Интервенты» и «интернационалисты».

Интервенция, «поход 14 держав против Советской России»… Эти слова уже стали штампами, общим местом восприятия картины гражданской войны. Долгие годы нам внушали, что именно международное вмешательство спровоцировало в России гражданскую войну. Но и сейчас на страницах коммунистических газет («Советская Россия», «Правда») можно встретить утверждения, что такие действия большевиков, как отказ от уплаты царских долгов или заключение Брестского мира – ответ на интервенцию. Как видите, вопрос этот – и сейчас не праздный, он требует пристального взгляда. И при внимательном рассмотрении обнаруживается масса интересных (и неожиданных) подробностей.

Начнём с того, что «ответ на интервенцию» – бесстыдная ложь коммунистической пропаганды, причём настолько неприкрытая, что как-то даже неудобно её опровергать. Но приходится! Так вот, выход правительства большевиков из войны, отказ от кредитных обязательств и начало дипломатического зондирования, завершившегося Брестским миром – всё это самые первые шаги Ленина и К* после переворота, всё это начинается уже в ноябре 1917 года. В странах Антанты (то есть союзников России по Первой мировой) всё это вызвало натуральный шок, а во Франции – взрыв антирусских настроений; именно антирусских, заметьте, а не антисоветских! «На улицах Парижа невозможно было говорить по-русски – били» – свидетельствует А. Н. Толстой в своей «Рукописи, найденной под кроватью». Сие вполне понятно – Франция с первых дней войны стала жертвой германской агрессии, для неё война была отнюдь не «империалистической» – враг топтал родную землю…

Знакомясь с вопросом глубже, узнаёшь интересные вещи. Как уже сказано выше, большевики «подложили свинью» Антанте уже в ноябре. А появление антантовских вооружённых отрядов в России начинается лишь весной 1918 года. То есть между вызовом Ленина и ответом Европы прошло около полгода (так кто кого «вызывал»?). Немедленной реакцией вчерашних союзников России на ленинскую политику стало только стойкое нежелание признавать Советы и такое же стремление не иметь с ними дела. И всё! Никаких мер быстрого реагирования…

Зададимся вопросом: а могли ли быть вообще эти меры? Вдумайтесь: выход России из войны поставил Антанту в тяжелейшее положение (а Францию вообще на грань катастрофы). Ведь одним из главных факторов грядущей победы над Германией было как раз то, что она вела войну на два фронта – то, от чего в своё время предостерегал Бисмарк (ох, не послушали его соотечественники ни в 1914-м, ни в 1941-м!). И абсолютно прав был военный министр Великобритании Уинстон Черчилль, когда в 1917 году писал: «Победа была близка… Даже не обязательно нужно было наступать – достаточно было давить на Германию огромными массами войск позиционных фронтов». Экономика Германии и её союзников буквально агонизировала – это прекрасно показал Э. М. Ремарк в романе «На Западном фронте без перемен». И 1918 год подтвердил прогнозы Черчилля: в Германии и Болгарии первые же поражения на фронте вызвали социальный взрыв, а в Австро-Венгрии даже и этого не потребовалось – одни лишь известия о неудачах немцев и турок вызвали обвал национальных революций и развал империи…

Но всё это происходило именно при условии войны на два фронта. Когда же Ленин сделал Вильгельму рождественский подарок в виде Бреста, кайзер смог перебросить на Западный фронт десятки тысяч высвободившихся солдат и чуть-чуть не переломил ход войны в свою пользу: немцы впервые расстреливали Париж прямой наводкой и бомбили его с дирижаблей. (Об этом – у Р. Роллана в повести «Пьер и Люс»). Только высадка войск США под командованием прославленного генерала Дж. Першинга спасла положение…

В такой ситуации о какой интервенции вообще может идти речь? У Антанты каждый человек на счету, и послать в Россию крупные контингенты своих войск ни одна из воюющих держав тогда была просто не в состоянии. В этом контексте можно только поразиться бесстыдству коммунистических авторов, утверждавших, будто «тылы Колчака охраняли 150 000 английских, французских и американских войск» («Иллюстрированная история СССР», М., 1980). Много бы дал Колчак, если б это было так – иначе не пришлось бы ему клянчить у атамана Семёнова хотя бы тысячу штыков для защиты своих тылов от партизан (и, кстати, он так этой драгоценной тысячи и не дождался).

К вопросу о количестве антантовских войск в России мы ещё вернёмся, а сейчас обращаю ваше внимание на следующее: локализация десантов Антанты, начавшегося весной 1918 года, очень чёткая – побережье Белого и Баренцева морей (Мурманск и Архангельск), тихоокеанское побережье (Приморье), а с 1919 года – и небольшой черноморский участок от Одессы до Херсона (почему тут интервенты объявились только в 1919 году, вы поймёте позднее).

То есть все высадки – только в приморских районах. И, что немаловажно, почти без попыток проникнуть внутрь – вернее, эти попытки явно неуверенные и всегда заканчивающиеся неудачей (почему – тоже немного позднее). Что означает такая локализация? А ведь это принципиальный момент, достаточно ясно показывающий цели подобной интервенции.

На мой взгляд, если вспомнить о пункте Брестского мира, запрещающего России иметь военно-морские силы; если вспомнить, что большевики сами отдавали немцам и их союзникам весьма приличные куски стратегически важного побережья (классический пример – сдача немцам черноморского берега от Одессы до Поти и допуск турок на Каспий), то становится понятным желание антантовского командования не допустить этого и, по возможности, опередить своих врагов[1]. На Чёрном море это сделать не удалось (вот почему только в 1919 году в Одессе появятся французы), а на Каспии англичане и турки скрестили оружие (об этом – ниже), зато на Севере и в Приморье операция прошла удачно. То есть здесь вообще цели союзников не имеют отчётливой антирусской направленности (хотя бы на первом этапе интервенции) – налицо логика борьбы со своим военным противником в первую голову.

Но и это ещё не всё. Мы благополучно забыли тот сногсшибательный факт, что в большинстве случаев антантовские войска просто… приглашали высадиться. На Каспии, например. Когда турецкие войска генерала Нури-паши двинулись на Баку, там произошёл раскол. Мусульмане-азербайджанцы, естественно, ждали единоверных турок (тем более, что самая влиятельная местная партия – Мусават – имела протурецкие симпатии, и что азербайджанское население уже вдоволь нахлебалось репрессивной политики большевистской Бакинской коммуны, чьё руководство к тому же откровенно проводило террористическую линию по отношению к коренному населению края). А христианское население Баку – русские и особенно армяне – зная повадки турецкой солдатни и не надеясь на агонизирующую власть Бакинской коммуны, позвали на помощь англичан. Они и вступили в Баку (из Ирана); вступили, чтобы отразить турецкий удар, но… Их было мало, очень мало! Турки, одолев британцев числом, ворвались в Баку и убили 30 000 армян… Впоследствии, уже после разгрома турок в Сирии и Палестине в августе-сентябре 1918 года, англичане вытеснили их и из Азербайджана.

А на другом, туркменском побережье Каспия? Нам всё время вбивали в голову, что 26 бакинских комиссаров были расстреляны англичанами и «диктатурой Центрокаспия». Так вот, эта «диктатура» была единственным в тогдашней России правительством, состоящим полностью из рабочих! Председатель Центрокаспия Фунтиков был по профессии машинистом паровоза, а в его правительстве был лишь один непролетарий – учитель Зимин, ставший министром иностранных дел. Это рабочее правительство возникло в результате восстания в Ашхабаде, свергнувшего власть большевистского комиссара Фролова. Именно фунтиковцы «грохнули» сперва девять своих, ашхабадских, а затем и заплывших в Красноводск 26 бакинских комиссаров[2]… Именно правительство Фунтикова пригласило британцев помочь им в деле охраны железнодорожной линии Красноводск – Мерв (Мары) – Ашхабад.

А в Мурманске антантовцев пригласил… председатель местного Совдепа Юрьев! Ничего себе, поворот сюжета? Кстати, он был большевик (впоследствии, дабы замазать сей постыдный факт, пропаганда стала величать его троцкистом). Троцкий, кстати, на запрос Юрьева, как себя вести с британцами, официально ответил: «Встречать как друзей и дорогих гостей»… Поведение Юрьева (и Троцкого), на первый взгляд необъяснимое, вполне мотивировано. Во-первых, в начале 1918 года власть в Мурманске фактически была захвачена анархическими отрядами (читай – бандами) М. Ляуданского; на улицах происходили прямые и часто кровавые стычки – особенно часто между солдатами и матросами. В такой обстановке навести хоть какой-то порядок могла лишь сторонняя сила… Во-вторых, Троцкий всерьёз рассчитывал на продолжение противостояния Антанты и Германии (напомним: Первая мировая война ещё не окончена!), намереваясь получить таким образом для новорождённой Совдепии дополнительные дивиденды (к слову, и у Ленина, и впоследствии у Сталина такая тактика по отношению к западным странам станет стандартной). А в-третьих, на Кольском полуострове (и в Карелии) у красных шли военные действия с войсками только что получившей независимость Финляндии (финны предъявляли претензии на данные территории). И англичане оказали красным вооружённую помощь! То есть красногвардейцы и «интервенты» сражаются, как братья по оружию! Кто бы мог подумать…

Что же касается Дальнего Востока, то здесь дело состоит сложнее и запутанней. 5 марта 1918 года во Владивостоке были убиты мирные служащие японской торговой фирмы – это и стало официальным поводом ввода антантовских войск. Советская пропаганда немедленно это провокацией Антанты, но доказать или опровергнуть это до сих пор не удаётся. Отметим лишь, что мартовской драме в Приморье предшествовали весьма бурные события – экспроприация местным советом Русско-Азиатского банка, бегство его председателя А. Крайнова в консульство США, похищение денег банка сперва китайскими мафиози (сотрудничавшими с Советом), потом – японцами… В общем, в городе было положение, близкое к анархии (как и в Мурманске): в этой обстановке убийство 5 марта могло быть совершено кем угодно…

И в совместном заявлении консулов Великобритании, Франции, США и Японии было сказано: решение ввести войска обосновывается необходимостью положить конец беспределу и обезопасить жизнь граждан своих стран (надо отдать должное: бардак во Владивостоке сразу прекратился). Но что очень характерно: интервенты и не подумали свергать Советскую власть! Совет во главе с Н. Сухановым просуществовал ещё до мая (до восстания чехословаков) и даже вёл успешные военные действия против восставших казаков-амурцев атамана Калмыкова, а также посылал военные контингенты в Забайкалье против Семёнова, на поддержку Лазо! И вёс это – под крылышком антантовских штыков, по сути охранявших власть Совета! Прав писатель Михаил Веллер, говоря, что на начальном этапе российской междоусобицы антантовцы выступали не в качестве интервентов, а, используя современные понятия, в амплуа миротворцев…

Уже позднее, после майского выступления чехов (об этом – ниже) логика событий – как сказал бы А. Пушкин, «сила вещей» – столкнула антантовские войска и большевиков в прямом противостоянии. Но о характере этого столкновения следует сказать особо.

Прежде всего – о численности ннтервентов. В Туркмению, по приглашению Фунтикова, вступила… одна бригада англичан под командованием генерала Молессона (для справки: бригада – это два полка, численностью до 2000 человек[3]). И рассредоточена эта бригада была на весьма приличном расстоянии от Красноводска до Мерва. Масштаб интервенции ясен… А в Закавказье, уже после ухода турок, согласно советским данным, появилось шесть британских бригад. Не знаю, соответствует ли это действительности, но в 1920 году, когда 11-я Красная армия крушила там суверенитеты один за другим, эти шесть бригад куда-то испарились – во всяком случае, командарм М. Левандовский ни одного британца против себя не увидел…

На Чёрном море, в Новороссии, даже по советским данным, в самый пик интервенции находилось не более трёх с половиной дивизий плюс несколько вспомогательных отрядов. И – завершающий аккорд: «войска Антанты на Дальнем Востоке… не были способны к наступательным действиям» (БСЭ, т. 7). Добавлю: и не только на Дальнем Востоке, но и в других регионах – просто по причине своей малочисленности. М. Веллер и А. Буровский называют следующие цифры интервентов: британцев (включая народов Британской империи) – 18 000, французов (включая народы Французской империи) – 35 000, американцев – 15 500, греков – 8 000, канадцев, сербов и румын – по 4 000 каждых, итальянцев – 2000[4]. Во время Первой мировой войны у Антанты просто не было свободных войск, а после окончания военных действий в Европе никто не хотел больше воевать, да и собственных забот у европейцев хватало с лихвой…

Но и это ещё не всё. Согласно всё тем же советским данным, из четырёх с половиной дивизий в Новороссии три – французские и полтора – греческие, усиленные (цитирую Большую Советскую Энциклопедию) «польскими, румынскими и сербскими вспомогательными силами». А на Севере войска Антанты состояли из англичан, французов, американцев, итальянцев, сербов и поляков…

Вот они – пресловутые 14 держав!

Плюс ещё один штришок к портрету. Французы в Одессе имели в составе своих войск… негров и вьетнамцев, а англичане прислали в Заполярье (!) – индусов! Не сказано ли этим всё? Собирали для «интервенции» с миру по нитке…

Кроме того, британцы на Севере сразу же стали готовить себе замену в лице белогвардейцев – сперва под своим флагом. Был организован так называемый Славяно-Британский легион (офицеры – англичане, солдаты – русские: кстати, это была единственная часть в той войне, вооружённая редкими тогда автоматами). И в довершении всего, по инициативе белогвардейского офицера Дайера (убитого при взятии Архангельска) англичане сформировали так называемый Дайеровский батальон из пленных красноармейцев, причём не мобилизованных, а самых что ни на есть убеждённых сторонников большевиков. Эффект получился разительный – при первом удобном случае, отрезав своим антантовским инструкторам головы (!), батальон «сделал ноги» к красным, развалив при этом весь белый фронт…

Наконец, что называется – фактик на закуску, причём самый свежий. По воспоминаниям, Вадима Андреева, опубликованным в России недавно, его прославленный дед, звезда литературы Серебряного века Леонид Андреев, после 7 ноября 1917 года эмигрировал в США, где собирал деньги на… интервенцию…

Однако! Выходит, на интервенцию ещё надо собирать деньги! Да ещё частному лицу, эмигранту…А что же Конгресс – он, похоже, под этот «проект» не спешит раскошеливаться?.. Впрочем, вопрос чисто риторический, если вспомнить, что через год президент В. Вильсон выступит с вышеописанной инициативой мирной конференции по России.

Стоит ли удивляться, что при таком положении дел все попытки войск Антанты оторваться от спасительного побережья, продвинуться вглубь территории неизменно оканчивались крахом. Попытка англичан дойти до Котласа в 1918 году была сорвана красной Двинской флотилией под командованием Павлина Виноградова у деревни Шидрово, а зимой 1919 года 6-я армия красных нанесла антантовцам тяжёлое поражение у Шенкурска (Архангельская область), после чего все попытки проникновения на материк были прекращены, а генерала Айронсайда на посту командующего экспедиционными силами на Севере сменил лорд Раулиссон, специально присланный как «специалист по эвакуации». Что называется, все комментарии излишни…

А попытка французов продвинуться к северу от Одессы кончилась известным восстанием интервентов на одесском рейде и их спешной эвакуацией в милую Францию, при этом сдали город Котовскому (и бросили греков в Николаеве – их там почти всех перебили). Те чувства, которые вызвал среди белых сей факт, красноречиво передал А. Аверченко, вложивший в очерке «12 ножей в спину революции» в уста пьяного эмигранта следующий монолог: «А ты, француз, тоже… Всё «мон амии» да «мон амии», а сам взял и сдал Одессу большевикам… Вот тебе и «мон амии» – нешто так воюют?»

На Дальнем Востоке – та же картина. Солдаты США и маленький английский контингент, немного повоевав с партизанами, практически сразу же эвакуировались, когда партизанская армия С. Лазо вступила в приморье. Показательный факт: эта армия вошла в занятый интервентами Владивосток, не штурмуя его – сопротивления даже и не предвиделось… О поведении британцев на Каспии мы уже говорили.

То есть, если подвести итоги, единственным местом, где войска Антанты и Красная Армия скрестили оружие (в ограниченных масштабах), стал Русский Север. Во всех остальных регионах интервенты, по сути, уклонялись от прямого боя, предпочитая выполнять полицейские функции (борьба с партизанами и подпольщиками) и действия охранно-конвойного характера. При соприкосновении с регулярными силами большевиков отчётливо заметна тенденция «смотать удочки» (только британский флот будет активно противостоять попыткам красных вторгнуться в Эстонию).

Исключение – японцы: они действительно послали крупные силы (похоже, от 60 до 75 000 человек), продвинулись вглубь России на огромную глубину (до Читы) и вели себя как подлинные интервенты без всяких кавычек – в их действиях прямо прослеживается прямой захватнический акцент.

Но… Во-первых, и японцы не пошли на лобовое столкновение в Красной Армией, предпочитая воевать с партизанами и предоставляя честь умирать на полях сражений белым[5].

Во-вторых, белогвардейцам японцы навредили много больше, чем красным: в формирующиеся отряды Колчака (они в основном состояли из военнослужащих русских экспедиционных сил во Франции и Греции) японские агенты забрасывали опиум и сифилитичных проституток, а впоследствии твёрдо поддерживали Семёнова, который был не только ярым противником Колчака, но и сепаратистом и, если хотите, национальным изменником. По матери монгол и потомок Чингис-хана, Семёнов носился с идеей создания Монгольской федерации во главе с самим собой – федерации, в которую должны были войти отторгнутые от России Бурятия и Забайкалье (к счастью для России, этот проект провалили сами монголы).

И, наконец, в-третьих: Япония – чисто формальный член Антанты. В Первой мировой войне Страна Восходящего солнца участвовала фиктивно, оттого и силы для вторжения на Дальний Восток нашлись. С войсками США у японцев были сильнейшие трения (чем весьма искусно пользовались большевики). А в 1922 году, параллельно со своей эвакуацией из Приморья, Япония потерпела сокрушительное дипломатическое поражение на Вашингтонской конференции. Тогда рухнул англо-японский союз, и с этого времени Британия и США стали прямыми и открытыми антагонистами Японии: вражда эта со временем будет нарастать и приведёт к известному военному противостоянию в 1941 году…

Но и другие члены Антанты между собой ладили, что называется, не очень. Куда уж больше, если на Севере англичане расстреливали митингующих французов из пулемётов… А Деникин в «Очерках русской смуты» вспоминает: английские и французские высшие чины, отвечавшие за снабжение белых, постоянно грызлись между собой, плели интриги, «делили шкуру неубитого медведя» в смысле борьбы за сферы влияния – в каком регионе будет преобладание у какой державы… Французское командование, к слову, по отношению к деникинцам вело себя вообще безобразно – в грубой форме отказало Деникину во въезде на контролируемую французами территории, открыто интриговало в пользу оппонентов Деникина в Белом движении, угрожало разоружить белогвардейские части на юге и даже… открыть орудийный огонь с кораблей по отрядам белых при их попытке вступить в Одессу. Союзнички…

В общем, кипение весьма своекорыстных (и мелких) страстей. Реальной помощи белогвардейцы от своих союзников, по большому счёту, не дождались. А иллюзии такой помощи были, и они нанесли Белому движению огромный вред – ибо вместо дружественных армий белогвардейцы, в лучшем случае, получали транспорты для очередной эвакуации (и ещё оплачивали эти эвакуации жизнями собственных отрядов прикрытия – так было в 1920 году в Одессе, где спасение армии оплатили своими жизнями мальчишки-кадеты под командованием капитана Билетова[6]). «Где обещанные союзные рати?» – этот сакраментальный вопрос генерал Хлудов задаёт Врангелю в «Беге» М. Булгакова: его в годы гражданской войны задавали многие…

Кстати, к вопросу. Ни одно белогвардейское правительство Гражданской войны (включая «верховного правителя» Колчака ) никогда не было официально признано правительствами стран Антанты. Ни одно! Только «под занавес», уже в самом конце войны, Париж де-факто (но не де-юре) полупризнал правительство Врангеля («правительство Юга России»); Лондон и Вашингтон этому примеру не последовали[7]… Вот вам и всё отношение Антанты к Белому движению…

Судя по большевистской наглядной агитации тех лет, красные отлично ориентировались в обстановке и не обманывались насчёт «14 держав». Вся антиантантовская пропаганда 1918-1922 годов имеет один явный адресат –Англию. Это легко объяснить, поскольку именно с британскими войсками в первую очередь приходилось иметь дело красным и поскольку главным вдохновителем вмешательства и широкой помощи белым был У. Черчилль (он не просто призывал, но прямо-таки бился в конвульсии, заклиная Европу и мир: если не разгромим большевизм, сами влипнем в такое дерьмо, что…).

Вспомните из популярной красноармейской песни: «Но от тайги до британских морей…». И популярный призыв «Окон РОСТа»: «Лорду – в морду!» (имеется в виду глава британского МИДа лорд Керзон). При этом – пикантная подробность: тогдашний британский премьер Ллойд Джордж был левым политиком – именно с его подачи Англия отказалась принять семью Николая II, а позднее, на Генуэзской конференции 1922 года Ллойд Джордж будет занимать весьма лояльную позицию по отношению к советской делегации…

Были ли интервенты на Урале? В прямом смысле слова – нет. Но иностранные солдаты в наших краях всё же побывали: это – бойцы чехословацкого корпуса.

О восстании чехословаков написано очень много, и я лишь выделю несколько важных узловых моментов. Чехословаки[8], как известно – бывшие австро-венгерские военнослужащие, перешедшие на сторону России в 1914-1917 годах для борьбы за свободу своей Родины против австрийцев в рядах русской армии. Естественно, октябрьский переворот поставил их в нелепое и трагическое положение. Ответная реакция чехословаков вполне понятна – они объявили себя составной частью французской армии (скорее всего, именно французы пообещали им покровительство и организацию выезда из России), и, поскольку прямой путь домой был закрыт из-за войны, они потянулись эшелонами к Тихому океану. К маю 1918 года эти эшелоны растянулись от Пензы до Владивостока, и в этот момент среди чехословаков пронёсся слух, что по брестским договорённостям их собираются выдать австрийцам…

Правда это была или провокация? Сейчас судить трудно. В тексте брестского договора такой статьи нет. Но могли быть секретные протоколы (как в пакте Молотова – Реббинтропа) или же устное соглашение: между прочим, апокрифы о неких устных соглашениях в Бресте насчёт передачи немцам семьи Романовых до сих пор циркулируют в печати… Это я к тому, что слухи были похожи на правду и сразу же взволновали чешских военных.

В обстановке нарастающей нервозности начались различные «эксцессы» (конфликты чехов с местными советами, иногда – и с применением оружия). Ответом Москвы стало постановление Реввоенсовета (за подписью Троцкого): разоружать чехословаков, при неповиновении – расстреливать. Это по ленински, это мы уже проходили… Но в данном случае директива была не только жестокой, но и глупой: прекрасно вооружённые чехословаки не дали себя на заклание, сами разоружили красногвардейцев и… сразу же оказались в состоянии войны с красными. На пространстве от Волги до Приморья! Это сразу же стало сигналом для сил антибольшевистского сопротивления, к чехам мгновенно примкнули массы казаков и белоповстанцев. В результате Советская власть пала от Пензы до Амура в считанные дни! И война вспыхнула от занятых чехословаками волжских городов (Казань, Самара) до Владивостока…

Чехи были смелым, опытным, стойким и грозным для красных противником. На Урале они захватили Челябинск, разгромили большевиков под Троицком и Нижним Тагилом, сыграли существенную роль в очищении от красных Южного Урала и в наступлении осенью 1918 года вдоль Транссибирской магистрали на пермском направлении. Красное командование чехов опасалось настолько, что зачастую списывало на них победы других антибольшевистских сил. Так, командарм 2-й армии красных В. Шорин приписывал чехам взятие Сарапула в августе 1918 года («Гражданская война 1918-1921 года. Том I. – М., 1928): на самом деле в Удмуртии вообще не было ни одного чехословака, а из Сарапула красных вышибли восставшие ижевские рабочие…

И ненавидели красные чехов страшно: по свидетельству очевидцев, после одного боя где-то между Ревдой и Красноуфимском пленных чехов медленно убивали, разрубая топорами от пяток и выше… Подобные факты зафиксированы и в Зауралье, и под Омском, и в районе Уссурийска… А в Ачинске красные расстреляли целую дивизию чехов: их останки были найдены в 80-х годах (и руководство города запретило писать об этой находке). Чехословаки, надо сказать, обычно «взаимностью» не отвечали, до подобных зверств не опускались[9]. Исключение они делали только для «красных венгров»: вражда чехов и словаков с венграми была исступлённой и тянулось ещё из Австро-Венгрии (у Я. Гашека в «Бравом солдате Швейке» есть сцена яростной драки чешских и венгерских солдат и реакции на неё начальства – последнее наказывало солдат не зато, что били, а за то, что мало били). Взятых в плен венгерских солдат чехи уничтожали на месте, часто – в массовом порядке (как, например, в Нижнем Тагиле). Кроме того, в Сибири чехословаки объявили на положении заложников… все деревни вдоль линии Транссибирской магистрали – при повреждении путей партизанами близлежащие деревни безжалостно сжигались. (Красные, кстати, заняв Сибирь, полностью переняли и умножили эту тактику!).

Однако в конце 1918 года среди чехословаков настроения резко меняются. Причина проста: в это время в результате национальной революции возникает независимая Чехословакия – страна, за которую они хотели воевать и которую освободили без них… С этой минуты дальнейшее пребывание в России и тем более участие во внутрироссийской разборке для чехов теряет всякий смысл. Лишь единицы – такие, как ротмистр Швец, позднее застрелившийся в знак протеста против поведения своих соотечественников – понимали, что, бросив белогвардейцев в самый напряжённый момент борьбы, они не только предают их, но вредят и себе. Большинство же – от рядового состава до командующего 60-тысячным чешским корпусом генерала Сыровы – были обуреваемы одним желанием: «Домой!»

На рубеже 1918-1919 годов чехи бросают позиции и устремляются в тыл. «За спиной истекающей кровью Европы вы вырыли национальную норку и думаете отсидеться? Не выйдет!» – гневно (и пророчески!) бросил генералу Сыровы Колчак. А в 1920 году чехи – с подачи и благословения своего главного антантовского босса в Сибири, французского генерала М. Жаннена – поставили последнюю точку в истории предательства Белого движения: они сдали Колчака Иркутскому Политцентру на верный расстрел, сбрасывали со своих поездов раненых и обмороженных белогвардейцев и членов их семей – лишь бы самим благополучно проскочить сквозь байкальские туннели на спасительный восток! Так они договорились с наступающими красными[10]… Этот позор – тоже на совести Антанты.

Единственным чехом, до конца оставшимся в рядах сопротивления и связавшего свою судьбу с Белым движением, был генерал Р. Гайда – командующий Сибирской армией у Колчака (и, заметим, женатый на его сестре Екатерине). Гайда уже в ходе чехословацкого восстания сделал головокружительную карьеру, пройдя путь от фельдшера до генерала. Увы, это имело и оборотную сторону медали. Будучи честным военным, Гайда явно не блистал полководческими талантами.

Вот некоторые отзывы о нём его современников и соратников. Профессор генерал А. Головин: «Разбросавши силы на широком фронте, Гайда, хоть и отжимал на запад 3-ю армию красных (от Екатеринбурга через Шайтанку, Билимбай, Кузино, Шалю, Шамары. Саргу на Кунгур – Д. С.), но двигался медленно. Стратегически его «успехи» были равны нулю». Французский военный представитель подполковник Пишон: «Мечется во все стороны и дерётся растопыренными пальцами вместо кулака». Историк-эмигрант Авенир Ефимов (о неоказании Гайдой помощи Прикамскому восстанию): «Гайда совершил крупнейшую стратегическую ошибку, не учёл того громадного политического факта, которое имело восстание западноуральских рабочих и крестьян… Назначение на пост командующего Сибирской армией совершенно неподготовленного для этого Гайды оказало печальные последствия для всего хода борьбы на Восточном фронте».

Что и говорить, нелестные характеристики… Так что и здесь чехи больше навредили, чем помогли.

В общем, куда ни кинь, картина вырисовывается идентичная: антантовское вмешательство не только не сыграло какой бы то ни было решающей роли в антибольшевистской борьбе, но объективно повредило ей.

И тут следует провести следующую прелюбопытную калькуляцию. Количество антантовцев и чехословаков вряд ли превышает 80 000 человек. При этом, напомню, почти все они – на окраинах, вдали от эпицентра борьбы. А как обстоят дела с так называемыми «интернационалистами» – иностранцами в рядах красных? Мы ведь сейчас отлично знаем, какую роль они сыграли в Красной Армии, в укреплении режима, в становлении ЧК. Итак – сколько их было?

Сейчас часто мелькает цифра – 150 000 человек. Это прилично, но… В своё время мне на страницах печально известного «Краткого курса истории ВКП(б)», а затем в коммунистической печати Болгарии попались следующие цифры «интернационалистов» в Красной Армии: венгров – 150 000, поляков – от 60 до 80 тысяч, китайцев – 40 000, болгар – 25 000, чехов – 6 000. То есть уже набирается порядка 300 000 человек. Но здесь не подсчитаны следующие составные части.

Первое. Не учтены наиболее известные «интернационалисты» – прибалты, «янычары Ленина» (по определению лидера левых эсеров Марии Спиридоновой). Одних только, латышей было, как минимум, 8-9 дивизий (то есть примерно 50-60 тысяч бойцов[11]). А кроме них – эстонцы (как минимум – одна дивизия) и литовцы. Да и среди командного состава красных мы встречаем эстонцев А. Корка и Я. Пальвадрэ, литовцев комиссара Ю. Варейкиса и командарма В. Путну.

Второе. Явно занижена численность китайцев (что понятно – данные-то времён «борьбы с маоизмом»!). Судя по всему, их было на порядок больше, если учесть следующее. Китайцы участвуют в русских событиях буквально с первых дней (в Москве в октябрьско-ноябрьские дн 1917 года они штурмовали Кремль!), на протяжении всей гражданской войны одновременно на всех фронтах (на Урале китайский «краснорубашечный» полк с отчаянной храбростью дрался с ижевскими народоармейцами в 1918 году; в это же время отряд Жэнь Фучена воевал между Нижним Тагилом и Верхотурьем), а также в качестве карателей (белая наглядная агитация всегда изображала красного подавителя крестьянских восстаний китайцем!) и в ЧК: одна из киевских чрезвычаек так и называлась – «китайская» (там практиковались изощрённые китайские пытки). Китайцы были и в числе первых гвардейцев-охранников «вождей мировой пролетариата» (отряды личной охраны Ленина, Троцкого, Бухарина и Зиновьева состояли из китайцев[12]). Кроме того, множество китайских бойцов были поодиночке вкраплены в русские отряды – как Син-Би-У из «Бронепоезда №14-60» Вс. Иванова или безымянного гранатомётчика из романа Н. Островского «Как закалялась сталь».

Третье. Не включены в список башкирские и среднеазиатские формирования, которые красные использовали только в Центральной России – как иностранцев. О «свирепствующих» киргизах на Смоленщине упоминает Б. Савинков в романе «Конь вороной», о «красных башкирах» в столичной ЧК – А. Аверенко в «12 ножах в спину революции»; по данным Авенира Ефимова, так называемый 2-й Мусульманский полк штурмовал восставший Ижевск (был разбит, бежал и впоследствии расформирован). А Мусульманский (Киргизский) полк у Чапаева участвовал в расказачивании на Урале.

Четвёртое. Нет нигде ни слова о немцах и австрийцах. А ведь они находились в русском плену чуть ли не целыми дивизиями (два полка гвардии кайзера – в лагере под Питером). Участие их в октябрьском перевороте (в частности, в орудийном расстреле Кремля и в отражении удара казаков Краснова на Петроград) неоднократно зафиксировано многими источниками. О «красных немцах» в Сибири пишет К. Федин в романе «Города и годы». Кроме того, с 1918 года в Москве официально действовала Школа германских красных командиров (под командованием Оскара Оберта). А С. Мельгунов на страницах своей книги «Красный террор в России» приводит такие впечатляющие факты: германские и австрийские военные, побывав в России и на Украине как оккупанты по праву Брестского мира, после его расторжения остались там в качестве… красных (так было, например, в Крыму)[13].

Пятое. Наконец, в рядах «интернационалистов» были представители ещё целого ряда народов: американцы (типа журналистов Джона Рида и Луизы Брайант, а также одесского палача-чекиста, негра Джонстона[14]); французы (наиболее известные – одесская подпольщица Жанна Лябурб и социалист капитан Жорж Садуль); швейцарцы (закрывший собой Ленина от пули Фриц Платтен[15], а также известный чекист А. Артузов; его настоящая фамилия – Фраучи); югославы (вспомните «серба» Олеко Дундича, который в действительности был хорватом; впрочем, в Красной Армии хватало и тех, и других); греки (греческие «интернационалисты» упомянуты М. Шолоховым в «Тихом Доне»); корейцы (о них – в воспоминаниях А. Фадеева); индийцы (участие их в войне в Средней Азии – одна из тем «Индийской баллады» Мирзо Турсун-заде); персы (лидер компартии Ирана Гайдар-хан Аму-оглы Таривердиев побывал в Красной Армии и впоследствии одно время возглавлял Гилянскую республику[16]).

Наконец, турки. С ними связан немалый курьёз, описанный писателем-белогвардейцем Б. Ширяевым в книге «Неугасимая лампада». В 1921 году первым наркомом просвещения только что советизированной Аджарии стал… турецкий контрабандист Решад Седад. Контрабандист в роли наркома просвещения (да ещё почти не говорящий ни по-русски, ни по-грузински) – где ещё такое встретишь? Вскоре он, однако, проворовался и сел на Соловки… А если кроме шуток, то турецкие коммунисты – в том числе их лидер Мустафа Субхи, а также прославленный поэт Назым Хикмет – частые гости в Красной Армии.

Думаю, нет смысла продолжать. С учётом всего сказанного вовсе не фантастичен подсчёт «интернационалистов» числом от 600 000 до миллиона. А если учесть, что в 1919 году Ленин заявил, будто имеет трёхмиллионную Красную Армию, получается, что каждый третий (если брать от миллиона) или – на худой конец – каждый пятый (если брать от 600 000) красноармеец был «интернационалистом». Есть о чём задуматься: выходит, не менее 20-30% личного состава Красной Армии – иностранцы…

И это подтверждается бесчисленными свидетельствами. Вот несколько, взятых наугад, из уральских сводок 1918 года: «В Тургояк прибыл эстонский полк с хорошим комсоставом; в Кинели рота латышей делает чудеса» (Н. Подвойский, 18 июня 1918 года, Уфа). «13 июня отправлено в Екатеринбург 4 отряда: первые 3 местные, 212 человек, 4-й интернациональный, 200 человек» (сводка Информотдела Уралчека, 13 июня 1918 года). «Сводным отрядом Эстонского батальона… заняты деревни: Селянкина, Новотагильская, Новоандреевская, Карабаш… комиссар Златоуст-Челябинского фронта Поль Вадрэ»[17] (Оперативная сводка военкома направления Златоуст – Челябинск, 24 июня 1918 года). Таким документам нет числа… Причём всё это – только по Уралу. А по всей Росси

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: