Оценки статистики разных эпох

Есть основания полагать, что культура Руси изначальной в целом была такова, что на её основе люди в большинстве своём в их личностном развитии достигали типа строя психики «зомби». Это утверждение основывается на том, что в отсутствие аналогов нынешних СМИ для большинства населения Руси изначальной та культура, в которой они жили, была безальтернативно традиционной и потому её нормы входили в их психику в качестве автоматизмов поведения, а сознание их было занято другими сторонами жизни и им не было в подавляющем большинстве случаев дела до выявления и сопоставления друг с другом идеалов и организационных принципов жизни разных обществ. Своё для большинства из них было лучшим потому, что оно — своё, а не потому, что идеалы и организационные принципы других культур несли в себе те или иные пороки, а своя культура была от этих пороков свободна, и этот факт осознавался так или иначе всеми; но то же касается и отношения к порокам своей культуры, к неразвитости её в каких-то аспектах. Главный принцип — «это — своё, привычное и потому хорошее: чужого нам не надо…».

А бездумно автоматически цепляясь за исторически сложившуюся традицию, не понимая накопленных в ней ошибок и достижений, — невозможно отвечать вызовам времени.

Кроме того, надо понимать, что носители типов строя психики животного и «зомби» наименее эффективны в качестве управленцев[65]. Поскольку общины в целом были заинтересованы в качественном управлении, то к руководству повседневными делами общин приходили наименее зомбированные из числа общинников люди: т.е. носители демонического и человечного типов строя психики. То же касается и формирования древнерусского жречества как «профессиональной корпорации».

В жизни общества никакие принципы не работают сами по себе, помимо деятельности и бездеятельности людей, это общество составляющих.

Безусловно, что и те, кто становился властью — князьями и жрецами — чувствовали и в некоторых образах осознавали своё личностно-психологическое отличие от остальных общинников[66].

И в те времена люди тоже путешествовали не только по торговой надобности[67], а для того, чтобы свет и людей посмотреть, и себя показать. Т.е. общение представителей разных культур имело место, хотя и было не таким интенсивным, как ныне. Поэтому было взаимопроникновение культур друг в друга как в аспекте переноса знаний и навыков, так и в аспекте переноса вещественных произведений культуры. Соответственно взаимопроникновение разных культур друг в друга не могло оставаться не замеченным для представителей сферы управления на Руси, и те два качественно разнородных меньшинства, которые достигали демонического типа строя психики и человечного типа строя психики, не могли быть удовлетворены образом жизни своего общества.

· И для носителей демонического типа строя психики, которые становились руководителями общин, рабочих артелей и военных дружин, а также входили в концептуально-власт­ную деятельность, было ощутимо и понятно (вне зависимости от того, какой терминологией они пользовались), что толпо-«элитар­ная» организация жизни, чуждая Руси изначальной, для управленцев-эгоистов, — объективно отличающихся от остального общества в аспекте организации их психики, — более предпочтительна, поскольку трудиться управленцам приходится меньше, уровень личной безопасности выше, производственная отдача толпо-«эли­тар­ного» уклада (за счёт какого ни на есть технико-техноло­ги­ческого прогресса) и его особая отдача для «элиты» — в целом выше, нежели у общинного уклада вообще, и русского, в частности. Но это утверждение, касаясь общинного уклада, не носит абсолютного характера, а содержит в себе умолчание: «при количественном преобладании в обществе нечеловечных типов строя психики» — это уточнение весьма значимо, но оно не могло быть осознано в те времена.

· Кроме того, для носителей демонического типа строя психики, которые входили в знахарскую — концептуально-власт­ную — деятельность, с началом их обособления от Бога, не было принципиальной разницы в том, какая эгрегориальная[68] система с каким информационно-алго­ритмичес­ким наполнением является источником и средством осуществления ИХ власти: т.е. любое вероучение как инструмент осуществления ИХ власти над остальным обществом ИМ было приемлемо, а предпочтение при таком подходе отдаётся тому вероучению, которое представляется наиболее эффективным именно в качестве инструмента осуществления СВОЕЙ власти. То, что при этом они сами, связавшись с неким вероучением, могут оказаться во власти его и его хозяев, — это обстоятельство в силу разных субъективных причин может и не восприниматься либо не оказывать влияния на решение вопроса о выборе вероучения.

Поэтому и князья, и знахари, переставшие быть жрецами (в том смысле, как значение этого термина определено в разделе 8.5), были отзывчивы к тому, чтобы перенять и внедрить культурные наработки соседей, живших в толпо-«элитарном» укладе, который естественным для него порядком порождает «элитарную» государственность как систему профессионального управления на основе тех или иных принципов выделения и воспроизводства в преемственности поколений правящей социальной «элиты» [69].

Носители человечного типа строя психики в том обществе тоже были, но они были малочисленны, и кроме того, та культура миропонимания (т.е. информационно-алгоритмическое обеспечение прикладного характера), в лоне которой жило общество Руси изначальной, была не адекватна человечному типу строя психики: должная культура мышления и миропонимания не успела ещё выработаться[70] — иначе бы языческая Русь не втянулась в кризис.

Поэтому поток деятельности носителей человечного типа строя психики не смог воспрепятствовать вхождению Руси в кризис.

Т.е. если характеризовать культуру Руси изначальной в аспекте воспроизводимого ею в преемственности поколений типа строя психики, то она в большинстве своём воспроизводила тип строя психики зомби. Главным навыком личности в ней было то, что люди в их большинстве были носителями преимущественно психической по своему качеству жизненной практики вхождения в определённое настроение, которое условно и только отчасти можно назвать «транс». Это настроение позволяло человеку вклю­читься в эгрегор, получивший название Русский дух, передать управление ситуацией ему, а тот много чего «знал» и «умел», поскольку сложился на основе «антенного поля», образуемого населением Руси. «Пароли доступа» к такого рода включению — общинные нравственность и этика, о которых речь шла ранее.

В Русских сказках эта специфика взаимоотношений носителя Русского характера и Русского духа отражена в похождениях всевозможных Иванов-дураков: сам Иван мало что знает и мало что умеет, и мало чему желает научиться, но ему во всём везёт, и по сюжету сказки его ведёт нечто незримое, что знает и умеет всё, что необходимо для успеха Ивана-дурака — это эгрегор, именуемый Русский дух[71]. При этом Иван-дурак от умников, которые ему противостоят или которые ему помогают, отличается одним — своим неизменным бескорыстием в отношении окружающих и неподдельной добротой.

Пребывая в этом настроении, представитель Руси мог вступать в бой, будучи почти что полностью невежественным и неумелым во всём, что ныне относится к боевым искусствам, поскольку, когда он пребывал в таком настроении, его эгрегоры были носителями всей алгоритмики необходимых оборонительных и поражающих телодвижений, и через эти же эгрегоры и ноосферу в целом обеспечивался доступ к алгоритмике оборонительных и поражающих телодвижений противника. Вследствие этого при несении в своей психике навыков создания определённого настроения, систематические многочасовые тренировки, состоящие в нанесении ударов ладонями и ступнями по брёвнам с торчащими из них брусками[72] и т.п. и работа с партнёрами, были просто излишними, а стандарт всеобщей телесной развитости и грациозности на Руси был гораздо выше нынешнего — в силу иного образа жизни и иного характера труда. Под взглядом ребёнка, пребывающего в таком настроении, может драпать толпа взрослых недочеловеков (в смысле типа строя психики), — не разумея, что происходит, и забыв о своих агрессивных намерениях под воздействием охватившего её ужаса, — потому, что Бог действительно не в силе, а в Правде.

И когда былины повествуют о том, ч­то тот или иной русский богатырь в одиночку разогнал или побил если не целое войско, то многочисленный боевой отряд, это не художественный вымысел: это бывало, но это было не столько выражением физической силы и каких-то изощрённых приёмов ведения боя русским богатырём, а результатом воздействия психики индивида, пребывающего в Русском духе, на психику индивидов, в Русском духе не пребывающих[73]; а физическая сила и освоенные приёмы ведения боя были только подспорьем этому, хотя и в аспекте пластики тела и грациозности они превосходили своих противников[74]. Поэтому, чем больше враг знал и умел в смысле владения боевыми искусствами, и чем был более настырен в своей агрессивности, — тем больше у него было шансов покалечиться и убиться в агрессии против носителей Русского духа[75].

Естественен вопрос: Куда это всё делось в последующие времена? — Ответ прост: Под воздействием обстоятельств, порождённых библейским проектом глобализации, в преемственности поколений изменились нравы и этика, вследствие чего Русский дух — эгрегор, сложившийся на Руси изначальной, — в повседневности отвергает всех, кто ему нравственно-эти­чес­ки не соответствует. Но если человек восстанавливает в себе нравственность и этику, свойственную Русскому характеру (пусть даже и на непродолжительное время в каких-то обстоятельствах), то он получает его поддержку[76].

В культуре Руси изначальной было много доброго и был потенциал развития. Но поскольку она в преемственности поколений воспроизводила большей частью тип строя психики зомби, то кризис её в процессе соприкосновения с толпо-«элитарной» культурой библейской цивилизации был неизбежен.

———————

Каждый тип строя психики, выражаясь в поведении множества людей — его носителей, порождает качественно определённые субкультуры, совокупность которых и образует культуры народов и человечества в целом в их историческом развитии. С другой стороны, культура, в которой растут дети, формирует статистику распределения взрослого населения по типам строя психики. Поэтому, если крещение Руси в Х веке — объективное благо, вопреки всему тому, что было высказано нами в адрес библейского проекта глобализации ранее, то мы неизбежно должны увидеть прогресс общественного развития после крещения в результате миссионерской и пастырской деятельности клириков РПЦ и подвижничества некоторой части мирян. Прогресс должен выразиться в изменении статистики распределения взрослого населения по типам строя психики в сторону преобладания человечного типа строя психики.

Мы в праве этого ожидать, тем более, что христианские церкви издревле задумывались о сути человека и его достоинстве и излагали своё мнение по этому вопросу в целях вразумления паствы. При этом надо отметить, что мнение христианских церквей по этому вопросу остаётся практически неизменным на протяжении всей истории христианства. Ниже мы приводим мнение православного святителя Игнатия (Брянчанинова, 1807 — 1867), который обосновывает его высказываниями апостолов, что подчёркивает неизменность этого мнения на протяжении без малого 2 000 лет:

«Что такое — человек? На этот вопрос отвечает человекам Апостол: Вы есте церкви Бога Жива, якоже рече Бог: яко вселюся в них, и похожду, и буду им Бог, и тии будут Мне людие (2 Кор. 6, 16). Священное Писание называет всякого вообще человека домом, обителью, сосудом. Тот человек, который не захочет быть домом Божиим, сосудом Божественной благодати, соделывается домом и сосудом греха и сатаны. Егда нечистый дух, — сказал Спаситель, — изыдет от человека, преходит сквозе безводная места, ища покоя, и не обретает. Тогда речет: возвращуся в дом мой, отнюдуже изыдох: и пришед обрящет празден, пометен и украшен. Тогда идет и поймет с собою седмъ иных духов лютейших себе, и вшедше живут ту: и будут последняя человеку тому горша первых [[77]]. Человек не может не быть тем, чем он создан: он не может не быть домом, не быть жилищем, не быть сосудом. Не дано ему пребывать единственно с самим собою, вне общения: это ему неестественно. Он может быть с самим собою только при посредстве Божественной благодати, в присутствии её, при действии её: без неё он делается чуждым самому себе и подчиняется невольно преобладанию падших духов за произвольное устранение из себя благодати, за попрание цели Творца. Апостол, благоговейно созерцая свободу, которую Бог предоставил человекам преуспевать как в добре, так и во зле во время всей земной жизни, говорит: Яко камение живо зиждитеся в храм духовен, святительство свято, возносити жертвы духовны, благоприятны Богови Иисус Христом, в велицем дому мира не точию сосуди злати и сребряни суть, но и древяни и глиняни, и ови убо в честь, ови же не в честь. Аще убо кто очистит себе от сих, будет сосуд в честь, освящен и благопотребен Владыце (1 Пет. 2, 5; 2 Тим. 2, 20, 21). Дана свобода, но воля Божия пребывает неизменною: Сия есть воля Божия — святость ваша, хранити себе самех от блуда, и ведети комуждо от вас свой сосуд стяжавати во святыни и чести, а не в страсти похотней, якоже и языцы, не ведящии Бога. Не призва бо нас Бог на нечистоту, но во святость. Темже убо отметаяй, не человека отметает, но Бога, давшаго Духа Своего Святого в нас (1 Сол. 4, 3-8). Соделывается человек сосудом и жилищем Божиим посредством христианства; устраивается и украшается жилище действием Святаго Духа: вы созидаетеся, — говорит Апостол, — в жилище Божие Духом (Еф. 2, 22). Вожделенно для человека удовлетворение Божественной цели! Вожделенно для человека достижение достоинства, предоставленного ему Богом!

(…)

Естественно, что учение Священного Писания о человеке возвещается и проповедуется единогласно Отцами Православной Церкви. “Мы дом Божий по слову пророческому, Евангельскому и Апостольскому”, — сказал преподобный Марк Подви­ж­ник [[78]]. Святой Иоанн Златоуст говорит: “Благодать Святаго Духа соделывает нас самих, если мы проводим благочестивую жизнь, храмами Божиими, и мы получаем способность молиться на всяком месте”» (В.В. Ванчугов. « Брянчанинов И. “Определение человека”». Из книги Игнатия Брянчанинова «Слово о человеке». Издательство Свято-Введенского монастыря Оптиной Пустыни. М., 1997 г., приводится по публикации в интернете сайте «Социально-гуманитарное и политологическое образование»[79]: http://humanities.edu.ru/db/msg/22100).

Это более многословно, нежели приводившееся ранее высказывание Аль-Газали[80], а церковно-славянский во времена Брянчанинова вне иерархии РПЦ уже был не однозначно понимаем, тем не менее главное понять можно:

· вне молитвенного общения с Богом достоинство человека индивидом недостижимо;

· соделывается человек человеком посредством принятия христианства;

· истинное христианство — вероучение и обрядность православия в его исторически сложившемся виде.

РПЦ вероучительствовала и пастырствовала на Руси без малого 1 000 лет — до краха в 1917 г. библейски-православной культуры и воцерковленной государственности[81]. Поверить в близкую к нулю эффективность церковной педагогики мы не можем: в большинстве своём, если не в X веке, то в XIX веке люди вероучение церкви знали, обрядность соблюдали, по житейским вопросам советовались с приходскими священниками и, тем более, прислушивались ко мнению монастырских подвижников, инаковерующие и убеждённые атеисты были малочисленны[82], а в итоге — катастрофа 1917 г.

Конечно, катастрофа 1917 г. и, прежде всего, февральская (пуримская)[83] революция, положившая ей начало, — плод усилий не простонародья, удерживаемого в невежестве «элитой» и церковью, а дело рук просвещённой «элиты», которая со второй половины XIX века была охвачена «передовыми» идеями либерализма, пришедшего с Запада; а также и разнообразного революционного «нигилизма», тоже пришедшего с Запада. Всё это было аналогично тому, как в X веке только что сложившаяся боярско-княжеская «элита» Руси была охвачена «пере­до­вы­ми» идеями византийства. Либерализм и «нигилизм» в России до 1917 г. — идейное выражение демонического типа строя психики в его благонамеренной разновидности[84].

Т.е. в итоге без малого 1000-летней деятельности РПЦ на Руси, как и в начале её деятельности, в поведении «элиты» решающую роль играли носители демонического типа строя психики, которые были авторитетами для носителей типа строя психики зомби, количественно преобладавших в составе «элиты».

Отличие от «элиты» времён проникновения византийского вероучения на Русь только в том, что «элита» рубежа 1917 г. обрела в приданое к своему строю психики ещё и книжную «мудрость»[85], уходящую корнями в европейскую науку, отколовшуюся от римско-католической церкви в эпоху возрождения и реформации[86]. Вооружённый достижениями атеистической науки демонизм (как одна из составляющих духовной жизни общества) в результате многовековой деятельности РПЦ на Руси стал сильнее, чем был до крещения Руси.

Если говорить о других типах строя психики, то в статистике резко возросло количество опущенных в противоестественность. Одна из причин этого, хотя и не главная, — мотивация принятия византийской веры Владимиром крестителем и его кукловодами[87]: «веселие Руси есть питиё»[88], которое стало элементом программирования психики многих поколений, что не осталось без последствий.

В языческие времена, когда подавляющее большинство населения жило компактно-общин­ным укладом, даже если предположить такую глупость истиной, что веселием Руси действительно было питиё, опущенный в противоестественность тип строя психики не мог быть сколь-нибудь значимым в статистике по следующим причинам:

· жизненный уклад был подчинён сезонной ритмике труда и отдыха (делу — время, потехе — час; весной день — год кормит), иначе — экономическое самоубийство;

· такие алкогольные напитки как пиво, медовуха были сезонными, поскольку долго не хранились (в ходе общинного пира, приуроченного к какой-то календарной дате знахарями, с их помощью можно было «снять стресс», после чего о них до следующего пира можно было забыть), и были они, как и все прочие психотропные вещества, не в свободном обращении, а в монопольном распоряжении жречества-знахарства.

С XV — XVI-го же веков по настоящее время массовое пьянство — непреходящая проблема в жизни Руси, и в таковом качестве она возникла в эпоху кормления на Руси РПЦ и была усугублена «элитарной» государственностью, когда кабаки, став «царёвыми», поощрялись, поскольку быстро и легко пополняли казну, и главное — без каких-либо усилий со стороны правящей «элиты» в деле улучшения хозяйства страны и развития общенародного образования. Кроме того, если в дониконианскую[89] эпоху к табакокурению церковь относилась крайне отрицательно[90], то со времён Петра I, насаждавшего табакокурение, никониане («новообрядцы» — ныне монопольно официальная ветвь православия) стали приобщаться к этой дури-отраве и к концу XIX века в большинстве своём уже курили[91].

Т.е. доля носителей опущенного в противоестественность типа строя психики выросла на порядки именно в период власти над умами и душами РПЦ.

Не лишне упомянуть и о том, что скотский тип строя психики (как своеобразная модификация животного типа строя психики) в языческие времена был нежизнеспособен. В эпоху насаждения рабовладения в формах крепостного права он начал распространяться и к 1917 г. стал играть значимую роль в статистике, что ярко проявилось в ходе революций и гражданской войны.

Оскотинивание людей — процесс, неизбежно сопутствующий распространению и ужесточению рабовладения, которое церковь поддерживала, в том числе и тем, что, настаивая на своём праве торговать благодатью Божией (к тому же торговать монопольно), она на­са­ждала психологическую зависимость паствы от иерархии. Обратный процесс (от скотства к человечности) сам собой не идёт, а требует целенаправленных усилий самих людей, предоставления им определённых знаний и освоения ими определённых навыков, которые они при скотском типе строя психики и соответствующей ему субкультуре (тем более усугублённых опущенностью в противоестественность) сами выработать в своём большинстве не могут.

Те, кто не ушёл в опущенный или скотский тип строя психики, кто не стал демоном, в большинстве своём были носителями типа строя психики зомби (как и в докрещенские времена), вследствие чего они не могли выявлять проблемы в жизни общества и разрешать их созидательно, не ввергая общество в катастрофы: удельно-княжеская раздробленность и «монголо-татарское иго», смута рубежа XVI — XVII веков, церковный раскол, «крымская» война, русско-японская и первая мировая война ХХ века, революции 1905 и 1917 гг.

Сказанное подтверждается тем, что для православно воцерковленных Дух Святой — не наставник от Бога на всякую истину вопреки обетованиям и жизненной практике многих людей (Премудрость Соломона, 1:5; Иоанн, 14:17, 16:13; 1‑е послание апостола Павла Коринфянам, 14:26 — 33), вследствие чего они более, чем за 1 000 лет и не создали своей социологической науки, в русле которой развивались бы естествознание и прикладные дисциплины, и на основе которой строилась бы система образования и была бы успешна политика государства: внутренняя, внешняя, глобальная.

А когда им прямо указывают на жизненную проблематику; ставят вопросы о соотнесении вероучения РПЦ с жизнью как таковой; задают вопросы о причинах расхождения во мнениях исторически сложившихся вероучений, в том числе и о причинах расхождения учения церкви и учения Христа, — то они либо высокомерно молчат, либо запираются в ракушке своего конфессионального вероучения и выдают (если знают) готовые как бы ответы в цитатах или в пересказе мнений церковных авторитетов прошлых времён, и эти ответы в цитатах большей частью — уход от ответов по существу на поставленные вопросы.

Чувства и интеллект отключены, задавлены вероучением, а известная им книжная «мудрость» церковных авторитетов либо не адекватна по своему существу конкретике проблем в жизни общества, либо вообще ничего не говорит о назревших проблемах, в результате чего осмысление жизни как таковой, выявление и разрешение проблем для них оказывается невозможным. Вследствие этого они нуждаются в поводырях по жизни, но иерархи РПЦ, отгородившись от Жизни Библией и традицией истолкования Жизни на её основе, в Жизни сами ничего не видят: «слепые поводыри слепцов…».

Если их всё-таки «достать», то начинается истерика, если собеседники не приемлют их универсальный ответ, даваемый в разных вариациях, смысл которого можно выразить и так:

· наша вера — единственно истинная, и это утверждение — неусомнительно и неоспоримо;

· этот мир — временное пристанище души, поэтому нечего мудрствовать о законах его бытия и пытаться здесь построить рай тем более, что Промысел Божий неисповедим и Бог попускает злу, чтобы испытать нас на стойкость в вере;

· надо быть стойким в вере и тем спасать свою душу, а для этого всё посылаемое Богом в жизни, включая злодейства и неурядицы, надо смиренно перетерпеть.

Это всё в совокупности и характеризует тип строя психики зомби, не внемлющего ни чему в Жизни, что не предусмотрено его программным обеспечением. И этот строй психики на основе византийского вероучения массово воспроизводит РПЦ в обществе со времён своего воцарения на Руси.

По существу сказанное означает:

Если соотноситься со статистикой распределения населения по типам строя психики, то в итоге без малого тысячелетней деятельности РПЦ — к 1917 г. на Руси имел место регресс по качественным показателям в сопоставлении со временами языческой Руси изначальной.

И даже если отвергнуть наши представления о жизни языческой Руси изначальной в докрещенские времена как якобы ничем не подтверждаемый вымысел, то и без этого сопоставления состояние нравов и духовности общества в России на 1917 г. говорит не в пользу РПЦ.

Поэтому не следует удивляться тому, что, когда в результате февральской революции посещение церковных служб перестало быть обязательным, только 10 % нижних чинов в воинских частях, действовавших на фронте, на пасху 1917 г. приняли участие в исполнении РПЦ-шной обрядности. По существу к тому времени простонародье видело в РПЦ одну из главных виновниц своих бед: чуяло её антинародную, античеловечную сущность правильно, и потому отвергло её.

