Проблема пространства в культуре и краеведении

Современный этап развития общества характеризуется неудовлетворенностью прежней образовательной системой, созданной в соответствии с потребностями научно-технической цивилизации, стремлением «преобразовать эту систему, подчинив ее интересам гуманитарно ориентированной культуры», превратить школу из инструмента «образования» и «обучения» в институт культуры (М.С. Каган).

Проблемы «человека культуры», «культурного человека данной культуры», культуры как «второй природы», «диалога культур» и т.п. заставили вновь обратиться к историко-культурным, культурологическим, философским концепциям О. Шпенглера, А. Тойнби, К. Леви-Стросса, М. М. Бахтина, Ю.М. Лотмана, М. К. Мамардашвили, С.С. Аверинцева, Л. М. Баткина, А.Я. Гуревича, В.С. Библера и др.; к размышлениям психологов о том, что «система личности есть не что иное, как индивидуализированная система культуры», и в основе культурно-антропологического подхода всегда лежат этнологические данные (А.Н. Леонтьев).

Наблюдающийся в настоящее время разрыв образования и культуры, образования и жизни требует основательного пересмотра подходов к педагогической системе, перехода от пути усвоения совокупности предметных знаний к процессу постижения общей картины мира через прослеживание знаний в развитии (В. В. Давыдов, В. П. Зинченко).

В этом процессе краеведение может стать фактором, способствующим обращению к культуре, пониманию ее на жизненно-деятельностном уровне. Потребность использования краеведения в учебном процессе средней и высшей школы возрастает и в связи с развернувшейся повсеместно регионализацией образования.

В последнее время все чаще повторяют слова Н. М. Карамзина, что «Россия сильна провинцией». В. Г. Короленко был убежден, что человек непонятен вне окружающей его природы, передающей ему свой общий тон. По определению Д. С. Лихачева, краеведение — «самый массовый вид науки».

Краеведение — это и форма общественной деятельности, и метод познания (С. О. Шмидт), и средство творческого общения людей разных поколений и разного уровня образования, и путь воспитания уважения к традициям предков, родной земле, культурному наследию прошлого.

Для школьной практики важно иметь в виду, что произведение искусства, оставаясь целостным и неизменимым, может существенно меняться, оказавшись в новых для него условиях, в нем может обнаружиться содержание, которое художник не мог предполагать, «поскольку оно трансформировано контекстом иной культуры». В области восприятия литературы методисты обычно опираются на труды психологов Л.С. Выготского. С.Л. Рубинштейна, А.Н. Леонтьева, Б.Г. Ананьева, Н.С. Лейтеса, О.И. Никифоровой, Л.Г. Жабицкой и др. Важна и точка зрения литературоведов, которые тоже учитывают работы психологов (Л. Выготского, Б. Грифцова, М. Арнаудова) в решении вопросов психологии творчества писателя и психологии творения. Долгое время к пониманию личности писателя подходили, в силу определенных социальных условий, лишь как к продукту своего времени, и только в наши дни начинает осмысливаться творчество писателя и через индивидуальные, глубоко личностные особенности его.

По мнению ряда ученых, в настоящее время литературоведение и психология сближаются в области общественной психологии. Литературоведение стало относиться к ней как к определенному общественно-историческому ментальному фону. Французская психология выделяет «умственный фон эпохи» и, «отходя от традиционного шаблона «чистого эксперимента», все больше проникает в сферы истории, принося с собой новый инструментарий и теории социального познания, объясняющие, например, как происходит восприятие и присвоение новой идеи».

Литературоведов заинтересовала получившая признание концепция С. Московией, объясняющего процесс восприятия и присвоения новой идеи в трех фазах: вначале новая идея идентифицируется со своим автором и в таком персонифицированном виде закрепляется в массовом сознании, затем она конкретизируется в наглядной схеме и в конце концов становится символом, знаком, по-разному воспринимаемым в различных социальных группах.

Обращение к пластам индивидуальной и коллективной психологии предпринято и русскими литературоведами: Д.С. Лихачевым (воссоздание менталитета человека Древней Руси), Г.Д. Гачевым (исследование национальных образов мира).

Некоторые авторы считают необходимым включить в перечень подходов и методологических предпосылок, характерных для теории и истории литературы, историческую психологию для анализа «соотношения между подвижными и устойчивыми компонентами художественной формы».

Психологи (Г.Г. Граник, С.М. Бондаренко, Л.А. Концевая), в свою очередь, обращаются к исследованиям литературоведов и лингвистов, чтобы разобраться в психологии текста, в частности, к концепции И. Р. Гальперина о видах информации в тексте: фактуальной, концептуальной и под-текстовой. Фактуальная информация наполняет текст жизнью, с одной стороны, знакомя с мыслями текста, с другой — маскируя их, что вызывает разночтения. Главное, на чем держится текст, — это его концептуальность, которая выражает мировоззрение автора, его взгляды, но не сводится к идее произведения. «Концептуальная информация зачастую имплицитна и выражена в тексте словесно».

Подтекстовая информация, по мнению И.Р. Гальперина, возникает благодаря способности слов и словосочетаний «таить в себе скрытый смысл». Подтекстовая информация работает и на фактуальную и на концептуальную информацию. Психологов привлекло и исследование С. Т. Вайсмана, установившего, что исходной творческой отметкой для создателя текста является целостная картина, образ, являющийся мгновенно, «произведение накануне текста». Исследователи отмечают, что концепт в художественной литературе чаще всего не поддается точной формулировке. Ю.М. Лотман объяснял эту ситуацию как попытку многомерную модель измерить одномерной. Г.Г. Граник и О. В. Соболева приходят к выводу, что «правомерно говорить о совокупности допустимых истолкований, когда все новые и новые коды читательских сознаний выявляют в тексте новые семантические пласты... Существует бесконечное множество правомерных интерпретаций классики».

Таким образом, исследования философов, искусствоведов, литературоведов, лингвистов, психологов говорят о том, что для современного научного и художественного познания характерна тенденция к комплексному постижению действительности, чему способствует краеведение.

Литературное и лингвистическое краеведение, используемое в практике высшей и средней школы, не может быть понято в наше время вне категории пространства — культурного, художественного. Понятие культурного пространства широко стало использоваться в гуманитарных науках, публицистике (Д. С. Лихачев, С. Н. Иконникова и др.). В это понятие вкладывают множество оттенков, явных и скрытых смыслов, говоря о менталыюсти русского народа, подчеркивая бескрайние просторы России, влияющие на отношение к природе и социальной жизни.

Уже отмечалось внимание П.Я. Чаадаева к роли географического фактора в развитии России. Понятие культурного пространства встречается в концепции евразийцев Н. Трубецкого, Л. Карсавина. О «ландшафтной» культуре писал В. И. Вернадский, автор учения о сфере разума (ноосфере).

Культурное пространство может выполнять как «собирательную функцию, способствовать объединению, сплочению нации, государства, социальных сил», так и «рассеивающую», уменьшая степень притяжения между регионами, делая их более обособленными и замкнутыми» (С. Н. Иконникова).

В наши дни предлагают сблизить Восток и Запад, восточное, наглядно-образное, интуитивное восприятие мира и западное, логико-вербальное с помощью синергетики (Е. Н. Князева, С. П. Курдюмов).

Существуют два подхода к пониманию пространства: по Ньютону (пустой объем) и по Лейбницу (пространство, создаваемое расположением вещей). Второе понимание принято для определения культурного и художественного пространства.

Лессинг разделял виды искусства на пространственные (живопись, скульптуру, графику) и временные (литературу). П. А. Флоренский деятельность человека по освоению природной, культурной и социальной среды рассматривал как деятельность по организации пространства.

Пространство и время воплощают мироощущение эпохи, поведение людей, их сознание, ритм жизни, отношение к вещам; ни один «показатель культуры» не характеризует в такой степени ее сущность, как пространство и время (А.Я. Гуревич). Пространство и время включают в себя весь комплекс проблем, связанных с «жизнью» художественного текста, связывают данный текст с «вне текстовым» миром. Система пространственно-временных представлений, выраженных в художественном тексте, позволяет выделить место данного текста в культуре. Анализ пространственно-временных структур может быть положен в основу анализа литературного, художественного, культурного процесса, движение пространственно-временных структур прежде всего и демонстрируют движение искусства, движение культуры (Ф. П. Федоров).

Единой категорией «пространство-время» пользовался В. И. Вернадский; А.А. Ухтомский ввел термин «хронотоп», который М. М. Бахтин применил к художественному миру.

Изучение временных и пространственных отношений в произведениях началось недавно, и в основном анализировались временные отношения в отрыве от пространственных, что отмечалось еще М.М. Бахтиным. В исследованиях последних лет, рассматривая пространство как компонент структуры художественного текста (Ю.М. Лотман, Б.А. Успенский) или как фрагмент картины мира (Г.Д. Гачев, В.Н. Топоров), ученые ввели новые понятия, важные для школьного и вузовского литературного краеведения, — «локус» как пространственный ориентир, «герои места» и «герои пути» (Ю. М. Лотман), «Петербургский текст русской литературы» (В. Н. Топоров) — устойчивые способы изображения города и др.

Пространственные формы организации художественного текста находятся и в поле зрения критиков. Вот два отрывка из рецензий о современных рассказах:

«Талантливый художественный текст обладает волшебным свойством вместе с идеями, смыслом рассказываемого и страстями героев передать атмосферу, воздух климатического пояса, страны, местности, где происходит действие. Для подтверждения не буду ссылаться на знаменитые книги Диккенса, Стендаля, Достоевского, назову два рассказа наших современников — «Сезам и Ева» Ю. Казакова и «Невеста моря» А. Кима. Было бы ошибкой полагать, что Север и Дальний Восток воссозданы в этих рассказах исключительно за счет типовых пейзажей. Пейзаж играет существенную роль, однако работает весь строй прозы — ритм, лексика, пластика фразы, то, что можно назвать ее дыханием, и далеко не в последнюю очередь интонация диалогов. Россия необъятна и разнообразна, но как на Востоке, так и на Севере — там русский дух, там Русью пахнет!».

Второй отрывок: «...персонажи лишь случайно пришпилены в пространстве и чуть ли и вовсе не выкинуты из времени».

Как видим, и критика текущей периодики опирается на краеведение, на пространственные элементы, что еще раз указывает на необходимость знакомства учителей с пространственными категориями, использованием их в анализе художественного текста, с краеведческим принципом обучения.