Нравы и Праздники революции

Роберт Андреевич Пельше. НРАВЫ И ПРАЗДНИКИ РЕВОЛЮЦИИ // НРАВЫ и ИСКУССТВО ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ. Л.: Academia, 1930.

НРАВЫ И ПРАЗДНИКИ РЕВОЛЮЦИИ

Здесь, конечно, мы будем говорить об экономических и социальных причинах, как и о политических событиях и актах Французской революции: почему и как 14 июля 1789 г. народ штурмом взял замок произвола и инквизиции - Бастилию, как 10 августа 1792 г. арестовали Людовика XVI и как 21 января 1793 г. его казнили, и т. д. Здесь мы будем говорить только о том, как изумительно скоро и глубоко революция изменяла психику людей, и как эта великая борьба классов (буржуазии, крестьянства, ремесленников и рабочих) против феодальной аристократии и духовенства отражалась в искусстве: литературе, театре, живописи, скульптуре и т. д.

Влияние Великой французской революции на искусство, нравы, и весь так называемый духовный мир своего времени чрезвычайно ярко, глубоко и широко. Какое-то странное чувство охватывает нас при чтении о жизни деятелей этой великой эпохи, об их трудах, нравах, традициях, стремлениях: нами овладевает не то грустное сострадание, не то удивление и восхищение, смешанное с глубокой печалью. И мы ясно, отчетливо чувствуем, как над жизнью этого далекого героического времени бесшумно реет, бесшумно расстилается что-то близкое нам, знакомое, родное... И пожелтевшие картины, запыленные томы книг, измятые реликвии, полинявшие, изорванные, простреленные знамена, флаги, ленты, бесчисленные значки, медали, изображения, изречения — все это дышит какой-то детски-наивной, глубоко-трогательной верой в счастье народа, в его неограниченную свободу и истинное братство. Нам кажется, нам хочется верить, что сердце каждого честного человека билось в какой-то особенной, чистой любви к народу и к его свободной, великими и по своему благородными идеалами воодушевленной, родине. Мы настроены думать, что народу принадлежали все чувства и помыслы, первый и последний вздох, последняя капля крови каждого честного гражданина. Об этом безмолвно свидетельствует каждый уцелевший клочек бумаги. Нет больше самих людей: слепой воле природы платят они дань; но осталось сотворенное ими; оно живет и повествует нам о мыслях и думах этих людей. Последняя мелочь носит печать своего великого времени. Символами свободы разукрашены даже перчатки, веера, карманные и стенные часы, вазы, кружки, тарелки, ножи, вилки, мебель. Громадные стенные календари разукрашены художественными портретами героев революции и эмблемами свободы, братства и равенства. Множество художественно разрисованных лозунгов: везде «Единство, Нераздельность республики, Свобода, Равенство, Братство или Смерть!» (Календарь II года республики —1794 г.).

Или надписи на саблях и их ножнах: «Да здравствует нация!», «Да здравствует французский народ!», «Да здравствует свобода!». Или лаконически: «Единство!», «Равенство!». Такие же надписи на ружьях, на ручках знамен и на всех других предметах вооружения. Даже камины гарнированы и разукрашены в духе революции как с внешней, так и с внутренней стороны. Дальше, множество всяких жетонов, пряжек, значков с эмблемами свободы, табакерки с художественными республиканскими рисунками (сабля с красной якобинской шапочкой на ней и др.), а на крышке надпись: «Единение и Свобода». Даже игральные карты превращены революцией в «Новые карты Французской республики». Нет больше ни королей, ни дам, ни валетов (слуг); гении, свобода, равенство — вместо них. И «закон единственный над ними всеми», как гласит одна из реклам того времени. И действительно, художественны эти республиканские карты с их гениями войны, мира, искусства, торговли и промышленности и т. д.[1]

Историк Олар, рассказывая о поездке Манголя в Монтаржие в сентябре 1792 г., пишет: «По его отъезде в городе остался только один попугай, еще говоривший: «да здравствует король!». Даже дамы, более всего на свете любящие карточную игру, обязались не прикасаться к картам, пока на них останутся изображения королей и валетов»[2]. Конечно, это больше анекдот, чем исторический факт, но, тем не менее, он прекрасно характеризует настроения этой эпохи.

Психологию и настроение народных масс в начале республики метко характеризует один простой рисунок с надписью. «Королевская власть, уничтоженная санкюлотами». Полуголый мужчина в изорванной одежде с косою в левой руке. По одной стороне картины надпись: «Единство, Нераздельность Республики»; на другой стороне: «Братство или Смерть!». Подпись под ногами человека: Я опрокидываю все, я скашиваю все. Я - сын санкюлота: в сердце своем я ношу Свободу, Братство и ненависть к королям. Франции принадлежит моя жизнь; душа моя знает только ее. Отца, сына — все самое дорогое я жертвую своей родине».

 

Общественная жизнь и нравы развиваются в таком направлении. В такой психологической атмосфере живут не только низшие слои народа, но и почти вся так называемая демократия. Везде ратуют за коренную ломку не только в политической области, но и в обыденной жизни, в нравах и обычаях людей, в их взаимоотношениях. Так, например, борются против старых форм и правил приличия. Головной убор нужно снимать только тогда, когда голове жарко или когда произносят публичную речь. Борются против остатков рабства при письменных сношениях: вместо: «ваш покорный раб, слуга» и т. д. предлагают писать: «ваш согражданин», «брат», «друг», «товарищ», «равный». Вместо «Вас» и т. д. - говорить: «ты», «твой», «тебя» и т. д. И 8 ноября 1793 г. действительно был издан декрет, чтобы все государственные чиновники обращались друг к другу на братское «ты» (Дорвини немедленно же написал комедию: «Полное равенство или Ты и Тебя»). Дальше депутат Шалье вносит в Конвент длинное сочинение о республиканских формах вежливости, одежде, обычаях.

«Республиканская вежливость — вежливость самой природы», говорит Шалье. Потом он резко восстает против преувеличенной, искусственной чопорной учтивости, аристократической элегантности и церемониальности, которые культивировались тиранами для того, чтобы импонировать и властвовать. Шалье признавал чрезвычайно серьезное значение за этими вопросами и поэтому требовал их разрешения законодательным путем.

Дух свободы и революции проникает во все поры народной жизни. Самое серьезное внимание обращается и на воспитание подрастающего поколения граждан. В целях воспитания детей в революционном духе издаются специальные республиканские и конституционные катехизисы.

«Катехизис французской конституции, необходимый для воспитания детей обоего пола, составленный гражданином Рише», называется один из революционных катехизисов. В первой строке этой книжки объясняется, что такое гражданин. Дальше следует «Декларация прав человека и гражданина» и т. д. «Республиканский катехизис, составленный гражданином Лашабольером», называется другой такой катехизис. Это сочинение начинается вопросом: «Кто ты?» Ребенок должен отвечать: «Свободный и мыслящий человек, родившийся для того, чтобы ненавидеть королей, любить только себе равных, служить родине, жить своим трудом или ремеслом, презирать рабство и подчиняться закону». В таком духе написаны не только эти две книжки, но и многие другие.

А сколько простодушия, даже трогательной детской наивности проявляется в эмблемах, символах и бесчисленных праздниках революции!

1789 год возродил старинную эмблему свободных масонов - ватерпас. Он означал равенство в правах между всеми тогдашними тремя общественными классами, также и расами. Рисунок ватерпаса употреблялся во всех официальных бюллетенях и документах. С того же 1789 года и пика сделалась народным оружием (даже для женщин), и таким образом стала и атрибутом свободы. Дело в том, что во время всеобщего вооружения в 1789 году муниципалитет Парижа изготовлял пики и вооружал ими население.

Поэтому-то впоследствии пика и стала пользоваться таким почетом.

Дуб, этот седой обитатель древних гэльских дремучих лесов, который римляне посвящали своему всемогущему Юпитеру и из ветвей которого изготовлялись почетные венки для героев, — французскими республиканцами почитался в качестве покровителя свободы и гражданских добродетелей. И 27 января 1793 г. (шесть дней после казни Людовика) на площади Свободы в Париже был посажен Дуб Федерации или Дерево Свободы.

Потом следует еще целый ряд друзей и покровителей республики: петух, орел, кошка, лев, пеликан, змея, улей. Изображение петуха еще теперь встречается довольно часто, как, например, на золотой монете и по. Лев же красуется на многих памятниках, в том числе и на памятнике войны 1870/71 года (в Париже).

После 1791 года человеческий глаз сделался эмблемой конституции. Потом следует символика таких абстрактных понятий, как: Свобода, Братство, Равенство, Республика. Символы этих великих понятий разрабатывались многими тогдашними скульпторами и живописцами, и в самых разнообразных формах и вариациях. Эти работы представляют одно из интереснейших, художественных явлений того времени. Но центральной фигурой в этой символике повсюду - красивая молодая женщина с соответствующими атрибутами (пушки, ружье, сабли, разные инструменты и пр.) в руках или окруженная ими.

Дальше следуют целых семь республиканских добродетелей: Целомудрие с венком на голове и солнцем на груди; Невинность с пальмами в волосах и венком из роз в руках; Сила с дубовым венком на голове и тяжелой дубиной в руках; Честность со старинным законом: «Не делай другому того, чего ты не хочешь, чтоб тебе делали»; Справедливость с весами в руках; Истина во всей своей наготе и с классическим зеркалом, и, наконец, Победа с венками, пальмовыми ветками и литаврами.

Особенно широко практиковалась символизация всемогущего Разума. В честь его складывали, сочиняли и пели несметное множество песен и гимнов и устраивали шумные грандиозные празднества с торжественными представлениями, манифестациями, аллегориями, шествиями. Так, напр, в ноябрьских празднествах 1793 г. красавица m-lle Maillard, артистка Оперы, исполняла в соборе Парижской Богоматери роль богини Разума. Специально для этого праздника в соборе, где до тех пор жили и торжествовали лишь боги и богини небесные, теперь устроили гору с троном на ней, где появилась богиня Разума, прекрасная Maillard вся в белом, с распущенными чудными волосами, в красной якобинской шапочке и с пикой в руках. «Богиню» подхватили молодые девушки и понесли в процессии по городу.

Такие торжественные праздники в честь Разума устраивались во многих местах, где роль богини также исполняли молодые, особенно красивые девушки.

В живописи Разум изображали в виде женщины, сидящей рядом со львами, со скипетром в руках, а на конце скипетра был глаз.

Но одним из самых трудно изобразимых символов была - Природа. Над изображением ее трудились очень многие художники, часто — не совсем удачно. Самый лучший образец изображения символа Природы дал величайший живописец революции Давид. Женщина в костюме Изы сидит между двумя львами над водой[3]. Из грудей богини фонтаном бьют две струи воды — признак неисчерпаемой плодовитости природы.

Изображали и целый ряд разных гениев: гений войны, гений мира, торговли, промышленности и многие другие

Народ, как понятие, также изображали во всевозможных комбинациях и вариациях: то в виде красивого юноши, то — взрослого, крепко сложенного мужчины и т. д.

Так называемая Гора в Конвенте (депутаты крайней левой) также символизировалась, а именно: в виде крутого утеса.

«Конституцию 1793 года» также изображали в живописи. Она появляется в ударе молнии.

Следует отметить символизацию таких понятий, как чувствительность, сострадание, единодушие, любовь, верность и т. д.

Как особенно замечательные и характерные явления, нужно отметить множество самых разнообразных революционных праздников. Праздники эти праздновались возможно красиво, торжественно, внушительно. Мы уже раньше говорили о праздниках в честь Разума. Правда, это был один из самых великолепно обставленных праздников, но тем не менее - с великим подъемом и блеском проходили и другие многочисленные праздники, как напр. праздники: Свободы, Высшего существа[4], потом праздники: Природы, Победы, Человечества, Мира, Смелости, Искусства, наконец, праздники Французского народа, Человека, Природы и Истины, Ж. -Ж. Руссо и др.

Революционные праздники появились постепенно, как результат дальнейшего развития народных манифестаций по случаю выдающихся политических событий в начале революции - в 1789 г. Например, 30 июля 1789 г. — большая манифестация в честь Неккера, устраненного королем, но затем опять возвращенного в министерство. Или 7 августа в церкви св. Мартина — торжественное Requiem Госсека в исполнении артистов Королевской Музыкальной Академии в честь взятия Бастилии 14 июля. 9 августа — манифестации национальной гвардии в новых с иголочки мундирах. Или торжественное Те Deum после знаменитой ночи 4 августа (отмена парламентом феодальных привилегий) с участием короля, депутатов, под звон всех колоколов Парижа и под гул пушек.

Первым действительно большим народным праздником был «Праздник федерации» 14 июля 1790 г.

Ж. Тьерсо так описывает празднование «Праздника федерации»в память взятия Бастилии: «Церемония не ограничилась простым Те Deum’oM; в первый раз была поставлена лирическая пьеса «Взятие Бастилии», религиозная драма на сюжет из библии со словами и музыкой сочинения Марка-Антуана Дезожье. Постановка пьесы в церкви вызывает изумление. Но в эту эпоху и такие сочетания оказывались возможными.

В кантате или священной драме Дезожье рассказ о взятии Бастилии ведется в пророческом тоне Писания, в отрывках из стихов, заимствованных у отцов церкви.

В начале один гражданин возвещает народу «изгнании правителя, пользовавшегося его доверием»:

Гражданин.

Populi lugete... et gaudium vestrum convertatur in moerorem.

Народы, восплачьте, и да превратится радость ваша в скорбь.

(Iак, 4, 9).

Народ.

Quare? Почему?

Гражданин.

Protector noster abest. Наш покровитель удален.

Народ.

Ней nobis miseris! О горе нам!

(Раздается набат).

Женщины.

Deus, respice super nos et super filios nostros!

Боже, спаси нас и наших детей!

(Псал. 113, 13).

Все вместе.

О Deus, adjuva nos! О, боже, помоги нам!

(Псал. 78, 9).

Затем гражданин - корифей вдохновенной арией зовет народ к борьбе, так как считает его достойным свободы: «Vos enim ad libertatem vocati estis». И после воинственной фразы, пропетой солистами и подхваченной всем народом, военный марш, исполняемый оркестром, изображает взятие Бастилии; гремит пушка, трубы зовут в атаку; весь оркестр неистовствует; это — конец сражения; народ и корифей поют последнюю фразу, взятую из книги Юдифи:

Expulsi sunt (inimici) nес роtuerunt stare. Et erunt oprobrium in gentibus.

Populi, laudate Deum.

Враги наши обращены бегство. Они не смогли противостоять и будут заклеймены среди народов.

Народы, хвалите бога.

И все запели Те Deum.

Произведение это написано по-латыни и по-французски.

Интересно отметить, что пьеса эта упоминается в программах народных празднеств и при якобинском правительстве, — так, напр., 14 июля 1794 г. она тоже ставилась. Но вместо Те Deum в конце хор пел из Армиды: «Будем до смерти преследовать оскорбляющего нас врага!» [5]

Эта часть церемонии происходила в соборе Парижской Богоматери. Но самая величественная картина происходила на Марсовом поле, превращенном в гигантскую арену. Насыпь с амфитеатром ступеней, отведенных для народа - говорит Тьерсо,— окружала его широким продолговатым кругом; за нею волнистой линией зеленели деревья. В глубине поля возвышалась задрапированная светлыми, голубыми и белыми тканями трибуна для членов Законодательного Собрания и представителей власти; в центре помещался королевский трон. Напротив, на берегу Сены, — триумфальная арка в античном вкусе. Но большая часть поля — без всяких украшений, которыми должна была служить живая пестрая масса делегатов и армии. В самом же центре в гордом одиночестве возвышалось третье сооружение, больше всех остальных, выше триумфальной арки, выше королевского трона: алтарь Отечества. Огромный квадратный постамент служил ему основанием. С четырех сторон широкие лестницы в две ступени вели на открытую площадку. На нижних сторонах - античные барельефы; кругом надписи, пестревшие словами: «Народ, Закон, Отечество, Конституция».

Несмотря на проливной дождь, народ пел, даже танцовал. Провинциальные делегаты исполняли свои местные танцы, солдаты затевали военные игры, хороводы и т. д.

Но вот настает самый торжественный момент. Лафайет поднимается к алтарю и с поднятой рукой произносит присягу на верность федерации от имени всех войск. Бурные крики одобрения. Войска повторяют слова генерала, потрясая ружьями и ударяя их друг о друга; взвиваются знамена, гремят трубы, трещат барабаны, салютует артиллерия.

После Лафайета присягу произносил президент законодательного Собрания, а потом - король. После этого музыканты начинают торжественное Те Deum Госсека[6].

Наивные, но счастливые французы первую годовщину начала Великой революции праздновали целых пять дней. Пели, танцовали, веселились во всех кварталах Парижа, особенно же воодушевленно веселились на развалинах Бастилии, где красовалась лаконическая надпись: «Здесь танцуют».

Так начались народные празднества: в начале религиозные, с участием аристократии и короля, а впоследствии революционные, и не только без короля, но — против него и аристократии. Хотя и на празднике 1790 года народ свои песни заканчивал припевом:

Са ira! Les aristocrates a la lanterne!

Crevent les aristocrates!

(«Устроится! Аристократов на фонарь! Пусть подохнут аристократы!»), все же эти невинные шуточки, столь свойственные характеру французов.

10 августа 1793 г. (годовщина ареста Людовика XVI) первый раз праздновали совершенно новый праздник: «Праздник единства и нераздельности республики или Праздник -возрождения и возродившейся природы».

Впоследствии, после поражения якобинцев, когда революция быстро шла к концу и к контрреволюции, появились и праздники в честь земледелия, в честь побед наполеоновских армий и т. д.

Все эти и многие другие праздники праздновались не только шумно, весело, но и возможно красиво. Вожди революционного народа прилагали много усилий, труда, энергии и любви, чтобы праздники эти способствовали и развитию у народа чувства красоты. С этой целью приглашались лучшие художники для изготовления образцов костюмов, декораций, эмблем, групп, — для выработки плана самих процессий и представлений, — для изучения танцев, песен и пр. В этой области особенно трудится великий гражданин и великий художник, член Конвента Давид. И праздники действительно выходили великолепными, увлекательно прекрасными. В них участвовал весь революционный народ, воинские части, музыканты, хоры певчих, а в особенно торжественных случаях все члены Конвента. Во главе некоторых торжественных шествий, напр., на празднике Свободы 14 октября, гордо шагал санкюлот, т. е. представитель трудового народа, с трехцветным знаменем в руках. А в конце всех праздников и процессий почти всегда танцовали, затевали хороводы, пели народные и революционные песни и, вообще, предавались бесхитростному, здоровому веселью. Из всех песен особенной популярностью пользовались «Карманьола», родившаяся в 1792 г. и направленная против королей и врагов народа вообще, а против французского короля и королевы — в особенности. Впоследствии песенка эта изменялась, приспосабливаясь к тому или другому событию и моменту. В разных вариациях она распевается еще даже и теперь. Но самое характерное в этой песни революции — припев после каждого стиха:

Dansons la carmagnole,

Vive le son, vive le son,—

Dansons la carmagnole.

Vive le son du canon!

(«Танцуйте карманьолу, да здравствует звон, да здравствует звон, танцуйте карманьолу, да здравствует пушки звон!»)

Нужно сказать, что во время революции сочинено было песен довольно много, ибо, кроме народного, коллективного творчества, поэты революции (А. Шенье и др.) для каждого более или менее общественно важного случая и в память разных исторических актов, событий и дней сочиняли соответствующие стихотворения и гимны. Напомним хотя бы «Марсельезу», сочиненную, как известно, в 1792 г. Руже де Лилем и распевавшуюся батальоном граждан города Марселя на пути в Париж для защиты революционной и свободной родины от посягательства на нее чужестранных королей. Скоро песня марсельских революционеров стала популярной и в Париже, где в театрах ее играли и пели артисты (по требованию публики), а впоследствии и публика пела вместе с артистами. То же самое делалось и с другими любимыми песнями.

Кроме театров, песни распевались и на народных праздниках и во всех торжественных случаях. Что революция и весь революционный трудовой народ любили песни и музыку — видно из одного того, что число сочиненных и скомпонированных во время революции песен — 2,337 (две тысячи триста тридцать семь)[7]. Это те песни, которые так или иначе дошли до наших дней и которые удалось собрать, а не дошедших до нас, нужно полагать, также не малое количество.

Как революция относилась к музыке и поэзии, видно по одному тому, что с первых же дней взятия власти революционным народом в лице якобинцев стал выходить периодический сборник стихотворений и песен: «Les Muses sans-cullotides» («Санкюлотские Музы»). Дальше, тот же самый революционный Конвент декретировал учреждение «Национального Института Музыки», который в дальнейшем своею работою оказывал весьма и весьма существенную помощь революционному народу, украшая его праздники, воспевая его жестокую освободительную борьбу с бесчисленными врагами, воздавая должное геройским подвигам борцов, компонируя революционные гимны и обучая народ песням свободы и борьбы. Во главе Института и музыки революции стоял композитор Госсек и целый ряд других: Лесюер, Мегюль, Далейрак, Саррет, Катель и др. [8]

Итак, в трогательной простоте, с великим и детски-наивным воодушевлением трудовой народ, в кровавой схватке свергши иго тирана, распутных, лицемерных попов, развратного дворянства и ведя жестокую борьбу почти со всеми королями всей Европы, постоянно борясь также и с внутренними врагами революции, — революционный народ все же находил возможным и нужным устраивать грандиозные праздники с торжественными представлениями, церемониями, шествиями. Несмотря на все, революционный народ любил песни, любил музыку, любил красоту и невинное, здоровое веселье. И забывалась суровая действительность, — забывалась атмосфера грозной борьбы, забывались и зловещие предвестники предстоящих новых битв и испытаний, что таились в недрах собственной страны, что готовили выгнанные из Франции блестящие паразиты (аристократы) совместно с чужеземными деспотами. В минуты великого восторга и светлой радости забывалось все, что в долгие черные дни, в дни тяжкой неволи так бесконечно долго мучило, так бесконечно долго держало в кровавых цепях и тело и душу народа. Бедные, великим воодушевлением увлеченные мужья и жены, юноши и девушки тогда чувствовали, видели и помнили только символы, только изображения своей свободы, своего счастья, и... иллюзию принимали за действительность...

 

[1] Все эти вещи можно видеть в Парижском музее Carnavalet, где несколько зал отведено специально памяти Великой французской революции.

[2] А. Олар. Политическая история Французской революции. Изд. II. С. 268.

[3] Иза, Изис, Изида – богиня плодородия и земледелия древних египтян.

[4] Куль так называемого Верховного Существа был установлен по инициативы Робеспьера в конце 1793 г. Праздник в честь Верховного Существа состоялся 9 июня 1794 г. См. А Олар. Церковь и государство в эпоху Великой французской революции. Госиздат Украины. 1925 г. Ц. 50 к.

[5] «Армида», опера в 5 д., текст Кино, музыка Глюка.

[6] См. Ж. Тьерсо. Празднества и песни Французской революции. Птгр. 1918.

[7] См. изданный парижский муниципалитетом сборник «Ville de Paris. Musique de fetes et ceremonies de la Revolution francaise. – Les hymnes et chansons de la Revolution». Paris, 1904.

[8] Наиболее известные музыкальные произведения Революции Марсельеза, Ca ira, Veillons au salut de L`Empire, Le Cpant du Depart, La Carmagnole, Le Reveil du Peuple" (против якобинцев). „Hymne pour 1е 14 juillet, слова М. J. Chenier, музыка Gossec. „Hymne a l’Etre Supreme", слова Th. Desorgnes, муз. Gossec. „La Patrie recon- naissante", слова Leboeuf’e, муз. Candeille. „Hymne a la Republique pour le i-r vendemiaire", musique de Jadin. „Ode а Гагтёе frangaise", муз. L. Jadin. „Chanfcde Victoire", musique Mehul. „Hymne pour la fete de la jeunesse", musique de Cherubini. „Hymne a la Fraternite", слова Th. De- sorgnes, муз. Cherubini. „Chant du 10 aout“, musique de Catel. „Hymne a l’Egalite", слова M. J. Chenier, муз. Catel. „Hymne a la Liberte", mus. de Rigel. „Hymne de l’agriculture", mus. de Lesueur. „Hymne pour le fete de l’agriculture" paroles de la citoyenne Thais Cipelet. depuis comtesse de Salm, mus. Mar. „Hymne pour la fete de la Vieillesse", musique de Lesueur. „Chant du i-er vendemiaire" M. J. Chenier, mus. de Mastini. „Chant de vengeance" Rouget de l isle.

 

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: