Выкуп пленных и набег Абу Суфйана

Выкуп пленных и набег Абу Суфйана

Ценнейшую частью добычи, полученной при Бадре, составляли пленные мекканцы, так как выкуп за пленного равнялся цене нескольких верблюдов. Здесь же в плен попали представители всех богатых мекканских семей, и выкуп за каждого был положен в 100 укий (серебра), т. е. 4000 дирхемов, или примерно 400 динаров, а это равнялось цене 80 взрослых верблюдов. Естественно, что многие были не в состоянии внести такой выкуп, некоторых из них по просьбе Мухаммада освободили без выкупа, другие взамен выкупа обучали грамоте детей мусульман.

Ситуация была щекотливой: в плену оказались ближайшие родственники мухаджиров и самого пророка, среди них были его дядя ал-Аббас, двое двоюродных братьев, Науфал ибн ал-Харис и Акил ибн Абу Талиб (родной брат Али), Сухайл ибн Амр ал-Джумахи, и Абу-л-Ас ибн ар-Раби, муж Зайнаб. Мухаммад потребовал от ал-Аббаса заплатить выкуп не только за себя, но и за племянников и халифа (союзника) его рода, попавшего в плен, сказав: «Ты человек богатый». Ал-Аббас пытался сослаться на то, что втайне он мусульманин, но скрывал это от родичей, на что Мухаммад резонно ответил: «Аллах лучше знает о твоем исламе. Если то, что ты говоришь, – правда, то Аллах тебя вознаградит за это, а по тому, что всем видно, – ты был против нас – так выкупай себя». Тогда ал-Аббас попросил зачесть в счет выкупа отобранное у него золото (800 динаров) и снова получил ответ: «Это то, что дал нам от тебя Аллах, великий и славный». В других случаях Мухаммад оказался добросердечнее: отпустил без выкупа двух несостоятельных пленников из бану ал-мутталиб и одного из джумах. Когда любимая дочь Зайнаб прислала в выкуп за своего мужа ожерелье, подаренное Хадиджей, растроганный Мухаммад отпустил Абу-л-Аса безвозмездно.

Целый месяц в Медину приезжали родственники пленных, чтобы их выкупить. Только после того как основная масса пленников вернулась в Мекку, Абу Суфйан решил исполнить свою клятву отомстить за Бадр. С четырьмя десятками всадников он приехал в ночь на 12 июня в восточную часть оазиса к горе Сайб. На рассвете мекканцы совершили набег на ал-Урайд, убили на поле одного мусульманина и его работника, подожгли пальмы или посевы и сразу же повернули в Мекку.

Мухаммад, спешно собрав двести человек, бросился в погоню и почти настиг мекканцев на второй день пути, но они, чтобы освободиться от лишнего груза, бросили мешки с савиком (походная пища из вареной пшеницы с финиками) и оторвались от погони. Подобрав эти трофеи, по которым набег вошел в историю как «день савика», мусульмане через день вернулись в Медину, и 10 зу-л-хиджжа Мухаммад зарезал традиционное жертвенное животное, как было принято во время хаджжа в Мекке.

Победа при Бадре придала Мухаммаду решимость распространить свое влияние за пределы оазиса, на районы восточнее и северо-восточнее Медины, где в 80 км от Медины должны были собраться племена бану сулайм и гатафан, но, никого не встретив, через 15 дней возвратился в Медину со стадом в 500 верблюдов, захваченных по пути. Через три месяца также закончились два похода на другие группы тех же племен. По-видимому, истинной причиной организации этих походов было стремление нарушить сирийскую торговлю мекканцев, которые после поражения при Бадре пытались использовать пути восточнее Хиджаза. В этом случае такие бесплодные на первый взгляд походы могли оказать определенное воздействие на мекканцев.

Во второй половине ноября мекканцы под большим секретом снарядили небольшой караван с серебром, которое добывалось в Йемене. Он должен был выйти на иракскую дорогу необычным безводным путем, проходимым лишь в зимнее время, и обойти зону, досягаемую для мусульман. Он, несомненно, и прошел бы незамеченным, если бы один из бедуинов племени гатафан, знавший об этом, не проговорился спьяна в винной лавке мединского иудея, куда захаживали и мусульмане. Мухаммад тотчас послал на перехват сотню всадников во главе с Зайдом ибн ал-Харисой. Около ал-Карады, на пути к ар-Рабазе, Зайд внезапно напал на караван. Немногочисленное сопровождение разбежалось, только проводник и один курайшит попали в плен; мусульманам досталась солидная добыча, около 100 тыс. драхм (около 500 кг), из которых 20 тысяч поступило в распоряжение Мухаммада как главы общины.

Изменения в образе жизни

Как мы видим, за один год Мухаммад не только поднял свой авторитет политического главы Медины благодаря нескольким победам, но и стал заметно состоятельнее. В Медину он прибыл с тем, что было на нем, и долго не имел собственного жилища. Все семь месяцев, что строились мечеть и дом при ней, Мухаммад жил у Абу Аййуба Халида ибн Зайда, одного из 70 мединцев, присягнувших в Акабе. Абу Аййуб предоставил ему верхнюю часть дома, а его жена носила пищу, приготовлявшуюся для семьи, и, как вспоминала потом, Мухаммад был не привередлив и все хвалил.

Только весной 623 г. Мухаммад послал Зайда ибн ал-Харису в Мекку за семьей. С этого момента ему пришлось содержать жену и двух взрослых дочерей и одного или двух рабов. Какими денежными средствами Мухаммад располагал в это время, мы не знаем. Ал-Балазури сообщает, что для перевозки семьи он дал Зайду двух верблюдов и 500 дирхемов, которые, по свидетельству Аиши, ему ссудил Абу Бакр. Участок для дома около мечети ему подарил один из мединцев. Видимо, единственным надежным источником средств были помощь Абу Бакра и добровольные подношения состоятельных мусульман. Образ жизни главы общины был совершенно спартанский, и гораздо скромнее, чем у многих его последователей.

Первым шагом отступления от прежнего аскетизма была женитьба на младшей дочери Абу Бакра Аише. Она была сговорена еще в Мекке, когда ей было лишь 6 лет. Мать девочки осмелилась заметить, что у них есть дочери и постарше, но Абу Бакр дал ему согласие. Такие ранние сговоры были обычными, а вот была ли обычной женитьба на девятилетней девочке – сказать трудно.

Никакого свадебного торжества при этом не было. По рассказу самой Аиши, все происходило следующим образом: «Мы приехали в Медину, и Абу Бакр поселился в ас-Сунхе у бану ал-харис ибн ал-хазрадж. Пришел посланник Аллаха и вошел в наш дом, и собрались к нему мужчины из ансаров и женщины. Моя мать пришла ко мне, а я качалась на качелях между двумя ветками, она меня сняла, поправила мою прическу, сполоснула мне лицо водой, потом повела меня, а когда я оказалась около двери, остановилась со мной, потому что я немного запыхалась, потом ввела меня, а у нас в доме на сиденье сидит посланник Аллаха… Она посадила меня в его комнате и сказала: " Вот твоя семья, пусть они будут благословенны Аллахом для тебя и ты благословенна для них". Тут мужчины и женщины встали и вышли. И вошел посланник Аллаха ко мне в моем доме, и не закололи жертвенное животное и не зарезали ради меня овцу. А было мне тогда девять лет. Только прислал нам Са‘д ибн Убада блюдо, которое обычно присылал посланнику Аллаха». Следует добавить, что ни один источник не упоминает свадебного подарка Мухаммада Аише. Мухаммад, несомненно, любил Аишу и как первую жену-девственницу, которую познал на склоне лет, и как дочку, милого, проказливого ребенка, которого любили и появившиеся позже другие, взрослые жены. Мухаммад баловал ее и делал подарки, но в тот момент, видимо, у него просто ничего не было.

Когда же Мухаммад после Бадра выдал свою младшую дочь Фатиму за Али, то прямо сказал ему: «Сделай ей подарок». Услышав от Али, что у него ничего нет, Мухаммад посоветовал: «Продай кольчугу, которую я тебе подарил». У Али в доме тоже было пусто, как передавали с его слов, у них была только кожаная подстилка, на одном конце которой они спали, а на другом – Фатима месила лепешки.

Но успехи года, последовавшего за Бадром, явно оказали влияние на аскетического проповедника, который стал входить во вкус некоторых излишеств. Конечно, не следует думать, что весь хумс превращался в собственность Мухаммада. Он им распоряжался, а не пользовался: богатство в тех условиях только тогда было основой власти, когда его раздавали, а не накапливали. Но даже доля рядового воина была заметной при той скудной жизни. Во всяком случае, в феврале – марте 625 г. Мухаммад смог взять в жены сначала дочь Умара, Хафсу, первый муж которой заболел и умер во время похода к Бадру, а через месяц Зайнаб бинт Хузайма, муж которой скончался от раны на обратном пути из Бадра.

Не будем подходить к этому с точки зрения христианской морали и сразу обвинять Мухаммада в сластолюбии, как это иногда делают европейские исследователи: многоженство существовало задолго до него и в значительной степени было проявлением престижа, одним из атрибутов власти, способом скрепления политических союзов. С такой точки зрения женитьба на дочерях Абу Бакра и Умара могла иметь чисто политические причины, быть продиктованной желанием сплотить наиболее близких сподвижников (в том же году Мухаммад выдал свою дочь Умм Кулсум за Усмана). Даже женитьбу на Зайнаб, не курайшитке, можно объяснить благим желанием устроить вдову сподвижника, которая иначе осталась бы без средств к существованию.

Однако некоторые детали свидетельствуют не в пользу Мухаммада. Буквально через несколько месяцев после описанных выше браков Хафса застала Мухаммада со своей служанкой и возмущенно сказала: «Эй, посланник Аллаха! Что же это – в моем доме и на моей постели?! » Тот ответил: «Молчи! Клянусь Аллахом, никогда не приближусь к ней, только никому не рассказывай об этом». Но Хафса все-таки рассказала о случившемся Аише, и Мухаммад объявил Хафсе, что разводится с ней. Умар стал выяснять, чем провинилась его дочь, и все это вызвало неблагоприятный отклик в общине. В конце концов, Мухаммад объявил, что Джабраил запретил ему разводиться с Хафсой из-за ее благочестия.

Теперь, когда в доме появились четыре жены со служанками, весь образ жизни Мухаммада должен был измениться, хотя быт оставался скромным. Прежняя его сосредоточенность на одной цели неминуемо должна была исчезнуть. В коранических проповедях начинают появляться отклики на семейные неприятности, которые никак не объяснить особым экстатическим состоянием пророка.