Сицилийское королевство и Западная империя

Западная политика царя Иоанна обусловливалась сочетанием тех политических и народных сил, которые частию вновь организовались, частию выросли на прежних осно­вах в начале XII в. Можно утверждать, что германская поли­тика византийского царя внушена была боязнью неожи­данного и опасного удара со стороны южноитальянских норманнов. Опасение серьезных затруднений с этой сто­роны вполне было основательно. Империя не могла не рас­сматривать как покушение на свои вековые права неожи­данные политические события, происшедшие в Южной Италии: соединение Аггулии и Сицилии под властью сици­лийских графов в 1127 г. и венчание Рожера II королевским венцом в 1130 г. Но успехи норманнов в свою очередь зави­сели оттого положения, какое заняли в то время угры и сер­бы, и от тех затруднений, какие Византия испытывала на своей западной границе и на Адриатическом море. В какой тесной связи находились указанные политические собы­тия с ролью христианских княжеств на Востоке, лучшим подтверждением тому служит известный факт, что браком вдовы сицилийского владетеля с королем иерусалимским Балдуином корона Иерусалимского королевства переходи­ла к сицилийским норманнам. На этой политической осно­ве выросли весьма характерные для XII в. родственные свя­зи и дружественные переговоры между восточным и запад­ным императорами. Так как западная политика Иоанна Комнина подчинялась создавшемуся в Южной Италии и отразившемуся на побережье Адриатического моря между­народному положению, то для историка является настоя­тельной и первой задачей выяснение роли южноитальян­ских и сицилийских норманнов в начале XII в.

Мы уже выражали раньше мысль, что норманны в сред­ней истории являются не только разрушительно-завоева­тельным народом, но вместе с тем творческим и созида­тельным элементом. Ряд даровитых деятелей появляется на небольшом пространстве времени, которые с замечательным искусством использовали современное полити­ческое положение и придали небольшой группе авантю­ристов, начавших селиться в Южной Италии, громадное-историческое значение. В занимающее нас время из юж­ноитальянских норманнов происходили первые полити­ческие деятели, которым принадлежала руководящая роль в Европе и в Азии. Выше мы ознакомились с двумя князья­ми из этого поколения норманнов: с Робертом Гвискаром и Боемундом; первый в Европе, второй в Азии заняли пер­востепенное политическое значение и наполнили своими предприятиями и остроумными планами историю конца XI и начала XII в.

Нам следует в настоящее время познакомиться с треть­им норманнским представителем этой эпохи, с младшим сыном Танкреда Готвиля, сицилийским графом Рожером. После того как Роберт Гвискар получил титул герцога Апулии (1059), младший его брат Рожер оставался владетелем небольшого удела в Калабрии, Мелито, который по своему отдаленному положению представлял мало значения. Но скоро этому скромному вассалу герцога Апулии выпала счастливая роль. В соседней Сицилии, присоединявшейся к владениям герцога Апулии, продолжалась еще борьба между арабами и христианами, последние, однако, едва держались в некоторых горных местах (Кастроджованни) и почти везде отступили перед арабами, захватившими уже все приморские города и крепости. Кроме продол­жавшейся борьбы с христианами между самими арабски­ми эмирами и владетелями не было мира, вследствие чего постоянно открывалась возможность посторонних влия­ний на острове. Рожера пригласили, как говорит преда­ние, христиане города Мессины в 1060 г. прийти к ним на помощь, обещая ему сдать город (1). Может быть, не столько приглашение со стороны христиан, сколько естественное стремление норманнов распространить свои владения на соседний остров привело Рожера к походам в Сицилию. Как скоро окончено было в Южной Италии усмирение вассалов, восставших против сурового господства нового герцога, мы видим Рожера в 1061 г. ведущим переговоры с мусульманским владетелем Ибн Тимной, который захва­тил Сиракузы и Катанию и принудил признать свою власть Палермо. Но в борьбе с независимым владетелем южной части Сицилии Ибн Тимна потерпел неудачу — тогда ему пришла мысль обратиться за помощью к нор­маннам, с которыми, впрочем, он и раньше имел сноше­ния. Явившись в Реджио, где в то время были Роберт Гвис­кар и Рожер, он описал им положение дел на острове и убедил их, что завоевание Сицилии не представит боль­ших трудностей (1061). Завоевание Сицилии оказалось, однако, далеко не таким легким предприятием. Не входя здесь в изложение подробностей, ограничимся общим указанием, что Рожер частию при помощи брата своего Роберта, который даже лично принимал участие в похо­дах в Сицилию, успел ступить твердой ногой на острове, когда подчинил Мессину и в 1072 г. Палермо. С тех пор власть арабов держалась только в южной части полуост­рова, но судьба Сицилии после сдачи Палермо уже была решена, и главная заслуга в этом отношении принадлежит вполне Рожеру. Со смертью Роберта Гвискара в 1085 г. по­ложение членов правящего норманнского дома измени­лось. Герцог Апулии и племянник графа сицилийского Ро­жер I хотя и был по господствующему праву сюзереном своего дяди, который был обязан ему ленной присягой, тем не менее на практике граф Сицилии был сильней сво­его племянника-сюзерена и приобрел над ним большое влияние тем, что оказал ему сильную поддержку для ут­верждения его власти. Взамен оказанных услуг граф Ро­жер получил значительные привилегии по управлению Сицилией, и, между прочим, ему уступлены были некото­рые феодальные права, принадлежавшие герцогу Апулии, как, например, доходы с города Палермо и бесконтроль­ная власть во всей норманнской Сицилии.

Под умным и либеральным управлением Рожера дела Сицилии складывались весьма благоприятно по отноше­нию к завоевателям. Так, после взятия Палермо Рожер на­шел возможным оставить город под управлением араб­ского эмира, предоставив жителям значительные гарантии и ручательства, обеспечивающие им жизнь и правый суд. С применением принципа раздачи чинов он также был осторожен и, пока Сицилия не была окончательно подчинена, старался не умалять своей власти над воен­ными людьми. Лишь в 1091 г., когда завоевание было окончено, начал делиться со своими сотрудниками зем­лями и пожалованиями. Большим для него преимущест­вом было то, что его войско, принимавшее участие в заво­евании страны, происходило из разных областей Италии и не было исключительно норманнского происхожде­ния. Ленная система не была здесь проведена во всей по­следовательности, напротив, местный элемент из хрис­тиан — греков и арабов — не был вполне порабощен и ос­лаблен и оказал графу Рожеру неоцененную услугу в завоевании и усмирении страны. Оказывая покровитель­ство грекам в городах и монастырях, Рожер находил в них опору против мусульман. Но, с другой стороны, и по­литика очищения острова от мусульман не входила в ви­ды Рожера. Здесь, по словам новейшего историка (2), в пер­вый раз в истории христианского мира под давлением обстоятельств осуществлена была идея толерантного го­сударственного устройства. И действительно, Рожер не только умел быть терпимым к мусульманам, но и пользо­вался их силами для своих военных целей, применил их административную и податную систему для потребнос­тей своего государства.

Уже в 1088 г. имеются известия о сношениях Рожера с папой. На этот раз, однако, сам Римский епископ прибыл в Сицилию, чтобы переговорить с графом Рожером о со­временных церковных делах. Легко понять, что Римская Церковь не могла без участия относиться к сицилийским событиям. В Сицилии не только возникало благодаря ус­пешной деятельности Рожера христианское государство, но вместе с тем воссоединяема была с Римской Церковью область, которая прежде составляла ее неотъемлемую принадлежность. Рожеру было в высшей степени важно установить правильные отношения с римской курией, ко­торая в XI в. раздавала королевские и императорские короны. Еще в 1063 г. он получил от папы Александра II освященное знамя и церковное благословение и с тех пор находился в тесных отношениях с Римом, хотя и не оставлял своей либеральной политики. С большей свободой мог действовать Рожер там, где его политика была наиболее верна, хотя и не так приятна для курии. Оказанная им под­держка православию с политической точки зрения была так настоятельна, что сами папы были убеждены в ее спра­ведливости, хотя в этой политике была большая опас­ность для Рима. С точки зрения папства завоевание Сици­лии было столько же победой над Константинополем, как над исламом: Греческая Церковь отняла от Рима сицилий­ские епископии в VIII в., и арабское господство не ослабило притязаний Рима. Таким образом, со стороны Римской Церкви не было желательным поддерживать греческий элемент в Сицилии. Тем не менее, опираясь на каноничес­кое право Греческой Церкви, Рожер приобрел весьма сильное влияние над епископами и клиром и мог достиг­нуть чрез это весьма важных результатов. Ему удалось со­здать в Сицилии такую католическую Церковь, которая до крайности мало зависела от Рима и весьма много от кня­зя3. Рожер был женат три раза. Уже под старость он всту­пил в третий брак, с Аделасией, племянницей знаменито­го маркграфа Бонифация. От нее родился в 1095 г. сын, названный по имени отца и вступивший в обладание Си­цилией по смерти его (1101) под именем Рожера II. За его малолетством управляла умная и в высшей степени энер­гичная графиня-мать, вдова Рожера I.

Следуя во всем политике своего мужа, Аделасия также нашла противовес против феодальных тенденций в ту­земном арабском элементе. Одним из важнейших ее дел было перенесение столицы из Мессины, где было гуще норманнское население, в Палермо — с господствующим мусульманским элементом. В 1112г. Рожер II достиг со­вершеннолетия и принял в свои руки правление, когда для его матери открылась новая политическая перспек­тива в Св. Земле вследствие брака ее с иерусалимским ко­ролем Балдуином. В брачном договоре было внесено условие, что, в случае если брак ее с Балдуином не будет иметь мужского потомства, наследство иерусалимской короны должно перейти на ее сына Рожера. Известно, что этот брак не был счастлив и что он был впоследствии расторгнут Церковью. Аделасия через три года возврати­лась в Сицилию и скрыла свой стыд и горе в монашеском уединении.

Рожер II принадлежит к выдающимся лицам в дарови­той семье Готвилей и в то же время к самым образцовым политическим и государственным деятелям в средние ве­ка. Это одаренная творческим духом фигура, в которой прекрасно отразились лучшие стороны норманнского народа и культурные завоевания мусульманства и визан­тинизма. Им много создано в государственном, литера­турном и художестввенном отношении. Его столица Па­лермо в первой половине XII в. была мировым городом, и король Рожер играл первые роли в современных ему все­мирно-исторических событиях. Что Рожер воспитан был под сильным арабским влиянием, это видно столько же из характера его государственной деятельности, сколько из его литературных и художественных вкусов. При нем по­лучила первостепенное значение чисто арабская государ­ственная должность адмирала, развившаяся из эмира Па­лермо, в руках которого сосредоточивалась власть над флотом, а впоследствии административная власть над всем островом. Носителем этой важной в истории Сици­лии должности был великий адмирал Георгий Антиохийский, христианин сирийского происхождения, много лет проведший на службе африканских арабов и перешедший затем на службу к графу сицилийскому. Здесь сначала он заведовал податным ведомством, а потом ему было пору­чено морское дело, в котором он проявил исключитель­ные организаторские силы, создав из Сицилийского графства морское государство и сделав его обладателем флота. Мы не будем следить за первыми походами в Афри­ку, где прежде всего нашли приложение морские силы Си­цилии; в 1123 г. был отправлен флот в 300 кораблей и с 300 тысячами экипажа и 1000 лошадей. Хотя на этот раз поход не был удачен, но он показывает значение Сицилии как морской державы.

Но центр тяжести политики Рожера лежал в Европе. От­ношения его к Риму сложились менее благоприятно, чем при его отце. Уже и в том могла лежать причина нераспо­ложения к нему пап, что Рожер холодно относился к идее крестовых походов и слишком ревностно поддерживал в Сицилии греческое духовенство и православные церковные учреждения. По отношению к своим родственникам в Южной Италии Рожер мог держаться с достоинством, как старший между ними. Герцогская власть в Апулии принад­лежала Вильгельму, племяннику Рожера II, который едва ли мог практически осуществить сюзеренные права относи­тельно сицилийского графа. Напротив, в 1124 г. Вильгельм поступился своими правами над половиной города Палер­мо и таким образом уничтожил и последние остатки сюзе­ренных прав над Сицилией, а в следующем году бездетный герцог Апулии назначил Рожера своим наследником за не­большую, выданную ему за это сумму. Таким образом поло­жено было начало политическому объединению Сицилии с Южной Италией.

В 1127 г. умер герцог Апулии Вильгельм, и герцогский титул переходил к дяде его, сицилийскому графу Рожеру II. После своего первого герцога, Роберта Гвискара, Апулия переживала продолжительный период смут и взаим­ной борьбы между баронами. Сын и наследник Роберта герцог Рожер мог сладить с внутренними неурядицами лишь благодаря помощи своего дяди, графа сицилицского. Самым опасным его соперником был сводный брат его Боемунд, притязаниям которого был положен конец в 1089 г. тем, что ему было выделено отдельное княжество с главным городом Тарентом. Боемунд увлечен был мечтой об основании нового княжения за морем и, приняв дея­тельное участие в первом крестовом походе, был первым государем в Антиохии. Вследствие этого Тарент остался под управлением супруги его Констанцы, которая и по смерти Боемунда в 1111 г. унаследовала власть в Таренте за своего малолетнего сына. Политической тенденцией Тарента было сохранение связей с Антиохией, почему, как скоро Боемунд II достиг совершеннолетия (1126), он от­правился в Антиохию и был там наделен владением Анти-охийским княжеством, зависевшим по феодальному пра­ву от Иерусалимского королевства. Так же как в Таренте, недоставало организаторских сил в герцогстве Апулии. За Рожерои следовал в 1111 г. его сын Вильгельм, при кото­ром в герцогстве наступила анархия; вассальные владете­ли разных областей отказались признавать зависимость от герцога и объявили себя в официальных документах графами милостию Божией.

При таких условиях безначалия и смут граф Рожер принял апулийское наследство. Получив известие о смерти племянника Вильгельма, Рожер явился с 7 кораб­лями в гавани Салерно и потребовал, чтобы ему был пре­доставлен доступ в город как наследнику умершего гер­цога. После длинных переговоров и после того, как Ро­жер дал обещание пощадить вольности граждан и не требовать с них больше обычного, Салерно открыл во­рота и принял Рожера. Примеру Салерно последовали другие города; но оказалась против Рожера церковная власть. Папа Пасхалис II поспешил в Беневент и произ­нес отлучение против нового герцога. Оказывается, что соединение Апулии с Сицилией далеко не соответство­вало политическим интересам Рима и придавало нор­маннам такое политическое положение, которое совсем не предусматривалось соглашением 1059 г. в Мельфи. Большое норманнское государство могло быть так же опасным для Рима, как прежде Византийская империя. Поэтому современный занимающим нас событиям папа Гонорий II вооружился всеми доступными ему средства­ми против Рожера. Он составил союз из южноитальян­ских владетелей против Рожера и начал с ним открытую войну. Зима 1128 г. прошла в приготовлениях к военным действиям, Рожер имел против себя союз, организован­ный папой, но с своей стороны заручился важным согла­шением с республикой Генуей. Но в данном случае на стороне герцога была скорей тактика, чем превосходство сил, последним, бесспорно, мог похвалиться его со­перник. Не вступая в открытый бой с превосходными си­лами папы, которые сосредоточены были на берегу реки Брадано, Рожер дождался июльских жаров, производив­ших болезни в папском лагере. К этому присоединив­шийся недостаток в съестных припасах и нежелание со­юзников без нужды подвергаться голоду и опасностям поставили папу в крайнее затруднение и побудили его начать с герцогом переговоры. Когда узнали об этом со­юзники, не дожидаясь конца переговоров, поспешно снялись с лагеря и разошлись по домам. В августе 1128 г. папа дал наконец Рожеру инвеституру на герцогское до­стоинство и принял от него присягу на верность. На сле­дующий год Рожер держал торжественное собрание чи­нов в Мельфи, где собрались почти все владетели и баро­ны норманнских земель Южной Италии. Здесь была принесена собравшимися чинами присяга на верность Рожеру и его сыновьям и дано обязательство положить конец анархии и наблюдать земский мир во всех облас­тях герцогства. Ближайшие мероприятия в Апулии по обузданию своеволия, постройка новых крепостей в Трое и Мельфи навели страх на апулийских баронов. Владетель Капуи не замедлил признать зависимость от герцога Апулии, точно так же дал ему ленную присягу magister militum Неаполя. Под влиянием достигнутых ус­пехов у герцога Рожера начал зреть план о соединении норманнских владений в Сицилии и Апулии и о приня­тии королевского титула. Современные событид как нельзя более соответствовали смелым планам Рожера.

Борьба светской власти с духовной, естественно, разде­лила европейские государства на два лагеря, на привержен­цев папы и сторонников императора. И папы, и императоры желали иметь на своей стороне союзников, и тем более при­давалось цены новому партизану, чем смелее он был связан союзами и отношениями со старыми политическими орга­низациями. В лице Рожера II образовалась совершенно но­вая сила. Пробивая себе дорогу в среду европейских госу­дарств, норманнский герцог производил этим перемены в сложившейся системе и вызывал крупный переворот в отно­шениях между тогдашними государствами.

Две дворянские фамилии в Риме спорили из-за власти, и, как всегда в вечном городе, освободившийся престол Римского епископа подал повод к открытой борьбе. Пар­тия, стоявшая на стороне Франжипани, выдвинула в папы Иннокентия II, а партия Пьерлеоне стояла за папу Анакле-та. Последний был кандидатом большинства римского дворянства и, следовательно, мог находить поддержку в церковных партиях итальянских городов; Иннокентий ис­кал поддержки за границей и имел значительную партию во Франции. Рожер взвесил положение дел и своим присо­единением к партии Анаклета дал ему решительный пере­вес над соперником. Но он давал свою поддержку не да­ром, он поставил необходимым условием венчание коро­левским венцом. О переговорах с папой сохранилось мало известий. Сентября 27-го из Беневента Анаклет издал бул­лу, в которой изъявил свою волю на пожалование Рожеру королевской короны[26].

Между прочим, в этой же булле признано за Рожером право на княжество Капую и некоторые сеньориальные права по отношению к Неаполю и Беневенту. Венчание королевским венцом происходило в Палермо в Рождест­во 1130 г.

Воспользовавшись церковным раздором и без труда достигнув весьма важных политических и церковных при­вилегий для своего королевства, Рожер II тем не менее ус­пехами своими был обязан союзу с представителем одной партии, которая получила временный перевес. Побежден­ная партия тем более не считала проигранным своего де­ла, что она могла находить могущественную поддержку в тех государствах, которые считали нарушенными свои жизненные интересы соединением Южной Италии и Сицилии под властью Рожера II. Новый порядок вещей рас­сматривался несовместимым с интересами Германской империи, весьма вредным для Византии и опасным для се­вероитальянских торговых республик.

В высшей степени интересно разобраться в сложной политической драме, которая на некоторое время в глав­ных своих явлениях была разыграна Рожером и его сопер­никами. Несомненно большим счастием для сицилийско­го короля было то, что германский король Лотарь II, уже в 1131 г. принявший сторону антипапы Иннокентия, не имел достаточных средств, чтобы совершить с успехом поход в Италию. Хотя итальянские торговые республики также затронуты были увеличивавшимся морским могу­ществом Рожера, но он успел заручиться союзом с Пизой и таким образом ослабить образовавшееся против него дви­жение среди его собственных вассалов в Апулии. Как раз к 1136 г. относятся сношения Восточной империи с Пизой, вследствие которых за пизанцами были возобновлены привилегии, данные им царем Алексеем.

Находясь в крайней опасности и под угрозой новых предприятий норманнов, отец Иоанна Алексей Комнин тщательно разыскивал в самой Италии союзников. Сноше­ния между торговым городом Пизой и империей происхо­дили весьма оживленные. В 1111 г. куропалат Василий Ме-симерий сделал пизанцам от имени царя весьма выгодные предложения, на которые республика отвечала согласием войти в сферу политических интересов империи и стать на сторону ее друзей и союзников. Следствием этого со­глашения следует считать хрисовул от октября 1111 г., ко­торым византийский император обязывается не ставить препятствий пизанцам в их походах на Восток и оказывать покровительство тем, кто поселился в пределах империи. В знак особенной милости царь жалует в пизанский собор и в распоряжение архиепископа ежегодно определенный вклад в виде денежной суммы и шелковой ткани. Пизан-ским купцам предоставлялось право свободно торговать в пределах империи с тем ограничением, что золота и сере­бра они не ввозят совсем, а за другие товары платят ввозной пошлины 4%. В самой столице империи им отводится пристань и отдельный квартал с постройками, в которых они могут жить и складывать свои товары; равно как указа­ны определенные почетные места в св. Софии и в иппо­дроме (4). Как ни оберегала Венеция полученные ею в Кон­стантинополе исключительные привилегии, но на этот раз принуждена была уступить небольшое место пизанцам и поделиться с ними торговыми выгодами. Опасения Ве­нецианской республики имели, впрочем, для себя основа­ния, так как впоследствии торговое и политическое сопер­ничество в Византии довело Венецию и Пизу до кровавых столкновений.

С восшествием Иоанна на престол Венеция послала в Константинополь посольство с предложением возобно­вить договор, заключенный при царе Алексее. Весьма любопытно отметить, что, по замечанию современного событиям писателя Киннама, уже и в то время в Констан­тинополе чувствовали тяжесть венецианской опеки и с трудом сносили высокомерное отношение иностран­ной колонии, которая слишком высоко ценила свои ус­луги империи. Иоанн не исполнил желания Венеции и не возобновил договора и привилегий в пользу венеци­анцев, но скоро должен был пожалеть об этом. В 1122 г. венецианский флот явился к острову Корфу и начал враждебные действия, в следующем году подвергся опус­тошению Родос, затем Хиос и другие острова. Империя не имела достаточных морских сил, чтобы выступить против венецианцев, и царь Иоанн принужден был усту­пить. Он дал знать дожу, что готов вступить в перегово­ры, и в 1126 г. возобновлено было соглашение, нарушен­ное последними враждебными отношениями, продол­жавшимися три года. С тех пор Иоанн поддерживал добрые отношения с Венецией, вполне понимая всю не­возможность поступить иначе, так как западные народы со времени начала крестовых походов стали слишком могущественным элементом в империи. Нигде, однако, антинорманнское движение не могло иметь такой под­готовленной почвы, как в Византии. Здесь никогда не забывали, что Южная Италия есть исконная провинция Восточной империи и что в норманнах, начиная с Ро­берта Гвискара, восточный император имеет самых опасных врагов, с которыми тем трудней считаться, что они построили все свое благополучие на захватах им­перских областей. Возвращение Южной Италии состав­ляло предмет самых горячих желаний царей Комнинов. Это столько же имело основания в сохранившихся ос­татках греческого населения и византийских учрежде­ний в Апулии и Калабрии, как в недовольстве норманн­ской властью, вследствие чего в Константинополе по­стоянно жили князья и бароны, изгнанные или бежавшие из Италии (5). Но для того, чтобы не терять поч­вы в Южной Италии и быть в состоянии до некоторой степени руководить событиями, византийский импера­тор должен был зорко следить за папской политикой.

Папство очень много было обязано норманнам (6) и вовсе не имело интереса уничтожать их власти на юге Ита­лии... Но необходимо, чтобы норманны были покорными слугами и вассалами Римского престола. Получив корону от Рима, они должны быть верными папской тиаре. Вся­кий раз как норманны уклоняются от своего призвания, вступают во вражду с папским престолом, римская ку­рия противопоставляет им притязание той или другой империи или обеих вместе. Восточная и Западная импе­рии одинаково имели притязания на господство в Ита­лии, но для одной важней было господство на юге полуос­трова, для другой — на севере его. Между ними, возможно, было, следовательно, временное соглашение, пока ни та, ни другая сторона не достигла своей ближайшей цели, но при одном только признаке ее достижения начиналось взаимное соперничество, и опасность для норманнов про­ходила благополучно. Будущая владычица морей и евро­пейской торговли, умная Венецианская республика была естественной союзницей Византии, пока дело шло о том, чтобы не допускать господства норманнов на Адриати­ческом море... Но венецианцам вовсе не было желательно, чтобы Византия утверждалась в самой Италии, это было бы для них то же самое, если бы норманны утвержда­лись на другом берегу Адриатики: оба берега в руках од­ной державы.

Неожиданное распространение норманнского могу­щества, выразившееся в соединении Апулии и Сицилии, и образовании морского флота и в принятии королевской короны Рожером II, конечно, не могло не встревожить ца­ря Иоанна Комнина. Сфера норманнского влияния не ог­раничивалась уже Италией, но простиралась на Африку, куда стал ходить сицилийский флот, умело направляемый Георгием Антиохийским. Но самое важное было на Восто­ке. Тогда (в 1131 г.) в Сирии за смертью Боемунда II откры­лось антиохийское наследство, так как дочь умершего кня­зя, малолетняя Констанца, осталась единственной пред­ставительницей рода Готвилей. В Константинополе питали надежду сосватать наследницу Антиохийского княжества за царевича Мануила, сына царя Иоанна, между тем как иерусалимский король Фулько имел другой план и желал удержать Антиохийское княжество за норманнским домом. Раймонд, граф Пуатье из Франции, намечен был как будущий князь Антиохии. Но король Рожер рассматри­вал себя вполне законным наследником по смерти бывше­го тарентского князя и принял все меры к тому, чтобы за­хватить Раймонда во время его переезда в Антиохию. По­следний, однако, обманул бдительность Рожера и переодетым добрался до Сирии.

При таких условиях мы должны рассматривать запад­ную политику Иоанна Комнина. Чтобы положить прегра­ды широкому размаху сицилийского короля, восточный император мог войти в сношение либо с Римским пре­столом и его приверженцами, либо с германским коро­лем. Следы сношений с папой начинаются с 1124 г., когда в Рим было отправлено письмо, на которое папа Калликст II отвечал посольством в Константинополь и от­крытием переговоров о соединении Церквей. Хотя эти переговоры не сопровождались положительными ре­зультатами, но весьма вероятно, что в Риме и Константи­нополе не теряли надежды на благоприятное их направление. Больше значения приобретали сношения между Восточной и Западной империей. В 1135 г. пришли в Мерзебург к Лотарю два посла из Константинополя с да­рами и предложением дружбы. Главная цель посольства, как видно из латинских хроник[27], заключалась в том, чтобы достигнуть соглашения против Рожера Сицилийского, который нанес столько вреда историческим притяза­ниям Восточной империи. В том же смысле приносили жалобу на Рожера венецианские послы, прося Лотаря употребить меры по обузданию Рожера. Следствием этих переговоров была посылка в Константинополь епископа Гавельбергского Ансельма, миссия которого была пред­метом особенного внимания в ученой литературе (7). Но, по-видимому, и на этот раз в Константинополе свели во­прос на церковную почву, так как там произошел бого­словский диспут между немецким епископом и Никитой, архиепископом Никомидийским, по вопросу о разделе­нии Церквей, о котором сделал потом подробный доклад посол Лотаря. Что же касается политических затрудне­ний, они нисколько не были устранены. В следующем, 1137 г. вновь видим константинопольских послов в Гер­мании, а потом в Южной Италии, куда Лотарь предпри­нял поход. Как ни скудны сохранившиеся известия на­счет этих сношений, но они сопровождались очевидны­ми результатами, поход Лотаря в Южную Италию состоялся, и, по всей вероятности, Византия давала сред­ства на осуществление этого предприятия, которое име­ло целью южноитальянские владения Рожера. Лотарь взял Бари и принял на себя титул герцога Апулии, поста­вив этим сицилийского короля в крайнее затруднение и воспрепятствовав ему заняться антиохийским делом, которое, как видно будет далее, всего более интересовало м это время царя Иоанна. Чтобы постоянно держать сици­лийского короля в состоянии обороны против ближай­ших соседей, Иоанн Комнин, желая в то же время распо­лагать всеми своими силами для сирийского похода, и 1140 г. вновь отправил к преемнику Лотаря посольство. На этот раз греческие послы имели трактовать о брачном союзе между младшим сыном царя, Мануилом, и одной из немецких принцесс. Следствием этого было торжествен­ное посольство в Константинополь, которое исполняли королевский капеллан Альберт и граф Александр Гравина. Между прочим, они должны были вести дело о браке между свояченицей короля Конрада и дочерью графа Зульцбаха Бертой и Мануилом Комнином (8). Хотя вопрос о браке разрешался этим, но переговоры продолжались еще несколько времени, и притом неизвестно, с которой стороны поставлены были затруднения. В конце 1141 г. вопрос еще оставался открытым, и мы видим новое гре­ческое посольство при германском дворе, которое заня­то било столько же брачным делом, как и политическим. В этой стадии сношения между Восточной и Западной империей становятся более ясны из сохранившегося письма Конрада к Иоанну Комнину. Оно помечено 12 февр. 1142 г. и сохранилось в сочинении Отгона Фрейзингенского[28]. Хотя политическая сторона дела мало в нем затронута и, по-видимому, была предметом словес­ных поручений послу, но ясно, что обе империи вполне договорились относительно мер против сицилийского короля. Извещая византийского царя о том, что обстоя­тельства складываются благоприятно для давно задуман­ного им итальянского похода, Конрад переходит к изло­жению обстоятельств, имеющих для нас важное значение в смысле характеристики тогдашних отношений между империями. Конрад рекомендует прежде всего внима­нию императора германцев, состоявших на военной службе империи, и просит, чтобы было уступлено в пользу поселившихся в Константинополе немцев место для постройки церкви. В особенности любопытно упомина­ние об одном частном случае. Западный император обращается к Иоанну Комнину с жалобой на русских, которые напали на немецких купцов и отняли у них товар и день­ги, и вместе с тем просит во имя дружбы и союза принять меры к удовлетворению пострадавших. Трудно опреде­лить, какой случай вызвал это обращение, но его следует принимать в соображение при оценке сношений, кото­рые нас занимают. После этого Иоанн отправил в Герма­нию новое посольство, которому было поручено привез­ти в Константинополь невесту, сосватанную за Мануила. Берта Зульцбах прибыла морем в Константинополь и приняла имя Ирины. По-видимому, она не могла мечтать о блестящей судьбе, какая ожидала ее на Востоке. Ее же­нихом был второй сын царя, наследство царского досто­инства принадлежало царевичу Алексею, тогда уже со­причисленному к царству. Историк Иоанн Киннам упо­минает (9) об одном обстоятельстве, имевшем место при встрече германской принцессы в Константинополе. Ока­зывается, что между другими придворными особами при встрече была и супруга Алексея, старшего брата Мануила. Она была одета в платье из виссона, вытканного золотом и обшитого пурпуром. Но так как виссон отливал темным цветом, то Берте показалось, что эта дама в черном пла­тье, и она спросила, кто эта так прекрасно одетая мона­хиня. Так как летом 1142 г. Алексей умер, то сказанные Бертой слова сочтены были за дурное предзнаменование. Во всяком случае, брак германской принцессы с Мануи­лом, которому судьба сулила царский престол, перешед­ший к нему за смертию старших его братьев Алексея и Андроника, обозначал счастливый поворот в западной политике царя Иоанна. Именно вследствие союза между Восточной и Западной империей, направленного против сицилийского короля Рожера II, Комнины удачней могли справиться с теми затруднениями, которые угрожали им в Сирии и Палестине. Между тем и Рожер хорошо созна­вал создавшиеся для него затруднения и пытался всеми средствами противодействовать германо-византийскому сближению. И здесь он проявил большие дипломатичес­кие способности и много творческой деятельности. Удачно справившись с составившейся против него лигой в Италии, Рожер не терял из виду главного своего врага и лице западного императора. Германия давала приют его итальянским вассалам, не желавшим ему подчиниться. Вступление на престол Конрада Гогенштауфена было для него весьма благоприятным обстоятельством и давало ему возможность поддерживать денежными средствами и советом враждебную Конраду партию (10). Сицилийское королевство открыло у себя доступ всем недовольным правительством Конрада; насколько в свою очередь по­дозрительно относились к Рожеру в Германии, доказа­тельством служит слух, сообщенный Отгоном Фрейзингенским, что подосланные Рожером итальянские врачи отравили Конрада (11), равно как пущенные в обращение-известия, будто он подкупил угорского короля для войны с немцами. В особенности следует отметить, что Рожер предпринял даже смелый шаг, чтобы помешать происхо­дившим между западным и восточным императором пе­реговорам о брачном союзе. Вероятно, уже в то время, когда Берта-Ирина прибыла в Константинополь, нор­маннские послы прибыли сюда с предложением заклю­чить брачный союз между сыном Рожера и одной из ви­зантийских принцесс. Неожиданная смерть царя Иоанна в 1143 г. замедлила течение этих переговоров. Царь Мануил отнесся внимательно к сделанному из Сицилии предложению и послал туда своего уполномоченного Ва­силия Ксира. Но, как говорит историк Киннам, Ксир пре­высил полномочия и, подкупленный золотом, надавал Рожеру таких обещаний, которые, с точки зрения совре­менника, казались «нелепостями», т. е. будто Мануил и Ро­жер будут пользоваться одинаковым титулом[29]. Если под­разумевать под этим разделение власти над Западом и Востоком с устранением германского императора, то, ко­нечно, проект был весьма смел. Мануил не нашел возможным разделить планы Рожера и тем приготовил в нем ожесточенного врага Восточной империи, как это увидим в изложении истории второго крестового похода.

Венгры и сербы.

Переходя от Южной Италии и Германии к северо-за­падной границе Византийской империи, мы не находим здесь ни прежнего Болгарского государства, ни Великой Моравии. Как во время старой Римской империи, Дунай составлял здесь номинальную границу, но в обширной равнине по реке Тиссе и по течению Дуная образовалось на месте прежних славянских поселений Мадьярское, или Венгерское, государство, которому в XI и частию в XII в. принадлежит инициатива в истории этих областей и которое должно привлекать к себе наше внимание. Угры не только внесли в историю Юго-Восточной Европы совершенно новые начала, но дали особенное направле­ние всему складу жизни юго-западных славян и обусло­вили развитие славянской истории на все последующее время. И в этом отношении, как бы ни казалась история их в отдаленной связи с византийской, она по своему праву займет несколько стран<