Континуум Осознанности и Свободная Ассоциация

Положение, что сиюминутные переживание не только имеют место в Гештальт-терапии, сравнимо со свободной ассоциацией в психоанализе, однако различие с ней на практике не столь очевидно, как видно из определения.

В принципе, «свободная ассоциация мысли» подчерки­вает то, что больше всего избегается Гештальт—терапией: воспоминания, причинность, объяснения, фантазии. На практике между тем пациент психоаналитика может быть предварительно настроен на переживания своего общения, в то время, как пациент Гештальт-терапии часто может отклоняться от поля чувствования, ощущения и действия в настоящем. Кроме наставлений, данных пациенту Геш­тальт-терапии для того, чтобы повлиять на эффект того, чтобы его общение было ограничено актуальностью и по­лем непосредственного переживания, существует разли­чие, вносимое в подходах терапевтов этих двух направлений к общению пациента.

Возьмем случай воспоминаний пациентом приятных со­бытий. Аналитик мог бы, во-первых, дать пациенту почув­ствовать важность вспоминаемых событий. Гештальт—терапевт, наоборот, скорее всего обратил бы внимание на то, что происходит с пациентом сейчас, ког­да тот выбирает воспоминания, а не живет в настоящем. Он сосредоточился бы на нынешней деятельности, почему всплыли воспоминания, почему пациент ими делится, а не на содержании воспоминаний.

Аналитик также может сфокусироваться на настоящем пациента. В этом случае он скорее всего интерпретирует воспоминания либо как компенсацию и защиту перед ли­цом чувств данного момента, либо как намек или непрямое указание на его направленные на приятное чувства. Геш-тальт-терапевт, с другой стороны, счел бы интерпретации свидетельством аналитического складе ума пациента, ко­торый может шагнуть за пределы реального, чтобы «обду­мать» его. Его усилия направлены на сведение к минимуму отчужденности от переживания, вовлеченного в абстрак­цию и интерпретацию. Он скорее направит усилия пациен­та как содействующий феноменолог к концу наблюдения, чем станет теоретизировать или навешивать ярлыки на это действие или воспоминание приятных моментов. Осознан­ность «Я вспоминаю нечто приятное» — это уже само по себе шаг за пределы акта воспоминаний, открывающий ши­рокую дорогу к пониманию актуального мотива или наме­рения в процессе. К примеру, это может привести к осознанию: «Я хочу, чтобы вы почувствовали, что у меня много добрых друзей, поэтому думайте, что я кое-что зна­чу», или: «Хотел бы чувствовать себя таким же счастливым, как в те дни. Помогите мне, пожалуйста», или: «Сейчас мне хорошо — наверное, потому что я здесь», И т. д.

Фактически, если бы пациент знал, что он делал во время акта воспоминания, предвкушения, интерпретации, в этом ничего «плохого» бы не было. Обычной же трудно­стью является то, что подобное действие заменяет, прикры­вает, ведет к обыгрыванию текущее переживание, а не его признание и принятие. Плохо то, что оно исходит из выво­да, что что-то плохо и что наше сознание само загоняет себя в него до точки забывчивости о себе. Ватте говорил, что после некоторой практики упражнения жить настоящим становится очевидно, что:

... в актуальной реальности невозможно быть вне момен­та. Наши мысли о прошлом и будущем совершенно отчет­ливо переходят в настоящее, в этом смысле невозможно концентрироваться на чем—либо, кроме того, что проис­ходит сейчас. Вместе с тем старание жить просто в насто­ящем, старание культивировать чисто " моментальную" осознанность своей Сущности приводит нас к открытию как на практике, так и в теории, что такие попытки не являются необходимыми. Мы узнаем, что ни на мгнове­ние не имеем времени на обдумывание того, что эго соот­носится с вечным и с мгновенным сознанием Сущности. Выделяя воспоминания, предвкушения, тревогу и алч­ность, у нас всегда есть центровка на чистой, непоколеби­мой осознанности, которая никогда не уходит от настоящей реальности и поэтому никогда не связана уза­ми грез.

Если это понятно, то обратимся к следующему высказыва­нию:

... становится возможным еще раз с удовольствием отдать­ся воспоминаниям и предвкушениям, в то же время оста­ваясь свободным от их сковывающей силы. В течение всего времени, пока мы способны видеть воспоминания и предвкушения в качестве настоящего, мы превращаем их (и эго, составляющее их) в объективность. Формально они субъективны, поскольку состоят из идентификации с прошлыми или будущими событиями, то есть с временной связью, составляющей эго. Однако, когда возможно отно­ситься к предвкушению как к настоящему, мы больше не идентифицируем себя с будущим и принимаем, таким образом, точку зрения Сущности как отвлечение от эго. Или по-другому: как только действия эго по идентифика­ции себя с будущим видится в чем—то настоящем, на это можно смотреть с точки превосходства над эго, с точки Сущности. Отсюда следует, что центр нашей сознатель­ности сместился к непосредственно настоящему и сиюми­нутному наблюдению. Сущности, воспоминания и предвкушения приводят к периферийности и объективно­сти действий рассудка, наше бытие больше не доминирует и не идентифицируется с эгоистическим образом мышле­ния. Мы обретаем всю ясность, всю осознанность, всю свободу от временности человека, который полностью живет в настоящем, но без абсурдных ограничений невоз­можности воспоминаний прошлого и предвидения буду­щего4.

Упражнение Континуума Осознанности и аскетизм

Несмотря на последнее высказывание, психологически может оказаться верным, что индивид вряд ли сможет до­стичь концентрации на настоящем, отдавшись воспомина­ниям до того, как он почувствует их вкус в более простых ситуациях отрешения от воспоминаний. То же самое в из­вестном смысле может быть сказано в отношение связи « переживаний с мышлением. Обыкновенно мышление рас­сеивает осознание Сущности как акта мышления и чувства, составляющие основу мышления-мотивации, подобно сол­нцу, мешающему увидеть звезды днем. Переживание мыш­ления и непогруженности в мысли (то есть, состояние исключительной осознанности значения в целостности значимого основания) является состоянием, вызванным контактированием подобного переживания-основы в моменты бездумности. Здесь техника Гештальт-терапии по отведению воспоминаний, предвкушений и мышления уступает скрытой философии аскетизма в целом: опре­деленные отрешения чреваты контактом, который обычно скрыт психологической активностью, возникаю­щей в соответствующих ситуациях. Таким образом, от­решение от сна, разговоров, социального общения, комфорта, еды или секса предположительно облегчает достижение необычных состояний сознания, однако не конечно и не идеально само по себе — за исключением по­средства культурного износа.

Практика внимания к потоку жизни не только имеет отношение к аскетизму в том, что влечет за собой добро­вольную приостановку удовлетворения эго и отрешен­ность, но и в более общем смысле в представлении индивиду трудностей в функционировании на пути, противополож­ном привычке. Поскольку единственным видом деятельно­сти, разрешенным упражнением, является передача содержания осознанности, это мешает «характерному» действию (то есть организации механического копирова­ния) и действию вообще как таковому. В этом практика настоящего является практикой потери эго, как подчерки­вается в Буддизме и комментируется Ваттсом в предыду­щем разделе.