 |
Глава 17. СОВЕТ МУШКЕТЕРОВ
|
|
|
|
Все оказалось так, как предвидел Атос: на бастионе никого не было, кроме человек двенадцати убитых французов и ларошельцев.
— Господа, — сказал Атос, принявший на себя командование экспедицией, — пока Гримо будет накрывать на стол, мы начнем с того, что подберем ружья и патроны. К тому же, собирая их, мы можем разговаривать без всякой помехи: эти господа, — прибавил он, указывая на убитых, — нас не услышат.
— А не лучше ли сбросить их в ров? — предложил Портос. — Но, конечно, не раньше, чем мы удостоверимся, что в карманах у них пусто.
— Да, — проронил Атос, — это уже дело Гримо.
— Так пусть Гримо их обыщет и перебросит через стены, — сказал д'Артаньян.
— Ни в коем случае, — возразил Атос. — Они могут нам пригодиться.
— Эти мертвецы могут нам пригодиться? — удивился Портос. — Да ты с ума сходишь, любезный друг!
— «Не судите опрометчиво», говорят Евангелие и господин кардинал, — ответил Атос. — Сколько ружей, господа?
— Двенадцать, — ответил Арамис.
— Сколько выстрелов в запасе?
— Около сотни.
— Это все, что нам нужно. Зарядим ружья!
Четыре друга принялись за дело.
Они кончили заряжать последнее ружье, когда Гримо знаками доложил, что завтрак подан.
Атос ответил одобрительным жестом и указал ему на сторожевую башенку, где, как понял Гримо, он должен был нести караул.
А чтобы Гримо было не так скучно стоять на посту, Атос разрешил ему прихватить хлебец, две котлеты и бутылку вина.
— Теперь сядем за стол! — пригласил Атос.
Четыре друга уселись на землю, скрестив ноги, как турки или портные.
— Ну, теперь, когда больше нечего бояться, что тебя подслушают, — сказал д'Артаньян, — надеюсь, ты поведаешь нам свою тайну.
|
|
|
— Я полагаю, господа, что доставлю вам и удовольствие и славу, — начал Атос. — Я заставил вас совершить очаровательную прогулку. Вот вам вкусный завтрак, а вон там, как вы сами можете разглядеть через бойницы, пятьсот человек зрителей, которые считают нас безумцами или героями, два разряда глупцов, очень похожих друг на друга.
— Ну а тайна? — спросил д'Артаньян.
— Тайна моя заключается в том, — ответил Атос, — что вчера вечером я видел миледи.
Д'Артаньян в этот миг подносил стакан ко рту, но при упоминании о миледи рука у него так сильно задрожала, что он принужден был поставить стакан на землю, чтобы не расплескать вино.
— Ты видел твою…
— Тсс! — перебил Атос. — Вы забываете, любезный друг, что эти господа не посвящены, подобно вам, в мои семейные дела. Итак, я видел миледи.
— А где? — спросил д'Артаньян.
— Примерно в двух лье отсюда, в гостинице «Красная голубятня».
— В таком случае, — я погиб, — произнес д'Артаньян.
— Нет, не совсем еще, — возразил Атос, — потому что теперь она, вероятно, уже покинула берега Франции.
Д'Артаньян с облегчением вздохнул.
— В конце концов, кто она такая, эта миледи? — полюбопытствовал Портос.
— Очаровательная женщина, — ответил Атос и отведал пенистое вино. — Каналья трактирщик! — воскликнул он. — Всучил нам анжуйское вместо шампанского и воображает, что нас можно провести!.. Да, — продолжал он, очаровательная женщина, которая весьма благосклонно отнеслась к нашему другу д'Артаньяну, но он сделал ей какую-то гнусность, и она пыталась отомстить: месяц назад подсылала к нему убийц, неделю назад пробовала отравить его, а вчера выпросила у кардинала его голову.
— Как! Выпросила у кардинала мою голову? — вскричал д'Артаньян, побледнев от страха.
— Это святая правда, — подтвердил Портос, — я сам, своими ушами слышал.
— И я тоже, — вставил Арамис.
— Если это так, бесполезно продолжать борьбу, — проговорил д'Артаньян, в отчаянии опуская руки. — Лучше уж я пущу себе пулю в лоб и сразу положу всему конец!
|
|
|
— К этой глупости всегда успеешь прибегнуть, — заметил Атос, — только она ведь непоправима.
— Но мне не миновать гибели, имея таких могущественных врагов, — возразил д'Артаньян. — Во-первых, незнакомец из Менга, затем де Вард, которому я нанес три удара шпагой, затем миледи, тайну которой я случайно раскрыл, и, наконец, кардинал, которому я помешал отомстить.
— А много ли их? Всего только четверо! — сказал Атос. — И нас ведь тоже четверо. Значит, выходит, один на одного… Черт возьми! Судя по тем знакам, какие подает Гримо, нам сейчас придется иметь дело с гораздо большим количеством… Что случилось, Гримо? Принимая во внимание серьезность положения, я вам разрешаю говорить, друг мой, но, прошу вас, будьте немногословны. Что вы видите?
— Отряд.
— Сколько человек?
— Двадцать.
— Кто они такие?
— Шестнадцать человек землекопной команды и четыре солдата.
— За сколько шагов отсюда?
— За пятьсот.
— Хорошо, мы еще успеем доесть курицу и выпить стакан вина за твое здоровье, д'Артаньян!
— За твое здоровье! — подхватили Портос и Арамис.
— Ну, так и быть, за мое здоровье! Однако я не думаю, чтобы ваши пожелания принесли мне большую пользу.
— Не унывай! — сказал Атос. — Аллах велик, как говорят последователи Магомета, и будущее в его руках.
Осушив свой стакан и поставив его подле себя, Атос лениво поднялся, взял первое попавшееся ружье и подошел к бойнице.
Портос, Арамис и д'Артаньян последовали его примеру, а Гримо получил приказание стать позади четырех друзей и перезаряжать ружья.
Спустя минуту показался отряд. Он шел вдоль узкой траншеи, служившей ходом сообщения между бастионом и городом.
— Черт побери! Стоило нам беспокоиться ради двух десятков горожан, вооруженных кирками, заступами и лопатами! — заметил Атос. — Достаточно было бы Гримо подать им знак, чтобы они убирались прочь, и я убежден, что они оставили бы нас в покое.
— Сомневаюсь, — сказал д'Артаньян. — Они очень решительно шагают в нашу сторону. К тому же горожан сопровождают бригадир и четыре солдата, вооруженные мушкетами.
— Это они потому так храбрятся, что еще не видят нас, — возразил Атос.
|
|
|
— Признаюсь, мне, честное слово, противно стрелять в этих бедных горожан, — заметил Арамис.
— Плох тот священник, который жалеет еретиков! — произнес Портос.
— В самом деле, Арамис прав, — согласился Атос. — Я сейчас пойду и предупрежу их.
— Куда это вас черт несет! — попытался остановить его д'Артаньян. — Вас пристрелят, друг мой!
Но Атос не обратил никакого внимания на это предостережение и взобрался на пробитую в стене брешь. Держа в одной руке ружье, а в другой шляпу, он обратился к солдатам и землекопам, которые, удивившись его неожиданному появлению, остановились в полусотне шагов от бастиона, и, приветствуя их учтивым поклоном, закричал:
— Господа, я и несколько моих друзей завтракаем сейчас в этом бастионе! А вы сами знаете, как неприятно когда вас беспокоят во время завтрака. Поэтому мы просим вас, если уж вам непременно нужно побывать здесь, подождать, пока мы кончим завтракать, или прийти потом еще разок… или же, что будет самое лучшее, образумиться оставить мятежников и пожаловать к нам выпить за здоровье французского короля.
— Берегись, Атос! — крикнул д'Артаньян. — Разве ты не видишь, что они в тебя целятся?
— Вижу, вижу, — отвечал Атос, — но эти мещане очень плохо стреляют и не сумеют попасть в меня.
Действительно, в ту же минуту раздались четыре выстрела, но пули, не попав в Атоса, расплющились о камни вокруг него.
Четыре выстрела тотчас прогремели в ответ; они были лучше направлены, чем выстрелы нападавших: три солдата свалились, убитые наповал, а один из землекопов был ранен.
— Гримо, другой мушкет! — приказал Атос, не сходя с бреши.
Гримо тотчас же повиновался. Трое друзей Атоса снова зарядили ружья.
За первым залпом последовал второй: бригадир и двое землекопов были убиты на месте, а все остальные обратились в бегство.
— Вперед, господа, на вылазку! — скомандовал Атос.
Четыре друга ринулись за стены форта, добежали до поля сражения, подобрали четыре мушкета и пику бригадира и, уверенные в том, что беглецы не остановятся, пока не достигнут города, вернулись на бастион, захватив свои трофеи.
|
|
|
— Перезарядите ружья, Гримо, — приказал Атос. — А мы, господа, снова примемся за еду и продолжим наш разговор. На чем мы остановились?
— Я это хорошо помню, — сказал д'Артаньян, сильно озабоченный тем, куда именно должна была направиться миледи. — Ты говорил, что миледи покинула берега Франции.
— Она поехала в Англию, — пояснил Атос.
— А с какой целью?
— С целью самой убить Бекингэма или подослать к нему убийц.
Д'Артаньян издал возглас удивления и негодования.
— Какая низость! — вскричал он.
— Ну, это меня мало беспокоит! — заметил Атос. — Теперь, когда вы справились с ружьями, Гримо, — продолжал он, — возьмите пику бригадира, привяжите к ней салфетку и воткните ее на вышке нашего бастиона, чтобы эти мятежники-ларошельцы видели и знали, что они имеют дело с храбрыми и верными солдатами короля.
Гримо беспрекословно повиновался. Минуту спустя над головами наших четырех друзей взвилось белое знамя. Гром рукоплесканий приветствовал его появление: половина лагеря столпилась на валу.
— Как! — снова заговорил д'Артаньян. — Тебя ничуть не беспокоит, что она убьет Бекингэма или подошлет кого-нибудь убить его? Но ведь герцог наш друг!
— Герцог — англичанин, герцог сражается против нас. Пусть она делает с герцогом что хочет, меня это так же мало занимает, как пустая бутылка.
И Атос швырнул в дальний угол бутылку, содержимое которой он только что до последней капли перелил в свой стакан.
— Нет, постой, — сказал д'Артаньян, — я не оставлю на произвол судьбы Бекингэма! Он нам подарил превосходных коней.
— А главное, превосходные седла, — ввернул Портос, на плаще которого красовался в этот миг галун от его седла.
— К тому же бог хочет обращения грешника, а не его смерти, — поддержал Арамис.
— Аминь, — заключил Атос. — Мы вернемся к этому после, если вам будет угодно. А в ту минуту я больше всего был озабочен — и я уверен, что ты меня поймешь, д'Артаньян, — озабочен тем, чтобы отнять у этой женщины своего рода охранный лист, который она выклянчила у кардинала и с помощью которого собиралась безнаказанно избавиться от тебя, а быть может, и от всех нас.
— Да что она, дьявол, что ли! — возмутился Портос, протягивая свою тарелку Арамису, разрезавшему жаркое.
— А этот лист… — спросил д'Артаньян, — этот лист остался у нее в руках?
— Нет, он перешел ко мне, но не скажу, чтобы он мне легко достался.
— Дорогой Атос, — с чувством произнес д'Артаньян, — я уже потерял счет, сколько раз я обязан вам жизнью!
— Так ты оставил нас, чтобы проникнуть к ней? — спросил Арамис.
— Вот именно.
|
|
|
— И эта выданная кардиналом бумага у тебя? — продолжал допытываться д'Артаньян.
— Вот она, — ответил Атос и вынул из кармана своего плаща драгоценную бумагу.
Д'Артаньян дрожащей рукой развернул ее, не пытаясь даже скрыть охватившего его трепета, и прочитал:
«То, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказанию и для блага государства.
5 августа 1628 года.
Ришелье.»
— Да, действительно, — сказал Арамис, — это отпущение грехов по всем правилам.
— Надо разорвать эту бумагу, — проговорил д'Артаньян, которому показалось, что он прочитал свой смертный приговор.
— Нет, напротив, надо беречь ее как зеницу ока, — возразил Атос. — Я не отдам эту бумагу, пусть даже меня осыплют золотом!
— А что миледи теперь сделает? — спросил юноша.
— Она, вероятно, напишет кардиналу, — небрежным тоном ответил Атос, — что один проклятый мушкетер, во имени Атос, силой отнял у нее охранный лист. В этом же самом письме она посоветует кардиналу избавиться также и от двух друзей этого мушкетера — Портоса и Арамиса. Кардинал вспомнит, что это те самые люди, которых он всегда встречает на своем пути, и вот в один прекрасный день он велит арестовать д'Артаньяна, а чтобы ему не скучно было одному, он пошлет нас в Бастилию составить ему компанию.
— Однако же ты что-то мрачно шутишь, любезный друг, — заметил Портос.
— Я вовсе не шучу, — возразил Атос.
— А ты знаешь, — сказал Портос, — ведь свернуть шею этой проклятой миледи — меньший грех, чем убивать бедных гугенотов, все преступление которых состоит только в том, что они ноют по-французски те самые псалмы, которые мы поем по-латыни.
— Что скажет об этом наш аббат? — спокойно осведомился Атос.
— Скажу, что разделяю мнение Портоса, — ответил Арамис.
— А я тем более! — сказал д'Артаньян.
— К счастью, она теперь далеко, — продолжал Портос. — Признаюсь, она бы очень стесняла меня здесь.
— Она так же стесняет меня, будучи в Англии, как и во Франции, — сказал Атос.
— Она стесняет меня повсюду, — заключил д'Артаньян.
— Но раз она попалась тебе в руки, почему ты ее не утопил, не задушил, почему не повесил? — спросил Портос. — Ведь мертвые не возвращаются обратно.
— Вы так думаете, Портос? — заметил Атос с мрачной улыбкой, значение которой было понятно только д'Артаньяну.
— Мне пришла удачная мысль! — объявил д'Артаньян.
— Говорите, — сказали мушкетеры.
— К оружию! — крикнул Гримо.
Молодые люди вскочили и схватили ружья.
На этот раз приближался небольшой отряд, человек двадцать или двадцать пять, но это были уже не землекопы, а солдаты гарнизона.
— А не вернуться ли нам в лагерь? — предложил Портос. — По-моему, силы неравны.
— Это невозможно по трем причинам, — ответил Атос. — Первая та, что мы не кончили завтракать; вторая та, что нам надо еще переговорить о важных делах; а третья причина: еще остается десять минут до положенного часа.
— Необходимо, однако, составить план сражения, — заметил Арамис.
— Он очень прост, — сказал Атос. — Как только неприятель окажется на расстоянии выстрела, мы открываем огонь; если он продолжает наступать, мы стреляем снова и будем продолжать так, пока будет чем заряжать ружья.
Если те, кто уцелеет, решат идти на приступ, мы дадим осаждающим спуститься в ров и сбросим им на головы кусок стены, который только каким-то чудом еще держится на месте.
— Браво! — закричал Портос. — Ты положительно рожден быть полководцем, Атос, и кардинал, хоть он и мнит себя военным гением, ничто в сравнении с тобой!
— Господа, прошу вас, не стреляйте двое в одну цель, — предупредил Атос. — Пусть каждый точно метит в своего противника.
— Я взял на мушку своего, — отозвался д'Артаньян.
— А я своего, — сказал Портос.
— И я тоже, — откликнулся Арамис.
— Огонь! — скомандовал Атос.
Четыре выстрела слились в один, и четыре солдата упали.
Тотчас забили в барабан, и отряд пошел в наступление.
Выстрелы следовали один за другим, все такие же меткие. Но ларошельцы, словно зная численную слабость наших друзей, продолжали двигаться вперед, уже бегом.
От трех выстрелов упали еще двое, но тем не менее уцелевшие не замедляли шага.
До бастиона добежало человек двенадцать или пятнадцать; их встретили последним залпом, но это их не остановило: они попрыгали в ров и уже готовились лезть в брешь.
— Ну, друзья, — сказал Атос, — покончим с ними одним ударом. — К стене! К стене!
Четверо друзей и помогавший им Гримо стволами ружей принялись сдвигать с места огромный кусок стены. Он накренился, точно движимый ветром, и, отделившись от своего основания, с оглушительным грохотом упал в ров.
Раздался ужасный крик, — облако пыли поднялось к небу, и все было кончено.
— Мы что же, раздавили всех до одного? — спросил Атос.
— Да, черт побери, похоже, что всех, — подтвердил д'Артаньян.
— Нет, — возразил Портос, — вон двое или трое удирают, совсем покалеченные.
В самом деле, трое или четверо из этих несчастных, испачканные и окровавленные, убегали по ходу сообщения к городу. Это было все, что осталось от высланного отряда.
Атос посмотрел на часы.
— Господа, — сказал он, — уже час, как мы здесь, и теперь пари выиграно. Но надо быть заправскими игроками, к тому же д'Артаньян не успел еще высказать нам свою мысль.
И мушкетер со свойственным ему хладнокровием уселся кончать завтрак.
— Мою мысль? — переспросил д'Артаньян.
— Да, вы говорили, что вам пришла удачная мысль, — ответил Атос.
— Ах да, вспомнил: я вторично поеду в Англию и явлюсь к Бекингэму.
— Вы этого не сделаете, д'Артаньян, — холодно сказал Атос.
— Почему? Ведь я уже раз побывал там.
— Да, но в то время у нас не было войны, в то время Бекингэм был нашим союзником, а не врагом. То, что вы собираетесь сделать, сочтут изменой.
Д'Артаньян понял всю убедительность этого довода и промолчал.
— А мне, кажется, тоже пришла недурная мысль, — объявил Портос.
— Послушаем, что придумал Портос! — предложил Арамис.
— Я попрошу отпуск у господина де Тревиля под каким-нибудь предлогом, который вы сочините, сам я на это не мастер. Миледи меня не знает, и я могу получить к ней доступ, не возбуждая ее опасений. А когда я отыщу красотку, я ее задушу!
— Ну что ж… пожалуй, еще немного — и я соглашусь принять предложение Портоса, — сказал Атос.
— Фи, убивать женщину! — запротестовал Арамис. — Нет, вот у меня явилась самая правильная мысль.
— Говорите, Арамис, что вы придумали! — сказал Атос, питавший к молодому мушкетеру большое уважение.
— Надо предупредить королеву.
— Ах да, в самом деле! — воскликнули Портос и д'Артаньян.
И последний прибавил:
— По-моему, мы нашли верное средство.
— Предупредить королеву! — повторил Атос. — А как это сделать? Разве у нас есть связи при дворе? Разве мы можем послать кого-нибудь в Париж, чтобы это не стало тотчас известно всему лагерю? Отсюда до Парижа сто сорок лье. Не успеет наше письмо дойти до Анжера, как нас уже засадят в тюрьму!
— Что касается того, как надежным путем доставить письмо ее величеству, — начал, краснея, Арамис, — то я беру это на себя. Я знаю в Туре одну очень ловкую особу.
Арамис замолчал, заметив улыбку на лице Атоса.
— Вот так раз! Вы против этого предложения, Атос! — удивился д'Артаньян.
— Я не совсем его отвергаю, — ответил Атос, — но только хотел заметить Арамису, что он не может оставить лагерь, а ни на кого, кроме нас самих, нельзя положиться: через два часа после отъезда нашего гонца, все капуцины, все шпионы, все приспешники кардинала будут знать ваше письмо наизусть, и тогда арестуют и вас, и вашу ловкую особу.
— Не говоря уже о том, — вставил Портос, — что королева спасет Бекингэма, но не спасет нас.
— Господа, то, что сказал Портос, не лишено здравого смысла, — подтвердил д'Артаньян.
— Ого! Что такое творится в городе? — спросил Атос.
— Бьют тревогу.
Друзья прислушались: до них и в самом деле донесся барабанный бой.
— Вот увидите, они пошлют на нас целый полк, — заметил Атос.
— Не собираетесь же вы устоять против целого полка? — спросил Портос.
— А почему бы и нет? — ответил мушкетер. — Я чувствую себя в ударе и устоял бы против целой армии, если бы мы только догадались запастись еще одной дюжиной бутылок.
— Честное слово, барабанный бой приближается, — предупредил д'Артаньян.
— Пусть себе приближается, — ответил Атос. — Отсюда до города добрых четверть часа ходьбы. Следовательно, и из города сюда понадобится столько же. Этого времени для пас более чем достаточно, чтобы принять какое-нибудь решение. Если мы уйдем отсюда, то нигде больше не найдем такого подходящего места для разговора. И знаете, господа, мне именно сейчас приходит в голову превосходная мысль.
— Говорите же!
— Разрешите мне сначала отдать Гримо необходимые распоряжения.
Атос движением руки подозвал своего слугу и, указывая на лежавших в бастионе мертвецов, приказал:
— Гримо, возьмите этих господ, прислоните их к стене, наденьте им на головы шляпы и вложите в руки мушкеты.
— О великий человек! — воскликнул д'Артаньян. — Я тебя понимаю.
— Вы понимаете? — переспросил Портос.
— А ты, Гримо, понимаешь? — спросил Арамис.
Гримо сделал утвердительный знак.
— Это все, что требуется, — заключил Атос. — Вернемся к моей мысли.
— Но мне бы очень хотелось понять, в чем тут суть, — продолжал настаивать Портос.
— А в этом нет надобности.
— Да, да, выслушаем Атоса! — сказали вместе д'Артаньян и Арамис.
— У этой миледи, у этой женщины, этого гнусного создания, этого демона, есть, как вы, д'Артаньян, кажется, говорили мне, деверь…
— Да, я его даже хорошо знаю, и мне думается, что он не очень-то расположен к своей невестке.
— Это неплохо, — сказал Атос. — А если бы он ее ненавидел было бы еще лучше.
— В таком случае, — обстоятельства вполне отвечают нашим желаниям.
— Однако я бы очень желал понять, что делает Гримо, — повторил Портос.
— Молчите, Портос! — остановил его Арамис.
— Как зовут ее деверя?
— Лорд Винтер.
— Где он теперь?
— Как только пошли слухи о войне, он вернулся в Лондон.
— Как раз такой человек нам и нужен, — продолжал Атос. — Его-то и следует предупредить. Мы дадим ему знать, что его невестка собирается кого-то убить, и попросим не терять ее из виду. В Лондоне, надеюсь, есть какое-нибудь исправительное заведение, вроде приюта Святой Магдалины или Дома кающихся распутниц. Он велит упрятать туда свою невестку, и вот тогда мы можем быть спокойны.
— Да, — согласился д'Артаньян, — до тех пор, пока она оттуда не выберется.
— Вы, право, слишком многого требуете, д'Артаньян, — заметил Атос. — Я выложил вам все, что мог придумать. Больше у меня в запасе ничего нет, так и знайте!
— А я нахожу, — выразил свое мнение Арамис, — что лучше всего будет, если мы предупредим и королеву, и лорда Винтера.
— Да, но с кем мы пошлем письма в Тур и в Лондон?
— Я ручаюсь за Базена, — сказал Арамис.
— А я за Планше, — заявил д'Артаньян.
— В самом деле, — подхватил Портос, — если мы не можем оставить лагерь, то нашим слугам это не возбраняется.
— Совершенно верно, — подтвердил Арамис. — Мы сегодня же напишем письма, дадим им денег, и они отправятся в путь.
— Дадим им денег? — переспросил Атос. — А разве у вас есть деньги?
Четыре друга переглянулись, и их прояснившиеся было лица снова омрачились.
— Смотрите! — крикнул д'Артаньян. — Я вижу черные и красные точки… вон они движутся. А вы еще говорили о полке, Атос! Да это целая армия!
— Да, вы правы, вот они! — сказал Атос. — Как вам нравятся эти хитрецы? Идут втихомолку, не бьют в барабаны и не трубят… А, ты уже справился, Гримо?
Гримо сделал утвердительный знак и показал на дюжину мертвецов, которых он разместил вдоль стены в самых живописных позах: одни стояли с ружьем у плеча, другие словно целились, а иные держали в руке обнаженную шпагу.
— Браво! — одобрил Атос. — Вот это делает честь твоему воображению!
— А все-таки, — снова начал Портос, — я очень хотел бы понять, в чем тут суть.
— Сначала давайте уберемся отсюда, — предложил д'Артаньян, — а потом ты поймешь.
— Погодите, господа, погодите минутку! Дадим Гримо время убрать со стола.
— Ого! — вскричал Арамис. — Черные и красные точки заметно увеличиваются, и я присоединяюсь к мнению д'Артаньяна: по-моему, нечего нам терять время, а надо поскорее вернуться в лагерь.
— Да, теперь и я ничего не имею против отступления, — сказал Атос. — Мы держали пари на один час, а пробыли здесь полтора. Теперь уж к нам никто не придерется. Идемте, господа, идемте!
Гримо уже помчался вперед с корзиной и остатками завтрака.
Четверо друзей вышли вслед за ним и сделали уже шагов десять, как вдруг Атос воскликнул:
— Эх, черт возьми, что же мы делаем, господа!
— Ты что-нибудь позабыл? — спросил Арамис.
— А знамя, черт побери! Нельзя оставлять знамя неприятелю, даже если это просто салфетка.
Атос бросился на бастион, поднялся на вышку и снял знамя, но так как ларошельцы уже приблизились на расстояние выстрела, они открыли убийственный огонь по человеку, который, словно потехи ради, подставлял себя под пули.
Однако Атос был точно заколдован: пули со свистом проносились вокруг, но ни одна не задела его.
Атос повернулся спиной к защитникам города и помахал знаменем, приветствуя защитников лагеря. С обеих сторон раздались громкие крики: с одной — вопли ярости, с другой — гул восторга.
За первым залпом последовал второй, и три пули, пробив салфетку, превратили ее в настоящее знамя.
Весь лагерь кричал:
— Спускайтесь, спускайтесь!
Атос сошел вниз; тревожно поджидавшие товарищи встретили его появление с большой радостью.
— Пойдем, Атос, пойдем! — торопил д'Артаньян. — Прибавим шагу, прибавим! Теперь, когда мы до всего додумались, кроме того, где взять денег, было бы глупо, если бы нас убили.
Но Атос продолжал идти величественной поступью, несмотря на увещания своих товарищей, и они, видя, что все уговоры бесполезны, пошли с ним в ногу.
Гримо и его корзина намного опередили их и уже находились на недосягаемом для пуль расстоянии.
Спустя минуту послышалась яростная пальба.
— Что это значит? В кого они стреляют? — недоумевал Портос. — Я не слышу свиста ответных пуль и никого не вижу.
— Они стреляют в наших мертвецов, — пояснил Атос.
— Но наши мертвецы им не ответят!
— Вот именно. Тогда они вообразят, что им устроили засаду, начнут совещаться, пошлют парламентера, а когда поймут, в чем дело, они уже в нас не попадут. Вот почему незачем нам спешить и наживать себе колотье в боку.
— А, теперь я понимаю! — восхитился Портос.
— Ну, слава богу! — заметил Атос, пожимая плечами.
Французы, видя, что четверо друзей возвращаются размеренным шагом, восторженно кричали.
Снова затрещали выстрелы, но на этот раз пули стали расплющиваться о придорожные камни вокруг наших друзей и зловеще свистеть им в уши. Ларошельцы наконец-то завладели бастионом.
— Отменно скверные стрелки! — сказал Атос. — Скольких из них мы уложили? Дюжину?
— Если не полтора десятка.
— А скольких раздавили?
— Не то восемь, не то десять.
— И взамен всего этого ни одной царапины! Нет, все-таки… Что это у вас на руке, д'Артаньян? Уж не кровь ли?
— Пустяки, — ответил д'Артаньян.
— Шальная пуля?
— Даже и не пуля.
— А что же тогда?
Мы уже говорили, что Атос любил д'Артаньяна, как родного сына; этот мрачный, суровый человек проявлял иногда к юноше чисто отеческую заботливость.
— Царапина, — пояснил д'Артаньян. — Я прищемил пальцы в кладке стены и камнем перстня ссадил кожу.
— Вот что значит носить алмазы, милостивый государь! — презрительным тоном заметил Атос.
— Ах да, в самом деле, в перстне алмаз! — вскричал Портос. — Так чего же мы, черт возьми, жалуемся, что у нас нет денег?
— Да, правда! — подхватил Арамис.
— Браво, Портос! На этот раз действительно счастливая мысль!
— Конечно, — сказал Портос, возгордившись от комплимента Атоса, — раз есть алмаз, можно продать его.
— Но это подарок королевы, — возразил д'Артаньян.
— Тем больше оснований пустить его в дело, — рассудил Атос. — То, что подарок королевы спасет Бекингэма, ее возлюбленного, будет как нельзя более справедливо, а то, что он спасет нас, ее друзей, будет как нельзя более добродетельно, и потому продадим алмаз. Что думает об этом господин аббат? Я не спрашиваю мнения Портоса, оно уже известно.
— Я полагаю, — краснея, заговорил Арамис, — что, поскольку этот перстень получен не от возлюбленной и, следовательно, не является залогом любви, д'Артаньян может продать его.
— Любезный друг, вы говорите как олицетворенное богословие. Итак, по вашему мнению…
— …следует продать алмаз, — ответил Арамис.
— Ну хорошо! — весело согласился д'Артаньян. — Продадим алмаз, и не стоит больше об этом толковать.
Стрельба продолжалась, но наши друзья были уже на расстоянии, недосягаемом для выстрелов, и ларошельцы палили только для очистки совести.
— Право, эта мысль вовремя осенила Портоса: вот мы и дошли. Итак, господа, ни слова больше обо всем этом деле. На нас смотрят, к нам идут навстречу и нам устроят торжественный прием.
Действительно, как мы уже говорили, весь лагерь пришел в волнение: более двух тысяч человек были, словно па спектакле, зрителями благополучно окончившейся смелой выходки четырех друзей; о настоящей побудительной причине ее никто, конечно, не догадывался.
Над лагерем стоял гул приветствий:
— Да здравствуют гвардейцы! Да здравствуют мушкетеры!
Господин де Бюзиньи первый подошел, пожал руку Атосу и признал, что пари выиграно. За де Бюзиньи подошли драгун и швейцарец, а за ними кинулись и все их товарищи. Поздравлениям, рукопожатиям, объятиям и неистощимым шуткам и насмешкам над ларошельцами не было конца. Поднялся такой шум, что кардинал вообразил, будто начался мятеж, и послал капитана своей гвардии Ла Удиньера узнать, что случилось. Посланцу в самых восторженных выражениях рассказали обо всем происшедшем.
— В чем же дело? — спросил кардинал, когда Ла Удиньер вернулся.
— А в том, ваша светлость, что три мушкетера и один гвардеец держали пари с господином де Бюзиньи, что позавтракают на бастионе Сен-Жерве, и за этим завтраком продержались два часа против неприятеля и уложили невесть сколько ларошельцев.
— Вы узнали имена этих трех мушкетеров?
— Да, ваша светлость.
— Назовите их.
— Это господа Атос, Портос и Арамис.
«Все те же три храбреца!» — сказал про себя кардинал.
— А гвардеец?
— Господин д'Артаньян.
— Все тот же юный хитрец! Положительно необходимо, чтобы эта четверка друзей перешла ко мне на службу.
Вечером кардинал, беседуя с г-ном де Тревилем, коснулся утреннего подвига, который служил предметом разговоров всего лагеря. Г-н де Тревиль, слышавший рассказ об этом похождении из уст самих участников, пересказал его со всеми подробностями его высокопреосвященству, не забыв и эпизода с салфеткой.
— Отлично, господин де Тревиль! — сказал кардинал. — Пришлите мне, пожалуйста, эту салфетку, я велю вышить на ней три золотые лилии и вручу ее в качестве штандарта вашим мушкетерам.
— Ваша светлость, это будет несправедливо по отношению к гвардейцам, — возразил г-н де Тревиль, — ведь д'Артаньян не под моим началом, а у Дезэссара.
— Ну так возьмите его к себе, — предложил кардинал. — Раз эти четыре храбреца так любят друг друга, им по справедливости надо служить вместе.
В тот же вечер г-н де Тревиль объявил эту приятную новость трем мушкетерам и д'Артаньяну и тут же пригласил всех четверых на следующий день к себе на завтрак.
Д'Артаньян был вне себя от радости. Как известно мечтой всей его жизни было сделаться мушкетером.
Трое его друзей тоже очень обрадовались.
— Честное слово, у тебя была блестящая мысль, — сказал д'Артаньян Атосу, — и ты оказался прав: мы снискали там славу и начали очень важный для нас разговор…
— …который мы сможем теперь продолжить, не возбуждая ни в ком подозрения: ведь отныне, с божьей помощью, мы будем слыть кардиналистами.
В тот же вечер д'Артаньян отправился к г-ну Дезэссару выразить ему свое почтение и объявить об оказанной кардиналом милости.
Когда Дезэссар, очень любивший д'Артаньяна, узнал об этом, он предложил юноше свои услуги: перевод в другой полк был сопряжен с большими расходами на обмундирование и снаряжение.
Д'Артаньян отказался от его помощи, но, воспользовавшись удобным случаем, попросил Дезэссара, чтобы тот велел оценить алмаз, и отдал ему перстень, прося обратить его в деньги.
На следующий день, в восемь часов утра, лакей Дезэссара явился к д'Артаньяну и вручил ему мешок с золотом, в котором было семь тысяч ливров.
Это была цена алмаза королевы.
Глава 18. СЕМЕЙНОЕ ДЕЛО
Атос нашел подходящее название: семейное дело. Семейное дело не подлежало ведению кардинала; семейное дело никого не касалось; семейным делом можно было заниматься на виду у всех.
Итак, Атос нашел название: семейное дело.
Арамис нашел способ: послать слуг.
Портос нашел средство: продать алмаз.
Один д'Артаньян, обычно самый изобретательный из всех четверых, ничего не придумал, но, сказать по правде, уже одно имя миледи парализовало все его мысли.
Ах нет, мы ошиблись: он нашел покупателя алмаза.
За завтраком у г-на де Тревиля царило самое непринужденное веселье.
Д'Артаньян явился уже в новой форме: он был приблизительно одного роста с Арамисом, а так как Арамис — которому, как помнят читатели, издатель щедро заплатил за купленную у него поэму — сразу заказал себе все в двойном количестве, то он и уступил своему другу один комплект полного обмундирования.
Д'Артаньян был бы наверху блаженства, если бы не миледи, которая, как черная туча на горизонте, маячила перед его мысленным взором.
После этого завтрака друзья условились собраться вечером у Атоса и там окончить задуманное дело.
Д'Артаньян весь день разгуливал по улицам лагеря, щеголяя своей мушкетерской формой.
Вечером, в назначенный час, четыре друга встретились; оставалось решить только три вещи: что написать брату миледи, что написать ловкой особе в Туре и кому из слуг поручить доставить письма.
Каждый предлагал своего: Атос отмечал скромность Гримо, который говорил только тогда, когда его господин разрешал ему открывать рот; Портос превозносил силу Мушкетона, который был такого мощного сложения, что легко мог поколотить четырех людей обыкновенного роста; Арамис, доверявший ловкости Базена, рассыпался в пышных похвалах своему кандидату; а д'Артаньян, всецело полагавшийся на храбрость Планше, выставлял на вид его поведение в щекотливом булонском деде.
Эти четыре добродетели долго оспаривали друг у друга первенство, и по этому случаю были произнесены блестящие речи, которых мы не приводим из опасения, чтобы они не показались чересчур длинными.
— К несчастью, — заметил Атос, — надо бы, чтобы наш посланец сочетал в себе все четыре качества.
— Но где найти такого слугу?
— Такого не сыскать, — согласился Атос, — я сам знаю. А потому возьмите Гримо.
— Нет, Мушкетона.
— Лучше Базена.
— А по-моему, Планше. Он отважен и ловок; вот уже два качества из четырех.
— Господа, — заговорил Арамис, — главное, что нам нужно знать, — это вовсе не то, кто из наших четырех слуг всего скромнее, сильнее, изворотливее и храбрее; главное — кто из них больше всех любит деньги.
— Весьма мудрое замечание, — сказал Атос, — надо рассчитывать на пороки людей, а не на их добродетели. Господин аббат, вы великий нравоучитель!
— Разумеется, это главное, — продолжал Арамис. — Нам нужны надежные исполнители наших поручений не только для того, чтобы добиться успеха, но также и для того, чтобы не потерпеть неудачи. Ведь в случае неудачи ответит своей головой не слуга…
— Говорите тише, Арамис! — остановил его Атос.
— Вы правы… Не слуга, а господин и даже господа! Так ли нам преданы наши слуги, чтобы ради нас подвергнуть опасности свою жизнь? Нет.
— Честное слово, я почти ручаюсь за Планше, — возразил д'Артаньян.
— Так вот, милый друг, прибавьте к его бескорыстной преданности изрядное количество денег, что даст ему некоторый достаток, и тогда вы можете ручаться за него вдвойне.
— И все-таки вас обманут, — сказал Атос, который был оптимистом, когда дело шло о вещах, и пессимистом, когда речь шла о людях. — Они пообещают все, чтобы получить деньги, а в дороге страх помешает им действовать. Как только их поймают — их прижмут, а прижатые, они во всем сознаются. Ведь мы не дети, черт возьми! Чтобы попасть в Англию, — Атос понизил голос, — надо проехать всю Францию, которая кишит шпионами и ставленниками кардинала. Чтобы сесть на корабль, надо иметь пропуск. А чтобы найти дорогу в Лондон, надо уметь говорить по-английски. По-моему, дело это очень трудное.
— Да вовсе нет! — возразил д'Артаньян, которому очень хотелось, чтобы их замысел был приведен в исполнение. — По-моему, оно, напротив, очень легкое. Ну, разумеется, если расписать лорду Винтеру всякие ужасы, все гнусности кардинала…
— Потише! — предостерег Атос.
— …все интриги и государственные тайны, — продолжал вполголоса д'Артаньян, последовав совету Атоса, — разумеется, всех нас колесуют живьем. Но,
|
|
|
