Об исправлении государства

Анджей Фрич Моджевский

(Антология мировой философии. В 4-х томах. Т.2., М.,1969. С.129-135)

 

Анджей Фрич Моджевский (1503—1572) — польский общественный деятель, религиоз-ный реформатор и политический мыслитель. Происходил из семьи бедного шляхтича. Учился в Краковском университете, затем служил в канцелярии выдающегося польского государственного деятеля Яна Ласского, изучал церковное и государственное право. Не-которое время жил в Германии, в Виттенберге, где изучал теологию под руководством известного деятеля лютеранства Меланхтона. Выл также хорошо знаком с гуманистичес-кими, антицерковными идеями выдающегося гуманиста Эразма Роттердамского. По возвраще­нии в Польшу в начале 40-х годов примкнул к кружку прогрес­сивных писателей, политических и религиозных деятелей. Опубликовал ряд «Речей» по вопросам судебного и государственного права, создавших ему много врагов и недоброжелателей среди маг-натов и духовенства. В 1547 г. поступил на службу в канцелярию короля Сигизмунда Старого. Главный труд Моджевского — «Об исправлении государства» (на латинском языке) — вышел в свет в Кракове в 1551 г. в сильно урезанном вследствие вмешательства церковной цензуры виде. В 1554 г. в Базеле вышло его полное издание, которое через несколько лет было расширено. В настоящем томе отрывки ив этого произведения публикуются по изданию: «Польские мыслители зпохи Возрождения» под ред. И. С. Нарского (М., 1960).

 

ОБ ИСПРАВЛЕНИИ ГОСУДАРСТВА

 

КНИГА 1. ОБ ОБЫЧАЯХ

[...] ГЛАВА I ОПРЕДЕЛЕНИЕ ГОСУДАРСТВА

Итак, желательно, чтобы мы в первую очередь описали сущность и природу того предмета, о котором мы намерены говорить, как это считают нужным делать самые ученые мужи при всякого рода обсуждении; мы при этом воспользуемся тем определении-ем, которое дали этой материи ученые, разбиравшие такого рода проблемы до нас. Они дают такое определение го­сударству: это объединенные законом собрания и сочетания людей, устроенные многими соседними селениями и установ­ленные с той целью, чтобы они жили хорошо и счастливо. Не носит названия государства одна семья или один дом. Они представляют собой частное дело и соответственно называются семейным и домаш-ним делом; оно основано на том, что семья и все домочадцы живут вместе и сообща трудятся над тем, что необходимо для жизни. Кто является первым в такой семье и пользуется в ней властью, тот называется отцом семейства. В свою очередь из семейств и многих домов составляются се­ления, а селения и области сливаются в ту гражданскую общ­ность, которую мы называем государством. Как разум, так и речь указывают на то, что человек больше всех других существ способен к тому, чтобы широко применять и совершенствовать такого рода сочетания и объединения. Они больше всего разви­вают среди людей взаимное благоволение, которое является преимущественной связью этого столь широко распространен­ного сообщества; те, кто в нем живет, должны направлять все свои дела, знания и труды и употреблять все старания и заботы к тому, чтобы всем гражданам было хорошо и чтобы все они могли жить счастливой жизнью.

Государство есть как бы тело некоего живого существа, ни один член которого не служит лишь себе самому, но и глаза, и руки, и ноги, и остальные члены как бы совместно заботятся о себе и исполняют свои функции таким способом, чтобы было хорошо всему телу; когда оно себя хорошо чувствует, то хорошо чувствуют себя и члены; когда же оно чувствует себя плохо, то это неизбежно приводит к тому, что и члены терпят ущерб. Подобно тому как член, оторванный от тела, не заслуживает больше своего названия, так как он может жить и исполнять свои обязанности только в том случае, если он соединен с телом, точно так же ни один гражданин не может жить удобно вне республики или исполнять свои обязанности. Царь не может царствовать, ни один чиновник не может должным образом исполнять свои обязанности, ни одно частное лицо не может долго вести приятную и спокойную жизнь вне государства. Поскольку дело обстоит таким образом, то, кто в состоянии жить вне человеческого общества и довольствоваться самим собой, ни в ком не нуждаясь, того следует считать, как говорит Аристотель, или животным, или же богом.

Итак, цель государства должна состоять в том, чтобы все граждане могли жить хорошо и счастливо, т. е. (как объясняет.Цицерон2) жить достойно и справедливо, так, чтобы все могли умножать свои удобства и возвышать свое достоинство, вести мирную и спокойную жизнь; каждый должен иметь возмож­ность оберегать и сохранять свою собственность, быть абсолютно огражденным от всяких несправедливостей и убийств. Ради всех этих целей ищут защиты в городах и государствах (стр. 69, 70).

 

ГЛАВА IX О ЦАРЕ ИЛИ КОРОЛЕ

[...] Теперь мы будем говорить об обычаях иных сословий и чинов государства. Мы начнем с царской власти, которая считается более божественной. Ибо она представляет на земле образ бога, который является единым царем Вселенной. Никто не может успешно исполнять эту должность, если он не обладает многими и величайшими добродетелями.

I. Это, по-видимому, было причиной того, почему люди некогда начали повиноваться одному человеку. Ибо во всяком государстве всегда было очень мало таких людей, которые сильно превосходили своей добродетелью остальных. Поэтому люди передавали власть тому, кого они считали наиболее благоразумным и наиболее справедливым и от кого они ожидали, что он окажет самые большие услуги государству. Затем, с течением времени, начали передавать эту власть царским сыновьям, от которых ожидали, что они окажутся их преемниками не только по власти, но и по добродетелям и по славным по­двигам.

II. Таким образом, у многих народов установились такие нравы и обычаи, что сыновья царей наследовали трон и власть отцов. У поляков недостаточно родиться сыном короля. Следует выбрать того, кто будет обладать этой высшей властью. Чем является рулевой, тем является царь в своем царстве. Ни один благоразумный человек, выбирая рулевого, не будет руковод­ствоваться его происхождением, но только его опытностью в управлении кораблем. Точно так же при выборе королей следует руководствоваться не их родовитостью, но их способностью управлять республикой. Так как польские короли не рождаются, но выбираются с разрешения всех сословий, то они не должны обладать такой властью, при которой могли бы по своему про­изволу издавать законы, накладывать налоги или устанавливать что-либо навсегда. Все, что они делают, они делают как с со­гласия своих сословий, так и согласно предписаниям законов. Это более правильный образ действий, чем у тех наций, у которых цари по своему произволу накладывают на народ налоги, объявляют войны внешним врагам и исполняют другие функции. Хотя, это часто делается, исходя из интересов государства и для его блага, однако, поскольку цари не подчинены законам, они легко склоняются к этой ненавистной тирании, главная особенность которой состоит в том, что все делается согласно их прихоти, в то время как царская власть должна повино­ваться обычаям и законам отечества и управлять согласно их предписаниям. [...]

III. Однако если кто-либо хочет справедливо пользоваться этой высшей властью в государстве, то для него недостаточно выделяться среди остальных почестью и званием; он должен превосходить остальных также мудростью и иными добродете­лями. Мудрость приобретается как нашим, так и чужим опытом, добродетель же — нашими собственными действиями.

1. Никто, лишенный мудрости, не может ни хорошо заботиться о себе, ни подать другому деятельную помощь. Поэтому цари должны общаться с почтенными и мудрыми людьми и обращаться к ним за советом в текущих делах. Они должны также читать книги; ибо вряд ли есть более легкий путь к мудрости, чем чтение многих книг, выслушивание их и сохране­ние их содержания в памяти. В древних памятниках упоми­наются многие властелины, не позволявшие себе пропустить хотя бы один день, в котором они не посвятили бы некото­рое время чтению. Они охотно общались с учеными мужами, которых они уважали и к которым внимательно прислушивались. [...]

Было время, когда лица, исполнявшие царскую должность, были или философами, или пророками; следует полагать, что в это время государства управлялись лучше всего. Теперь многие властелины считают, что все это к ним не относится. Поэтому в законах существуют многие извращения, а во всех частях государства наблюдаются злоупотребления. [...]

Не может быть того, чтобы государства хорошо управлялись без мудрости. Мудрость есть начальница и руководительница почтенных поступков и всех добродетелей. Из этих добродетелей четыре являются главными, а именно умеренность, справедливость, щедрость и мужество. Все они в высшей степени необходимы всем, желающим жить счастливо, но в осо­бенности царям, управляющим многими народами. Никто не может справедливо управлять другими, если он не способен наложить узду на собственные страсти, если он несправедлив, малодушен и слаб, если он неохотно уделяет из своего людям почтенным, но нуждающимся. Теперь мы перейдем к отдель­ным добродетелям (стр. 72—75).

ГЛАВА XIX

[...,] Подлинное шляхетство основано не столько на великолепии предков и древности гербов, сколько на добродетели. Ибо кто же не видит, что никто не является таким, каковы его предки? Что не в нас, но за нами находятся наши родители, а также и наши состояния? И если, например, мое состояние лучше твоего, так как я богаче, то также и мои родители лучше твоих, ибо мои имеют больше заслуг перед Речью Посполитой; но как богатство не сделает меня добрым человеком, так и благородство предков не сделает меня благородным. [...]

Воистину, добродетель — это то, что не может перейти на наследников ни по рождению, ни по какой записи. Ибо хотя, пожалуй, все имущества родители могут по завещанию пере­дать детям, однако передать добродетели им не могут, если только те сами ее себе в поте лица и трудах не добудут. Те же, кто тяготеет к изнеженному безделью, стремятся к вещам, от добродетели далеким, а своими поступками по­зорят себя, родителей и друзей, те пусть знают, что они выродились из шляхетства предков; и не помогут им древние образы предков и их славные деяния. И нельзя их считать за что-либо иное, как только за червивые плоды, которые хотя и рождены людьми свободными, но за свободные со­здания почитаться не могут. И не помогут тебе слава рода и древность имени, если они не сопутствуют добродетели и славным деяниям, как не поможет слепому солнечный свет, глухому — музыка, хотя бы и самая сладкая, мореходу — плуг, а пешеходу — кормило судоходное.

Но наша шляхта по большей своей части проникнута превратными убеждениями, ибо видит, что в Речи Посполитой родовитость и гербы важнее, чем что-либо. И большинство ее мало заботится о том, чтобы заслужить шляхетство поведением, ученостью, славными деяниями.

Шляхта не терпит труда, долгие ночи напролет проводит над костями и пивными кружками и ни о чем еще не помышляет, как только о том, чтобы блистать драгоценностями, золотом и серебром, красоваться нарядами и разгуливать с тол­пами слуг своих (стр. 84, 85).

 

КНИГА П. О ЗАКОНАХ

ГЛАВА I ЗАКОН УСТАНОВЛЕН ДЛЯ НЕСПРАВЕДЛИВЫХ

[...] Теперь мы перейдем к описанию законов, согласно которым творится суд. Очевидно, что если бы в каком-либо государстве граждане получали безупречное воспитание и отличались стыдливостью, честностью, чистыми и добродетельными нравами, то в нем законы были бы совершенно излишни; ибо законы пишутся не для добрых мужей, которые своей уме­ренностью и нравами доказывают, что они уважают честность не из-из страха.

Но человеческая испорченность так велика, люди до такой степени бесстыдны и склонны совершать преступления, что необходимы самые суровые законы, которые помешали бы злобе, поставили препятствия своеволию и наложили узду на бесчестность. Поскольку дела имеют такой вид, из этого вытекает следующее: многочисленные и суровые законы служат наглядным доказательством того, что в данном государстве люди получили плохое воспитание, обладают несчастным характером и с каждым днем все больше и больше обнаруживают свои дурные свойства. Если правители стремятся воспрепятствовать этому, то им необходимо издавать все более тщательно составленные законы и устанавливать все более строгие наказания. [...1

 

ГЛАВА II

РАЗЛИЧИЕ МЕЖДУ ЗАКОНОМ И ОБЫЧАЕМ.

ЗАКОНЫ ПОЛУЧАЮТ ЗНАЧЕНИЕ В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ ВСЛЕДСТВИЕ ИХ ВНУТРЕННЕГО ОСНОВАНИЯ, А ТАКЖЕ ВСЛЕДСТВИЕ АВТОРИТЕТА ВЛАСТИ

Кажется, что законы и обычаи относятся к тому же самому, ибо законы предписывают добрые обычаи и запрещают плохие. Но законы сопровождаются наградами и наказаниями, для того чтобы они заставляли исполнять свои обязанности тех людей, которые по своей доброй воле не склонны соблюдать добро и справедливость. Итак, обычаи являются как бы источниками и началами, из которых законы вытекают и получают свое происхождение. Однако и сами законы должны опираться на какое-либо разумное основание. Оно рассматривается как если бы оно составляло душу законов, нравствен­ные люди в силу его удерживаются от прегрешений; оно луч­ше заставляет их исполнять свои обязанности, чем наказания или награды. Основная функция законов состоит не только в том, что они налагают кары за преступления, но также и в том, что они убеждают, что не следует вообще грешить. Если нельзя привести разумные основания некоторых законов — основания многих законов темны, а некоторые вообще лише­ны их, — то все же следует стараться, чтобы они не противоречили разуму; ибо такие законы получают свое значение только вследствие авторитета власти. [...].

ГЛАВА III

1. Гарантия законов заключается в том, что все устанав­ливается ими для общей нравственности и пользы, так что за одинаковые добродетели назначаются одинаковые награды, а за одинаковые преступления назначаются одинаковые наказания.

2. Настоящая свобода состоит не в том, что кто-либо может безнаказанно следовать своим порочным наклонностям или получать за преступления неодинаковые наказания. Настоящая свобода состоит в укрощении дурных страстей и пороков, а не в свободе делать все, что кому угодно, и получать более легкое наказание за свои преступления.

3. Если следует установить какое-либо различие в наказаниях за то же самое преступление, то оно должно укрощать злую волю, а не угождать ей. Поэтому вельможи, шляхтичи и лица, занимающие высокие должности, должны наказываться строже, чем беззащитные, плебеи и частные лица. При этом лица, совершающие преступления против власти, должны наказываться строже, чем лица, совершающие преступления против частных лиц (стр. 87—89).

2. О, если бы хорошо понимали, о чем идет речь, те, кто требует, чтобы при издании законов принимали в соображение заслуги известных лиц и не знаю еще какие вольности! Ведь под заслугами следует понимать то, в чем проявляется добродетель кого-либо, оказавшего благодеяния государству или частным лицам. Я совсем не желаю, чтобы законодатель не принимал во внимание таких заслуг, напротив, я желал бы, чтобы ее украшали величайшими наградами. Но если кто-либо понимает под заслугой несправедливо учиненное им убийство и требует для себя более легкого наказания на том основании, что он шляхтич знатного происхождения, то он неправильно употребляет это прекрасное правило: он применяет его не к добродетели, а к порокам, не к славным подвигам, а к убийству. Что касается свободы, о которой они говорят, то настоящая свобода состоит не в свободе делать все, что кому-либо угодно, не в излишней снисходительности законов к тем, кто совершает уголовные преступления, но в укрощении слепых и буйных страстей души, в господстве разума, согласно предписаниям которого жизнь устраивается лучше всего и чище всего; она состоит в известном строе жизни, в одинаковом применении закона ко всем, в одинаковом отношении к спорящим сторонам, не взирая на лица, в равенстве граждан перед судом, в справедливом вынесении решений и исполнении их. Разве существуют более жестокие властители, чем волнения души! Они ломают, побеждают и уничтожают разум и суждение в людях, в души которых они проникли и укрепились. Никто не является рабом в большей степени, чем тот, кто служит столь беспощадным господам, хотя бы он утопал в роскоши и почестях. Разве можно представить себе более полную свободу, чем свободу от их господства! (стр. 91).

[...] Закон должен говорить всем одним и тем же голосом, одна и та же власть должна управлять всеми, как приказывая, так и запрещая; законы о прибылях, тяготах и обидах должны руководствоваться одними и теми же соображениями. Кто служит таким законам, того следует считать действительно свободным в смысле того, что он предпочитает быть рабом законов, чтобы иметь возможность долго сохранять свою свободу. Вряд ли даже в каком-либо варварском государстве существует такая свобода, которая была бы соединена со свободой делать все, что хочешь; тем не менее следует считать ее до­стойной хорошо устроенной Речи- Посполитой. Законы большей частью так составлены, что они служат к выгоде богачей; они позволяют им ловить бедняков в свои сети, протянутые подобно сетям пауков (стр. 93).

 

Примечания

1 См. Аристотель. Политика, 1253а, 27; 1252Ь, 27. —130. 3 См. Цицерон. Парадоксы стоиков, 15. —130.

 

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: