 |
Чтo есть демократия и чтo не есть
|
|
|
|
Алексис Токвиль считал понятия демократии и свободы – противоположными. Он был пламенный сторонник свободы, но отнюдь не демократии. Дж.С. Милль видел в неограниченной демократии опасность «тирании большинства», а для личности нет разницы, подчинилась ли она одиночному тирану или множественному, Г. Федотов писал, что демократию исказил атеистический материализм XIX века, обезглавивший человечество. И австрийский государственный деятель нашего века Иозеф Шумпетер называл демократию – суррогатом веры для интеллектуала, лишенного религии. И предупреждал, что нельзя рассматривать демократию вне страны и времени применения.
Русский философ С.А. Левицкий предлагал различать: ДУХ ДЕМОКРАТИИ: 1) свобода личности; 2) правовое государство; и вторичные, необязательные признаки ее: 1) парламентский строй; 2) всеобщееизбирательное право. Эти два последние принципа совсем не очевидны.
Уважение к человеческой личности – более широкий принцип, чем демократия, и вот оно должно быть выдержано непременно. Но уважать человеческую личность не обязательно в форме только парламентаризма.
Однако и права личности не должны быть взнесены так высоко, чтобызаслонить права общества. Папа Иоанн-Павел II высказал (1981, речь на Филиппинах), что в случае конфликта национальной безопасности и прав человека приоритет должен быть отдан национальной безопасности, то есть целости более общей структуры, без которой развалится и жизнь личностей.
А президент Рональд Рейган (1988, речь в Московском университете) ыразил так: демократия – не столько способ правления, сколько способ ограничить правительство, чтоб оно НЕ МЕШАЛО развитию в человеке ГЛАВНЫХ ЦЕННОСТЕЙ, которые дают семья и вера.
|
|
|
У нас сегодня слово «демократия» – самое модное. Как его не склоняют, как им не звенят, гремят (и спекулируют).
Но не ощутимо, чтобы мы хорошо задумались над точным смыслом его.
После горького опыта Семнадцатого года, когда мы с размаху хлюпнулись в то, что считали демократией, – наш видный кадетский лидер В.А. Маклаков признал, и всем нам напомнил: «Для демократии нужна известная политическая дисциплина народа».
А у нас ее и в Семнадцатом не было – и нынче как бы того не меньше.
Всеобщее-равное-прямое-тайное
Когда в 1937 Сталин вводил наши мартышечьи «выборы» – вынужден был и он придать им вид всеобщего-равного-прямого-тайного голосования («четыреххвостки»), – порядок, который в сегодняшнем мире кажется несомненным как всеобщий закон природы. Между тем, и после первой Французской революции (конституция 1791 г.) голосование еще не было таковым: оставались ограничения в неравенства в разных цензах. Идея всеобщего избирательного права победила во Франции только в революцию 1848. В Англии весь XIX век находились видные борцы за «конституционный порядок» – такой, который бы обеспечивал, чтобы никакое большинство не было тираном над меньшинством, чтобы в парламенте было представлено все разнообразие слоев общества, кто пользуется уважением и сознает ответственность перед страной, – это была задача сохранить устои страны, на которых она выросла. С 1918 сползла ко всеобщему избирательному и Англия.
Достоевский считал всеобщее-равное голосование «самым нелепым изобретением XIX века». Во всяком случае, оно – не закон Ньютона, и в свойствах его разрешительно и усумниться. «Всеобщее и равное» – при крайнем неравенстве личностей, их способностей, их вклада в общественную жизнь, разном возрасте, разном жизненном опыте, разной степени укорененности в этой местности и в этой стране? То есть – торжество бессодержательного количества над содержательным качеством.
|
|
|
И еще, такие выборы («общегражданские») предполагают НЕСТРУКТУРНОСТЬ нации: что она есть не живой организм, а механическая совокупность рассыпанных единиц.
«Тайное» – тоже не украшение, оно облегчает душевную непрямоту или отвечает, увы, нуждам боязни. Но на Земле и сегодня есть места, где голосуют открыто.
«Прямое» (то есть депутаты любой высоты избираются прямо от нижних избирательных урн) особенно спорно в такой огромной стране, как наша.
Оно обрекает избирателей НЕ ЗНАТЬ своих депутатов – и преимущество получают более ловкие на язык или имеющие сильную закулисную поддержку.
Все особенности избирательной системы и способов подсчета голосов подробнейше обсуждались в России комиссиями, партийными комитетами весной и летом 1917, из-за чего Учредительное Собрание и упустило время. И все демократические партии высказались против выборов 4-х – 3-х или даже 2-х-степенных: потому что при таких выборах тянется цепочка личного знания кандидатов, избираемые представители теснее связаны со своей исходной местностью, "с местной колокольней", – а это лишало все партии возможности вставлять своих кандидатов из центра.
Лидер кадетов П.Н. Милюков настаивал, что только ПРЯМЫЕ выборы от БОЛЬШИХ округов «обеспечат выбор интеллигентного и политически подготовленного представителя».
Кому что нужно.
Способы голосования
Цель всеобщего голосования – выявить Волю Народа: ту истинную Волю, которая будет все направлять лучшим образом для народа.
Существует ли такая единая Воля и какова она? – никто не знает. Но замечательно, что при разной системе подсчета голосов мы узнаем эту волю по-разному и даже противоположно.
Большинству у нас сейчас не кажется важным, как именно устроена система голосования, а между тем она влияет существенно.
Состязуются в мире по крайней мере три системы подсчета: пропорциональная, мажоритарная и абсолютного большинства.
Пропорциональная система почти не проводится иначе, как ПО СПИСКАМ (разумеется, партийным): в каждом округе (на несколько депутатских мест сразу, так партиям удобнее агитировать и контролировать) от каждой партии предлагается список кандидатов, И отдельный кандидат уже тем лишен личной ответственности перед избирателями, а только – перед партией; избиратели же лишены выбрать сами определенного представителя, кому доверяют, а выбирают только партию. (Различают две подсистемы: «связанных списков», когда избиратель не может переставлять порядок желательности в списке, партия сама отберет, такой способ особенно применяется при малой грамотности населения; и подсистема «свободных списков», где избиратель может отдать предпочтение кандидатам внутри списка или даже предложить свой список, что, и правда, очень затрудняет технику подсчета. Есть третий вариант, когда округа делятся на под-округа, лишь с одним именем в каждом, но все равно затем окружная комиссия производит подсчет по партиям и, по пропорции, предоставляет места именно партиям, а не лицам. Во всех случаях выбор ЛИЦ достается в основном партиям).
|
|
|
В 1917 все партии от кадетов до большевиков предпочитали именно этот способ, и при многокандидатных округах. Это усиленно одобрял влиятельный кадет И.В. Гессен: партиям так наиболее удобно организоваться и действовать, а «при системе единоличных выборов руководящая роль нередко ускользает из рук партий»; одобрял и всем нам известный В.И. Ульянов-Ленин: он назвал «одним из самых передовых способов выбирать», когда выбираются «не отдельные лица, а партийные представители». Видно, не зря этот способ ему нравился.
Пропорциональные выборы по спискам чрезмерно усиливают власть партийных инстанций, составляющих списки кандидатов, и дают перевес большим и организованным партиям. И это особенно потому выгодно партиям, что они могут рассовать своих центральных активистов по дальним округам, где те не живут, и так обеспечить их избрание. На этом – чтобы не требовалось от кандидата жить в своем округе – особенно настаивал кадетский съезд летом 1917: это «дает возможность для ЦК централизовать производство выборов». Да и все другие партии – на том же. Так сказать, ЦЕНТРАЛИЗОВАННАЯ ДЕМОКРАТИЯ.
При пропорциональной системе малые меньшинства обычно могут получить какой-то голос в представительном собрании, но создается множество парламентских фракций, и силы распыляются в раздор. Или это толкает партии поправлять свое положение через беспринципные коалиции с изъянами для своей программы – но лишь бы набрать голосов и захватить правительство. В сегодняшнем мире есть разительные примеры такой государственной слабости и долгих правительственных кризисов.
|
|
|
При мажоритарной системе тоже бывают такие противоестественные компромиссы между партиями, но в виде еще предвыборных блоков. При этой системе партия (или блок), едва опередившая других, получает подавляющее число мест, а едва позади – полный проигрыш: даже получив 49% голосов – бывает можно совсем не получить парламентских мест. А при неточном распределении избирательных округов может случиться и так, что мажоритарная система дает победу меньшинству. Так было, например, во Франции в 1893, 1898, 1902: некоторые победившие депутаты получили меньше голосов, чем побежденные; в двух последних случаях совсем не были представлены в палате депутатов – 53% избирателей.
Зато при этой системе создается устойчивое правительство.
Вводимая теперь у нас система выборов по абсолютному большинству (для чего возможен 2-й тур) также выталкивает мелкие партии, но дает возможность торговать голосами между 1-м и 2-м турами.
При системе двух партий, как в Соединенных Штатах, независимые кандидаты ничего не решают, избиратель несет свой голос одной из двух партий (обе – с сильным партийным аппаратом и богатейшей поддержкой).
Не сразу, не всегда в одну избирательную кампанию, но при этой системе общественное недовольство находит выход, однако негативный: только бы сменить вот эту, правящую, партию – без гарантии, что сделают сменщики.
Итак, всего лишь от способа подсчета голосов может ошеломительно измениться и состав правительства и его программа, выражающая, разумеется, Волю Народа.
Но вообще и всякое голосование, при любом способе подсчета, – не есть поиск истины. Здесь все сводится к численности, к упрощенной арифметической идее, к поглощению меньшинства большинством, а это опасный инструмент: меньшинство никак не менее важно для общества, чем большинство, а большинство – может впасть и в обман. «Не следуй за большинством на зло, и не решай тяжбы, отступая по большинству от правды» (Исход, 23, 2).
К тому ж избирательные кампании при большой численности голосующих, среди незнакомых избирателей, бывают столь суетливы, визгливы, да при частом пристрастии массовых средств информации, что даже отвращают от себя значительную часть населения. Телевидение хотя и выявляет внешность кандидата, манеру держаться, но не государственные способности. Во всякой такой избирательной кампании происходит вульгаризация государственной мысли. Для благоуспешной власти нужны талант и творчество – легко ли избрать их всеобщим голосованием на широких пространствах? Сама по себе – такая система не понуждает политических деятелей действовать выше своих политических интересов, и даже наоборот: кто будет исходить из нравственных принципов – легко может проиграть.
|
|
|
А. Токвиль, изучая США в XIX веке, пришел к выводу, что демократия – это господство посредственности. (Хотя чрезвычайные обстоятельства страны выдвигают и в ней сильные личности).
|
|
|
