Отличие Синайского завета от завета с Авраамом

В чем отличие завета Синайского от завета, который заключил Бог с Авраамом? Там было сказано: «ходи предо Мною и будь непорочен <…> Я буду Богом твоим...» (Быт. 17: 1, 7). Здесь, мы можем увидеть то же самое: «ходи предо Мною и будь непорочен; Я буду Богом твоим, и вы будете моим народом». Но в данном случае условие – «ходи предо Мною и будь непорочен» – подробнейшим образом детализируется в связи с тем, что ходить пред Богом и быть непорочным по указаниям совести мало кто был способен. Казалось бы, Закон, который является условием пребывания в Завете, заключенным при Синайской горе, стал шагом вперед по сравнению с заветом Авраамом, условия которого были сформулированы несколько абстрактно. Но не все так просто, поскольку в Новом Завете утверждается как достоинство Закона, так и его ущербность по сравнению с Авраамовым заветом.

В законе Моисеевом 365 запретительных заповедей и 248 положительных, указывающих, что делать нужно. Понятно, чем обусловлен вопрос к Спасителю: «какая наибольшая заповедь в законе?» (Мф. 22: 36). Представьте себе, если у вас в инструкции, регулирующей жизнь, порядка шестисот пятидесяти пунктов. Легко ли будет жить? Вместо головы тогда нужно иметь компьютер. Кроме того, как быть, если две заповеди друг с другом пересекаются? Поэтому Сам Христос свидетельствовал, что никто не исполняет закон. И апостолы свидетельствуют, что никому не удавалось исполнить закон в полном объеме ввиду его сложности и высоты требований (Деян. 15: 10). Чего стоит заповедь: «не пожелай того, что у ближнего твоего» (Исх. 20: 17), если и христианами, обновленными и укрепленными благодатью, не всегда эта заповедь исполняется. Что же можно было требовать от людей ветхозаветных? Зачем же тогда было давать такой закон? Ведь те же самые элементарные понятия о честности, милосердии, сострадании можно было изложить в простых и понятных для немощного человека заповедях, чтобы, сохраняя их, он имел мир с Богом.

В этом-то все и дело. Богу не нужны дела человеческие. Богу нужен сам человек. Поэтому не ради того, чтобы человек мог быть перед Богом «хорошим», даны эти заповеди, «потому что делами закона не оправдается пред Ним никакая плоть» (Рим. 3: 20).

Между повествованиями о двух заветах можно усмотреть следующую параллель. Авраам верою покидает Харран и заключает завет. Также и Израиль покидает Египет. Зачем понадобилось такое продолжительное пребывание в Египте, почему потомки Иакова не могли остаться и умножаться в Палестине? Возможно, для того, чтобы вера была положена в основание завета, который будет с этим народом заключен. Более драматические обстоятельства выхода через чудо избавления (Исход) и более «строгий», по сравнению с Авраамовым, завет были таковыми потому, что в массе своей потомки были не таковы, каков был Авраам.

Заметим, что в случае Авраама жертва предваряла условия завета, а у Синая – наоборот.

Авраам поверил Богу, и это вменилось ему в праведность. Эта праведность стала основой завета со стороны человека, праведность от веры. Синайский завет раскрыл понятие праведности в системе заповедей. Но так как спасение не от праведности, а жертвой Христа, то он и не спасал. Новый Завет возвращает нас к изначальной простоте завета Аврамова, которая часто затмевалась сложностью многочисленных и разнородных предписаний Закона.

Смысл закона Моисеева

Апостол Павел говорит, что «закон был для нас детоводителем ко Христу, дабы нам оправдаться верою» (Гал. 3: 24). Заповеди закона были устроены таким образом, что человек, который стремился всем сердцем угодить Богу через соблюдение заповедей, через изучение Закона, несомненно, приближался к тому, чтобы познать необходимость спасения и необходимость пришествия Христова на землю. Речь идет о таком отношении к Закону, какое представлено в 118-м псалме, когда заповеди пытаются исполнить из любви к Богу, а не в надежде получить какое-то вознаграждение. Неслучайно изложение заповедей и постановлений, которые израильтяне должны будут соблюдать в земле обетованной, начинается заповедью о любви (Втор. 6: 4–5).

Святитель Феофан Затворник таким образом раскрывает эту мысль: «Определенное для явления Спасителя миру время по планам Божиим было еще далеко. Между тем, наступал для человечества период юношеский (мысль митр. Филарета), когда возбуждение жизненных сил и потребностей, и душевных и телесных, не дает разуму и совести держать человека в должных пределах. Предстоял всеобщий разлив многообразной страстности. А при этом неизбежна потеря всякой даже мысли об имеющем исцелить всех от уязвления Семени жены.

Чтобы этого не случилось, благое Промышление Божие, оставляя все народы идти своим естественным путем, избирает одно племя, организует его так, чтобы оно и от беззаконных порывов было обуздываемо, и хранило веру, что придет, наконец, Семя, “емуже обетовася” (Гал. 3: 19). Для этого был дан закон и посылаемы были пророки.

Закон обуздывал, налагая цепи: не коснися, ниже вкуси, ниже осяжи… Но внутренних позывов грешных не отнимал, сердца не обрезывал, не оживлял духовно. Этим стеснением внешним без внутреннего изменения он располагал подзаконных жаждать избавления, иначе желать внутреннего изменения, которое сделало бы излишним и внешние цепи. В этом существо избавления; и оно могло быть подано только “по вере в Иисуса Христа” (Гал. 3: 22). Таким образом, закон, как бы за руку взявши подзаконников, приводил их ко Христу, был пестуном во Христа.

В этом, впрочем, отношении не совсем были забыты и язычники. В духе их оставлены неистребимыми страх Божий и требования совести. <…> Таким образом, эти две духовные силы были для язычников то же, что для иудеев закон со своими грозными карами. И они заставляли искать избавления, оставляя, однако же, ищущих в полной неопределенности относительно сего искания» [78, c. 261–262].

Апостол Павел говорит, что «закон духовен»(Рим. 7: 14). Духовность его заключается в первую очередь в том, что в каждой его черте, и это особенно ясно видно в святоотеческих толкованиях, запечатлен Лик Христов. И тот, кто с добрым расположением пребывал под гнетом закона, получал на сердце как бы отпечаток этого Лика, с тем чтобы, когда явится Христос, узнать Его. Во многих евангельских эпизодах мы видим, как это происходило. По слову святителя Кирилла Александрийского, «совершенство в знании и неповрежденность в вере водворяет в душах всех нас образ Спасителя, и это есть в нас как бы некоторое божественное сеяние» [38, кн. 1, c. 382].

Замечательное свидетельство содержится в книге пророка Варуха, в зачале, читаемом на Рождество. Приведу большой фрагмент, где речь идет о премудрости.

«Кто взошел на небо, и взял ее [Премудрость], и снес с облаков? Кто перешел моря и нашел ее, и кто принесет ее, лучшую чистого золота? Нет никого, знающего путь ее, ни помышляющего о стезе ее. Но Знающий все знает ее; Он открыл ее Своим разумом, Тот, Который сотворил землю на вечные времена и наполнил ее четвероногими скотами, Который посылает свет, и он идет, призвал его, и он послушался Его с трепетом; и звезды воссияли на стражах своих, и возвеселились. Он призвал их, и они сказали: “вот мы”, и воссияли радостью пред Творцом своим. Сей есть Бог наш, и никто другой не сравнится с Ним. Он нашел все пути премудрости и даровал ее рабу Своему Иакову и возлюбленному Своему Израилю. После того Он явился на земле и обращался между людьми. Вот книга заповедей Божиих и закон, пребывающий вовек. Все, держащиеся ее, будут жить, а оставляющие ее умрут. Обратись, Иаков, и возьми ее, ходи при сиянии света ее. Не отдавай другому славы твоей, и полезного для тебя – чужому народу. Счастливы мы, Израиль, что мы знаем, что благоугодно Богу» (Вар. 3: 29–4: 4).