Когда конструкция наших убеждений становится железобетонно-крепкой, мы теряем способность свободно перемещаться между своей мужской и женской сущностью, между четкой структурой и гибкостью.

Однако после двадцати лет совместной жизни что-то изменилось. Как-то раз Стив вернулся домой после работы и спросил: «Что на ужин?», а я ответила: «Я не знаю. А ты что предложишь?» Мой ответ был столь не характерен для той роли, которую я всегда играла, что мне показалось, будто кто-то другой, а не я произнес эти слова. Я была в шоке от того, что Стивен их услышал. Неожиданно я почувствовала, что мне больше не интересно заботиться обо всех вокруг. У меня появились свои собственные идеи, дела, которыми я планировала заняться, и мечты, которые я хотела осуществить. Что же случилось с той хорошей, заботливой женой? Куда она подевалась?

Матрица утверждала, что так себя вести неправильно и, если я не вернусь к роли жены, лелеющей домашний очаг, меня бросят в одиночестве и заменят другой, более молодой и добросердечной претенденткой. Матрица чувствует угрозу со стороны сильной женщины. Слава богу, Стивен любил меня достаточно сильно и изъявил желание вместе со мной провести внутреннюю работу, чтобы понять, что с нами происходит. Чтобы наш брак уцелел, нам нужно было создать новые взаимоотношения, неизвестные Матрице, — отношения, при которых Стив заботился бы обо мне и находился рядом на всем протяжении моего духовного развития. Я двигалась от архетипа «заботливой матери» к образу «матери, отправляющейся в мир». Мы вместе пережили тот период моего развития, когда фокус внимания у меня сместился и я захотела поделиться с миром своими способностями и талантами, построив собственную карьеру. Эта перемена в наших отношениях далась нам нелегко, но мы справились. Мы вышли за пределы ограничивающих убеждений Матрицы.

Когда наши новые отношения, при которых я начала рассказывать миру о своих мечтах и идеях, устоялись, нам вновь был брошен вызов, чтобы мы еще раз исследовали шаблоны убеждений, внушенные Матрицей. Однажды утром я вошла на кухню и увидела, как Стив делает сэндвичи с арахисовым маслом. Я спросила его, чем он занят, и Стив ответил, что помогает моему брату заботиться о его пятерых детях, поскольку тот недавно развелся и в то время был одинок. Стив заявил, что собирается упаковать для детей обед, отвезти их в школу, забрать их оттуда по окончании уроков и затем помочь им с выполнением домашнего задания. Я была сбита с толку и огорошена — теперь уже я ничего не понимала. «Если Стив так озабочен упаковкой обеда, — подумала я, — то кто же собирается выполнять наше негласное соглашение о том, что муж должен в первую очередь материально обеспечивать свою семью?»

Настал момент, когда Стив начал смещаться от архетипа «отца-кормильца» к архетипу «заботливого отца», и теперь мне предстояло пересмотреть свои представления о том, как должны строиться нормальные взаимоотношения в рамках Матрицы. В соответствии с ее правилами, для мужчины, конечно же, было ненормально выражать свои чувства и придавать какое-то значение своей склонной к заботе, эмоциональной женской составляющей. Мне требовалось понять, что Стиву нужно исследовать эту чуткую часть своего существа. Таким образом, в нашем браке произошел еще один сдвиг — и, по сути дела, на некоторое время поменял нас со Стивом местами. Стиву хотелось познакомиться с женской частью своей личности, а мне было интересно узнать, каково это — представить свои мечты всему миру. Мы договорились поддерживать друг друга в наших начинаниях. Это принесло нам обоим исцеление на очень глубоком уровне. Мужская энергия приходила в состояние баланса в моем мире, а женская энергия обретала равновесие в мире Стива.

Энергетически заботливая мать должна переродиться в мудрую женщину, поскольку энергия (в своем нормальном состоянии) — это текучая, гибкая и постоянно изменяющаяся субстанция. Подобно тому как заботливая мать должна перерасти рамки своего традиционного образа, чтобы в большей мере ощутить свою мужскую энергию, мужчина-кормилец должен эволюционировать и привести свою чуткую, женскую сущность в состояние баланса. В результате того, что мы со Стивом обрели больше энергетического равновесия, нам удалось выйти на новый уровень любви и привязанности друг к другу. Выйдя за пределы ограничительных шаблонов убеждений, диктовавших роли, которые должны играть мужчина и женщина, мы смогли преобразовать наши отношения таким образом, что каждый из нас стал чувствовать поддержку и заботу другого. Сейчас мы со Стивом работаем плечом к плечу, чтобы привнести в мир наши общие идеи о том, что каждый человек имеет право исцелить себя и тех, кого любит.

Отказ от старых ролей

Мне пришлось разрушить еще один шаблон Матрицы, когда из-за исполняемой мною роли матери под угрозой оказались мои прекрасные отношения с дочерьми. У меня были четкие представления о том, какой должна быть хорошая мать, и я изо всех сил старалась им соответствовать. Одно из моих твердых убеждений было такое: если я не буду контролировать своих детей, они могут пострадать или попасть в неприятности. Я составила правила, которые, как мне казалось, были способны уберечь подростков от наркотиков, плохой компании или нежелательной беременности. Эти правила работали до тех пор, пока моей старшей дочери не исполнилось тринадцать. Чем больше правил я создавала, тем больше она бунтовала. Она кричала о своем желании стать независимой личностью, а я отчаянно пыталась приучить ее к подчинению. Я, в сущности, предложила ей два варианта: она могла либо стать мною, либо бунтовать. Дочь выбрала второе.

Когда моя надежда уже практически угасла, я встретила учителя, который говорил о том, как важно строить доверительные отношения, придающие жизни истинный смысл и надолго сохраняющиеся в памяти. Я посетила один из его семинаров и во время перерыва призналась ему, что взаимоотношения в моей семье из рук вон плохи. Он посмотрел на меня и спросил: «Почему ты не перестанешь?» «Перестану что?» — не поняла я. «Играть роль, которую ты выбрала, — ответил он. — Ты играешь роль жены и матери так, как тому научила тебя твоя мать, а ее — твоя бабушка, и так далее. Брось это». Затем учитель спросил, задумывалась ли я о других вариантах общения с дочерью, — например, позволить ей самой выбирать, что для нее хорошо и что плохо, и принять личную ответственность за построение ее собственной жизни.

В тот момент я осознала, что у нас с дочерью не будет нормальных отношений до тех пор, пока я не перестану играть роль опекающей матери. Я поняла, что мне нужно отойти от роли надзирателя и обратиться к образу сочувствующей и понимающей матери. Стив и я осознавали риск, с которым сопряжено принятие подобного решения, но мы также видели, что наши отношения с дочерьми стремительно ухудшаются. И мы сделали этот прыжок в неизвестное, хотя испытывали при этом сильный страх. К тому моменту уже обе наши дочери были подростками. Собравшись все вместе, мы со Стивеном сообщили о том, что им предоставляется право самостоятельно выбирать свой путь во взрослую жизнь. С того момента они должны были сами принимать решения. Теперь девочки были ответственны за свой выбор того, чего они хотят от жизни. Я сказала им, что сохраню свое право быть опекающей и заботливой матерью, когда того требует ситуация, чтобы дать необходимый совет, но буду предупреждать их каждый раз, начиная играть эту роль. Однако взвешивание предложенного мною совета и принятие окончательного решения будет на совести девочек. Мы также сказали дочерям, что они могут рассчитывать на нашу поддержку и дальше, какой бы выбор ни делали в своей жизни.

Это новое положение вещей было для нас весьма затруднительным. Наши дочери не верили, что мы действительно позволим им принимать решения самостоятельно, и проверяли нас. Как-то раз старшая дочь, тогда уже студентка первого курса университета, объявила, что собирается поехать в Лос-Анджелес с четырьмя ребятами старше ее, чтобы посетить вечеринку их студенческого братства. В тот момент я решила опробовать то право, которое оставила за собой на случай сложных ситуаций. При разговоре я попросила девочек лишь об одном: чтобы они с вниманием отнеслись к моим страхам и позволили мне дать свой совет относительно их решений, когда того будут требовать обстоятельства. Я принялась рассказывать старшей дочери о том, как меня испугала сама идея о посещении студенческой вечеринки, поскольку моя девочка может оказаться в такой ситуации, когда она будет неспособна о себе позаботиться. Она выслушала все, что я сказала, и, не колеблясь, заявила: «Я все равно поеду». Стив и я всерьез задумались о правильности нашего решения. Затем, двумя днями позже, дочь сообщила нам, что передумала. Она больше не хотела ехать в Лос-Анджелес.