Сравнение семейных и социальных взаимоотношений 4 глава

Силы совместности — индивидуации

Критическим показателем функционирования эмоциональной системы является баланс сил совместности - инди-видуации. Эти две силы уравновешивают одна другую. В спокойные периоды обе силы работают, как одна команда, ничем себя особо не выдавая. Силы совместности питает универсальная потребность в любви, одобрении, эмоциональной близости и согласии. Силы индивидуации возникают из желания быть продуктивным и автономным индивидуумом, действующим самостоятельно, а не под давлением группы. Любая имеет запас

 

сил совместности и пропорциональный ему запас сил инди-видуации, которые создают жизненный стиль, или «норму» для определенной группы в данный момент времени. Оптимальное функционирование достигается при примерном равенстве обеих сил и при условии, что эта система может гибко адаптироваться к изменениям. Если рассмотреть ситуацию, когда группа сплачивается, чтобы снизить общий уровень тревоги, то новый баланс может установиться в соотношении 55% или даже 60% со стороны совместности и 40-45% со стороны индивидуации, что становится новой нормой для данной группы на этот период. Эти конкретные цифры используются только для того, чтобы проиллюстрировать сам принцип, и они не имеют никакого другого значения, кроме прояснения самой идеи баланса сил.

Эти две силы находятся в таком хрупком равновесии, что малейшее увеличение любой из них ведет к глубоким эмоциональным потрясениям, сопровождающим процесс перехода к новому балансу сил. Появление эмоционального напряжения свидетельствует о том, что такой переход уже начался, при том что внешняя симптоматика появляется с определенным запаздыванием. Баланс сил очень чувствителен к тревоге. Сдвиг уровня семейного функционирования в сторону совместности может быть проиллюстрирован повышением тревожности у подростка, который начинает требовать для себя больше прав и свобод. Неуверенные в себе родители протестуют, но затем уступают требованиям, чтобы разрядить острую ситуацию. Теперь эта семья находится в равновесии, но на несколько более высоком уровне регрессии. Если провести аналогию с обществом, то этот пример соответствует ситуации, когда тревожная часть электората начинает требовать мира, гармонии, близости, заботы о других, больше прав и ждет принятия соответствующих решений. Силы индивидуации противостоят этому и настаивают на соблюдении принципов личной ответственности и приверженности прежнему курсу. Силы совместности обвиняют сторонников индивидуалистических позиций в иррациональности, жестокости, нелояльности и вредительстве, а силы индивидуации опираются на право личности действовать по собственному усмотрению. Если силы совместности добиваются успеха,

 

силы индивидуации сдают свои позиции и система возвращается к эмоциональной гармонии с новой «нормой» возросшей совместности, пропорционально уменьшившейся индивидуации и немного возросшей регрессии. Если тревожный фон не уходит, силы совместности продолжают оказывать давление, и цикл повторяется. В более спокойные периоды процесс может колебаться вокруг точки равенства сил. Иллюстрацией может служить ситуация в обществе, когда силы совместности превалируют, наступают шаг за шагом, пока пропорция совместности существенным образом не превысит пропорцию индивидуации. После каждого шага устанавливаются новые нормы, стиль жизни меняется, чтобы соответствовать новому уровню совместности, а симптомы регресса усиливаются. Силы совместности продолжают оказывать давление, чтобы повлиять на выборы и назначения политиков и официальных лиц. Сторонники индивидуации терпят бедствие, утрачивают способность принимать решения. Жизнеспособные члены группы устраняются от дел, начинается господство всеобщей эмоциональной реактивности, насилия и хаоса. Финал слишком высокого уровня совместности наступает с уходом жизнеспособных членов группы, присоединения их к другим группам, другим кучкам людей, находящихся в состоянии бессильного страха, где они снова попадают в тесное сообщество, чувствуют себя там настолько отчужденными, что настаивают на совместности, и снова отчуждаются или же впадают в агрессию и начинают с остервенением уничтожать друг друга.

Баланс совместности — индивидуации нарушается также и при возрастании индивидуации. На уровне семьи иллюстрацией движения в сторону индивидуации является ситуация, в которой один ответственный член семьи пытается следовать своим собственным курсом. Например, это может быть мужчина, который старается быть таким мужем и отцом, каким его хочет видеть семья и который обещал сделать для этого все возможное, но у него ничего не получилось. Но когда он пытается стать таким мужем и отцом, который соответствует его собственным представлениям, и когда он, взяв на себя ответственность, делает шаги в этом направлении, он встречает немедленный

 

эмоциональный протест: его упрекают в эгоизме и в том, что он никого не любит. Он может защищаться, контратаковать, просто замолчать — все это не помогает ему сдвинуться с прежнего уровня семейной совместности. Процесс индивидуации идет медленно, сложно, и прогресс ощутим только там, где имеет место твердое решение индивида идти своим курсом, несмотря на понуждения вернуться к прежней совместности. Успешной попытке обычно предшествует нескольких неудачных. Когда он будет в состоянии следовать своим курсом, не раздражаясь на своих оппонентов, семья может использовать последнее средство — интенсивную эмоциональную атаку. И если ему удается сохранить спокойствие, семья также успокаивается и соглашается на его уровень индивидуации. Теперь эта семья имеет гармоничный эмоциональный баланс с несколько более высоким уровнем индивидуации. Когда один из членов семьи делает успешный шаг в обретении своего «отдельного бытия», другие получают возможность сделать то же самое. В малых и больших социальных системах движение в сторону индивидуации инициируется отдельными сильными лидерами, уверенными в своей правоте, в том, что они смогут собрать команду единомышленников, имеющих четкие принципы, на которых будут базироваться их решения в случае усиления эмоционального противостояния. Большая социальная система меняет расстановку противодействующих сил такими же маленькими шагами, как и семейная система; после каждого из них происходит новая балансировка сил совместности - индивидуации. Здесь никогда не возникает угроза слишком большой степени индивидуации. Благодаря потребности человека в совместности ситуация не доходит до критической точки. Общество с высоким уровнем индивидуации обеспечивает своим членам колоссальные возможности роста, оно хорошо справляется с тревожностью, его решения просты и построены на законах и правилах, и оно привлекательно для других людей. Так было в Соединенных Штатах на протяжении всей истории страны. Основатели нации создали сильное законодательство, обеспечившее гарантии соблюдения прав отдельной личности. Эти гарантии были привлекательны

 

для иммигрантов со всего мира. Падение уровня индиви-дуации произошло потому, что лидеры страны стали отступать от принципов. Когда общество вновь охватила тревога, они начали принимать решения, замешанные на сиюминутных эмоциях, и силы совместности снова стали доминировать.

ПРОЯВЛЕНИЯ РЕГРЕССИИ

Процесс регрессии зависит от такого сложного конгломерата сил, что пока еще невозможно разобраться, какая из них самая важная. В ходе этого процесса человек подвергается воздействию определенного типа тревоги. Человек — эмоционально реагирующее создание природы; он чуток к тревоге, как бы этого ни отрицал. Тревога, запускающая регрессию, в большей степени связана с дисгармонией человека и природы, чем с дисгармонией человека с себе подобными, как, например, в случае войны.

Можно выделить несколько проявлений регрессии. Силы совместности начинают подавлять индивидуацию; увеличивается число решений, направленных на снижение сиюминутной тревоги; все шире используется аргументация, построенная на причинно-следственных связях; преобладает сосредоточенность на «правах», исключающая проявление ответственности; уменьшается общий уровень ответственности. Возникает парадокс в отношениях между «правами» и ответственностью. Чем сильнее тревога, тем больше сосредоточенность на «правах», которые забивают «ответственность». Не может быть никаких прав без ответственного большинства, которое гарантировало бы эти права. Чем больше человек сосредоточен на своих собственных правах, тем меньше его интересуют права других. Сосредоточенность людей на правах разрушает саму цель, которой они хотят добиться.

Существует и другой парадокс, связанный с фокусировкой на совместности. Чем сильнее встревоженный человек стремится к единению, тем быстрее угасает у него желание добиться поставленной цели. Люди нуждаются в человеческой близости, но у них возникает аллергия на слишком большое ее количество. Чем выше тревога в обществе,

 

тем больше людей меняют свое местожительство, концентрируясь в конечном итоге в крупных городах. Человек эмоционально отдаляется от окружающего его сообщества, что увеличивает его отчужденность; это вновь усиливает нужду в совместности, что вызывает тревогу по поводу слишком большой близости; в результате возникает большая отстраненность и отчуждение. Люди разными способами реагируют на свою отчужденность в «человеческом муравейнике». Кто-то уходит в полную изоляцию, находясь в самом центре этого скопища людей. Другие, не способные достичь близости с теми, кто им важен и интересен, уходят в замещающие отношения, изредка или на короткое время сближаясь с аутсайдерами и совершенно случайными людьми.

Сексуальность — это один из мощных механизмов достижения близости. По мере того как возрастает уровень тревоги, регрессия и потребность в близости и когда невозможно достичь близости в своей собственной семье, все большее количество людей ищет близости вне семьи, активизируя свои сексуальные контакты. Внебрачный секс становится все более частым явлением, а число разводов постоянно растет. Возраст начала активной сексуальной жизни снижается, все ближе подступая к подросткам и старшеклассникам. Замкнутым людям, чья сексуальность в большой степени существует в фантазии, становятся все более доступны порнография и эротические фильмы. Формы сексуальности, которые ранее не одобрялись обществом и считались перверсией, теперь признаются вполне приемлемыми. Общинное проживание, многие годы оцениваемое обществом как своего рода эксперимент, теперь стало частью обыденной жизни для самых тревожных и наименее стабильных групп молодежи. Сексуальную революцию во всех ее многообразных формах тоже можно считать продуктом регрессии. Другое свидетельство тревоги и регрессии, дополняющее общую картину, — это злоупотребление наркотиками. Еще один продукт регрессии — насилие, являющееся важной составной частью комплекса «тревога - регрессия». Рост насилия в его самых разнообразных формах непременно следует за активизацией сил совместности. Общество, которое пережи-

 

вает регресс, не в состоянии справиться с растущей преступностью иначе, чем через снижение уровня регрессии. В состоянии регресса общество постепенно снижает свои «нормы» в отношении бизнеса, профессионального труда, правительства и социальных организаций в такой степени, чтобы они соответствовали общему регрессу.

Пока регресс делает свое дело, в обществе устанавливаются новые правила поведения. Здесь можно увидеть туже цикличность, которая была подробно описана у подростков с трудностями в поведении. Активная часть общества начинает давить на государственных деятелей. Некоторые из этих запросов доходят до Верховного суда, изменяющего законы таким образом, чтобы они больше соответствовали новому уровню регрессии. Силы совместности также ищут профессионального и научного одобрения для возникающих новых норм. Интересно наблюдать, например, какие аргументы находят профессионалы, чтобы одобрить новый уровень сексуального поведения, заданный сексуальной революцией. Выводы почти всех научных исследований сходятся в том, что сексуальная революция — это эволюционный процесс в направлении к новой более объективной сексуальности и новый шаг к освобождению от сексуального гнета. На самом деле, наивысший пик сексуальной революции пришелся на середину 1960-х годов. Невозможно себе представить, чтобы прогрессивные изменения такой силы произошли настолько быстро. Те, кто считает сексуальную революцию «прогрессивной», указывают на медленные изменения в этом направлении, которые растягиваются на десятилетия. И хотя есть факты, подтверждающие эту точку зрения, я считаю, что изменения такого масштаба могут происходить только в фазе регресса.

В состоянии регрессии проверенные временем принципы и нормы, являющиеся краеугольным камнем демократического общества, также служат предметом спекуляций, что только усугубляет данное состояние. Мы уже говорили о борьбе за «права». Сюда же следует приплюсовать принципы «свободы слова» и «свободы прессы».

 

БУДУЩЕЕ РЕГРЕССА

Регресс останавливается, когда уровень тревоги спадает или когда вызванные регрессом трудности начинают перевешивать тревогу, питающую этот регресс. Человек не хочет отказываться от легкой жизни до тех пор, пока имеется возможность без труда откусывать от общего каравая. Если моя гипотеза общественной тревоги подтвердится, то кризис в обществе будет многократно повторяться на протяжении будущих десятилетий со все нарастающей силой. Человек создает проблемы в окружающей его среде, потому что он таков, каким его создала природа. Окружающая среда — это как бы часть человека; чтобы что-то изменить, он должен изменить свою природу, а такие попытки пока что не приводили ни к чему хорошему. Однако человеку свойственна гибкость, и, возможно, он начнет меняться быстрее, если окажется перед проблемой выбора.

Я думаю, что в историческом плане людей ожидают новые кризисы разной степени интенсивности, что эти кризисы будут отличаться от тех, с которыми человек сталкивался ранее, что их частота будет увеличиваться на протяжении нескольких десятилетий, что их последствия будут зависеть от того, насколько люди справятся с симптомами того или иного кризиса, и что заключительный, главный кризис начнется не ранее середины XXI в. Пережить его будет способен только такой человек, который сможет находиться в наибольшей гармонии с природой. Это прогноз основан на представлении о человеке как инстинктивном существе и на вере в большой потенциал его мыслительной способности. Очень много вопросов возникает по поводу того, как человек может справиться с кризисом в своих отношениях с окружающей средой. Я считаю, что он изменит свой будущий курс, если сможет обрести определенный контроль над своей тревогой, над своими инстинктивными эмоциональными реакциями и начнет конструктивно действовать на основе всех накопленных обществом знаний и всего потенциала логического мышления.

10 Теория

КЛИНИЧЕСКИЕ ПОДХОДЫ И ОЦЕНКИ

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ

ПСИХОТЕРАПЕВТИЧЕСКОЙ

ПРАКТИКИ

 

Глубина разрыва между теорией и практикой в психотерапии поистине удивительна. Теоретические представления психотерапевта о природе и происхождении эмоциональных расстройств направляют весь ход психотерапевтического процесса. Так было всегда, при том что точное определение теории и терапевтического метода появилось не сразу. Первобытные лекари, верившие, что психическое заболевание является результатом воздействия злых духов, выработали свои теоретические представления, на которые и опирался их метод терапии, направленный на освобождение человека от злых духов. В важности теории не приходится сомневаться и сейчас, хотя определить конкретные связи между теорией и практикой достаточно непросто.

В течение почти 30 лет я проводил клинические психотерапевтические исследования. Большая часть моих усилий была направлена на разработку и уточнение теории, а также на разработку таких терапевтических подходов, которые соответствовали бы данной теории. Я был убежден, что результат этой работы существенно дополнит имеющиеся знания и позволит лучше структурировать исследования. Кроме того, я надеялся, что разработка психотерапевтического метода приведет к тому, что исход лечения станет более предсказуемым. В первой части

 

главы обсуждаются причины отсутствия явной связи между теорией и практикой во всех видах психотерапии. Вторая часть посвящена семейной терапии. Некоторые положения разработанной мною теории семейных систем изложены здесь в том виде, в каком они уже были опубликованы (Bowen, 1966; Bowen, 1971). Другие ее положения приведены в немного измененном виде, добавлены новые понятия.

