у добра молодца сапог не запылится, у его коня копыто не замарается … По одну сторону (моста) цветы цветут, соловьи поют, по другую сторону яблоки спеют, фрукты зреют” [33]».

Целомудрие Ильи обеспечивает ему и победу над Идолищем. В одном заонежском варианте сюжета об Илье и Идолище о половом воздержании богатыря до встречи с противником говорит его неудачная охота:

Как ездил Илья Муромец во чистом поле…

…за охвотою.

Стрелял Илья гусей да лебедей,

Стрелял малыих перелетных серых утушек,

Он не мог убить ни гуся, ни лебедя,

Ни малой перелётной серой утицы [34].

Выражение «не мог убить» следует понимать как «не хотел убивать», ибо трудно представить, чтобы Илья не мог попасть в птицу.

Судя по недоверчиво-насмешливой реакции княжеских богатырей (главным образом ловеласов Алёши и Чурилы) на заявление Ильи, что он прибыл в Киев «прямоезжею дорогою», т.е. через «заставу» Соловья, его девственность и моральная чистота — исключительное явление в богатырском сообществе и княжеском окружении (низкое нравственное состояние последнего символизируется поголовным «падением» гостей князя даже при слабом свисте разбойника — вполсилы). В отличие от завистливых богатырей, Владимир верит Илье и прозревает его великое предназначение, даруя ему право самостоятельного выбора места за столом: «Кто до молодцев дородился, тот сам себе место найдёт» [35].

2) Мирный исход поединка с Соловьём вследствие согласия Ильи на предложение разбойника жениться на полянице представлен в единичных вариантах сюжета. Компромисс героя с противником и его позорный брак с «лютой бабой», по существу, означают двойное поражение Ильи в змееборстве, за которое ему пришлось расплачиваться самым трудным в своей жизни поединком — с собственным сыном.

На мой взгляд, вражда между Ильёй и поляницей, отражающая общее противостояние мужского–женского в богатырской среде, легла в основание своеобразного мотива наказания богатырей в одной заонежской сказке. 300 русских богатырей, включая Илью, бросили в гордыне своей вызов Богу: «Кабы было кольцо кругом всей земли… мы [бы] всю землю святорусскую вниз повернули … Кабы была на небо лисница, мы бы выстали на небо, всю небесную силу присекли, самого бы Христа в полон взяли». Услышал Христос эту похвальбу, спустил с небес поляницу удалую, прибила она всех богатырей вместе с Ильёй [36].

 

1.Прозвище богатыря возводят к топониму — городу Мурому, в котором он якобы родился, хотя сам герой обычно представляется уроженцем села Карачарова. Это несоответствие вызвало у меня предположение о другом источнике прозвища.

Первая версия: известно, что название города Муром объясняется из слова ‘муром’, означающего в западнорусских и поволжских говорах поливу (глазурь) на посуде и изразцах. Город действительно славился производством глазурной посуды и ее производителями — «м у р о м (в) щ и к а м и» (Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. С. 359). Не свидетельствует ли прозвище Ильи об его происхождении из рода муромских гончаров? В одном из печорских вариантов былины «Первая поездка Ильи Муромца», записанном Н. П. Леонтьевым в 1938 г., имеется косвенное подтверждение моей гипотезе: отца Ильи зовут Муром (Печорские былины и песни / зап. и сост. Н.П. Леонтьев. Архангельск, 1979. № 2. с. 17).

Вторая версия: в южных и западнорусских диалектах, а также в украинском языке корень ‘мур’ (см. выше), лежащий в основе слова «муром», означает к а м е н н у ю с т е н у. В свете этого значения прозвище Ильи может иметь «каменную» этимологию, что вполне согласуется с его мифологическим и героическим статусом.

2. Народные русские сказки А.Н. Афанасьева. Т. II. Прилож. к № 308 на с. 455.

3 Сказки и предания Самарского края / собр. и зап. Д.Н. Садовниковым // Зап. ИРГО по отд. этнограф. СПб., 1884. Т. ХII. № 8. Самарская губ. (Ставропольский у.).

4 Народные русские сказки А.Н. Афанасьева. Т. II. № 310.

5. Беларускiя народныя казкi / склад. Г.А. Барташэвiч, К.П. Кабашнiкаў. М., 1986. С. 299–307, 324–326 («Бязногi багатыр», «Iлля», «Iванка-прастачок»); Бараг Л.Г. Сюжеты и мотивы белорусских волшебных сказок: Систематический указатель // Славянский и балканский фольклор. М., 1971. С. 184.

6. И.Я. Фроянов и Ю.И. Юдин первыми отметили, что Илья «никогда не выступает в героическом эпосе в качестве змееборца», но один из его противников — Идолище — имеет «не до конца изжитые змеиные черты» (Фроянов И.Я., Юдин Ю.И. Былинная история... С. 136).

7. В «корсунской» традиции (Симбирская губ., Корсунский у.) Илья выезжает из дома уже старым человеком, что объясняется слиянием двух сюжетов — «Илья Муромец и три дороженьки», «Илья Муромец и Соловей-разбойник»:

… З а б е л е л а с ь у него буйная головушка

Со частой со седой мелкой бородушкой,

А з а т у м а н и л с я под ём доброй конь,

А з а п ы л и л а с ь за ём сила добрая (АРАН. Ф. 104. № 660. Л. 10 об.–11 об. Былины, исторические песни).

8. См. об этом: Бернштам Т.А. Молодость в символизме переходных обрядов вос- точных славян: Учение и опыт Церкви в народном христианстве. СПб., 2000. С. 34–35.

9 Единственное исключение — «краюшка дара дара Божьёго» — символ усть- цилемской былины «Исцеление Ильи Муромца» (Былины Печоры. СПб.; М., 2001. Т. 1. № 54).

10. Собрание народных песен П.В. Киреевского: Записи Языковых в Симбир-ской и Оренбургской губерниях / подгот. текстов к печати, ст. и комм. А.Д. Соймонова. Л., 1977. № 2.

11. Былины в записях и пересказах ХVII–ХVIII веков. № 10.

12. Былины Печоры. Т. 1. № 42 («Исцеление Ильи Муромца»).

13. В русско-устьинской былине «Шветогор-богатыр» Илья — царский сын

(Фольклор Русского Устья / изд. подгот. С.Н. Азбелев и др. Л., 1986. № 56).

14.Былины в записях и пересказах ХVII–ХVIII веков. № 1–26.

15. Эпитеты лесов, по всей видимости, происходят от двух лексем — «брындать» и «брань», в совокупности означающих буйное состояние и поведение: праздно шататься, бить баклуши, задиристость, ссора и т.п. (Даль В.Толковый словарь жи-вого великорусского языка. Т. I. С. 123, 133). Название «Брынские» носят реальные леса в бассейне р. Десны.

16. Былины Печоры. Т. 1. № 43 («Исцеление Ильи Муромца»).

17. Там же. № 41. См. также сюжет «Илья Муромец и разбойники»: Былины Пе-чоры. Т. 1. № 109, 111–114. Сюжет записан и в других севернорусских очагах.

18. Собрание народных песен П.В. Киреевского: Записи Языковых в Симбирской и Оренбургской губерниях. № 1.

19. В ряде симбирских былин Соловей живет в Брымских лесах (АРАН. Ф. 104. № 660. Л. 8–11 об.).

20. Бернштам Т.А. Феномен «смех–плач» в русской народно-православной культуре // Христианство в регионах мира. СПб., 2008. Вып. 2.

21. Былины в записях и пересказах ХVII–ХVIII веков. № 5, 6, 14.

22. Былины Печоры. Т. 1. № 40 («Исцеление Ильи Муромца»); Собрание народных песен П.В. Киреевского: Записи Языковых в Симбирской и Оренбургской губерниях. № 1.

23. Народные русские сказки А.Н. Афанасьева. Т. I. № 136 («Буря-богатырь Иван коровий сын»).

24. Былины Пудожского края / подгот. текстов, статья и примеч. Г.Н. Париловой и А.Д. Соймонова. Петрозаводск, 1941. № 50.

25. Северные сказки (Архангельская и Олонецкая губ.) / сб. Н.Е. Ончукова // Зап. ИРГО по отд. этнограф. СПб., 1908. Т. ХХХIII. № 126.

26. Фольклор Русского Устья. № 20, 56.

27. Противоречивостью отличаются и учёные версии о происхождении образа. Так, например, Халанский вначале считал, что Соловей перешёл в эпику из великорусской свадебной поэзии, а впоследствии переменил свою точку зрения на противоположную: в основе былины лежит иноземная повесть о Василии Златовласом (Воскресенский В. Русская народная поэзия: Сборник сказок, былин, исторических и бытовых песен, обрядов, пословиц, загадок. 2-е изд. СПб., 1902. С. 133–135).

28. Былины Печоры. Т. 2. № 165, 166, 168, 169; Брянчанинов А.Старины и былины Печорского края. Харьков, 1911. С. XVI.

29. История этих изысканий обширна и противоречива: Пропп В.Я. Русский героический эпос. Л., 1955. Примеч. на с. 529.

30. Более подробный разбор см. в моей статье «Добрый молодец и река Смородина».

31. Былины в записях и пересказах ХVII–ХVIII веков. № 26; Собрание народных песен П.В. Киреевского... № 1.

32. Былины Печоры. Т. 1. № 42, 50, 51, 60 («Исцеление Ильи Муромца»).

33. Народные русские сказки А.Н. Афанасьева. Т. II. № 313 («Данило Бессчастный»).

34. Онежские былины, записанные А.Ф. Гильфердингом летом 1871 года. 4-е изд. М.; Л., 1950. Т. II. № 144.

35. Великорусские народные песни, изд. А.И. Соболевским. СПб., 1895. Т. I. № 141–153; Шейн П.В.Великорус в своих песнях, обычаях, обрядах и т.д. СПб., 1900. Вып. 1. № 823–824, 826, 829; Собрание народных песен П.В. Киреевского... № 1.

О молодцах-воинах см.: Бернштам Т.А. Молодежь в обрядовой жизни русской деревни: Половозрастной аспект традиционной культуры. Л., 1988. С. 30–31.

О княжеской дружине см.: Горский А.А. Древнерусская дружина. М., 1989.

36. Веселовский А.Н. Еще былины и песни из Заонежья // Русский филологический вестник. 1885. № 1; см. также: Он же. Мелкие заметки к былинам // ЖМНП. Ч. CCХLII. Отд. 2. С. 193.

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: