Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Письма и записки посетителей Волшебного автобуса 1 глава




Джон Кракауэр

В ДИКИХ УСЛОВИЯХ

 

Посвящается Линде

 

Предисловие автора

 

 

В апреле 1992 года юноша из обеспеченной семьи с Восточного побережья добрался автостопом до Аляски и в одиночку ушел в дикую местность к северу от горы МакКинли. Четыре месяца спустя его разложившееся тело было найдено охотниками на лосей.

Вскоре после того, как был обнаружен труп, редактор журнала «Аутсайд» [1]попросил меня подготовить материалы о загадочных обстоятельствах смерти этого парня. Выяснилось, что его звали Кристофер Джонсон МакКэндлесс. Он вырос в престижном пригородном районе Вашингтона, отлично учился и был блестящим спортсменом.

Летом 1990 года, окончив с отличием Университет Эмори, МакКэндлесс исчез. Он изменил имя, отдал все свои сбережения в размере двадцати четырех тысяч долларов на благотворительность, бросил автомобиль и почти все имевшееся при нем имущество и сжег наличные из своего бумажника. А затем он изобрел для себя новую жизнь на самых отдаленных рубежах нашего общества, путешествуя по Северной Америке в поисках первозданного, трансцендентного[2]опыта. Его семья не знала где он и что с ним сталось до тех пор, пока его останки не были обнаружены на Аляске.

Работая в напряженном графике, я написал статью размером в девять тысяч слов, которая была опубликована в январе 1993 года, но мое восхищение МакКэндлессом не ослабевало и спустя долгое время после того, как этот номер журнала «Аутсайд» в киосках сменили новые репортерские труды. Меня преследовали подробности гибели юноши и смутные, тревожные параллели между событиями его и моей собственной жизни. Не в силах расстаться с МакКэндлессом, я провел более года, прослеживая извилистый путь, приведший его к смерти в таежной глуши Аляски, и выискивая подробности его странствий с интересом, граничащим с одержимостью. В попытке понять МакКэндлесса, я с неизбежностью должен был затронуть куда более широкие темы — власть дикой природы над воображением американцев, притягательность экстремальных приключений для молодых людей определенного склада ума, запутанные, напряженные узы между отцами и детьми. В результате этих петляющих расследований появилась книга, которую вы сейчас читаете.

Я не претендую на роль объективного биографа: странная история МакКэндлесса стала для меня глубоко личной, что сделало невозможным беспристрастное описание трагедии. Тем не менее, в большинстве эпизодов я пытался — и, думаю, преуспел — по возможности уменьшить присутствие автора. Хочу предупредить читателя, что я периодически прерываю повествование истории МакКэндлесса описанием фрагментов моей собственной юности. Я делаю это в надежде, что мой собственный опыт в какой-то мере прольет свет на загадку Криса МакКэндлесса.

Он был в высшей степени тонко чувствующим молодым человеком, с так плохо сочетающимся с современной жизнью непреклонным идеализмом в чертах характера. Увлеченный книгами Льва Толстого, МакКэндлесс в особенности восхищался тем, что великий писатель отказался от богатой и привилегированной жизни ради блужданий среди обездоленных. В колледже МакКэндлесс подражал аскетизму и нравственной твердости Толстого до такой степени, что это сперва изумляло, а затем и стало беспокоить его близких. Когда юноша отправился в дебри Аляски, у него не было иллюзий, что его ждут кисельные реки и молочные берега. Опасности, бедствия, толстовское самоотречение — именно они были его целью. И он их обрел, в избытке.

Бóльшую часть шестнадцатинедельных испытаний МакКэндлесс встретил вполне достойно. В самом деле, если бы не пара малозначительных промашек, он мог покинуть леса в августе 1992 года так же неприметно, как вошел в них в апреле. Вместо этого его невинные ошибки оказались критическими и необратимыми, его имя запестрело в заголовках бульварных газет, а растерянным родителям осталось только перебирать черепки горячей и мучительной любви.

Неожиданно много людей было потрясено рассказом о жизни и смерти Криса МакКэндлесса. За месяцы, последовавшие за публикацией в «Аутсайд», он получил больше откликов, чем любая другая статья в истории журнала. Эти письма, как и следовало ожидать, отражали полярные точки зрения: одни читатели восхищались храбростью и благородными идеалами юноши, другие клеймили беспечного идиота, неудачника и нарцисса, погибшего из-за глупой самонадеянности, и не заслуживающего поднятой вокруг него шумихи. Мою точку зрения вы поймете достаточно скоро, а собственную вам предстоит сформировать самим.

 

Джон Кракауэр

Сиэтл

Апрель 1995 г.

 

Глава первая

В ГЛУБИНЕ АЛЯСКИ

 

27 апреля 1992

Привет из Фербэнкса! Это моя последняя весточка Уэйн. Прибыл сюда 2 дня назад. Было очень сложно поймать попутку на Территории Юкон. Но все-таки я добрался.

Пожалуйста, возвращай всю мою почту отправителям. Наверное, я нескоро вернусь на юг. Если я погибну во время этого приключения и ты больше не услышишь обо мне, я хочу чтобы ты знал: я считаю тебя великим человеком. Теперь я отправляюсь в дикие условия. Алекс

Открытка, полученная Уэйном Вестербергом в Картэйдже, Южная Дакота

 

 

Джим Голлиен отъехал от Фербэнкса уже на шесть с лишним километров, когда он заметил в снегу у дороги дрожащего в сером рассвете Аляски автостопщика с высоко поднятым большим пальцем. Он не выглядел особенно взрослым — восемнадцать, максимум девятнадцать лет. Из рюкзака юноши выглядывало ружье, но вид его был вполне дружелюбным. Стопщик с полуавтоматическим Ремингтоном едва ли может удивить водителей сорок девятого штата. Голлиен остановил грузовик на обочине и сказал пацану, чтобы тот забирался внутрь.

Автостопщик перекинул свой мешок в кузов Форда и представился Алексом.

«Алекс?» — подкинул приманку Голлиен, пытаясь выудить фамилию.

«Просто Алекс», — ответил юноша, намеренно игнорируя наживку. Ростом метр семьдесят или метр семьдесят два сантиметра, жилистый. Он сказал, что ему двадцать четыре года и он из Южной Дакоты. Объяснил, что хочет доехать до границы Национального Парка Денали, где собирается уйти глубоко в дикую местность и «пожить несколько месяцев вдалеке от большой земли».

Голлиен, принадлежавший к союзу электриков[3], держал путь в Анкоридж, что в 386 километрах от Денали по шоссе Джорджа Паркса. Он сказал Алексу, что может высадить его, где тот пожелает. Рюкзак Алекса весил на вид килограмм десять-двенадцать, что удивило Голлиена. Будучи опытным охотником и лесорубом, он знал, что это — невероятно легкая экипировка для того, чтобы находиться в столь отдаленном районе, в особенности ранней весной. «У него даже и близко не было запасов еды и амуниции, которых можно ожидать у парня, отправляющегося в подобное путешествие», — вспоминает Голлиен.

Выглянуло солнце. Пока они спускались с лесистых хребтов над рекой Танана, Алекс не отрывал глаз от продуваемых всеми ветрами болот, протянувшихся к югу. У Голлиена шевельнулась мысль, не подобрал ли он очередного придурка из нижних сорока восьми[4], которые едут на север, чтобы пожить необдуманными фантазиями Джека Лондона. Аляска с давних пор притягивала мечтателей и неудачников, которые воображали, будто девственные просторы Последнего Фронтира[5]залатают дыры в их собственных жизнях. Однако тайга — неумолимое место, ее не заботят их надежды и желания.

«Люди с Большой земли, — Голлиен говорит медленно и звучно, растягивая слова. — Они хватают журнал „Аляска“, тычут в него пальцем и думают — эй, я отправлюсь туда, и вдалеке от людей урву себе кусочек хорошей жизни. Но когда они приезжают и действительно оказываются в глуши — ну, это явно не похоже на картинку в журнале. Реки быстры и широки. Комары жрут вас заживо. В большинстве мест толком не найдешь приличной дичи. Жизнь в дикой местности — это вам не пикник».

Дорога от Фербэнкса до границы Парка Денали заняла около двух часов. Чем больше они беседовали, тем меньше Алекс казался Голлиену чокнутым. Он был приятен в общении и явно хорошо образован, засыпал Голлиена продуманными вопросами о разновидностях мелкой дичи, съедобных ягод — «и обо всем таком».

И все же Голлиен был озабочен. Алекс признался, что из еды у него лишь 4,5 килограммовый мешок риса. Его экипировка выглядела слишком скромной для жестких условий сердца Аляски, где земля до апреля еще не избавилась от снежного покрова. Дешевые походные ботинки не были ни непромокаемыми, ни хорошо утепленными. Его винтовка калибра.22[6]была слишком слабой, чтобы на нее можно было положиться при охоте на крупных животных вроде лося или карибу[7], которыми он должен был питаться, если рассчитывал оставаться в глуши долгое время. У него не было ни топора, ни накомарника, ни снегоступов, ни компаса. Единственным средством ориентирования служила потрепанная карта дорог штата, которую он прихватил на автозаправке.

В ста шестидесяти километрах от Фербэнкса шоссе начало подниматься к подножиям Аляскинского хребта. Когда автомобиль, раскачиваясь, пересекал мост через реку Ненана, Алекс посмотрел вниз на быстрый поток и признался, что боится воды. «Год назад в Мексике, — сказал он Голлиену. — Я оказался в открытом океане на каноэ и едва не утонул, когда начался шторм».

Немного позже Алекс вытащил свою примитивную карту и указал на красную пунктирную линию, пересекавшую трассу неподалеку от шахтерского городка Хили. Она обозначала дорогу, именуемую Тропа Стэмпид. Этот полузабытый тракт даже не отмечен на большинстве дорожных карт Аляски. На схеме Алекса, тем не менее, кривая линия змеилась на запад от шоссе Паркса примерно на 64 километра перед тем, как раствориться в самом сердце дикого бездорожья к северу от горы МакКинли. Именно туда, объяснил Алекс, он хотел отправиться.

Голлиен решил, что план автостопщика безрассуден, и не единожды предпринимал попытки отговорить его: «Я сказал, что там, куда он направляется, охотиться непросто, и он может искать дичь целыми днями, но так и не добыть ее. Когда это не сработало, я пытался напугать его историями о медведях. Что его двадцати двушка не причинит гризли никакого вреда, а только приведет его в бешенство. Алекс не выглядел слишком озабоченным. Он лишь сказал — „я вскарабкаюсь на дерево“. Тогда я объяснил, что в этой части штата деревья все низкорослые, и медведь способен шутя сломать любую из этих худосочных маленьких елей. Но он уперся. У него был готов ответ на все, что я ему говорил».

Голлиен предложил Алексу довести его до Анкориджа, купить ему кое-какую приличную экипировку и отвезти назад, куда он пожелает.

— Нет, но все равно спасибо, — ответил Алекс. — Я буду в порядке и с тем, что у меня уже есть.

Голлиен спросил, есть ли у него охотничья лицензия.

— Нет, черти б ее драли! — фыркнул Алекс. — Пусть государство не сует нос в то, как я добываю себе пропитание. Имел я их дурацкие правила.

Когда Голлиен поинтересовался, знают ли родители или друзья о его планах, и сможет ли кто-нибудь поднять тревогу, если он попадет в беду и не вернется в срок, Алекс спокойно отвечал, что нет, и он, честно говоря, вообще более двух лет не общался со своей семьей. «Я совершенно убежден, что со всеми проблемами сумею разобраться самостоятельно», — заверил он Голлиена.

«Не было никакой возможности переубедить пацана, — вспоминает Голлиен. — Он уже принял решение. Настоящий фанатик. На ум приходит словечко — экзальтированный. Он не мог дождаться момента, когда уже можно, наконец, отправиться туда и начать приключение».

Три часа спустя после выезда из Фербэнкса, Голлиен свернул с шоссе и повел свой потрепанный внедорожник по заснеженной грунтовке. Первые несколько километров тропа Стэмпид была относительно ровной, и вела мимо хижин, разбросанных среди зарослей елей и осин. За последней бревенчатой лачугой, однако, дорога резко испортилась. Размытая и заросшая ольшаником, она перешла в ухабистые, неухоженные колеи.

Летом эта дорога была бы непростой, но проходимой, теперь же ее укрывали 45 сантиметров пористого весеннего снега. В 16 километрах от шоссе, опасаясь, что он увязнет, если поедет дальше, Голлиен остановил свой Форд на гребне небольшого холма. Ледяные вершины высочайшего горного хребта Северной Америки мерцали у горизонта на юго-западе.

Алекс настоял, чтобы Голлиен взял себе его часы, расческу и то, что, по словам Алекса, было остатками его денег — восемьдесят пять центов.

— Мне не нужны твои деньги, — запротестовал Голлиен. — И у меня уже есть часы.

— Если вы не возьмете, я их выброшу, — весело парировал Алекс. — Я не хочу знать, который час, какой сегодня день или где я. И вообще ничего подобного.

Перед тем, как Алекс покинул пикап, Голлиен вытащил из-за сиденья пару старых резиновых сапог и убедил парня взять их.

— Они были ему велики, — вспоминает Голлиен. — Но я сказал: «Надень две пары носков, и твои ноги останутся мало-мальски сухими и теплыми».

— Сколько я вам должен?

— Брось, — ответил Голлиен. Затем он дал парнишке клочок бумаги со своим телефонным номером, который Алекс аккуратно засунул в нейлоновый футляр.

— Если выберешься оттуда живым, позвони мне, и я скажу, как ты сможешь вернуть сапоги.

Жена Голлиена дала ему с собой пакет кукурузных чипсов и два сандвича с жареным сыром и тунцом на обед. Он убедил юного автостопщика взять эту снедь. Алекс вытащил из рюкзака фотоаппарат и попросил Голлиена снять его в начале тропы с ружьем на плече. Затем, широко улыбаясь, он скрылся за поворотом. Это произошло 28 апреля 1992 года.

 

 

Голлиен развернул пикап, вернулся к шоссе и продолжил свой путь до Анкориджа. Через несколько километров он проехал крохотный поселок Хили, где располагался пост полиции. У Голлиена мелькнула мысль остановиться и сообщить властям об Алексе, но он не сделал этого. «Я решил, что с ним будет все в порядке, — объясняет Голлиен. — Подумал, что Алекс, скорее всего, быстро проголодается и просто выйдет к шоссе. Так поступил бы любой нормальный человек».

 

Глава вторая

ТРОПА СТЭМПИД

 

Джек Лондон — Король

Александр Супербродяга

Май 1992

Надпись, нацарапанная на куске дерева, обнаруженном на месте гибели Криса МакКэндлесса

 

 

Темный еловый лес хмурился по обе стороны замерзшего потока. Недавний ветер сорвал с деревьев панцирь наледи, и они, казалось, тянулись друг к другу, черные и зловещие в угасающем свете. Бескрайняя тишина царила над землей. Сама земля была опустошенной, безжизненной и недвижимой, столь одинокой и холодной, что источала даже не уныние. В ней чувствовался призрак смеха, но смеха более ужасного, чем любая тоска — смеха, безрадостного как улыбка Сфинкса, холодного как иней, с привкусом мрачной непогрешимости. Властная неизъяснимая мудрость вечности хохотала над тщетой жизни и ее жалкими усилиями. Это была сама Дикая природа, свирепая хладнокровная чаща Северных земель.

Джек Лондон «Белый клык»

 

 

На северной оконечности Аляскинского хребта, где могучие бастионы МакКинли и ее спутников сдаются степям низовьев Кантишны, группа более мелких хребтов, известных как Аутер Рэйндж, распростерлась по равнине, подобно скомканному одеялу на неприбранной кровати. Между каменистых вершин двух самых дальних отрогов Аутер Рэйндж с востока на запад протянулась котловина около восьми километров в поперечнике, в топкой смеси болот, ольшаника и костлявых елей. Вдоль этой низины извивается тропа Стэмпид, по которой Крис МакКэндлесс отправился в дикую природу.

 

 

Эта тропа была проложена в 1930 году легендарным аляскинским рудокопом Эрлом Пилгримом. Она вела к участку по добыче сурьмы, заложенному им на Стэмпид Крик, выше развилки Клируотер Токлат Ривер. В 1961 году Ютан Констракшн, компания из Фербэнкса, выиграла контракт от только что образованного штата Аляска (этот статус был ему присвоен лишь двумя годами ранее) по улучшению тропы для преобразования ее в дорогу, по которой грузовики смогут круглогодично доставлять руду. Для размещения дорожных рабочих на период строительства Ютан приобрела три списанных автобуса, обустроила каждый из них нарами и простой цилиндрической печкой, и отбуксировала их в глушь Катерпиллером Д-9[8].

Проект был прекращен в 1963 году. Около 80 километров дороги были к тому времени построены, но над многочисленными реками, пересекавшими тропу, не успели возвести ни единого моста, а дорога вскоре стала непроходимой из-за таяния вечной мерзлоты и наводнений. Ютан вытянула два автобуса обратно к шоссе. Третий был оставлен на полпути, чтобы служить приютом для охотников и звероловов. За три десятилетия, прошедших с окончания строительства, большая часть дорожного покрытия уничтожена размывами, порослью и бобровыми прудами, но автобус все еще там.

Старинный «Интернешнл Харвестер» сороковых годов неуместно рыжеет ржавчиной в сорока километрах птичьего полета к западу от Хили, среди зарослей кипрея неподалеку от тропы Стэмпид, как раз за границей Национального Парка Денали. Двигателя нет. Некоторые стекла разбиты, другие отсутствуют, по полу раскиданы осколки бутылок из-под виски. Зелено-белая покраска сильно выцвела. Полустертые буквы указывают на то, что старая машина была когда-то частью системы городского транспорта Фербэнкса: автобус 142. Нередко шесть или семь месяцев автобус стоит без единого гостя, но ранним сентябрем 1992 года случилось так, что шесть человек, пришедшие с трех разных направлений, посетили его в один и тот же день.

В 1980 году Национальный Парк Денали расширили за счет Холмов Кантишны и крайней северной части Аутер Рэйндж, но при этом был пропущен клочок земли в низине, известный как Волчьи Выселки, который охватывает первую половину тропы Стэмпид. Поскольку участок шириной в 11 и длиной в 32 километра окружен с трех сторон охранной зоной национального парка, в нем обитает немалое количество волков, медведей, карибу, лосей и другой дичи — местный секрет, ревностно охраняемый охотниками и звероловами, знающими об этой аномалии. Как только осенью открывается сезон охоты на лося, горстка охотников обычно наносит визит старому автобусу, находящемуся около реки Сушана на западной оконечности внепаркового участка, в трех километрах от охранной зоны.

Кен Томпсон, владелец магазина автозапчастей в Анкоридже, его работник Гордон Сэмел и их приятель Ферди Свенсон, строительный рабочий, отправились к автобусу 6 сентября 1992 года, чтобы поохотиться на лося. Путь был нелегким. Примерно через шестнадцать километров после окончания улучшенной части дороги тропа Стэмпид пересекает реку Текланика — быстрый ледяной поток, воды которого мутны от ледниковых отложений. Тропа спускается на берег реки прямо над узким ущельем, где Текланика вскипает белой пеной. Безрадостная перспектива переправы через этот поток цвета латте кого угодно лишит всякого желания путешествовать дальше.

Томпсон, Сэмел и Свенсон, однако, были упрямыми жителями Аляски, которым доставляет особое удовольствие проезжать на машинах в таких местах, для которых эти машины явно не предназначены. По прибытии на Текланику, они обследовали берега, пока не обнаружили широкий ветвистый участок реки с относительно мелкими протоками, а затем вырулили очертя голову прямо в стремнину.

— Я отправился первым, — рассказывает Томпсон. — Река была шириной где-то в 23 метра и очень быстрой. Моя тачка — восемьдесят второй Додж с увеличенным просветом и тридцативосьмидюймовой резиной, так что вода была мне как раз до капота. Был момент, когда я уж не думал, что смогу перебраться. У Гордона на тачке есть лебедка на 3,6 тонны, так что я ему сказал ехать сзади, чтобы он смог меня вытащить, если машину снесет.

Томпсон благополучно добрался до противоположного берега, за ним последовали Сэмел и Свенсон на своих внедорожниках. В кузовах двух из них были легкие вездеходы — трех- и четырехколесный. Они припарковали автомобили у галечного наноса, выгрузили вездеходы и отправились к автобусу на более маневренных машинах поменьше.

В сотне метров за рекой тропа исчезла в многочисленных бобровых прудах глубиной по грудь. Но и это не могло остановить трех аляскинцев, взорвавших динамитом плотины и осушивших пруды. Затем они поехали дальше, по каменистому речному руслу и через заросли ольховника. Ближе к вечеру друзья, наконец, добрались до автобуса. Когда они очутились там, по словам Томпсона, то обнаружили «парня и девчонку из Анкориджа, стоящих в 15 метрах и выглядящих вроде как испуганными».

Никто из них не был в автобусе, но они подошли достаточно близко для того, чтобы почувствовать «очень плохой запах изнутри». Самодельный сигнальный флаг — красный вязаный гамаш вроде тех, которые носят танцоры, был прикреплен к концу ольховой ветки у заднего выхода автобуса. Дверь была приоткрыта, к ней приклеена тревожная записка. Написанная от руки четкими прописными буквами на листе, вырванном из книги Николая Гоголя, она гласила:

 

 

С.О.С. МНЕ НУЖНА ВАША ПОМОЩЬ. Я РАНЕН, ПРИ СМЕРТИ И СЛИШКОМ СЛАБ, ЧТОБЫ ВЫБРАТЬСЯ ОТСЮДА. Я СОВСЕМ ОДИН, ЭТО НЕ ШУТКА. РАДИ БОГА, ПОЖАЛУЙСТА, ОСТАНЬТЕСЬ И СПАСИТЕ МЕНЯ. Я ВЫШЕЛ, ЧТОБЫ СОБРАТЬ ЯГОДЫ НЕПОДАЛЕКУ, И ВЕРНУСЬ ВЕЧЕРОМ. СПАСИБО, КРИС МАККЭНДЛЕСС. АВГУСТ?

 

 

Парочка из Анкориджа была слишком напугана смыслом записки и сильным запахом разложения, чтобы обследовать автобус внутри, так что Сэмел заставил себя взглянуть. Через окно он увидел ружье Ремингтон, пластиковую коробку с патронами, восемь или девять книг в гибких обложках, рваные джинсы, кухонную утварь и дорогой рюкзак. В задней части автобуса на небрежно сделанных нарах лежал синий спальный мешок. Казалось, что в нем кто-то или что-то находится, но, как говорит Сэмел, «нельзя было это утверждать наверняка».

«Я встал на пень, — продолжает Сэмел. — просунул руку через заднее окно и потряс мешок. В нем определенно что-то было, но весило оно не слишком много. До тех пор, пока я не подошел с другого конца и не увидел высунутую наружу голову, я все еще сомневался». Крис МакКэндлесс был мертв уже две с половиной недели.

Сэмел, человек твердых убеждений, решил, что тело должно быть немедленно эвакуировано. Однако на машинах Томпсона и его самого не хватало места для мертвеца, не было его и на мини-вездеходе парочки. Вскоре к месту действия подоспел шестой участник — охотник из Хили по имени Батч Киллиан. Поскольку у Киллиана был Арго — большой восьмиколесный вездеход-амфибия, Сэмел предложил ему вывезти труп, но Киллиан отказался, настаивая, что эта задача больше подходит полиции.

У Киллиана, шахтера, подрабатывающего по вечерам на скорой помощи при Добровольческой пожарной команде Хили, был на Арго двусторонний радиопередатчик. Не сумев выйти на связь возле автобуса, он двинул свой вездеход обратно к шоссе. В восьми километрах ниже по тропе, незадолго до темноты, он смог вызывать радиооператора на электростанции Хили. «Диспетчерская, — доложил он. — Это Батч. Позовите-ка полицию. В автобусе у Сушаны лежит человек. Судя по всему, он уже давно мертв».

В пол-девятого утра на следующий день полицейский вертолет шумно приземлился у автобуса, подняв метель из пыли и осиновых листьев. Полицейские быстро обшарили автобус и окрестности в поисках чего-либо подозрительного и вернулись. С собой они взяли останки МакКэндлесса, фотокамеру с пятью отснятыми кассетами, записку с просьбой о помощи и дневник, написанный поперек последних двух страниц полевого руководства по съедобным растениям — свидетельство последних недель молодого человека в 113 сжатых, загадочных записях.

Тело доставили в Анкоридж, где в Криминалистической лаборатории было проведено вскрытие. Останки успели так сильно разложиться, что было невозможно с точностью определить, когда умер МакКэндлесс, но патологоанатом не обнаружил следов серьезных внутренних повреждений или сломанных костей. На теле практически не осталось подкожного жира, и мускулы существенно усохли за недели, предшествующие смерти. В момент вскрытия, останки МакКэндлесса весили 30 килограммов. Наиболее вероятной была признана смерть от голода.

В конце записки с просьбой о помощи стояла подпись МакКэндлесса, а проявленные фото содержали много автопортретов. Но, поскольку у него не было никаких документов, власти не знали, кем он был, откуда, и как оказался в своем последнем пристанище.

 

Глава третья

КАРТЭЙДЖ

 

Мне хотелось движения, а не спокойного течения жизни. Мне хотелось волнений, опасностей и самопожертвования для чувства. Во мне был избыток силы, не находивший места в нашей тихой жизни.

Лев Толстой «Семейное счастье»

Фрагмент, подчеркнутый в одной из книг, найденных вместе с останками Криса МакКэндлесса

 

 

Нельзя отрицать… что вольная жизнь всегда нас восхищала. Она была связана в нашем сознании со спасением от истории и угнетения и закона и докучливых обязательств, с абсолютной свободой, и эта дорога всегда вела на запад.

Уоллес Стегнер «Американский Запад как жизненное пространство»

 

 

Картэйдж, городок в Южной Дакоте с населением 274 человека, — это сонная горстка домиков из вагонки, опрятных двориков и видавших виды кирпичных фасадов, скромно поднимающихся из беспредельности северных равнин, плывущих по морю вечности. Величавые ряды тополей укрывают тенью сеть улиц, которых редко беспокоят проезжающие автомобили. В городе одна продовольственная лавка, один банк, единственная станция заправки и одинокий бар — «Кабаре», в котором Уэйн Вестерберг потягивает коктейль и пожевывает ароматную сигару, вспоминая странного молодого человека, известного ему под именем Алекс.

Фанерные стены «Кабаре» увешаны оленьими рогами, рекламой пива «Олд Милуоки» и слащавыми картинками с взлетающими птицами. Сигаретный дым вьется от сидящих группами фермеров в комбинезонах и пыльных камуфляжных кепках, чьи усталые лица мрачны, как у углекопов. Говоря короткими деловитыми фразами, они громко беспокоятся о переменчивой погоде и полях подсолнухов, слишком влажных, чтобы их можно было срезать, в то время как над их головами глумливая физиономия Росса Перо[9]ухмыляется на беззвучном телеэкране. Через восемь дней народ изберет Билла Клинтона президентом. Прошло почти два месяца с тех пор, как тело Криса МакКэндлесса было обнаружено на Аляске.

— Алекс любил этот коктейль, — хмуро говорит Вестерберг, крутя лед в своем Белом Русском[10]. — Обычно он сидел здесь в углу бара и рассказывал нам удивительные истории о своих путешествиях. Он мог говорить часами. Немало ребят здесь по-настоящему привязалось к старине Алексу. Странная штука с ним приключилась.

Вестерберг, очень подвижный, с мощными плечами, с черной бородкой клинышком, владеет элеватором в Картэйдже и еще одним — в нескольких километрах от города, но проводит каждое лето руководя бригадой комбайнеров, следующей за сбором урожая от Техаса и до канадской границы. Осенью 1990 года он завершал сезон на севере Монтаны, собирая ячмень для «Курс» и «Анхойзер-Буш»[11]. 10 сентября, выезжая из магазина запчастей, где он купил несколько деталей для барахлящего комбайна, он наткнулся на автостопщика — дружелюбного парнишку, который сказал, что его зовут Алекс МакКэндлесс.

МакКэндлесс был невысок, с плотным жилистым торсом рабочего-мигранта. В глазах парнишки было что-то притягательное. Темные и чувственные, они наводили на мысль об экзотической крови его предков — возможно, греческой или крови индейцев Чиппева[12], и выдавали ранимую душу, из-за чего Вестерберг сразу захотел взять мальчишку под свое крыло. По мнению Уэйна, Алекс отличался нежной миловидностью, на которую так западают женщины. Его лицо проявляло странную гибкость — порой оно могло быть вялым и невыразительным, и вдруг моментально расплывалось в широченной улыбке, искажавшей все его черты и обнажавшей крупные, как у лошади, зубы. Он был близорук, носил очки в стальной оправе. И выглядел очень голодным.

Через десять минут после того, как он подобрал МакКэндлесса, Вестерберг остановился в городке Этридж, чтобы передать приятелю посылку. «Он предложим нам пивка и спросил Алекса, как долго тот не ел, — рассказывает Вестерберг. — Алекс прикинул, что где-то пару дней. Сказал, что у него кончились деньжата». Услышав это, жена приятеля настояла на том, чтобы приготовить Алексу грандиозный ужин, который тот моментально слопал, а потом уснул прямо за столом.

МакКэндлесс сказал Вестербергу, что направлялся к горячим источникам Сако, в 386 километрах к востоку по трассе номер два. О них он слышал от разных «резиновых бродяг» (то есть, странников, у которых был свой автомобиль, чем они и отличаются от «кожаных бродяг», которые, за неимением машины, вынуждены стóпить или путешествовать пешком). Вестерберг ответил, что может подбросить МакКэндлесса еще на 16 километров, а затем должен повернуть на север и направиться в Санберст, к своему трейлеру возле поля, на котором он собирал урожай. Когда Вестерберг остановился, чтобы высадить МакКэндлесса, было пол-одиннадцатого вечера и снаружи лило как из ведра. «Вот те на! — сказал ему Вестерберг. — У меня рука не поднимется оставить тебя здесь под чертовым дождем. Спальник у тебя есть, так что заскочи, если хочешь, со мной в Санберст и переночуй в трейлере».

МакКэндлесс остался с Вестербергом на три дня. Работники вели громыхающие машины сквозь океан спелых белоснежных злаков, и он каждое утро выезжал с ними. Перед тем, как их дороги разошлись, Вестерберг сказал юноше, что если тому понадобится работа, он может разыскать его в Картэйдже.

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...