ИСТОРИЧЕСКИЙ ЭКСКУРС

Родоначальником современной психотерапии следует считать Фрейда, предложившего абсолютно новый взгляд на природу и источники эмоциональных расстройств. До него психическое заболевание считалось следствием какой-то неопределенной патологии мозга, что вытекало из общепринятой в медицине структурной модели, объясняющей все болезни. Фрейд ввел новое понятие функционального расстройства, имевшее отношение не к патологии мозга, а к функционированию психики. Его теория строилась в основном на детских воспоминаниях пациентов, подробности которых они излагали аналитику в состоянии тесного эмоционального контакта с ним. В ходе работы состояние пациентов улучшалось. Отношения пациента с аналитиком проходили определенные стадии, и в результате пациент становился более адаптированным к жизни. Фрейд и первые психоаналитики сделали два фундаментальных открытия. Во-первых, они создали новую теорию, касающуюся природы и происхождения эмоциональных расстройств. Во-вторых, они впервые разработали четкую концепцию переноса и определили терапевтическое значение беседы. Хотя консультирование и «беседы о проблемах» существовали и до этого, именно психоанализ построил концептуальную структуру «психотерапевтических отношений», что и привело к возникновению профессии психотерапевта.

Не многие исторические события повлияли на мышление людей в такой степени, как психоанализ. Это новое знание о человеческом поведении постепенно вошло в психиатрию, психологию, социологию, антропологию

 

и другие дисциплины, касающиеся человеческого поведения, а также в поэзию, прозу, драматургию и другие произведения искусства. Психоаналитические понятия стали восприниматься как фундаментальная истина. Несмотря на такой успех, психоанализ столкнулся и с осложнениями в своих попытках интегрироваться с другими областями знания. По специальности Фрейд был невропатологом. Он понимал, что имеет дело с теоретическими допущениями и что введенные им понятия не имеют прямой логической связи с медициной или другими общепринятыми научными дисциплинами. Его понятие патологии «психо», описанное по типу медицинского термина, оставило нам концептуальную дилемму, не решенную и поныне. Фрейд пытался связать свои понятия с медицинскими, но не находил таковых. Для теоретического осмысления своих наблюдений ему приходилось использовать модели, не согласующиеся с имеющимися в других науках. При построении таких моделей он опирался на свои широкие познания в области литературы и искусства. Яркий пример — эдипов комплекс, целиком вышедший из литературы. Модели Фрейда точно отражали его клинические наблюдения и представляли собой микрокосм человеческой натуры, однако его теоретические положения имели под собой совсем другие источники. Поэтому для его последователей мыслить в терминах, синонимичных терминам медицины или других традиционных дисциплин, оказалось очень трудной задачей. В сущности, Фрейд революционно концептуализировал новый раздел знаний, имеющий своей предметной областью человеческое поведение, не заботясь о какой-либо логической связи с медициной или другой наукой. Это знание было популяризировано общественными науками и искусством, но лишь немногие из новых понятий проникли в фундаментальные науки, что еще больше отдалило психоанализ от признания с их стороны. В течение XX столетия теория и практика психоанализа претерпели заметные эволюционные изменения. Последователи Фрейда были скорее учениками, чем самостоятельными учеными. Они упустили из виду, что его теория основана на допущениях, на которые они стали опираться, как на твердо установленные факты. И чем больше было

 

стремление принять эти допущения за факты, тем сложнее было поставить вопрос об их теоретических предпосылках. Довольно скоро ученики перестали соглашаться друг с другом по некоторым положениям теории (что вполне предсказуемо в системе человеческих отношений) и начали разрабатывать новые «теории», «концепции» и формировать «научные школы», основанные на этих различиях. Они так преувеличивали эти «различия», что вовсе забыли о том, что все они следуют широким допущениям Фрейда. Разные ветви дерева тратили свои жизненные силы на отстаивание провозглашенных ими «различий», упустив из виду, что питают их одни и те же корни. С течением времени увеличивается и количество ветвей, и число выявленных различий.

Впрочем, вопрос о «терапевтическом отношении» порождает еще больше различных мнений. Фрейд построил фундаментальную теорию терапевтических отношений. При этом практикующий аналитик волен самостоятельно разрабатывать методы и методики применения данной теории к практике. В разработке вариантов терапевтического метода и методик проявляется гораздо больше терпимости, чем в модификации теории. Психоаналитики сохраняют верность строгому значению понятия переноса, который трактуется по-иному, чем излишне популяризированное понятие терапевтических отношений. Различия существуют, но акцент на различиях затушевывает общность оснований. Групповая терапия — наглядный тому пример. Она развивалась преимущественно из теории терапевтического отношения, но опиралась также и на фундаментальные теоретические представления о природе эмоциональных расстройств. Все возрастающее количество профессионалов-специалистов в области психического здоровья опирается сразу на все существующие концепции и терапевтические подходы, но два теоретических положения психоанализа остаются для них непреложными. Согласно первому, эмоциональные расстройства коренятся в отношениях между людьми. Согласно второму, терапевтическое отношение есть универсальный способ лечения эмоциональных расстройств.

Можно привести и другие иллюстрации разрыва теории и практики. Фундаментальные науки долго относились

 

к психоанализу и психологической теории как к ненаучным дисциплинам, основанным на гипотезах, не допускающих критической научной проверки. В такой критике есть доля истины. Психоаналитики и психологи защищались, утверждая, что предметная область их исследования иная и что не все общие правила к ней применимы. Они ввели термин «общественные науки», и было проведено много исследований, чтобы доказать, что они действительно научны. Основные надежды были связаны с появлением методов научной обработки случайных и противоречивых данных. Если этот метод применяется достаточно последовательно в течение некоторого времени, то в конце концов появляются данные и факты, приемлемые с точки зрения фундаментальной науки. Однако этого не случилось. Спор продолжался на протяжении всего XX столетия. Психологи согласились принять допущения психоаналитиков в качестве достоверных фактов и считать, что использование научного метода вводит эту область знаний в корпус науки, но ученых-естественников переубедить не удалось. В том же состоянии исследования психического здоровья пребывают и по сей день. Как правило, руководители научных исследований и эксперты фондов по финансированию науки убеждены, что во главе угла должен стоять научный метод, и это закрепляет существующее положение вещей. Моя позиция такова: чувства невозможно подвести под формулу, чтобы на основе этого их можно было бы признать потом научным фактом. Моя позиция базируется на убежденности в том, что человеческое поведение является частью природы и так же познаваемо, предсказуемо и воспроизводимо, как и любое другое природное явление; но при этом исследования должны быть направлены на наведение мостов с другими областями науки, а не на применение естественно-научных методов к субъективным данным о человеческом поведении. Этот конфликт мне хорошо известен по собственным исследованиям в области психических заболеваний. Таким образом, я уверен, что исследования психоэмоциональных расстройств внесли свой вклад в отделение теории от практики и в представление о том, что психологическая теория строится на базе уже доказанных фактов.

При подготовке профессионала-специалиста по психиатрии существует определенная тенденция на сохранение разрыва между теорией и практикой. В начале XX в. популярность психоанализа росла, но психиатрия в целом, равно как и общественное мнение, относились к нему отрицательно. К 1940-1950-м годам психоаналитическая теория стала преобладать над остальными теориями. Однако студентам, обучавшимся в это время психоанализу, пришлось столкнуться с целым спектром разных «теорий», причем все они имели весьма незначительные различия и основывались на одних и тех же фундаментальных для психоанализа понятиях. Их учили, что психоаналитическая теория является научно доказанным фактом, а терапевтическое отношение — это единственно возможный способ лечения эмоциональных расстройств. Те студенты стали теперь авторитетными преподавателями. Количество же ответвлений от классического психоанализа продолжает расти. В 1950-е, а еще более в 1960-е годы было множество выступлений против психоанализа со стороны тех, кто использовал фундаментальные понятия психоанализа в теории и на практике. Сегодня мы видим перед собой «эклектика», который говорит, что единой, адекватной для всех ситуаций теории не существует, а поэтому он отбирает в каждой из них то, что лучше всего подходит для данной клинической ситуации в данный момент.

Я считаю, что все эти различия укладываются в основные рамки психоанализа, а эклектические кульбиты более важны для самого психотерапевта, чем для его пациента. Стандартные программы подготовки специалистов по психиатрии включают очень незначительное количество установочных лекций по теории в качестве дополнения к основному курсу. Большая часть времени затрачивается на обучение установлению терапевтического отношения, умению разобраться в собственных эмоциональных проблемах, выработке навыков самоконтроля во взаимоотношениях с пациентом. В результате такой подготовки получаются профессионалы, ориентированные на терапевтическое отношение, которые считают, что знают природу и происхождение эмоциональных расстройств, которые не в состоянии усомниться в теоретических основах своей пред-

 

метной области и которые считают, что терапевтическое отношение является основным способом лечения эмоциональных расстройств. Общественность, страховые компании и лицензирующие органы начали принимать такую теоретическую и терапевтическую позицию и потому стали более уступчивы в вопросе страховых выплат за оказание психотерапевтических услуг. Психотерапевты, учителя, полиция, суды и всякого рода агентства социальной помощи теперь тоже склонны принимать основные допущения теории психоанализа и базирующейся на нем психотерапии.

Специалисты в области психиатрии имеют самые разные мнения относительно важности теории. На одном краю спектра мнений находится небольшая группа психотерапевтов, серьезно изучающих теорию. Значительно больше специалистов могут детально разобрать любое теоретическое положение, но используемые ими терапевтические подходы вполне могут даже противоречить этой теории. Еще больше специалистов относятся к теории как к чему-то давно устоявшемуся и общепринятому. В этом смысле они похожи на первобытных лекарей, которые знали, что болезнь вызывают «злые духи». Для них профессиональная работа заключается в нахождении все более тонких техник для выведения наружу «злых духов». На другом краю спектра — психотерапевты, которые не признают теорию вообще; они считают, что усилия теоретиков завершаются post hoc объяснениями интуитивных действий в режиме терапевтического отношения и что наилучшего результата в терапии достигает тот, кто умеет «оставаться собой» в отношениях с пациентом.

Представляя свои идеи о разрыве между теорией и практикой в профессиональной деятельности психиатров, я неизбежно заострял некоторые моменты, чтобы сделать свою позицию более ясной. Я считаю, что психоаналитическая теория, включая теорию переноса и теорию ведения терапевтической беседы, все же является единой теорией, объясняющей природу и происхождение психоэмоциональных расстройств, и что другие многочисленные теории делают упор скорее на несущественных различиях, чем на различиях в фундаментальных понятиях. Я убежден,

Теор

 

что использование Фрейдом несогласующихся теоретических моделей имело своим результатом то, что психоанализ стал областью знания, поделенной на отсеки, а это, в свою очередь, не позволило последователям Фрейда навести теоретические мостки к общепризнанным научным дисциплинам. Психоанализ привлекал к себе людей, которые были по своему складу скорее учениками, адептами, чем учеными. Он превратился в замкнутое направление со своим собственным «научным» методом, более напоминающее догму или религию, чем науку. Психоанализ накопил достаточно новых знаний, чтобы стать частью научного движения, но практикующие психоаналитики предпочитают состоять в замкнутых эмоционально связанных группах, напоминающих семью или религиозную секту. Члены подобной замкнутой группы тратят много времени на определение своих внутригрупповых «различий» и на защиту догмы, которая в этом не нуждается. Они настолько поглощены этим внутригрупповым процессом, что не в состоянии ни породить новое знание внутри группы, ни принять знание извне, поскольку оно могло бы поколебать догму. В результате эти группы дробились на все более мелкие, а новое поколение эклектиков пытается пережить дробление с помощью своего эклектизма.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: