 |
Смерть. Победы и поражения
|
|
|
|
СМЕРТЬ
В Барселоне Самсон Карраско, переодевшись Рыцарем Белой Луны, с легкостью одерживает победу над Дон Кихотом и берет с него обещание вернуться на год в родное село. Описав дону Антоньо Морено свой план, который теперь, после первого поражения, увенчался успехом, Карраско приводит дополнительные заверения: «А как он строго придерживается законов странствующего рыцарства, то, разумеется, во исполнение данного им слова не преминет подчиниться моему требованию < …> но только я вас прошу: не выдавайте меня, не говорите Дон Кихоту, кто я таков, иначе не осуществится доброе мое намерение возвратить рассудок человеку, который умеет так здраво рассуждать, когда дело не касается всей этой рыцарской гили»{31}.
Дон Кихот и Санчо Панса покидают Барселону, Дон взволнован и огорчен. Он едет без оружия, в дорожном одеянии, а Санчо идет пешком, потому что на осла навьючены доспехи. «Полагаю, однако ж, не лишним заметить, что никакой Фортуны на свете нет, — говорит он Санчо, — а все, что на свете творится, доброе или же дурное, совершается не случайно, но по особому предопределению Неба, и вот откуда известное изречение: " Каждый человек — кузнец своего счастья". Я также был кузнецом своего счастья, но я не выказал должного благоразумия, меня подвела моя самонадеянность: ведь я же должен был понять, что тощий мой Росинант не устоит против могучего и громадного коня Рыцаря Белой Луны. Словом, я дерзнул, собрал все свое мужество, меня сбросили с коня, и хотя я утратил честь, но зато не утратил, да и не мог утратить, добродетели, заключающейся в верности своему слову. Когда я был странствующим рыцарем, дерзновенным и отважным, я собственною своею рукою, своими подвигами доказывал, каков я на деле, ныне же, когда я стал обыкновенным идальго, я исполню свое обещание и тем докажу, что я господин своему слову. Итак, вперед, друг мой Санчо: мы проведем этот год искуса у себя дома, накопим сил за время нашего заточения и вновь устремимся на бранное поприще, вовеки незабвенное».
|
|
|
Неужели Дульсинея так никогда и не появится?
По пути домой, в семьдесят второй главе, Дон Кихот встречает — не мнимого Дон Кихота, как можно было бы надеяться, а одного из персонажей подложного продолжения, а именно дона Альваро Тарфе, играющего в книге Авельянеды приблизительно ту же роль, которую в оригинале играют герцог или дон Антоньо. Выведенный Авельянедой Дон Кихот — мой ближайший друг, говорит дон Альваро настоящему Дон Кихоту. «< …> это я вытащил его из родного края, во всяком случае я подвигнул его отправиться на турнир в Сарагосу, куда я собирался сам. Признаться, я оказал ему немало дружеских услуг, и только благодаря мне палач не разукрасил ему спину за чрезмерную дерзость». Решив покончить с этим делом раз и навсегда, Дон Кихот нотариально заверяет документ о том, что настоящие Дон Кихот и Санчо Панса не имеют никакого отношения к персонажам книги Авельянеды. «Весь этот день, равно как и следующую ночь, они провели в пути, и за это время с ними не случилось ничего такого, что заслуживало бы описания, за исключением разве того, что ночью Санчо выполнил свой урок, чему Дон Кихот возрадовался несказанно, — он с нетерпением стал ожидать рассвета, оттого что днем, казалось ему, он непременно должен встретить уже расколдованную владычицу свою Дульсинею; и, продолжая свой путь, он не пропускал ни одной женщины без того, чтобы не поглядеть: уж не Дульсинея ли это Тобосская, а что Мерлин мог не исполнить своего обещания — это представлялось ему невероятным. Занятый этими мыслями и мечтами, он вместе с Санчо въехал на холм, с вершины которого открывался вид на их родное село < …> »
|
|
|
Дон Кихота тревожат дурные предзнаменования: спор мальчишек из-за клетки со сверчками и заяц, который, спасаясь от борзых, спрятался под брюхо осла и которого Санчо изловил и преподнес Дон Кихоту. «Маlum signum! Malum signum! [10] — бормочет про себя рыцарь — Заяц бежит, за ним гонятся борзые, — не увижу я Дульсинею». В доме Дон Кихота они встречают священника, цирюльника, бакалавра Карраско и всех остальных: «Не дав никому опомниться, Дон Кихот тотчас заперся с бакалавром и священником и в кратких словах рассказал им о своем поражении и о том, что он принял на себя обязательство в течение года не выезжать из села, каковое обязательство он-де намерен выполнять буквально, не отступая от него ни на йоту, как подобает странствующему рыцарю, свято соблюдающему свой устав, и что он собирается на этот год стать пастухом и уйти в безлюдные поля, где можно дать полную волю своим любовным думам, подвизаясь на поприще добродетельной пастушеской жизни; и он-де просит священника и бакалавра, если только они не очень заняты и им не помешают более важные дела, к нему присоединиться < …> ».
И вновь мне вспоминается та особая интонация в «Короле Лире», когда Лир утешает Корделию (V, III):
…Так вдвоем и будем
Жить, радоваться, песни распевать,
И сказки сказывать, и любоваться
Порханьем пестрокрылых мотыльков. [11]
Кончина Дон Кихота последовала совершенно для него неожиданно. «< …> может статься, он сильно затосковал после своего поражения, или уж так предуготовало и распорядилось Небо, но только он заболел горячкой, продержавшей его шесть дней в постели, и все это время его навещали друзья: священник, бакалавр и цирюльник, добрый же оруженосец Санчо Панса не отходил от его изголовья. < …> Друзья послали за лекарем; тот пощупал пульс, остался им недоволен и посоветовал Дон Кихоту на всякий случай подумать о душевном здравии, ибо телесному его здравию грозит, мол, опасность.
< …> Дон Кихот попросил оставить его одного, ибо его, дескать, клонит ко сну. Желание это было исполнено, и он проспал более шести часов подряд, как говорится, без просыпу, так что ключница и племянница уже забеспокоились, не умер ли он во сне».
|
|
|
Проснувшись, он громко возблагодарил Бога за явленную ему милость. И прибавил, что говорит «о том самом милосердии, племянница, которое в этот миг, невзирая на мои прегрешения, проявил ко мне Господь < …>. Разум мой прояснился, теперь он уже свободен от густого мрака невежества, в который его погрузило злополучное и постоянное чтение мерзких рыцарских романов. Теперь я вижу всю их вздорность и лживость, и единственно, что меня огорчает, это что отрезвление настало слишком поздно и у меня уже нет времени исправить ошибку и приняться за чтение других книг, которые являются светочами для души. Послушай, племянница: я чувствую, что умираю, и мне бы хотелось умереть так, чтобы люди удостоверились, что жил я не напрасно, и чтобы за мной не оставалось прозвание сумасшедшего, — пусть я и был таковым, однако же смертью своей я хочу доказать обратное».
Он говорит своим друзьям: «я уже не Дон Кихот Ламанчский, а Алонсо Кихано, за свой нрав и обычай прозванный Добрым». Трогательная сцена, становящаяся еще более пронзительной.
«— Ах! — со слезами воскликнул Санчо. — Не умирайте, государь мой, послушайтесь моего совета: живите много-много лет, потому величайшее безумие со стороны человека — взять да ни с того ни с сего и помереть, когда никто тебя не убивал и никто не сживал со свету, кроме разве одной тоски. Полно вам в постели валяться, вставайте-ка, одевайтесь пастухом — и пошли в поле, как у нас было решено [любоваться порханьем пестрокрылых мотыльков]: глядишь, где-нибудь за кустом отыщем расколдованную сеньору Дульсинею, а уж это на что бы лучше! Если же вы умираете от огорчения, что вас одолели, то свалите все на меня: дескать, вы упали с Росинанта, оттого что я плохо подтянул подпругу < …> ». Дульсинея расколдована. Она — смерть.
Дон Кихот составил завещание, затем, «лишившись чувств, вытянулся на постели. Все в испуге бросились ему на помощь; и в течение трех дней, которые Дон Кихот еще прожил после того, как составил завещание, он поминутно впадал в забытье. Весь дом был в тревоге; впрочем, это отнюдь не мешало племяннице кушать, а ключнице прикладываться к стаканчику, да и Санчо Панса себя не забывал: надобно признаться, что мысль о наследстве всегда умаляет и рассеивает ту невольную скорбь, которую вызывает в душе у наследников умирающий».
|
|
|
Последний болезненный укол, под стать безответственному, инфантильному, жестокому и варварскому миру книги.
ПОБЕДЫ И ПОРАЖЕНИЯ
В известном эссе о Сервантесе один из критиков заметил, что в длинной череде битв «[Дон Кихот] никогда и ни при каких условиях не одерживает победу»{32}. Разумеется, чтобы писать о книге, нужно ее прочесть. Мы ее прочли и в состоянии опровергнуть непостижимое утверждение нашего критика.
И не только опровергнуть. Подробно рассмотрев все сорок эпизодов, в которых Дон Кихот выступает в роли странствующего рыцаря, я намерен доказать, что в них обнаруживаются некоторые любопытные особенности художественного построения романа; определенное равновесие и определенное единство; если бы все поединки кончались поражением, то впечатление от романа было бы другим.
В своих сорока поединках Дон Кихот сталкивается с самыми разнообразными существами и предметами:
Животные: львы, дикий кабан, быки, овцы, коты.
Всадники и пастухи: погонщики мулов, погонщики волов, козопасы и овцепасы.
Путники: священники, студенты, преступники, бродяги и несколько девиц.
Механизмы: ветряные мельницы, сукновальни, водяные мельницы и летающий конь.
Странствующий рыцарь Дон Кихот выступает как Защитник страждущих влюбленных, в двух сражениях:
Тридцатый эпизод: часть вторая, главы 25–26, «Кукольное представление».
Тридцать четвертый эпизод: часть вторая, глава 41, «Летающий конь»{33}.
В двух сражениях Дон Кихот действует как покоритель королей и королевств:
Пятый эпизод: часть первая, глава 7, «Обретение оруженосца».
Шестнадцатый эпизод: часть первая, глава 21, «Мамбринов шлем».
В двух сражениях он действует как победитель чудовищ:
Двадцать восьмой эпизод: часть вторая, глава 17, «Львы».
Тридцать третий эпизод: часть вторая, глава 34, «Дикий кабан».
В четырех сражениях он действует как защитник своей чести:
Первый эпизод: часть первая, глава 3, «Бдение над оружием».
Восьмой эпизод: часть первая, глава 8, «Поединок с бискайцем».
Десятый эпизод: часть первая, глава 15, «Погонщики».
Двадцать седьмой эпизод: часть вторая, главы 14–15, «Первая битва с Карраско».
В пяти сражениях он действует как миротворец:
|
|
|
Двадцатый эпизод: часть первая, главы 37–38, «Ужин».
Двадцать второй эпизод: часть первая, глава 44, «Непрошеные гости».
Двадцать третий эпизод: часть первая, глава 45, «Драка на постоялом дворе».
Двадцать девятый эпизод: часть вторая, глава 21, «Распри на свадьбе»{34}.
Тридцать первый эпизод: часть вторая, главы 27–28, «Ревучие деревни».
В пяти поединках он действует как покровитель обиженных девиц:
Седьмой эпизод: часть первая, глава 8, «Бегство монахов».
Девятый эпизод: часть первая, глава 14, «Марсела».
Девятнадцатый эпизод: часть первая, главы 35 и 37, «Вторая воображаемая битва».
Двадцать шестой эпизод: часть первая, глава 52, «Процессия молящихся о дожде».
Тридцать седьмой эпизод: часть вторая, главы 54–56, «Лакей-гасконец»{35}.
В шести сражениях Дон Кихот действует как избавитель Дульсинеи и других принцесс:
Третий эпизод: часть первая, глава 4, «Встреча с купцами».
Восемнадцатый эпизод: часть первая, глава 24, «Обносившийся рыцарь».
Двадцать четвертый эпизод: часть первая, глава 46, «Заключение Дон Кихота в клетку»{36}.
Тридцать восьмой эпизод: часть вторая, глава 58, «Быки».
Тридцать девятый эпизод: часть вторая, глава 60, «Битва с Санчо».
Сороковой эпизод: часть вторая, главы 64–65, «Вторая и последняя битва с Карраско».
В девяти сражениях Дон Кихот действует как борец с неправдой:
Второй эпизод: часть первая, глава 4, «Избиение мальчугана».
Четырнадцатый эпизод: часть первая, глава 19, «Разгром похоронной процессии».
Семнадцатый эпизод: часть первая, глава 22, «Освобождение каторжников».
Двадцать второй эпизод: часть первая, глава 44, «Непрошеные гости».
Двадцать третий эпизод: часть первая, глава 45, «Драка на постоялом дворе».
Двадцать девятый эпизод: часть вторая, глава 21, «Распри на свадьбе».
Тридцатый эпизод: часть вторая, главы 25–26, «Кукольное представление».
Тридцать четвертый эпизод: часть вторая, глава 41, «Летающий конь».
Тридцать седьмой эпизод: часть вторая, главы 54–56, «Лакей-гасконец»{37}.
В восемнадцати сражениях Дон Кихот действует как враг чародеев, это почти половина от общего числа сорок{38}:
Четвертый эпизод: часть первая, глава 7, «Первая воображаемая битва».
Шестой эпизод: часть первая, глава 8, «Ветряные мельницы».
Седьмой эпизод: часть первая, глава 8, «Бегство монахов».
Одиннадцатый эпизод: часть первая, главы 16–17, «Ревнивый погонщик».
Двенадцатый эпизод: часть первая, глава 17, «Стражник».
Тринадцатый эпизод: часть первая, глава 18, «Овцы».
Четырнадцатый эпизод: часть первая, глава 18, «Разгром похоронной процессии».
Пятнадцатый эпизод: часть первая, глава 20, «Сукновальни».
Двадцать первый эпизод: часть первая, глава 43, «Дыба».
Двадцать четвертый эпизод: часть первая, глава 46, «Заключение Дон Кихота в клетку».
Двадцать пятый эпизод: часть первая, глава 52, «Битва с козопасом».
Двадцать седьмой эпизод: часть вторая, главы 14–15, «Первая битва с Карраско».
Тридцатый эпизод: часть вторая, главы 25–27, «Кукольное представление».
Тридцать второй эпизод: часть вторая, глава 29, «Водяные мельницы».
Тридцать четвертый эпизод: часть вторая, глава 41, «Летающий конь».
Тридцать пятый эпизод: часть вторая, глава 46, «Коты».
Тридцать шестой эпизод: часть вторая, глава 48, «Щипки».
Тридцать седьмой эпизод: часть вторая, главы 54–56, «Лакей-гасконец».
Прежде всего нам надо помнить: главные враги Дон Кихота — чародеи.
Теперь рассмотрим по порядку все сорок сражений. Они по большей части — результат иллюзии, обмана чувств. Иллюзия заканчивается либо победой, либо поражением, победа же нередко бывает нравственной. За иллюзией стоит реальное событие. По мере продвижения вперед мы будем подсчитывать потерянные и выигранные очки. Матч начинается. Посмотрим, кто выиграет: Дон Кихот или его враги.
Сорок эпизодов, составляющих книгу, охватывают 175 дней, включая перерыв длиною в месяц посередине, то есть происходят с начала июля по середину декабря — согласно подсчетам одного испанца.
|
|
|
