Литейное, чеканное, ювелирное и другие художественные ремесла.

Реферат на тему

КУЛЬТУРНОЕ РАЗВИТИЕ СЕВЕРО-ВОСТОЧНОЙ РУСИ В УДЕЛЬНУЮ ЭПОХУ

ПЛАН

 

Зодчество в удельную эпоху.

Живопись.

Литейное, чеканное, ювелирное и другие художественные ремесла.

Образованность.

Прилив греческих и славянских книг в XIV и начале XV века.

Литература удельной эпохи.

Общий уровень духовного развития русского общества в удельную эпоху.

Ересь стригольников.

Распространение научных званий.

10 Литература.

Зодчество в удельную эпоху.

 

Мы видели, что в дотатарскую эпоху достигла у нас на Руси значительных успехов художественная промышленность, обслуживавшая церкви, князей, бояр и вообще состоятельных людей русского общества. В удельную эпоху все эти заказчики, как сказано, обеднели, оскудели, а вместе с тем должно было падать и художественное ремесло, должны были исчезать многие приобретенные уже знания и навыки. Начать хотя бы со строительных искусств. «Каменные здатели» существовали у нас на Руси и в татарскую эпоху и строили каменные церкви. Так, в Новгороде были построены: Покровская церковь подле Софии, церковь Федора Стратилата и др. В Москве Калита соорудил Успенский собор и Архангельский, его внук Димитрий Донской — церковь «Чуда св. архистратига Михаила в Колосаех», супруга Димитрия Евдокия — соборный храм Вознесения в основанном ею Вознесенском монастыре, сын Дмитрия Донского Василий — первоначальный Благовещенский собор (в 1405 году) и т. д. Кроме церквей сооружались и каменные палаты князей (например, в Рязани) и владык, каменные стены вокруг некоторых городов и монастырей. Так, в 1330 году псковичи поставили Изборск каменный, в 1367 году ставили кремль каменный в Москве. Но все эти постройки не отличались, ни прочностью, ни изяществом в той мере, как постройки дотатарской эпохи. Многие церкви быстро разрушались. Так, в Коломне только что окончили каменную церковь, как она упала; в Новгороде церковь св. Иоанна Златоуста упала, как только по окончании ее сошли с нее мастера; в Москве церковь «Чуда архангела Михаила» должна была возобновляться через двадцать пять лет по окончании стройки и т. д. В архитектуре церквей продолжал господствовать старый суздальский стиль, но уже без тех роскошных украшений, которыми снабжены соборы Успенский и Димитриевский во Владимире и Георгиевский в Юрьеве Польском. Стиль удельной эпохи лучше всего сохранился в Успенском соборе в Звенигороде. Как и прежние суздальские храмы, он сложен из белого тесаного камня по тому же плану; на половине своей высоты он опоясан узорчатыми высеченными в камне полосками. К этой же эпохе относится Троицкий собор в Сергиевой лавре. Во внутреннем устройстве храмов в это время появляется особенность, именно: древний низкий иконостас заменяется высо­ким, делившимся на так называемые «тябла», т.е. ярусы. В известиях о построении церквей летописцы упот­ребляют обыкновенно иностранное слово — «мастера», но при всем том не видно, чтобы призываемы были для строения церквей иностранцы, за исключением одного только случая: владыка Новгородский Евфимий в 1433 году построил у себя на дворе каменную палату с 30 дверями при помощи заморских немецких мастеров.

Живопись.

 

Этого нельзя сказать про «расписание» церквей; здесь по-прежнему иностранцы-греки работали вместе со своими русскими учениками. В 1343 году греческие мастера «подписали» соборную церковь Успения Богородицы в Москве. Феофан Грек расписал церковь св. Архистратига Михаила в 1399 году, а в 1405 году церковь Благовещения на княжеском дворе вместе с русскими мастерами Прохором, старцем из Городца, да чернцом Андреем Рублевым. В Новгороде в качестве церковных живописцев также фигурировали греки — Исаия Гречин (в 1338 году), упомянутый уже Феофан и др. Но достаточно было и своих собственных мастеров. Так, в 1334 году монастырскую церковь св. Спаса в Москве расписывали выученики греков — Гайтан Семен и Иван с учениками своими и «дружиной». Живописцем был митрополит Петр, который, по преданию, написал две иконы, хранящиеся ныне в Успенском соборе, св. Стефан Пермский, преп. Дионисий Глушицкий и др. Но самым знаменитым живописцем из русских людей был Андрей Рублев, участвовавший, как сказано, в расписании Благовещенского собора в Москве. Вместе с иконником Даниилом он расписал соборный храм Бого­родицы во Владимире; ему приписывается также образ св. Троицы в Сергиевской лавре. Андрей Рублев был страстно преданный своему делу человек, находивший в нем величайшее наслаждение, считавший его богоугодным и душеспасительным. Он чрезвычайно прославился у своих современников и создал целую школу подражателей. Из памятников церковной фресковой живописи удельной эпохи заслуживают особого внимания фрески новгородской Спасо-Преображенской церкви на Торговой стороне — произведение вышеупомянутого Феофана Грека, изображение двух святых русских князей на хорах в церкви св. Феодора Стратилата в Новгороде (XIV век), три лика святых в одеждах русских воинов с копьем, щитом, латами и шлемом, находящиеся в Спасо-Преображенской церкви в Ковалеве близ Новгорода, фрески Успенского собора во Владимире, писанные Андреем Рублевым, и фрески Успенского собора в Звенигороде. В произведениях иконописцев удельной эпохи, как и в произведениях предшествующей эпохи, царит условность, однообразие приемов и выражения, мало личного, индивидуального творчества. Общий характер иконописания тот же самый, что и в предшествующую эпоху.

Особым видом живописи были иллюстрации в так называемых «лицевых» рукописях и миниатюра, т. е. рисунки заглавных букв и заставок. Здесь проявлялось больше свободного творчества, было меньше условности. Из лицевых рукописей замечателен Кенигсбергский, или Радзивилловский, список летописи, в котором чуть ли не каждая страница имеет иллюстрации, хотя и не особенно искусно сделанные, но при всем том чрезвычайно инте­ресные. Из миниатюр замечательны миниатюры «Сказания о святых Борисе и Глебе». Здесь в иллюстрациях — все житие Бориса и Глеба с изображениями Владимира, Святополка Окаянного, Бориса и Глеба, Изяслава в доспехах и одеждах, великокняжеских палат, шатра, воинов-всадников, насадов (лодок), погребения Глеба в лесу между двумя колодами, перенесения мощей св. Бориса в санях летом. В тесной связи с рисунками находится орнамент миниатюр, который отличается разнообразием и богатством колорита, гармонией тонов. Орнамент представляет повторение или развитие византийских, болгарских и сербских образцов с примесью, однако, и национальных русских мотивов, особенно в новгородских миниатюрах, где видим мотивы, близкие к народным узорам и вышивкам на полотенцах, прошивках, рубахах и т. д.

Литейное, чеканное, ювелирное и другие художественные ремесла.

 

Преимущественно церковными потребностями поддерживались в северо-восточной Руси и другие художественные ремесла, и прежде всего литейное дело. Отливались медные колокола для церквей, оловянные или свинцовые «доски» для крыш, медные доски для дверей, подсвечники и паникадила, оловянные, медные и серебряные сосуды и т. д. Большая часть этих изделий приготовлялась русскими мастерами. Так, в 1420 году псковичи выписывали из Москвы специального мастера для изготовления свинцовых досок, которыми предполагалось обить церковь св. Троицы. В Москве уже в 1410 году взималась пошлина с серебряного литья. Но более крупные и искусные вещи все-таки изготавливали иностранцы. В 1345 году три больших колокола и два малых отливал в Москве мастер Борис римлянин; еще раньше, в 1342 году, он вызывался из Москвы в Новгород и отлил там большой колокол для св. Софии. Продолжали существовать и работать на Руси и позолотчики, золотившие главы или маковицы церквей, раки или гробы святых, иногда даже и двери церковные. Но, в общем, это ремесло при бедности правителей и населения, конечно, не могло процветать в удельное время, как не могло процветать и чеканное, ювелирное дело. Драгоценные украшения церковной утвари и облачений, икон, убора князей и бояр, сделались большой редкостью, тщательно хранились и передавались по наследству как большая редкость. Духовные грамоты московских и других князей подробно перечисляют шапки, шубы, ожерелья, цепи, кресты, иконы, коробочки и т. д. как великую ценность. Из драгоценных вещей удельной эпохи замечателен в художественном отношении саккос митрополита Фотия, хранящийся в Московской патриаршей ризнице. На нем по атласу вышиты золотом, серебром и шелком изображения праздников и святых и портреты великого князя Василия Дмитриевича, его супруги Софьи Витовтовны, греческого императора Иоанна Палеолога, его супруги Анны (дочери Василия) и, наконец, самого митрополита. Портреты великого князя и его супруги имеют славянские подписи, а византийского императора, его супруги и митрополита — греческие. Видно, что делали этот саккос все-таки греки. Василий Дмитриевич изображен в кафтане красного цвета с клетками, низко подпоясанном, в узких зеленых портах, запрятанных в высокие сапоги из красного сафьяна, перехваченные в трех местах застежками; сверху накинут зеленый плащ с золотыми разводами по синей подкладке. На голове великого князя сквозной золотой венец, с крестами и с красной бархатной тульей; в правой руке он держит скипетр, унизанный жемчугом. Великая княгиня Софья одета в сарафан из серебряной парчи с красными клетками в золотых рамах; сарафан украшен золотым ожерельем и таким же поясом; сверх сарафана надета шубка, или длинный плащ, золотой с серебряными кругами и в них синими и красными крестами. На княгине венец почти такой же формы, как и на ее супруге. Надо думать, что эти изображения являются все-таки приблизительным воспроизведением действительности и, следовательно, могут дать некоторое понятие об убранстве богатейших тогда на Руси князей — Московских. Другие князья едва ли могли так одеваться; еще менее могли допускать значительную роскошь в убранстве и одеянии бояре и слуги князей. Внешний быт правящих и состоятельных кругов русского общества по всем признакам был в удельное время беднее, серее, чем в Киевскую эпоху.

Образованность.

 

Несомненно, пала и образованность на Руси с прибытием татар. Выше было указано, с какой любовью князья Киевской эпохи собирали книги, учились языкам, заботились о насаждении грамотности и просвещения, об образовании духовенства. Все такие известия исчезают после Батыева погрома и утверждения татарского ига над Русью. Мы не встречаем нигде известий об образованности князей и вельмож. О Димитрии Донском прямо говорится, что он не был хорошо изучен книгам; о Василии Темном говорится, что он не был ни книжен, ни грамотен. Мы видели, что в Киевскую эпоху русские епископы были уже довольно образованы, писали богословские трактаты, поучения и т. д. В удельную эпоху было уже мало таких епископов на Руси. Митрополит Исидор на Флорентийском соборе 1439 года говорил папе Евгению IV о современных ему епископах, что они «люди не книжные». Оскудением книжных людей среди высшей церковной иерархии объясняется тот факт, что Константинопольская патриархия постоянно держала на русской митрополии греков и южных славян. Таким образом, с 1283 по 1305 год был митрополитом грек Максим, с 1328 по 1353 грек Феогност, с 1306 года по 1406 был митрополитом на Руси серб Киприан, с 1408 по 1431 грек Фотий, за ним грек Исидор с 1436 по 1439 год, и так, вероятно, дела продолжались бы и дальше, если бы после Флорентийской унии не произошел разрыв русской церкви с греческой патриархией. Что касается низшего духовенства, то здесь еще меньше было книжности, меньше образования. Красноречивое свидетельство об этом имеем от самого конца эпохи. Новгородский архиепископ Геннадий бил челом великому князю Ивану Василь­евичу, чтобы он велел училища устроить, для того чтобы было кого ставить в священники и диаконы. Тогдашние ставленники, по словам Геннадия, совершенно не годились для поступления в священство. «Приведут ко мне мужика; я ему велю дать апостол читать, а он и ступить не умеет; велю ему дать псалтырь, и он по нем едва бредет. Я его отреку, а они (прихожане) говорят: „земля, господине, такова, не можем добыть, кто был бы горазд грамоте", и бьют мне челом „пожалуй, господине, вели учить"». Я прикажу учить эктеньи, и он к слову пристать не может; ты говоришь ему то, а он иное говорит; велю учить азбуку, а он поучився немного, просится прочь». Геннадий объясняет такое невежество лиц, ищущих священства, отсутствием училищ и невежеством мастеров, которые обучают грамоте: «Мужик невежа учит робят, да речь им испортит, сперва научит вечерне, и за то мастеру надо принести кашу да гривну денег, за заутреню тоже или свыше того, а за часы особо, и эти поминки опрочь могорца, что рядил от него; а от мастера отойдет, и он ничего не умеет, только бредет по книге, а церковного постатия ничего не знает».

Мы видели, что некоторые из князей Киевского периода любили говорить с иноземцами о вере, и притом на их языках. Ничего подобного не было в рассматриваемое время и не могло уже быть. Новгородская летопись под 1348 годом рассказывает, что Магнуш, король Свейской земли, прислал новгородцам предложение: «пошлете на съезд свой философ, аз послю свой философ, дажь поговорят про веру; а аз то хощу слышать, коя будет вера лучши, а иже ваша будет вера лучши, ино аз иду в вашу веру, или пакы, аще наша вера лучши, и вы пойдете в нашу веру». Но в Новгороде такого философа не оказалось, и новгородцы могли только отвечать королю: «аще хощеши уведати, коя вера лучше, наша ли или ваша, пошли в Царьград к патриарху, зане мы прияли от Грец правоверную веру, а с тобою ее не спираем про веру». Если иногда и находились философы, то с не особенно высоким и широким полетом мысли. В летописи под 1471 годом стоит такое любопытное известие: «Того же лета нецыи философове начаша пети: Осподи помилуй, а друзии: О Господи помилуй». Доморощенные философы, кроме того, усиленно дебатировали вопрос о том, нужно ли двоить или троить аллилуйю.

123	Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: