Тема 3.1 Государство и его взаимоотношения со СМК

1. Группировка социальных субъектов

Массовая коммуникация в обществе реализуется системой СМК. Эта система, по мнению ряда исследователей, сегодня включает в себя, помимо привычных для XX в. средств — печати, радио и телевидения, — новейшие информационные технологии, хотя остается открытым вопрос о доступности этих тех­нологий всем слоям населения.

Научная рефлексия относительно деятельности СМК прошла этап исследования ее как чисто профессиональной сферы творчества по продуцированию информации, зримой части сущности СМК на функциональном срезе.

Не менее важен анализ СМК как социального института, в деятель­ности которого сталкиваются интересы разных социальных субъек­тов, открывая возможности для реализации функций более глубинно­го характера.

Реальная деятельность СМК существует сегодня в режиме осо­знания своих прав разными социальными субъектами. Спектр этих субъектов и настоятельность их требований для прессы — процесс, складывающийся исторически, зависящий, как мы помним, от множест­ва параметров социального развития.

На свободу слова в СМК претендуют такие участники социальной действительности, как:

1)государство;

2)политические партии и движения, общественное мнение;

3)представители бизнеса, ПР-структуры;

4)общество, заинтересованное в социальной рекламе, Аудитория,
персоналии, отдельные личности.

2. Органы власти и политика социального развития

Современное общественное развитие, охарактеризованное поня­тием модернизации, имеет отличительные черты, среди которых в ка­честве фундаментальных выделяются прогресс в сфере технологий; плюрализм экономических отношений и преобладание таких форм хозяйствования, которые отвечают критериям рациональности, эф­фективности и производительности и существуют преимуществен­но в рыночных координатах; тяготение национальных политических государственных образований к международным связям на уровне экономики, политики и культуры; демократические свободы как идеал общества, правовые основы современного государства как гарант прав и свобод личности.

Стремительно меняющийся мир предъявляет субъектам, участвую­щим в процессе модернизации (будь то отдельная личность, государ­ство или объединение государств), главное требование: осознать цен­ность и значимость нововведений, разнообразия социокультурных образцов. Процессы модернизации не могли бы состояться, если бы в качестве участвующего в них субъекта не выступали массы людей, воспроизводящие всю палитру социальных группировок, начиная от этноса и заканчивая отдельной личностью.

Как известно, всякое общест­во являет собой плюрализм социальных интересов. Наиболее массово поддерживаемые населением социальные интересы обеспечивают свое представительство в законодательной власти. При всей альтер­нативности представленных здесь точек зрения сама необходимость осуществления власти, т. е. принятия решений, требует потенциального консенсуса от исполнительной власти. Исполнительная власть, таким образом, еще более сужает круг представленных ею социальных инте­ресов, объединяя более сближенные по позициям точки зрения на стратегию и тактику социального движения.

Действительно, общество делегирует своим властным структурам разработку и осуществление стратегии и тактики социального раз­вития, а также выработку приоритетов в общегосударственных про­граммах (и реализацию их посредством системы финансирования): развитие культуры, науки, образования, здравоохранения, решение экологических проблем, проблем институтов, обеспечивающих жиз­недеятельность социального организма, в том числе и внешнеполи­тическую. Учитывая парадигму концепции гражданского общества, которая применяется при анализе современного функционирования демократии, властные структуры как олицетворение государства про­тивопоставляются всей остальной жизни социума.

Государство мешает свободному волеизъявлению личности, пре­пятствует реализации ее возможностей — с этого убеждения началось противопоставление государства и индивида. Следовательно, власть должна олицетворять собой конституционные системы управления, сформированные с согласия самих свободных и равных индивидов, выраженного в определенных способах действия.

3. СМК как «четвертая» власть

Мы уже говорили о том, что СМК выступает в двуединой роли: как институт, участвующий в процессе формирования целей развития об­щества, и как механизм их актуализации. Этим институт ничем не от­личается от других социальных институтов, возьмем ли мы религию или искусство, исторически вытесненных первым из зоны оператив­ной информации. Термин «оперативная информация» использован нами лишь для того, чтобы оттенить ее содержание на фоне «базис­ной», мировоззренческой, которую мультиплицируют все средства коммуникации. Когда мы говорим: «Богу богово, кесарю кесарево», мы афористично передаем суть этой оппозиции. Практически и ре­лигия, и искусство, и СМК могут быть рассмотрены в парадигме ме­ханизмов, обеспечивающих социуму стабильность существования и в то же время возможность развития. Если человечество к началу периода модернизации обзавелось механизмами, обеспечивающими стабильность, информационно обеспечивать тенденцию к развитию пришлось уже новым — и исторически, и функционально — формам общения.

Почему имеет смысл в данном случае говорить о функциональном размежевании социальных институтов? Устойчивость социального организма исторически поддерживалась сочетанием регулируемых обществом правил (писаных и неписаных законов), которые преду­сматривают, что можно делать и чего делать нельзя. Пока эти модели были традиционны, малоизменчивы, с ними «справлялись» тради­ционные механизмы (миф, авторитет, социальный остракизм, со­циальная изоляция, церковная анафема, канонизация). На историческом пути развития, когда разнообразие моделей поведения, мышления, мнения стало прирастать лавинообразно, «пропускная способность» традиционных институтов (каналов, употребляя совре­менный технический термин) стала бы тормозом, если бы к этому вре­мени человеческое сообщество не приступило к созданию системы СМК. Практически мы проследили исторические корни сущностной характеристики этой системы — мультиплицирование вариантов социальной практики и — на уровне отдельного индивида — социально­го поведения, мнения, отношения и т. д.

Следует обратить внимание еще на один аспект деятельности СМК в обществе, генетически восходящий к той инструментальной состав­ляющей, которую мы находим в самых древних системах обмена ин­формацией между социальными субъектами. Речь идет о механизме адаптации, которую предоставляет эта система индивидуальному со­знанию для существования в социальных координатах.

Таким образом, особенности существования СМК в модернизирую­щихся социальных системах таковы, что они, наряду с другими со­циальными институтами, не отличаясь от них своими функциональ­ными признаками, о которых мы говорили выше, репрезентируют своей Аудитории альтернативы социально-экономического развития. Континуум представленных обществу точек зрения зависит от кон­кретных форм политической организации общества. Естественно, что по массовости воздействия, по оперативности, по возможностям пре­доставления трибуны разным точкам зрения СМК выделяются среди всех остальных социальных институтов.

Предоставляя трибуну раз­ным точкам зрения, СМК актуализируют последние, не востребован­ные законодательной и исполнительной властью. Именно в этом фак­те сочетания участия СМК в разработке стратегии и тактики социаль­ного развития и того обстоятельства, что для общественных сил, не вошедших в актуальный состав законодательной и исполнительной власти, они выступают как средство актуализации воззрений, кроется объяснение, почему СМК называют «четвертой властью».

Но пресса участвует в разработке стратегии и тактики общест­венного развития не только реализацией тех социальных интересов, которые впрямую не востребованы сегодняшней властью, но и опо­средованным образом, выступая в качестве своеобразного контро­ля, критики текущей политики исполнительных и законодательных структур, когда государство оказывается предметом журналистского расследования. Последнее обстоятельство чаще других отмечается как признак «властной» принадлежности СМК.

По сути дела, мы устанавливаем тут некоторую параллель с класси­ческим определением власти, предложенным М. Вебером: «Власть — это возможность одного из участников социального отношения осу­ществить свою волю, несмотря на сопротивление».

О том же пишет известный исследователь прессы Е. Прохоров: «Возможность успешного "хождения во власть" средств массовой ин­формации лежит в самой природе журналистики. Ведь она, как врач, держит руку на пульсе жизни, ставит диагноз, определяет стратегию и тактику "лечения"... необходимого для восстановления и поддержа­ния общественного "здоровья". СМИ с позиций представляемых ими общественных сил оценивают состояние дел в тех или иных секторах социальной жизни, предлагают советы, а то и выдвигают требования к тем, кто вправе принимать обязательные властные решения». Про­хоров отмечает и такую характеристику журналистской деятельнос­ти, как взаимосвязь с общественным мнением: «Нельзя забывать, что возможностью осуществлять власть в обществе, то есть проводить свою волю, оказывать воздействие на поведение различных субъектов социальной жизни обладают не только различные ветви государствен­ной власти. Имеются также — что особенно важно для журналисти­ки — неинституализированные формы социального могущества, спо­собные кардинально влиять на ход общественной жизни. Таковы "сила слова", "сила знания", "авторитет лидера"... В этом ряду и "власть общественного мнения".

Вот в этой сфере журналистика не имеет себе равных. Ведь сама природа журналистики "выводит" каждое событие в эпицентр общест­венного мнения. Журналистика аккумулирует общественное мнение, концентрирует и уплотняет его, служит трибуной, информирует, а ста­ло быть, и формирует его, выступает от его имени. Сила журналис­тики — в мощи сформированного и стоящего за ней общественного мнения».

■

4. Усиление роли государства, проблема цензуры и понятие пропаганды

Роль государства на протяжении последнего периода времени уси­ливается, поскольку общество столкнулось с проблемами, ранее от­сутствовавшими (экология, рост вооружений, появление технологий повышенного риска для человеческой жизни, терроризм, организо­ванная преступность и др.), решить которые не под силу отдельным индивидам или их объединениям.

Все большую распространенность приобретают тенденции, связан­ные с тем, что и в наиболее демократических странах государство уве­личивает свою долю участия в решении проблем общества и даже, ка­залось бы, частных проблем индивида. Эти тенденции, накапливаясь постепенно, к концу XX в. проявились особенно заметно. Выяснилось, что индивид все более нуждается в ежедневном воспроизведении сво­их отношений с государством, которые стали гораздо более жесткими, чем это мыслилось в эпоху возникновения концепции гражданского общества. Другими словами, индивид в конце XX в. (перед нами тен­денция и на временную перспективу) гораздо более зависим от госу­дарства. Индивид делегирует ему определенные полномочия защиты от экологических, военных катастроф; в ситуациях, связанных с ус­ложнением мирового рынка, а значит, и ценовой, таможенной поли­тики; в ситуациях, связанных с обострением этнических противоре­чий, с терроризмом, организованной преступностью.

Взаимоотношения СМК и государства регулируются законодатель­ством. Не будет большой натяжкой утверждать, что эти взаимоотно­шения определяют характер государства. Исторически человечество знакомо с тремя формами этих взаимоотношений:

1)государство владеет СМК и полностью определяет их политику;

2)государство не владеет СМК, но влияет на их политику;

3)СМК отражает плюрализм социальных и экономических отно­шений.

В первом и втором случаях, при тоталитарных формах государственности, рабочим инструментом отношений государства и СМК является цензура.

Одна из лекций В. Набокова из курса русской литературы, прочи­танного в США (1958 г.), носила название «Писатели, цензура и чита­тели в России». В ней проводилось сравнение цензурной ситуации в России в XIX и XX вв. «Живописцы, писатели и композиторы прош­лого века были совершенно уверены, что живут в стране, где господст­вуют деспотизм и рабство, но они обладали огромным преимущест­вом, которое можно до конца оценить лишь сегодня, преимуществом перед своими внуками, живущими в современной России: их не зас­тавляли говорить, что деспотизма и рабства нет».

Сегодня в демократических государствах отмена цензуры считает­ся одним из важнейших моментов, обеспечивающих прессе свободные отношения с другими институтами общества. Л. Макушин из Ураль­ского университета, анализируя цензурную реформу 60-х годов XIX в., отмечает, что «в России сквозным мотивом всех преобразований вы­ступало изначальное провозглашение гласности как государствен­ной политики». Цензурная реформа XIX в. была попыткой создания правовой базы функционирования периодики, так как власть понима­ла необходимость поддержки реформ журналистикой как гаранта их свершения. Исследователь справедливо говорит, что это свиде­тельствует об объективном возрастании роли печати в период ради­кальных изменений в обществе.

Тем не менее, мы должны отметить, что существуют частичные огра­ничения деятельности прессы, регулируемые частными сводами законов. Известно, например, что в США была введена предварительная цен­зура в ходе войны в Персидском заливе. Осуществляется маркировка фильмов по наличию в них эротики и сцен насилия, чтобы зрители смогли обезопасить от опасного зрелища своих детей; но эта марки­ровка предполагает предварительный просмотр фильмов с последую­щим вынесением «приговора».

Предусмотренный законодательствами разных стран принцип приостановления в ряде случаев функционирования СМК предполагает отслеживание их деятельности специальными службами. Так что впол­не можно говорить, что постулат о несовместимости цензуры с де­мократическими институтами современного общества требует неко­торых оговорок.

Следует упомянуть и о такой практике, распространенной в информационных структурах ряда стран, как наблюдательные советы. В Италии, например, существует специальная комиссия по надзору за деятельностью телевидения, в Англии — совет попечителей Би-Би-Си, назначаемый парламентом, и т. д. Помимо этого, в демократических структурах прессы существует понятие «самоцензуры», как произ­водное от всех трех форм регуляции деятельности СМК: законо­дательства, профессиональных кодексов и стандартов журналист­ской деятельности, определенных и разделяемых обществом этичес­ких норм.

По сути дела, декларации о свободе слова не могут не быть идеаль­ным типом социальных отношений в том смысле, который вкладывал в эту конструкцию М. Вебер (с его именем увязывается концепция идеального типа). Как и любая идеально-типическая конструкция, та­кое обозначение взаимодействия СМК и других социальных институ­тов предполагает, каким социальный процесс был бы, если бы они пол­ностью отвечали «логически непротиворечивой схеме».

Один из примеров существования цензуры в историческом контек­сте мы рассмотрим, чтобы ввести часто употребляемое в связи с дея­тельностью СМК понятие пропаганды.

Наряду с попытками объяснить существование пропаганды в общегосударственных масштабах, приходится принимать в расчет рас­хожее описание этого феномена как любого единичного воздействия с заданной целью. Под пропагандой в научном смысле этого слова, по-видимому, следует понимать государственную политику обеспечения доминирования в масштабах социума определенной точки зрения, дос­тигаемого любыми средствами, в том числе тотальным контролем за информационными потоками в социуме, вплоть до устранения аль­тернативных точек зрения. Любое присутствие в информационном поле одной точки зрения, даже обеспеченной массированным воздейст­вием на публику (например, в рамках нескольких информационных каналов), не будет пропагандой, если в обществе наличествуют аль­тернативные точки зрения и у Аудитории есть реальный выбор. Отли­чительный признак пропаганды — внедрение этой доминирующей точки зрения всеми существующими информационными системами, т. е. ее экспансия.

Укажем также, что пропаганда апеллирует к большим массам лю­дей, в идеале — ко всему населению страны. I

По своему содержанию пропаганда аналогична идеологической догме, основанной на вере, поэтому в качестве основ внушения этой догмы используются эмоциональные, а не рациональные механизмы. Цель такой пропаганды — унификация мышления, веры, отношения и поведения получателей информации.

Соответственно, в рамках единичного контакта пропагандист стре­мится подвести адресата своего сообщения к нужному выводу. И по­скольку последний тезис сродни педагогическим усилиям, теоретики и аналитики пропаганды отличают эти процессы следующим образом: образование учит, как думать, а пропаганда — что думать.

5. Законодательная власть и пресса

Говоря о взаимодействии государства и СМК, определим реальные на сегодняшний день ограничения, которые оно устанавливает для СМК, в рамках демократической организации социума. Эти ограни­чения устанавливает для прессы законодательная, исполнительная и судебная власть.

«Рабочие», ежедневные взаимодействия с прессой законодательной власти обеспечиваются ПР-службами. Тем не менее, в механизме осу­ществления этой власти есть ситуации публичного характера — на­пример, заседания высших законодательных институтов страны, ли­мит присутствия СМК на которых каждая страна регламентирует по-своему, иногда даже запрещает законодательством (предполагает­ся, что наличие телевидения в зале заставит законодателей, скорее, «работать» на свой электорат в лице телезрителей, нежели участво­вать в диалоге с коллегами).

Сегодня наиболее радикально решен этот вопрос в США. Там в 1979 г. был организован телеканал C-SPAN (Cable Satellite Public Affairs Network) — кабельная спутниковая телесеть с общественной проб­лематикой. Эта некоммерческая (нон-профит) организация со шта­том около 200 человек с 1982 г. круглосуточно освещает работу прави­тельства с прямыми включениями заседаний палаты представителей и Конгресса. Фильтрация информации журналистами здесь сведена к минимуму.

Многие исследователи и политические деятели считают этот канал принципиально новой стадией информирования общест­венности о политической деятельности как отдельных субъектов, так и в целом управленческих структур высшего эшелона. Канал на 95 % субсидируется по правилам телевизионной кабельной индустрии, т. е. отчасти предоставлением населению возможности подписаться на прием его телесигнала, отчасти — пожертвованиями ряда фирм, среди которых IBM, DU PONT, TIME INC., CENTEL, NYNEX, Gannett Foundation, American Federation of Teachers и др. Обратим внимание на последнего в этом ряду участника — американскую федерацию учителей.

Воспроизведением реального политического дискутирования общественных проблем в режиме «нон-стоп» в сенате и Конгрессе США телесеть предоставляет уникальные возможности для подго­товки политических журналистов и специалистов в области связей с общественностью. Через 10 лет после начала своей работы телеканал имел устойчивую Аудиторию более чем в 20 млн телезрителей. Соци­ально-демографические характеристики этой Аудитории показывают заметную ориентацию на информированность в современной жизни и, что особенно важно, 93 % его зрителей принимали участие в прези­дентских выборах притом, что в целом по стране в выборах приняло участие 53 % населения.

Укажем также на характерную для стран развитой демократии своеобразную «обратную связь» между публикациями в прессе и дея­тельностью законодательных органов власти. Часть деятельности прессы в виде публикаций журналистских расследований служит, как выразился один из британских политических деятелей, сырьем для парламентских дебатов. По данным одного из исследований, только за четыре месяца члены американского Конгресса 1301 раз процитиро­вали в выступлениях материалы печати и 37 раз — материалы радио и телевидения. Так называемый «ирангейт», когда американский Кон­гресс вынужден был обсудить вопрос о тайных поставках американ­ского оружия Ирану, состоялся благодаря сообщениям в арабской прессе. Ситуация с «уотергейтом» свидетельствует, что пресса способ­на подвигнуть законодательные органы на ответную реакцию.

6. Исполнительная власть и пресса

Пресса является сегодня чрезвычайно важным каналом общения власти с населением страны. В этой деятельности можно отметить два взаимосвязанных плана, входящих в само понятие управления. Один из них состоит в актуализации властью управленческой программы, что является гарантией ее выполнения в той мере, в какой от населе­ния требуются определенные шаги (поведенческие — «покупайте об­лигации государственного займа, и мы выберемся из экономического кризиса!», социально-психологические — доверие, терпение, ожида­ние результатов, и др.).

Второй план касается информирования насе­ления о своей деятельности и является для власти в определенной мере отчетом о таковой, а значит, и залогом позитивного образа ее эф­фективной деятельности в глазах населения (что, несомненно, влияет на пролонгацию этих отношений и может подтвердиться в ходе про­цедуры избрания персонального состава исполнительной власти и от­части законодательной).

Анализируя деятельность Ф. Рузвельта на посту президента США, обычно отмечают, что именно он ввел практику непосредственного обращения к рядовым американцам, разъяснения им шагов, предпри­нимаемых правительством. В начале 1933 г., уже через неделю после своего вступления в должность, Рузвельт выступил по радио со своей первой «беседой у камина». В ней он простым и доходчивым языком рассказал о своей программе. У рядового избирателя складывалось впечатление, что правительство и лично президент советуются с ним, привлекают его к участию в решении его собственной судьбы.

Беседы «у камина» проводились президентом тогда, когда он считал необхо­димым получить со стороны населения одобрение своих действий. Биографы Рузвельта свидетельствуют, что еще в молодости он прояв­лял склонность к журналистике и одним из первых среди президентов XX в. оценил возможности радио (в то время нового информационно­го средства), увидел в нем трибуну для персональных контактов с Ауди­торией.

Не ограничиваясь выходами в эфир, Рузвельт дважды в неделю организовывал пресс-конференции. За 12 лет своего президентства он провел более тысячи пресс-конференций.

Отметим, что именно при Рузвельте в штате президента США по­явился специальный советник по связям с общественностью, но самому Рузвельту этого было недостаточно. Для того чтобы администра­ция, по его словам, «не теряла связи с реальностью», он создал специальную информационную службу по сбору и обработке мнений слу­шателей о его радиовыступлениях. В Белый дом поступало ежедневно 4 тыс. писем.

Можно ли было предположить, что через полвека возникнет новая проблема — на этот раз вызванная обилием почты, а не ее отсутстви­ем. «В 2000 г. американцы по разным поводам прислали в Белый дом, Конгресс и Сенат более чем 80 млн электронных писем... — рассказы­вали об этом «Известия» — на одно подразделение аппарата при­ходится от 8 до 55 тыс. писем в месяц. Девятый вал электронной почты, как обнаружилось, возник в значительной степени благодаря различ­ным объединениям и корпорациям, которые все интенсивнее исполь­зуют Интернет для лоббирования своих интересов».

Естественно, что члены Конгресса, не имея ни необходимой тех­нологии, ни штата сотрудников, которые могли бы обработать поток корреспонденции, практически игнорировали большинство таких со­общений. Впервые американская законодательная и исполнитель­ная власть стала обзаводиться адресами электронной почты (e-mail) в 1995 г. К 1998 г. работа с ней стала общепринятой практикой. Те­перь, в начале нового века, по признанию руководителя аппарата Кон­гресса, это самая большая проблема, с которой ему когда-либо прихо­дилось сталкиваться.

Рост объемов электронной почты достиг пика во время событий, связанных с процедурой импичмента Клинтона. В ре­зультате оказалось сведено на нет главное преимущество электронной почты — оперативность. Четыре дня на подготовку официального от­вета считается отличным показателем работы чиновников. Это зна­чит, что избиратели лично уже не общаются с конгрессменами и сена­торами.

Но вернемся к Рузвельту. Отмеченные выше особенности его поли­тической деятельности на посту президента США считаются, помимо вывода страны из депрессии и обстоятельств участия США во Второй мировой войне, факторами, которые привели к возрастанию его элек­тората. Вспомним, что Рузвельт победил в президентских выборах с 22,8 млн голосов против 15,7 млн, полученных его противником Г. Гувером. При избрании на второй срок, в 1936 г., за него проголо­совали уже 27,7 млн американцев, в то время как за его соперника А. Лэндона 16,6 млн. Налицо количественное приращение, а не пере­распределение голосов. Возможно, это произошло за счет ранее ин­дифферентного большинства. Не у своего ли камина, беседуя с сооте­чественниками, Рузвельт приобрел активных избирателей? Отметим, что за Рузвельта проголосовало наибольшее количество избирателей за всю историю США.

Соотношение того, что можно сказать прессе и о чем лучше умол­чать, — тоже категория «историческая», если можно таким образом, с известной долей иронии, высказаться о взглядах власти на содержа­ние публикуемой информации. Известно, что в 1962 г. один из бывших представителей ПР-службы Пентагона заявил: в интересах нацио­нальной безопасности правительство имеет право лгать. В анна­лах истории сохранились и слова государственного секретаря США Дж. Шульца, который спустя четверть века выразил несогласие с тем, что дезинформацию публики следует считать серьезным грехом. Жур­налисты не удержались от вопроса: «Если чиновники всерьез полага­ют, что вправе обманывать общественность и даже считают это своим долгом, то как можно определить, когда они говорят неправду?»

Проблема национальной безопасности часто выходит на первый план, когда правительство ставит препоны журналистам, намерен­ным поднять острые вопросы перед общественностью. Одна из «ду­бинок» — применение закона о государственной тайне, который есть в законодательствах всех стран. Известны неоднократные попытки привлечь журналистов к судебной ответственности за стремление придать гласности проблемы защиты гражданских прав или сохра­нения окружающей среды. Среди таких событий — цензура «по об­стоятельствам военного конфликта», установленная Пентагоном для телевизионного канала Си-Эн-Эн при освещении последним операции «Буря в пустыне». Нередки случаи, когда исполнительная власть вме­шивается в деятельность тех СМК, которые отчасти финансирует.

По данным опросов общественного мнения, отношение населения к своей исполнительной власти подвержено колебаниям и в опреде­ленные периоды характеризуется существенным падением доверия к ней. В итоге случаются смены правительства по причине отказа ему в мандате доверия электоратом. Но самые глубинные изменения каса­ются отмечаемого многими политологами общего падения доли насе­ления, участвующего в избрании своей исполнительной власти.

Важно иметь в виду, что контакты политического лидера с прессой делятся на два больших класса:

♦ контакты, организованные ПР-службой; речь здесь идет о рас­пространении материалов, ею подготовленных, через СМК;

♦ деятельность СМК по освещению политической проблемати­ки, в фокус которой может попасть определенный политический лидер.

Первый случай затрагивает все взаимоотношения ПР-службы с СМК, включая и личностные контакты с работниками прессы. Рекоменда­ции практического характера по налаживанию таких контактов мы включили в главу, касающуюся деятельности ПР-структур.

От самого деятеля и от его ПР-службы зависит, как будут разви­ваться его контакты с СМК. Таково, например, размещение готовых текстов, в особенности, когда они являются продуктом, оплаченным изготовителем. Более сложный случай, когда инициатива находится в руках информационного органа — вам дают слово, если редакция считает это важным, однако, в определенной мере, часть этого процесса подконтрольна штабу политического лидера.

Пример организованно­го события: журналисты, описывающие предвыборные вояжи претен­дентов на президентский пост США, знают, что материал о посещении им школьной учительницы попадет на первые полосы газет. Знают об этом и в штабе кандидата. В последнем случае радикально меняется сама ситуация: СМК определяют, какое событие разместить в прессе и на какую полосу поставить. Здесь многое зависит от практики осве­щения политических событий в рамках национальных границ, но прежде всего от профессиональных стандартов, диктующих, какую новость считать заслуживающей внимания.

На заседаниях комитета «Социология коммуникации, знаний и куль­туры» Международного конгресса социологов в 1983 г., в рамках темы «Новый мировой информационный и коммуникационный порядок», было сказано, что факторами, которые, в действительности, управля­ют производством и распределением информации, являются основ­ные императивы социально-экономического развития.

Прежде всего это социальные ценности как итог взаимодействия сил и интересов, обсуждаемых в рамках нашей темы, и лишь во вторую очередь про­фессиональные стандарты прессы, связанные с понятиями новости, оперативности, сенсационности.

7. Судебная власть и пресса

Эта проблема примыкает к вышеизложенным, но, по-видимому, яв­ляется менее однозначной. Во многих странах ведутся дискуссии, на какой стадии расследования уголовных дел допускать прессу к инфор­мации.

Сюда же примыкает вопрос законности допуска прессы, в т. ч. электронной, на судебные заседания. Проблема прав личности на ин­формацию пересекается тут с проблемой утечки информации во вред судебному процессу: обилие информации в прессе способно оказать своеобразное давление на присяжных. Две страны, Англия и США, являют прямо противоположные примеры решения вопроса.

В Анг­лии материалы по делу не публикуются до начала процесса, а во вре­мя процесса публикуются исключительно стенографические отчеты из зала суда. В Америке разрешена прямая трансляция из зала суда. Однако можно привести и иной пример, когда освещение прессой опе­рации по нейтрализации террористических акций является информа­цией для террористов.

В последнее десятилетие XX в. на публичное обсуждение вышла проблема «информационной безопасности». Не исключено, что для решения подобных проблем прежде всего будут задействованы ресур­сы государства — еще один аргумент в пользу того, что роль государст­ва в этом процессе будет усиливаться.

Подытожим тему и отметим, что пресса вписывается в структуру властных институтов, исходя из своей основополагающей характеристики, связанной с тем обстоятельством, что она участвует в разработке стратегии и тактики социального развития. Реальные ее отношения с остальными ветвями власти зависят, прежде всего, от того, что пресса делает прозрачными сами механизмы их деятельности. По тому, в какой мере открыты эти ветви власти для «четвертой» — для средств массовой коммуникации, — можно судить о степени демо­кратичности социума; о степени проработанности механизма зако­нов, регулирующих эти взаимоотношения; о силе общественного мне­ния, рупором которого, в частности, выступает пресса; о понимании журналистами своего места в механизме функционирования совре­менной демократии.

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: