Потерянное поколение Этот вид лит-ры сложился в США и Европе. Писатели этого направления были в течение 10 лет после 1МВ активны в этой тематике.

Потерянное поколение» как культурологический феномен. Роман Э. Хемингуэя «Фиеста» как портрет «потерянного поколения». Символическое значение фиесты и корриды

ОПР 1.

Потерянное поколение (фр. Génération perdue, англ. Lost Generation) — понятие, возникшее в период между двумя войнами (Первой и Второй мировой). Оно сталолейтмотивом

творчества таких писателей, как Эрнест Хемингуэй, Эрих Мария Ремарк, Анри Барбюс, Ричард Олдингтон, Эзра Паунд, Джон Дос Пассос, Фрэнсис Скотт Фицджеральд, Шервуд Андерсон, Томас Вулф, Натаниэль Уэст, Джон О'Хара. Потерянное поколение — это молодые люди, призванные на фронт в возрасте 18 лет, часто ещё не окончившие школу, рано начавшие убивать. После войны такие люди часто не могли адаптироваться к мирной жизни, спивались, заканчивали жизнь самоубийством, некоторые сходили с ума.

Термин приписывают Гертруде Стайн. Впоследствии стал известен благодаря упоминанию в романе Эрнеста Хемингуэя «Праздник, который всегда с тобой»:

Когда мы вернулись из Канады и поселились на улице Нотр-Дам-де-Шан, а мисс Стайн и я были ещё добрыми друзьями, она и произнесла свою фразу о потерянном поколении. У старого «форда» модели «Т», на котором в те годы ездила мисс Стайн, что-то случилось с зажиганием, и молодой механик, который пробыл на фронте последний год войны и теперь работал в гараже, не сумел его исправить, а может быть, просто не захотел чинить её «форд» вне очереди. Как бы там ни было, он оказался недостаточно sérieux, и после жалобы мисс Стайн хозяин сделал ему строгий выговор. Хозяин сказал ему: «Все вы — génération perdue!»

— Вот кто вы такие! И все вы такие! — сказала мисс Стайн. — Вся молодёжь, побывавшая на войне. Вы — потерянное поколение.

— Эрнест Хемингуэй. Праздник, который всегда с тобой

Также их называют «неучтёнными жертвами войны». Вернувшись с фронта, эти люди не могли снова жить нормальной жизнью.

 

Ремарк пишет роман «Возвращение» («Der Weg zurück»)

 

Эпиграфом к роману стали строки:

Солдаты, возвращённые отчизне,

Хотят найти дорогу к новой жизни.

ОПР 2:

Потерянное поколение Этот вид лит-ры сложился в США и Европе. Писатели этого направления были в течение 10 лет после 1МВ активны в этой тематике.

1929 – появление романов Олдингтона «Смерть героя», Ремарка «На зап фр..» и Хемингуэя «Прощай оружие».

«Все вы потерянное поколение» - эпиграф Хемингуэя затем стал лит. термином.

«Писатели потер поколен» – точное определение настроения людей прошедших 1МВ; пессимисты, обманутые пропагандой; потеряли идеалы, к-рые внушались им в мире жизни; война разрушила многие догмы, госинституты; война обрела их на безверие и одиночество. Герои «ППП» лишены многого, они не способны на единение с народом, государством, классом, в результате войны они противопоставляют себя миру, к-рый их обманул, несут в себе горькую иронию, критику устоев фальшивой цивилизации. Лит-ра «ППП» рассматривается как часть лит реализма, несмотря на пессимизм, к-рый сближает ее с лит модернизма.

Э. М. Ремарк высказал сущность мировосприятия своих ровесников - людей “потерянного поколения”, - тех, кто прямо со школьной скамьи уходил в окопы первой мировой войны. Тогда они по-ребячески ясно и безоговорочно верили всему, чему их учили, что слышали, что прочли о прогрессе, цивилизации, гуманизме; верили звонким словосочетаниям консервативных или либеральных, националистических или социал-демократических лозунгов и программ, всему, что им втолковывали в родительском доме, с кафедр, со страниц газет...

Но что могли значить любые слова, любые речи в грохоте и смраде ураганного огня, в зловонной грязи траншей, заливаемых туманом удушливых газов, в тесноте блиндажей и лазаретных палат, перед бесконечными рядами солдатских могил или грудами искромсанных трупов, - перед всем страшным, уродливым многообразием ежедневных, ежемесячных, бессмысленных смертей, увечий, страданий и животного страха людей - мужчин, юношей, мальчиков…

 

Внезапно оказалось, что война и первые послевоенные годы уничтожили не только миллионы жизней, но и идеи, понятия; были разрушены не только промышленность и транспорт, но и простейшие представления о том, что хорошо и что плохо; было расшатано хозяйство, обесценивались деньги и нравственные принципы.

 

Однако многие из немцев не поддержали и даже не смогли понять революционной борьбы пролетариата. Одни искренне, но бездеятельно сочувствовали и сострадали, другие ненавидели или боялись, а подавляющее большинство растерянно и недоуменно смотрело со стороны на то, что казалось им продолжением братоубийственных кровопролитий большой войны, они не различали правых и виноватых. Когда отряды спартаковцев и красногвардейцев вели отчаянные бои за право жить, на труд и счастье для всего немецкого народа, сражаясь против многократно превосходящих сил реакции, многие немцы вместе с героем романа Ремарка лишь скорбно отмечали: “Солдаты воюют против солдат, товарищи против товарищей”.

Олдингтон в поисках решений старых и новых вопросов занялся преимущественно публицистикой. Ремарк дольше других старался держаться в русле, намеченном уже в самом начале его творческой жизни, и сохранить в годы новых великих потрясений неустойчивое равновесие трагического мироощущения своей молодости.

 

Особенно остро и мучительно проявляется этот трагический нейтрализм в сознании и мироощущении тех мыслящих и честных бывших солдат, которые после страшного опыта войны и первых послевоенных лет утратили доверие уже к самим понятиям “политика”, “идея”, “цивилизация”, не представляя себе даже, что бывает честная политика, что есть благородные идеи, что возможна цивилизация, не враждебная человеку.

Они постарели, не зная юности, им очень трудно жилось и позднее: в годы инфляции, “стабилизации” и нового экономического кризиса с его массовой безработицей и массовой нищетой. Им трудно было везде - и в Европе и в Америке, в больших городах шумных, пестрых, суматошных, лихорадочно деятельных и равнодушных к страданиям миллионов маленьких людей, кишевших в этих железобетонных, кирпичных и асфальтовых лабиринтах. Не легче было и в деревнях или на фермах, где жизнь была более медлительной, монотонной, примитивной, но такой же равнодушной к бедам и страданиям человека.

И многие из этих мыслящих и честных бывших солдат с призрительным недоверием отворачивались от всех больших и сложных общественных проблем современности, но они е хотели быть ни рабами, ни рабовладельцами, ни мучениками, ни мучителями. Они шли по жизни душевно опустошенные, но упорные в соблюдении своих простых, суровых принципов; циничные, грубые, они были преданы тем немногим истинам, к которым сохранили доверие: мужской дружбе, солдатскому товариществу, простой человечности.

 

Их всех называли “потерянным поколением”. Однако это были разные люди - различны были их социальное положение и личные судьбы. И литературу “потерянного поколения”, возникшую в двадцатые годы, создавало творчество также разных писателей - таких, как Хемингуэй, Дос Пассос, Олдингтон, Ремарк. Общим для этих писателей являлось мироощущение, определявшееся страстным отрицанием войны и милитаризма. Но в этом отрицании, искреннем и благородном, ощущалось полное непонимание социально-исторической природы, природы бед и уродств действительности: они обличали сурово и непримиримо, но без какой бы то ни было надежды на возможность лучшего, в тоне горького, безотрадного пессимизма.

Однако различия идейного и творческого развития этих литературных “ровесников” были весьма существенны. Они сказались в последующих судьбах писателей “потерянного поколения”. Хемингуэй вырвался за пределы трагически безысходного круга его проблем и его героев благодаря участию в героической битве испанского народа против фашизма. Несмотря на все колебания и сомнения писателя, живое, горячее дыхание народной борьбы за свободу придало новые силы, новый размах его творчеству, вывело его за пределы одного поколения. Напротив, Дос Пассос, попав под влияние реакции, то и дело противопоставлявший себя передовым общественным силам, безнадежно старел, творчески мельчал. Он не только не сумел перерасти свое злосчастное поколение, но опустился ниже его. Все сколько-нибудь значительное в его прежнем творчестве связано с проблемами, волновавшими солдат первой мировой войны.

 

 

ОПР 3.

 

Вместе с тем модернизм в американском развороте отличается от европейского более очевидной вовлеченностью в общественные и политические события эпохи: шоковый военный опыт большинства авторов невозможно было замолчать или обойти, он требовал художественного воплощения. Это неизменно вводило в заблуждение советских исследователей, объявлявших этих писателей "критическими реалистами". Американская критика обозначила их как "потерянное поколение"

Само определение "потерянное поколение" было походя обронено Г. Стайн в разговоре с ее шофером. Она сказала: "Все вы потерянное поколение, вся молодежь, побывавшая на войне. У вас ни к чему нет уважения. Все вы сопьетесь". Это изречение было случайно услышано Э. Хемингуэем и пущено им в обиход. Слова "Все вы потерянное поколение" он поставил одним из двух эпиграфов к своему первому роману "И восходит солнце" ("Фиеста", 1926). Со временем данное определение, точное и емкое, получило статус литературоведческого термина.

Каковы же истоки "потерянности" целого поколения? Первая мировая была испытанием для всего человечества. Можно представить, чем она стала для мальчиков, полных оптимизма, надежд и патриотических иллюзий. Помимо того, что они непосредственно попали в "мясорубку", как называли эту войну, их биография началась сразу с кульминации, с максимального перенапряжения душевных и физических сил, с тяжелейшего испытания, к которому они оказались абсолютно не подготовленными. Конечно, это был надлом. Война навсегда выбила их из привычной колеи, определила склад их мировоззрения — обостренно трагический.

 

Однако Гертруда Стайн, утверждавшая, что у "потерянных" не было уважения "ни к чему", оказалась слишком категоричной в своих суждениях. Не по годам богатый опыт страданий, смерти и преодоления не только сделал эту генерацию очень стойкой (ни один из пишущей братии не "спился", как им было предсказано), но и научил их безошибочно различать и высоко чтить непреходящие жизненные ценности: общение с природой, любовь к женщине, мужскую дружбу и творчество.

Писатели "потерянного поколения" никогда не составляли какой-либо литературной группы и не имели единой теоретической платформы, но общность судеб и впечатлений сформировала их сходные жизненные позиции: разочарование в социальных идеалах, поиски непреходящих ценностей, стоический индивидуализм. Вкупе с одинаковым, обостренно трагическим мироощущением, это определило наличие в прозе "потерянных" ряда общих черт, очевидных, несмотря на разнообразие индивидуальных художественных почерков отдельных авторов.

Общность проявляется во всем, начиная с тематики и кончая формой их произведений. Главные темы писателей этого поколения — война, фронтовые будни ("Прощай оружие" (1929) Хемингуэя, "Три солдата"(1921) Дос Пассоса, сборник рассказов "Эти тринадцать" (1926) Фолкнера и др.) и послевоенная действительность — "век джаза" ("И восходит солнце" (1926) Хемингуэя, "Солдатская награда" (1926) и "Москиты" (1927) Фолкнера, романы "Прекрасные, но обреченные" (1922) и "Великий Гэтсби" (1925), новеллистические сборники "Рассказы джазового века" (1922) и "Все печальные молодые люди" (1926) Скотта Фитцджеральда).

Обе темы в творчестве "потерянных" взаимосвязаны, и эта связь имеет причинно-следственный характер. В "военных" произведениях показаны истоки потерянности поколения: фронтовые эпизоды поданы всеми авторами жестко и неприукрашенно — вразрез с тенденцией романтизации Первой мировой в официальной литературе. В произведениях о "мире после войны" показаны следствия — судорожное веселье "джазового века", напоминающее пляску на краю пропасти или пир во время чумы. Это мир искалеченных войной судеб и изломанных человеческих отношений.

Проблематика, занимающая "потерянных", тяготеет к изначальным мифологическим оппозициям человеческого мышления: война и мир, жизнь и смерть, любовь и смерть. Симптоматично, что смерть (и война как ее синоним) непременно выступает одним из элементов этих противопоставлений. Симптоматично и то, что эти вопросы решаются "потерянными" отнюдь не в мифопоэтическом и не в отвлеченно-философском плане, а предельно конкретно и в большей или меньшей степени социально определенно.

Все герои "военных" произведений чувствуют, что их одурачили, а затем предали. Лейтенант итальянской армии американец Фредерик Генри ("Прощай, оружие!" Э. Хемингуэя) прямо говорит, что больше не верит трескучим фразам о "славе", "священном долге" и "величии нации". Все герои писателей "потерянного поколения" теряют веру в общество, принесшее своих детей в жертву "торгашеским расчетам", и демонстративно порывают с ним. Заключает "сепаратный мир" (то есть дезертирует из армии) лейтенант Генри, с головой погружаются в выпивки, кутежи и интимные переживания Джейкоб Барнс ("И восходит солнце" Хемингуэя), Джей Гэтсби ("Великий Гэтсби" Фитцджеральда) и "все печальные молодые люди" Фитцджеральда, Хемингуэя и других прозаиков "потерянного поколения".

В чем же видят смысл бытия выжившие на войне герои их произведений? В самой жизни как она есть, в жизни каждого отдельного человека, и, прежде всего — в любви. Именно любовь занимает главенствующее место в системе их ценностей. Любовь, понимаемая как совершенный, гармоничный союз с женщиной — это и творчество, и товарищество (человеческое тепло рядом), и природное начало. Это сконцентрированная радость бытия, своего рода квинтэссенция всего, что есть стоящего в жизни, квинтэссенция самой жизни. Помимо того, любовь — самое индивидуальное, самое личное, единственно тебе принадлежащее переживание, что для "потерянных" весьма важно. По сути, доминирующая идея их произведений — идея безраздельного господства частного мира.

Все герои "потерянных" строят свой, альтернативный мир, где не должно быть места "торгашеским расчетам", политическим амбициям, войнам и смертям, всему тому безумию, которое творится вокруг. "Я не создан, чтобы воевать. Я создан, чтобы есть, пить и спать с Кэтрин", — говорит Фредерик Генри. Это кредо всех "потерянных". Они, однако, сами чувствуют непрочность и уязвимость своей позиции. Невозможно абсолютно отгородиться от большого враждебного мира: он то и дело вторгается в их жизнь. Не случайно любовь в произведениях писателей "потерянного поколения" спаяна со смертью: она почти всегда пресекается смертью. Умирает Кэтрин, возлюбленная Фредерика Генри ("Прощай, оружие!"), случайная гибель незнакомой женщины влечет за собой смерть Джея Гэтсби ("Великий Гэтсби") и т.д.

Не только гибель героя на передовой, но и смерть Кэтрин от родов, и гибель женщины под колесами автомобиля в "Великом Гэтсби", и смерть самого Джея Гэтсби, на первый взгляд, не имеющие никакого отношения к войне, оказываются связанными с ней накрепко. Эти безвременные и бессмысленные смерти выступают в романах "потерянных" своего рода художественным выражением мысли о неразумности и жестокости мира, о невозможности уйти от него, о недолговечности счастья. А эта мысль, в свою очередь, является прямым следствием военного опыта авторов, их душевного надлома, их травмированности. Смерть для них — синоним войны, и обе они — и война и смерть — выступают в их произведениях некоей апокалипсической метафорой современного мира. Мир произведений молодых писателей двадцатых годов — это мир, отрезанный Первой мировой от прошлого, изменившийся, мрачный, обреченный.

Прозе "потерянного поколения" свойственна безошибочно узнаваемая поэтика. Это лирическая проза, где факты действительности пропущены через призму восприятия смятенного героя, очень близкого автору. Не случайно, излюбленная форма "потерянных" — повествование от первого лица, предполагающее взамен эпически обстоятельного описания событий взволнованный, эмоциональный отклик на них.

Проза "потерянных" центростремительна: она не развертывает человеческие судьбы во времени и пространстве, а напротив, сгущает, уплотняет действие. Для нее характерен краткий временной отрезок, как правило, кризисный в судьбе героя; он может включать в себя и воспоминания о прошлом, за счет чего происходит расширение тематики и уточнение обстоятельств, что отличает произведения Фолкнера и Фитцджеральда. Ведущий композиционный принцип американской прозы двадцатых — принцип "сжатого времени", открытие английского писателя Джеймса Джойса, одного из трех "китов" европейского модернизма (наряду с М. Прустом и Ф. Кафкой).

Нельзя не заметить и определенного сходства сюжетных решений произведений писателей "потерянного поколения". Среди наиболее часто повторяющихся мотивов (элементарных единиц сюжета) — кратковременное, но полное счастье любви ("Прощай, оружие!" Хемингуэя, "Великий Гэтсби" Фитцджеральда), тщетные поиски бывшим фронтовиком своего места в послевоенной жизни ("Великий Гэтсби" и "Ночь нежна" Фитцджеральда, "Солдатская награда" Фолкнера, "И восходит солнце" Хемингуэя), нелепая и безвременная смерть одного из героев ("Великий Гэтсби", "Прощай, оружие!").

Все эти мотивы позднее были растиражированы самими "потерянными" (Хемингуэем и Фитцджеральдом), а главное — их подражателями, не нюхавшими пороха и не жившими на изломе эпох. Вследствие этого они порой воспринимаются как некие клише. Однако сходные сюжетные решения подсказывала писателям "потерянного поколения" сама жизнь: на фронте они ежедневно видели бессмысленную и безвременную смерть, они сами мучительно ощущали отсутствие твердой почвы под ногами в послевоенное время, и они, как никто, умели быть счастливыми, но их счастье часто было мимолетным, потому что война разводила людей и ломала судьбы. А обостренное чувство трагического и художественное чутье, свойственные "потерянному поколению", диктовали их обращение к предельным ситуациям человеческой жизни.

Стиль "потерянных" также узнаваем. Типичная для них проза — это внешне беспристрастный отчет с глубинным лирическим подтекстом. Произведения Э. Хемингуэя особенно отличает крайний лаконизм, порой лапидарность фраз, простота лексики и огромная сдержанность эмоций. Лаконично и почти сухо решены в его романах даже любовные сцены, что заведомо исключает всякую фальшь в отношениях между героями и, в конечном счете, оказывает на читателя исключительно сильное воздействие.

 

ОПР 4.

Потерянное поколени е - определение, применяемое к группе зарубежных писателей, выступивших в 1920-е гг. с произведениями, в которых отразились разочарование в современной цивилизации и утрата просветительских идеалов (веры в благую силу научного прогресса, в социальную справедливость, в крепость "разумных" норм морали и гуманности), обостренные трагическим опытом 1-й мировой войны.

 

Ушли на войну (I МВ) молодыми. Видели, как погибают их товарищи. Убивали врагов. Потом пришли с фронта… И все по-другому, и те правила, по которым они жили на войне уже не работают. И как устраиваться в мирной жизни они слабо представляют. Морально или физически искалечены. Вернувшись с фронта, эти люди не могли снова жить нормальной жизнью. После пережитых ужасов войны всё остальное казалось им мелочным и не достойным внимания. Выражение приписывается американской писательнице Гертруде Стайн. Впоследствие стал известен благодаря упоминанию в романе Эрнеста Хемингуэя «Праздник, который всегда с тобой».

Тема "потерянное поколение " проникнута пафосом стоического пессимизма у Э. Хемингуэя, Р. Олдингтона, Э.М. Ремарка. Одна из основных мыслей – попытка напомнить людям, что такое война. Дать понять, что смерть неизбежна. Пытается понять кризис человека без Бога и без надежды. «Война» никогда не кончается. Мир Х. – это хаос, любовь не побеждает смерть. Жизнь – трагедия, конец которой предрешен. Конфликт потерянного поколения с их отцами. Отцы – носители морали

 

Эрнест Миллер Хемингуэй (1899-1961) Родился в семье врача, было 6 братьев и сестер. Иллинойс, США. В 17 лет ушел добровольцем на фронт, через три недели получил ранение, был награжден. В госпитале – любовная история с медсестрой. Был трижды женат, имел троих детей, увлекался экстремальным туризмом. Жил в Париже, путешествовал по Испании, Африке, Кубе.

1925 – первый сборник рассказов «В наше время».

1926 – «И восходит солнце», роман «Фиеста».

1927 – сб. «Мужчина без женщины».

1929 – «Прощай, оружие!»

1932 – «Смерть после полудня».

1940 – «По ком звонит колокол».

1950 - «За рекой в тени деревьев».

1952 – «Старик и море».

1954 – «Праздник, который всегда с тобой».

Герои воспринимают мир через физические ощущения, телесно. Кульминационные моменты и беседы происходят на фоне бытовых событий. Мир может быть освоен плоскостно – на уровне элементарных ощущений. «Телеграфный» стиль, который вырабатывался во время его работы корреспондентом, стал его визитной карточкой. Сам Хемингуэй называл свой стиль – стиль Айсберга.

 

«Фиеста» (др. название «И восходит солнце…», оригинал «The sun also rises»).

АНАЛИЗ:

Хемингуэй снабдил роман двумя эпиграфами. Первый цитирует фразу Г. Стан: «Все вы - потерянное поколение». Второй - знаменитый отрывок из Экклезиаста: «Род проходит, и род приходит, а земля пребывает во веки. Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит. Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои. Все реки текут в море, но море не переполняется; к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь». Собственно, разница в трактовке «Фиесты» вызвана тем, что одни авторы полагали основной у Хемингуэя идею о «земле, пребывающей во веки», а другие - о «возвращении ветра на круги свои».

Композиционная схема «Фиесты» проста. Джейкоб Варне, собственный парижский корреспондент американской газеты, любит тридцатичетырехлетнюю англичанку леди Брет Эшли и любим ею еще с тех времен, когда он лежал в госпитале, где она была сестрой.

Любящие глубоко несчастны, так как характер ранения лишает Джейка возможности вести нормальную жизнь, не говоря уже о том, чтобы обзавестись детьми. Роберт Кон, богатый малоталантливый литератор, кратковременный любовник Брет, преследует ее бесконечными домогательствами. Жизнь в Париже проходит в компании международной творческо-туристической богемы. Через некоторое время Джейк Барнс, его друг американский писатель Билл Гортон, Брет Эшли со своим женихом Майклом Кэмбеллом и Роберт Кон отправляются на фиесту в Памплону, но по дороге Джейк и Билл посвящают несколько дней рыбной ловле в Бургете. В Памплоне, когда грандиозное народное празднество уже близится к своему завершению, Брет сходится на недолгое время с девятнадцатилетним матадором Педро Ромеро. Кон уезжает, а вскоре, когда фиеста заканчивается, все остальные тоже разъезжаются, причем Джейку приходится заехать за Брет в Мадрид. Мы расстаемся с героями романа в тот момент, когда им предстоит начать обратный путь в Париж.

Роман построен как множество отдельных эпизодов, каждый из которых достаточно важен, но, подобно тому как это уже было в сборнике рассказов, почти все небольшие эпизоды, имеющие частное значение, без труда сводятся в две большие картины с многозначительной интермедией и чем-то вроде эпилога после второй из них. Первая картина показывает ложный, фальшивый «карнавал» в Париже, во время которого мешаются день с ночью, коньяк с вином, серьезное с пустячным, а в целом складывается обстановка, позволяющая хоть на время отвлечься от «проклятых» вопросов, спрятаться в суматохе лжекарнавального быта от мира и самого себя. Из всех персонажей романа разве лишь Джейк Барнс не может и не хочет полностью слиться с толпой, лихорадочное веселье которой живо напоминает пир во время чумы. Но если Джейк и не является в полной мере участником лжекарнавала, то и отделен от его участников - во всяком случае, некоторых из них тоже не до конца.

Вторую картину составляет многокрасочный народный праздник карнавального размаха в Памплоне. Здесь тоже мешаются день и ночь, коньяк и вино, но здесь к тому же в полной мере выявляются серьезные вещи, нравственные критерии. Здесь же обнаруживается со всей безусловностью невозможность спрятаться от мира и самого себя. Сопоставление, а вернее, противопоставление истинного карнавала ложному составляет идейное содержание сюжета книги, особую роль которого тонко подметил Ф. Янг. Действительно, Джейк и Брет были несчастны в Париже, испытали удивительную, но в конце омраченную неделю фиесты в Памплоне, а теперь должны снова вернуться «на круги свои», снова в полной мере осознать и прочувствовать свою неприкаянность, безысходный трагизм своего существования.

Длинный путь, проделанный героями романа, оказывается как будто бессмысленным вращением в замкнутом круге. Но не будем спешить полностью соглашаться с Ф. Янгом. Он прав и не прав в одно и то же время. Сюжет, очевидно, несет большую идейную нагрузку, однако только сюжета мало, чтобы выяснить этический багаж книги. Да к тому же, кроме двух «карнавалов», в ней есть еще важнейшая интермедия с рыбной ловлей, во время которой резко сокращается круг действующих лиц, но неожиданно появляется лицо совершенно повое, неизвестное нам по парижской части и не последовавшее за Джейком и Биллом в Памплону. Заметим, кстати, что в схеме Ф. Янга для этого лица вовсе не находится ни места, ни объяснения.

С самого начала романа читатель ощущает, что речь в нем идет о всемирной трагедии, обусловленной мировой войной. Мы видели, что наличие драмы определилось только в третьей главе (а причины ее - в четвертой, где Джейк рассказывает о характере своего ранения), но важнейшее противопоставление Джейка Барнса Роберту Кону начинается с первых слов и оказывается в высшей степени многозначительным.

Описание2:

Главный герой — Джеймс Барнс — вернулся с войны, но единственной наградой за его мужество стало увечье. О нём, кстати, очень любят говорить, подленько хихикая — он импотент. Как и у героев Ремарка (ах, как сложно не упомянуть его тут), у него за период военных действий произошел серьезный распад личности в интеллектуальном плане, и теперь все силы он прилагает к тому, чтобы просто нормально жить — знаменитое "мужество быть" Хемингуэя проявляется в этом произведении в полной форме. Он влюблен в молодую и блистательную леди Эшли, но из-за своего специфического увечья перспективы развития отношений у них нет.

Действие первых глав разворачивается в Париже. Опять идет отсылка к биографии Хемингуэя — он долгое время жил там, за копейки работая в американской газете, но зато мог вращаться в лучших интеллектуальных кругах мира, потому что за время войны они все стянулись именно в Париж. В это время как раз и рождается мифологема романтичного и изысканного Парижа — и эту атмосферу описывает Хемингуэй. Если не вдумываться в тексты первых глав, то они напоминают сухой дневниковый отчет - гуляли по такой-то улице, говорили на такую-то тему, делали то-то и то-то. Угу, это та самая одна восьмая часть айсберга — надо напрягать голову и анализировать, каждое слово неслучайно.

Еще две важные части связаны с рыбной ловлей и боем быков в Испании — фиестой. Еще одна отсылка к биографии Хемингуэя — он был заядлым рыбаком и охотником, поэтому он не просто описал ощущения от этих своих любимых занятий, но и надолго заразил подобными хобби весь читающий мир. Для него рыбалка и охота — единение с природой. Описания природы у Хемингуэя особые, в них нет оценки или параллели с душевным состоянием героя, они лишь показывают, как органично человек вплетается в высшие природные силы.

Центр романа — непосредственно коррида. Это не показуха, которую можно увидеть по телевизору, это настоящее противостояние жизни и смерти, борьба настоящего мужчины и личности. Каждый матадор — воплощение мужественности и силы, первобытного человеческого эго — именно этим и привлекают они к себе внимание, а вовсе не тем, что убивают животных. Тонкая грань между плохим и хорошим матадором — играющим и рискующим чрезвычайно важна для понимания сути романа.

образы и символы.

Портрет «потерянного поколения». Ничего не происходит. Никаких задач, прожигание жизни. Ведут себя, как солдаты на отдыхе. Мир, распавшийся на куски. Ключевая фраза, лейтмотив – «не знаю», «все больны», «я так устал\а» + мотив бесплодия. Невозможность продолжения рода. Все что осталось – цинизм. Джейк - самый трезвый герой, мир для него открыт, лишен иллюзий (Любовь, которой он лишен – последнее утешение для других). Не факт, что он ущербен. Просто остальные не желают смотреть правде в глаза. Фиеста для Х. – народное средство против забывчивости и успокоения, разрушение иллюзии спокойного мира. Напоминание о природе дионисийской культуры. Первоприродное начало структурного мира. Бык – враг, тобою выращенный. Легко допускается насильственная смерть. Человек должен испытывать негарантированность жизни. Фиеста – имитация крушения, кризиса, резкий слом повседневного существования, отказ от привычного, обретение нового ощущения времени, думать о последствиях неуместно. Коррида – матадор живет настоящей жизнью, удовлетворяет потребность в адекватном ощущении реальности. Необходимо выработать в себе умение довериться природным первобытным инстинктам, только тогда человек будет волком. Борьба для отчаянного и рискованного человека- наслаждение. Выбор между фарсом и трагедией перед смертью. Кто не боится смерти, не может умереть, как на скотобойне. НЕ может быть пушечным мясом, он просветлен. Матадор предельно эстетичен, он умеет побороть свой страх – контроль человека над смертью. Суть жизни человека – ощущение страха. Коррида – центральное мероприятие фиесты. Акт высшего испытания мужества, когда гибелью может закончиться каждое вторжение на «территорию быка». Присутствие на корриде открывает страхи героев, они не отвечают больше на все вопросы словами «не знаю». «Я так устала» - обрамляет роман.

 

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: