 |
Письма и записки посетителей Волшебного автобуса 12 глава
|
|
|
|
В 1819 году адмиралтейство назначило Франклина руководителем экспедиции по диким землям северо-западной Канады. Два года спустя после отправления из Англии, зима застигла его маленький отряд, пробирающийся сквозь пространства тундры — столь огромные и однообразные, что они окрестили их Пустошами, и под этим именем они известны до сих пор. Еда заканчивалась. Дичи почти не было, что вынудило Франклина и его людей глодать лишайники, которые они соскребали с камней, поедать паленые оленьи шкуры, кости погибших животных, собственные ботинки, а под конец и друг друга. Как минимум двух человек убили и съели, предполагаемый убийца был без лишних церемоний казнен, а еще восемь других погибли от голода и болезней. Самого Франклина отделяли от смерти один-два дня, когда их спасла группа метисов.
Любезный викторианский джентльмен, Франклин был известен как добродушный неумеха, упрямый и бестолковый, с наивными детскими идеалами и презрением к искусству выживания в дикой природе. Он был чудовищно неподготовлен к руководству арктической экспедицией, и после возвращения в Англию прославился как Поедатель Собственных Ботинок — причем это прозвище чаще звучало с благоговейным страхом, нежели с насмешкой. Он был объявлен национальным героем, произведен в капитаны, ему щедро заплатили за описание его злоключений, и в 1825 году назначили командиром второй арктической экспедиции.
Эта поездка обошлась почти без происшествий, но в 1845 году, пытаясь отыскать легендарный Северо-западный путь, Франклин совершил роковую ошибку, вернувшись в Арктику в третий раз. Он и 128 человек под его командованием бесследно исчезли. Свидетельства, обнаруженные сорока с лишним экспедициями, посланными на их поиски, со временем подтвердили, что все они погибли от цинги, голода и невероятных страданий.
|
|
|
Когда МакКэндлесс был найден мертвым, его уподобляли Франклину не только потому, что оба умерли от голода, но также поскольку обоих обвиняли в недостаточном смирении — дескать, и тот, и другой поплатились за неуважение к земле. Через столетие после гибели Франклина, выдающийся исследователь Вильялмур Стефансон показал, что английский путешественник не утруждал себя изучением методик выживания индейцев и эскимосов — народов, которые могли процветать «поколениями, выращивая детей и заботясь о стариках» в тех же трудных условиях, которые оказались гибельными для Франклина (Стефансон забыл упомянуть, что множество индейцев и эскимосов тоже нашли в северных широтах голодную смерть).
Гордыня МакКэндлесса, однако, имела другую природу, нежели глупость Франклина. Англичанин считал природу противником, который неминуемо сдастся перед лицом силы, благородного происхождения и викторианской дисциплины. Вместо того чтобы жить в согласии с природой и черпать из нее источники жизни, он постарался оградить себя от Арктики бесполезными военными орудиями и традициями. МакКэндлесс, в свою очередь, зашел слишком далеко в противоположную сторону. Он пытался кормиться исключительно плодами земли — и делать это, не утруждая себя предварительным освоением всех необходимых умений.
Но не стоит слишком сурово осуждать МакКэндлесса за плохую подготовку. Он был неопытен и переоценил свои возможности, но все же располагал достаточными навыками, чтобы продержаться шестнадцать недель практически лишь на четырех с половиной килограммах риса и голой смекалке. И он осознавал, что, уходя в чащу, дает себе очень малый простор для ошибок. Он совершенно точно знал, что ставит на кон.
Вряд ли покажется необычным факт наличия юношеских стремлений, которые старшие найдут безрассудными. Испытания риском — такой же обряд посвящения в нашей культуре, как и в большинстве других. Опасность всегда притягивает. В основном, именно поэтому, многие подростки ездят слишком быстро, напиваются и злоупотребляют наркотиками, именно поэтому их всегда так легко было вербовать в качестве пушечного мяса. Нетрудно доказать, что юношеское безрассудство является, в действительности, инструментом эволюции, закодированным в наших генах. МакКэндлесс всего лишь довел его до логического предела.
|
|
|
Он хотел испытать себя таким образом, чтобы иметь право гордо сказать: «это имело значение». У него были высокие — кто-то даже скажет, сверхъестественно высокие духовные стремления. Согласно моральному абсолюту, присущему убеждениям МакКэндлесса, испытание, в котором благоприятный исход гарантирован, вовсе не испытание.
Конечно, не только юнцы подвергают себя опасности. Джон Мьюир известен в основном как видный борец за охрану природы и основатель клуба Сьерра,[70]но он также был отважным путешественником, бесстрашным покорителем гор, ледников и водопадов, среди лучших эссе которого есть захватывающее описание того, как он едва не разбился в 1972 году при восхождении на гору Риттер в Калифорнии. В другом эссе Мьюир восторженно описывает, как его застиг жуткий ветер на верхних ветках тридцатиметровой Дугласовой пихты:
[Н]икогда прежде я не видел столь величественной радости движения. Тонкие деревья гнулись с приятным свистом в необузданном потоке, кружась и склоняясь вперед и назад, в круговерти, вычерчивая неописуемые сочетания вертикальных и горизонтальных кривых, пока я, напрягая все мускулы, держался за ветку, словно трупиал[71]на тростинке.
В то время ему было тридцать шесть. Что-то мне подсказывает — Мьюир не счел бы МакКэндлесса странным или недоступным пониманию.
Даже степенный, чопорный Торо с его знаменитой сентенцией, что он «вполне достаточно напутешествовался в Конкорде», все же соблазнился посетить более опасную глушь штата Мэн прошлого века, и подняться на гору Катадин. Восхождение на «дикую и ужасную, но исполненную красоты» вершину не только потрясло и испугало его, но также исполнило благоговения. Волнение, которое он испытал на гранитных высотах Катадина, наполнило вдохновением его лучшие произведения, и в корне изменило образ мыслей о земле в ее грубом, неукрощенном облике.
|
|
|
В отличие от Мьюира и Торо, МакКэндлесс удалился в глушь на для того, чтобы размышлять о природе или о мире в целом, но скорее чтобы исследовать внутреннюю природу своей собственной души. Однако вскоре он понял то, что Мьюир и Торо уже давно знали: длительное пребывание в дикой природе неизбежно заставляет сосредоточить внимание не только на своем внутреннем мире, но и на мире вокруг, и невозможно жить вдали от людей и не обрести тонкое понимание и сильную эмоциональную связь с землей и всем, что на ней.
Записи в дневнике МакКэндлесса содержат мало размышлений о дикой природе, да и вообще мало каких-либо размышлений. Лишь беглые заметки об окружающем пейзаже. В самом деле, как заметил Эндрю Лиске, прочитав фотокопию дневника, «эти записи в основном посвящены тому, что он съел. Он почти не писал ни о чем, кроме пищи».
Эндрю не преувеличивает, дневник очень похож на перечень собранных растений и добытой дичи. Но было бы ошибочно заключить, что МакКэндлесс не смог увидеть красоты окружающей природы, что невероятный пейзаж оставил его равнодушным. Как заметил специалист по экологии культуры Пол Шепард,
Бедуинский кочевник не восторгается видами, не рисует пейзажи и равнодушен к непрактическому естествознанию. … Его жизнь так тесно связана с природой, что в ней нет места абстракциям, эстетике или «природной философии», которую можно было бы вычленить из остальной его жизни. … Природа и его связь с нею — дело смертельной серьезности, облаченное в обычаи, таинства и опасности. Его личный досуг далек от бездеятельного развлечения или отстраненного вмешательства в естественные процессы. Но неотъемлемой частью его жизни является понимание их существования, местности, непредсказуемой погоды, той хрупкой грани, на которой покоится его существование.
|
|
|
То же можно сказать и о МакКэндлессе во время его пребывания у реки Сушана.
Было бы слишком легко представить Кристофера МакКэндлесса еще одним типичным слишком чувствительным мальчишкой, странным парнем, который прочел слишком много книг, но не обрел ни капли здравого смысла. Но стереотипы здесь не работают. МакКэндлесс не был очередным незадачливым бездельником, томимым экзистенциальным отчаянием. Наоборот, его жизнь была преисполнена смысла. Но его цель лежала вне протоптанных путей, МакКэндлесс не верил в ценность того, что достается слишком легко. Он от себя требовал многого — слишком многого, как оказалось в итоге.
Пытаясь объяснить необычное поведение МакКэндлесса, некоторые упирали на то, что, подобно Джону Уотермэну, он был невысокого роста и мог страдать от «комплекса коротышки», постоянной неуверенности в себе, которая заставляла его доказывать свою мужественность экстремальными физическими испытаниями. Другие считали, что у истоков его гибельной одиссеи лежал Эдипов комплекс. Хотя в обеих гипотезах можно обнаружить крупицы правды, такого рода заочный посмертный психоанализ — сомнительное и весьма спорное предприятие, которое неизбежно унижает и опрощает отсутствующего пациента. Вряд ли можно извлечь пользу из превращения необыкновенных духовных исканий МакКэндлесса в список психопатических расстройств.
Роман, Эндрю и я глядим на мерцающие угольки. Уже поздняя ночь, но мы все еще беседуем о МакКэндлессе. Роману тридцать два, он любознателен и откровенен. Он получил в Стэнфорде докторскую степень по биологии и стойко не доверяет общественному мнению. Он провел свою юность в тех же пригородах Вашингтона, что и МакКэндлесс, и счел их удушающими. Впервые он приехал на Аляску девяти лет от роду, чтобы навестить трех дядюшек, добывающих уголь в Усибелли, крупном карьере в нескольких километрах к востоку от Хили, и моментально влюбился в Север. В последующие годы он постоянно возвращался в сорок девятый штат. В 1977 году, закончив школу лучшим в классе, он переехал в Фербэнкс и поселился на Аляске.
Теперь Роман преподает в Тихоокеанском Университете Аляски в Анкоридже, и широко известен своими длительными приключениями в глуши. Среди прочего, он преодолел все тысячу шестьсот девять километров хребта Брукса пешком и на веслах, проехал зимой на лыжах четыреста километров через Арктический Национальный Заповедник, прошел одна тысяча сто двадцати шести километровый Аляскинский хребет и первым поднялся на тридцать с лишним северных гор и скал. И Роман не видит особой разницы между его собственными уважаемыми многими похождениями и приключением МакКэндлесса за исключением того, что МакКэндлессу не повезло, и он погиб.
|
|
|
Я описываю самонадеянность и глупые ошибки МакКэндлесса — два-три промаха, которые стоили ему жизни. «Да, он напортачил, — отвечает Роман. — Но я восхищаюсь тем, что он попытался сделать. Жить совершенно отрезанным от цивилизации, месяц за месяцем, невероятно сложно. Я никогда этого не делал. И очень сомневаюсь, что многие из тех, кто называет МакКэндлесса неумехой, когда-либо совершали это, хотя бы на пару недель. Долго жить в глуши Аляски, существуя лишь тем, что удалось подстрелить или собрать — большинство людей даже не представляют, как это сложно. А МакКэндлессу почти удалось».
«Мне сложно не сравнивать себя с этим парнем, — продолжает Роман, пошевеливая угли палкой. — Не хочется признаваться, но не так давно я легко мог закончить так же, как и он. Когда я только переселился на Аляску, то был очень похож на МакКэндлесса — такой же молодой и горячий. Уверен, что многие жители Аляски, включая изрядное число его критиков, имели немало общего с МакКэндлессом когда впервые попали сюда. Наверное, именно поэтому они так обрушиваются на него — он слишком напоминает им тогоом, кем они когда-то были».
Наблюдение Романа подчеркивает, как сложно нам, поглощенным рутиной взрослой жизни, вспоминать о бурных страстях и стремлениях своей юности. Как признавал отец Эверетта Рюсса через много лет после исчезновения двадцатилетнего сына в пустыне, «Взрослому не постигнуть полета души подростка. Думаю, мы все плохо понимали Эверетта».
Давно миновала полночь, а мы с Романом и Эндрю все еще пытаемся разобраться в жизни и смерти МакКэндлесса, и все же его сущность ускользает от нас. Постепенно беседа наполняется паузами и замирает. Когда я ухожу от костра, чтобы найти место для спального мешка, первые сочные мазки зари уже легли на северо-западный край неба. Хотя ночью москитов особенно много, и автобус, несомненно, послужил бы отличным убежищем, я не решился спать внутри него. Проваливаясь в глубокий сон, я успел заметить, что остальные поступили так же.
Глава восемнадцатая
ТРОПА СТЭМПИД
Современному человеку почти невозможно понять, что значит жить охотой. Все существование охотника — сплошное тяжелое, непрерывное путешествие. … Жизнь в постоянном беспокойстве, что следующая попытка окажется неудачной, что ловушка не сработает, что в этом сезоне стада не появятся. На главное — жизнь охотника постоянно находится под угрозой лишений и голодной смерти.
Джон М. Кэмпбелл «Голодное лето»
А что такое история? Это установление вековых работ по последовательной разгадке смерти и ее будущему преодолению. Для этого открывают математическую бесконечность и электромагнитные волны, для этого пишут симфонии. Двигаться вперед в этом направлении нельзя без некоторого подъема. Для этих открытий требуется духовное оборудование. Данные для него содержатся в Евангелии. Вот они. Это, во-первых, любовь к ближнему, этот высший вид живой энергии, переполняющей сердце человека и требующей выхода и расточения, и затем это главные составные части современного человека, без которых он немыслим, а именно идея свободной личности и идея жизни как жертвы.
Борис Пастернак «Доктор Живаго»
Фрагмент, выделенный в одной из книг, найденных с останками Кристофера МакКэндлесса
После того, как его попытка выбраться провалилась из-за разлива Текланики, МакКэндлесс 8 июля возвратился в автобус. Никто не знает, что творилось у него в душе. Дневник молчит. Вполне возможно, что его не слишком заботил отрезанный пусть к спасению. И в самом деле, у него в то время не было причин волноваться: стояла середина лета, земля в изобилии снабжала его растениями и дичью, еды хватало. Он, вероятно, предположил, что если переждет до августа, то Текланика обмелеет достаточно, чтобы ее пересечь.
МакКэндлесс вновь устроился в ржавом остове автобуса номер 142 и вернулся к рутине охоты и собирательства. Он прочел «Смерть Ивана Ильича» Толстого и «Человек-компьютер» Майкла Крайтона. В дневнике он отметил, что дождь непрерывно льет уже неделю. Дичь попадалась в избытке: за три последние недели июля он убил тридцать пять белок, четыре дикуши, пять соек и дятлов и двух лягушек, которых он съел с гарниром из дикого картофеля, дикого ревеня, разнообразных ягод и огромного количества грибов. Но, несмотря на кажущееся изобилие, мясо было очень постным, и он получал меньше калорий, чем сжигал. После трех месяцев подобной диеты, он балансировал на опасной грани. А потом, в конце июля, МакКэндлесс совершил роковую ошибку.
Он только что закончил читать «Доктора Живаго» — книгу, которая вдохновила его на восхищенные комментарии на полях и подчеркивание некоторых фрагментов:
Лара шла вдоль полотна по тропинке, протоптанной странниками и богомольцами, и сворачивала на луговую стежку, ведшую к лесу. Тут она останавливалась и, зажмурив глаза, втягивала в себя путано-пахучий воздух окрестной шири. Он был роднее отца и Матери, лучше возлюбленного и умнее книги. На одно мгновение смысл существования опять открывался Ларе. Она тут, — постигала она, — для того, чтобы разобраться в сумасшедшей прелести земли и все назвать по имени, а если это будет ей не по силам, то из любви к жизни родить преемников, которые это сделают вместо нее.
«ПРИРОДА / ЧИСТОТА» — вывел он заглавными буквами наверху страницы.
О как хочется иногда из бездарно-возвышенного, беспросветного человеческого словоговорения в кажущееся безмолвие природы, в каторжное беззвучие долгого, упорного труда, в бессловесность крепкого сна, истинной музыки и немеющего от полноты души тихого сердечного прикосновения!
МакКэндлесс пометил звездочками и скобками этот абзац, и обвел «в кажущееся безмолвие природы» черными чернилами.
Рядом со словами «И вот оказалось, что только жизнь, похожая на жизнь окружающих и среди нее бесследно тонущая, есть жизнь настоящая, что счастье обособленное не есть счастье… Это огорчало больше всего», он записал: «Счастье истинно лишь если его разделить с другими».
Хочется трактовать эту фразу как еще одно свидетельство того, что долгое, одинокое отдохновение МакКэндлесса серьезно изменило его. Можно истолковать ее как признание, что, он, возможно, был готов приоткрыть свою скорлупу, и, вернувшись в цивилизацию, собирался покончить с жизнью одинокого странника, больше не избегая близости с людьми и став членом человеческого общества. Но мы этого никогда не узнаем, поскольку «Доктор Живаго» оказался последней книгой, прочтенной Крисом.
30 июля, через два дня после того, как он дочитал роман, в дневнике появилась зловещая запись: «ЧРЕЗВЫЧАЙНО СЛАБ. ОШИБСЯ В КАРТ. СЕМЕНАХ. ОЧЕНЬ ТЯЖЕЛО ДАЖЕ ВСТАТЬ. ГОЛОДАЮ. В БОЛЬШОЙ ОПАСНОСТИ» [72]. До этого в дневнике не было и намека, что МакКэндлесс оказался в критических обстоятельствах. Он голодал, и его скромный рацион превратил тело в мешок с костями, но здоровье, судя по всему, было в порядке. Затем, после 30 июля, его состояние резко ухудшилось. К 19 августа он был мертв.
Было сделано немало предположений о причине столь быстрого угасания. После опознания останков МакКэндлесса, Уэйн Вестерберг смутно припомнил, что Крис мог купить в Южной Дакоте какие-то зерна перед тем, как отправиться на север, включая, возможно, семена картофеля, которые планировал выращивать после того, как обоснуется в глуши. Согласно этой теории, МакКэндлесс так и не высадил их (я не видел никаких следов огорода поблизости от автобуса), и к концу июля проголодался настолько, что решил съесть эти семена, которые отравили его.
Проросшие семена картофеля действительно слегка ядовиты. Они содержат соланин — яд, встречающийся у растений семейства пасленовых, который вызывает рвоту, понос и апатию, а если его принимать длительно, неблагоприятно влияет на сердечный ритм и кровяное давление. У этой теории, впрочем, есть серьезный недостаток: для наступления печальных последствий, МакКэндлесс должен был съесть несколько килограмм семян, и если учесть небольшой вес рюкзака на тот момент, когда Голлиен высадил его из своей машины, вряд ли он имел с собой больше нескольких грамм, если имел их вообще.
Но другие сценарии упоминают семена совсем другой разновидности картофеля, что гораздо более похоже на правду. На страницах 126 и 127 «Травника Танаина» описывается растение, прозванное индейцами, которые добывают его похожий на морковку корень, диким картофелем. Он известен ботаникам как Hedysarum alpium, и повсеместно растет на песчаных почвах в этом регионе.
Согласно «Травнику Танаина», «корень дикого картофеля — вероятно, самая важная пища индейцев Дена'ина, если не брать во внимание дикие фрукты. Они едят его сырым, вареным, печеным или жареным, предпочитая обмакивать в масло или топленое сало, в котором они его также хранят». Далее книга рассказывает, что лучшее время для сбора дикого картофеля — «весна, как только земля растает… Летом он становится сухим и жестким».
Присцилла Рассел Кэри, автор «Травника Танаина», объяснила мне, что «весна была особенно тяжелым временем для народа Дена'ина, особенно в прошлом. Зачастую дикие стада не появлялись или гон рыбы не начинался в положенное время. Тогда дикий картофель становился основным продуктом питания, пока поздней весной не появлялась рыба. Он очень сладкий. Он был — да и сейчас является их излюбленным кушаньем».
Над землей дикий картофель прорастает как кустистая трава высотой в полметра, с нежными розовыми цветами, похожими на миниатюрные цветки душистого горошка. Руководствуясь книгой Кэри, МакКэндлесс 24 июня начал без вреда для здоровья выкапывать и есть корни дикого картофеля. 14 июля он принялся поедать и стручки растения, похожие на бобовые — возможно, потому, что корни стали слишком жесткими. На одной из фотографий того времени виден трех с половиной литровый пластиковый мешок, до отказа набитый такими семенами. А затем, 30 июля, запись в дневнике гласит: «ЧРЕЗВЫЧАЙНО СЛАБ. ОШИБСЯ В КАРТ. СЕМЕНАХ. …»
На следующей странице после дикого картофеля «Травник Танаина» описывает близкородственное растение — дикий душистый горошек, Hedysarum mackenzii. Хотя он немного меньше, растения так похожи, что порой их путают даже ботаники. Лишь одно различие абсолютно надежно: на обратной стороне листочков дикого картофеля заметны поперечные жилки, отсутствующие у дикого душистого горошка.
Книга Кэри предупреждает, что поскольку дикий душистый горошек так похож на дикий картофель и «считается ядовитым, идентификация должна быть предельно аккуратной перед тем, как употребить дикий картофель в пищу». Записи об отравлениях H. mackenzii отсутствуют в современной медицинской литературе, но аборигены Севера издревле знают, что дикий душистый горошек ядовит, и очень осторожны при сборе растений.
Чтобы найти материалы о признаках отравления диким душистым горошком, пришлось углубляться в архивы арктических исследований XIX века. Я нашел искомое в дневниках сэра Джона Ричардсона, знаменитого шотландского хирурга, натуралиста и исследователя. Он был участником первых двух экспедиций злополучного сэра Джона Франклина, и выжил в обеих. Именно Ричардсон застрелил подозреваемого убийцу-каннибала во время первой экспедиции. Он также был ботаником, который впервые составил научное описание H. mackenzii и дал растению его ботаническое название. В 1848 году, руководя арктической экспедицией, посланной искать пропавшего Франклина, Ричардсон сделал сравнительный анализ H. alpinum и H. mackenzii. H. alpinum, как он отметил в дневнике,
имеет длинные гибкие корни со сладким лакричным вкусом, и в больших количествах поедается весной туземцами, но деревенеет и теряет сочность и хрусткость в последующих сезонах. Корень белесого, стелющегося и менее красивого, зато с более крупными цветками, Hedysarum mackenzii ядовит, и едва не погубил старую индианку в Форт Симпсоне, которая приняла его за вышеупомянутое растение. К счастью, оно оказалось рвотным, и ее желудок изверг все, что она проглотила. Индианка выздоровела, хотя мы некоторое время сомневались, что она выживет.
Легко представить, что Крис МакКэндлесс сделал ту же ошибку, что и старая индианка, и стал таким же беспомощным. После сопоставления доступных свидетельств, оставалось мало сомнений, что МакКэндлесс — безрассудный и неосторожный по своей природе — совершил ошибку, приняв одно растение за другое, и умер от последствий отравления. В статье для «Аутсайд» я написал с большой степенью уверенности, что именно H. mackenzii, дикий душистый горошек, убил юношу. Практически все журналисты, писавшие о трагедии МакКэндлесса, пришли к тому же умозаключению.
Но по мере того, как я продолжал исследовать гибель МакКэндлесса, это единодушие внушало все большие сомнения. За три недели, начиная с 24 июня, МакКэндлесс выкопал и благополучно съел дюжины корешков дикого картофеля, не совершив этой ошибки. Почему же 14 июля, когда он начал собирать семена вместо корней, то неожиданно спутал два вида?
Я все больше убеждался, что МакКэндлесс тщательно избегал ядовитого H. mackenzii и никогда не ел ни семян, ни других частей этого растения. Он действительно отравился, но погубил его не дикий душистый горошек. Причиной смерти МакКэндлесса был дикий картофель, H. alpinum, обозначенный в «Травнике Танаина» просто съедобным.
В книге написано, что только корни дикого картофеля съедобны. Хотя про семена не говорится, что их можно есть, отсутствуют и указания на их токсичность. Надо отдать должное МакКэндлессу, семена дикого картофеля ни в одной публикации не упоминаются как содержащие токсины: интенсивный поиск в медицинской и ботанической литературе не привел ни к одному указанию на то, что какие либо части H. alpinum являются ядовитыми. Но семейство бобовых (Leguminosae, к которому принадлежит H. alpinum) изобилует видами, вырабатывающими алкалоиды — химические соединения с мощным фармакологическим эффектом. (В частности, алкалоидами являются морфин, кофеин, никотин, кураре, стрихнин и мескалин.) И у многих видов токсин находится в строго определенном месте растения.
«Вот что происходит со многими бобовыми, — объясняет Джон Брайант, специалист по химической экологии Университета Аляски в Фербэнксе. — Поздним летом эти растения концентрируют алкалоиды в оболочке семян, чтобы отпугнуть животных. В определенное время года растение со съедобными корнями и ядовитыми семенами не будет чем-то необычным. Если вид вырабатывает алкалоиды с приближением осени, наиболее вероятно обнаружить токсин именно в семенах».
Во время визита на реку Сушана в 1993 году, я собрал образцы H. alpinum, росшего в нескольких десятках сантиметров от автобуса, и послал несколько сушеных стручков доктору Томасу Клаусену, коллеге профессора Брайанта по кафедре химии Университета Аляски. Хотя предварительный анализ, произведенный Клаусеном и студентом-выпускником Эдвардом Тредуэллом, выявил в семенах следы алкалоидов, более тщательная последующая проверка не обнаружила никаких алкалоидов, ни токсичных, ни каких-либо еще.[73]
Я был обескуражен. С учетом тревожной и недвусмысленной записи в дневнике от 30 июля, сложно было поверить, что недавно съеденные в большом количестве семена не были связаны с его смертью.
В течение долгого времени после выхода в свет в 1996 году первого издания этой книги, я все еще был озадачен отсутствием алкалоидов в протестированных семенах. Несколько лет я упорно просеивал научную литературу, надеясь отыскать ключ к разгадке. Однажды я нашел статью, озаглавленную «Идентификация свайнсонина как возможного содействующего микотоксина в микотоксикозах заплесневелых кормов». Статья описывала грибок Rhizoctonia leguminicola, который живет на многих видах бобовых летом при сыром климате. И R. leguminicola, как оказалось, производит мощный алкалоид под названием свайнсонин — вещество, которое скотоводы и ветеринары хорошо знают как убийцу домашнего скота. Ветеринарная литература изобилует описаниями отравлений животных при поедании сырого корма, зараженного Rhizoctonia leguminicola.
Когда я прочел о связи между R. Leguminicola и свайнсонином, меня озарило: МакКэндлесса убили не семена дикого картофеля, а, возможно, плесень, которая на них росла. Сушеные семена, которые я послал Клуасену и Тредуэллу, дали негативные результаты, поскольку на них не было плесени. Но можно с большой вероятностью предполагать, что стручки, которыми МакКэндлесс питался в последние две недели июля, могли быть заражены R. Leguminicola.
Он начал собирать и поедать в больших количествах семена дикого картофеля 14 июля, во время затяжного дождя. Эти зеленые стручки хранились во влажных и грязных мешках Зиплок[74]— отличной питательной культуре для выращивания плесени. Если съеденные МакКэндлессом семена дикого картофеля были заражены свайнсонином из размножившегося R. Leguminicola, это означает, что парень не был таким безрассудным и неумелым, как его изображают. Он не спутал два вида. Отравившее его растение не было ядовитым само по себе, МакКэндлесс всего лишь съел заплесневелые семена. Невинная ошибка, стоившая ему жизни.
В ветеринарной литературе нет недостатка в описаниях отравлений животных свайнсонином после употребления корма, зараженного грибком. Наиболее явно проявляются неврологические симптомы. Согласно работе, опубликованной в «Журнале Ассоциации американской ветеринарной медицины», у такого скота проявляются следующие симптомы: «угнетенное состояние, медленная шаткая походка, грубая шерсть, мутный застывший взгляд, истощение, мышечная несогласованность и нервозность (особенно во время стресса). Кроме того, больные животные могут искать уединения и выходить из повиновения, а также испытывать проблемы при принятии еды и питья».
Эффект отравления свайнсонином хронический — алкалоиды редко убивают на месте. Токсин делает свое дело скрытно, косвенно, ингибируя ферменты, необходимые для гликопротеинового метаболизма. Он действует подобно массивной газовой пробке в топливопроводе. Организм не может превращать съеденное в источник энергии. Если принять слишком много свайнсонина, то ждет голодная смерть, и не имеет значения, сколько еды попало в желудок.
Иногда животные выздоравливают после отравления свайнсонином, но только если они изначально достаточно упитанны. Чтобы ядовитый компонент был выведен из организма через мочу, он сперва должен связаться с молекулами глюкозы или аминокислот. Чтобы очистить организм от яда, нужны большие запасы протеинов и сахарóв.
Проблема в том, — говорит профессор Брайант, — что если ты изначально худой и голодный, у тебя, совершенно очевидно, нет запасов глюкозы и протеина, чтобы вывести токсин из организма. Когда голодающее животное принимает алкалоид — даже такой неопасный, как кофеин, — то он воздействует на него гораздо сильнее, чем в обычных условиях. Если МакКэндлесс съел кучу таких семян, будучи уже полумертвым от голода, это неминуемо должно было обернуться катастрофой.
|
|
|