Так сложилось, что итоговую оценку деятельности РПЦ на Руси к 1917 г. дал А.Н. Вертин­ский (1889 — 1957) в очень сильной по своему воздействию поэтической форме. В годы революции он написал стихи, ставшие уникальным романсом-реквиемом, которые он посвятил памяти юнкеров, погибших в Москве в октябре 1917 г. в ходе октябрьского государственного переворота, ещё не успевшего стать Великой октябрьской социалистической революцией:

ТО, ЧТО Я ДОЛЖЕН СКАЗАТЬ[92]

Я не знаю, зачем и кому это нужно, [93]
Кто послал их на смерть не дрожащей рукой?
Только так беспощадно, так зло и ненужно
Опустили их в Вечный Покой!

Осторожные зрители молча кутались в шубы,
И какая-то женщина с искажённым лицом
Целовала покойника в посиневшие губы
И швырнула в священника обручальным кольцом.

Закидали их ёлками, замесили их грязью
И пошли по домам под шумок толковать,
Что пора положить бы уж конец безобразию,
Что и так уже скоро, мол, мы начнём голодать.

И никто не додумался просто стать на колени
И сказать этим мальчикам, что в бездарной стране
Даже светлые подвиги — это только ступени
В бесконечные пропасти, к недоступной Весне!

В этих стихах выразился концентрат непосредственного ощущения всего кошмара истории послекрещенской Руси, а последнее четверостишье — это итоговая оценка жизни Руси под властью византийского вероучения.

И поскольку ко времени написания этого стихотворения-рек­ви­ема РПЦ учила Русь жить без малого 1 000 лет, а эффективность церковной педагогики не была нулевой, то весьма значимо свидетельство А.Н. Вер­тин­ского о событии, изначально нёсшем символичный смысл: «…какая-то женщина с искажённым лицом / Целовала покойника в посиневшие губы / И швырнула в священника обручальным кольцом» — ЭТО ТОЧНО ПО АДРЕСУ И ВПОЛНЕ ЗАСЛУЖЕННО, поскольку «... Бог не есть бог неустройства, но мира. Так бывает во всех церквах у святых» (Новый завет, 1‑е послание апостола Павла Коринфянам, 14:33). И страна может быть бездарной, только если Дух Святой для неё — не наставник на всякую Правду-Истину[94]; а это, в свою очередь, может быть, прежде всего, следствием того, что она упорствует в приверженности ложному вероучению.

Приведённые выше слова апостола Павла обличают исторически сложившееся христианство, включая и православие, как отступничество от Бога: чему учили — то и получили.

Они объясняют и причины краха стойких в вере Византии и Российской империи: дело не в якобы неискоренимой склонности паствы ко греху и не в силе врага рода человеческого; не в якобы близкой к нулю эффективности церковного учительства; не в якобы обречённости Богом праведных на безвинные страдания, ради испытания их в стойкости в вере — дело в том, что вероучение исторически сложившегося христианства, восходящее к Никейскому собору, неадекватно Промыслу, а церковное учительство (педагогика) были достаточно эффективны для того, чтобы порабощать души людей в череде поколений этим вероучением, под властью которого над умами и душами людей и Византия, и Российская империя пришли к краху, запрограммированному стойкостью в отступничестве от Бога.

Неадекватность Промыслу исторически сложившегося христианства проявляется и в том, что в своих вероучительных проповедях и трактатах церковники обходят молчанием и никогда не комментируют в связи с реальными жизненными проблемами общества приведённые слова апостола Павла, будто их и не было вовсе или они ничего не значат в оценках событий в жизни.

Поэтому с того момента, как обручальное кольцо убитой горем женщины было брошено в лицо попу, память о чём в культуре закрепил А.Н. Вер­тин­ский романсом-реквиемом, византийское вероучение на Руси не имеет будущего: всё последующее — его агония.

———————

То, что марксизм — учение беззастенчиво атеистическое, вследствие чего он может быть интегрирован в традиционную православную культуру только за счёт дальнейшей шизофренизации общества[95], это очевидно. Но также очевидно и то, что дорогу марксизму к монопольному господству в сфере идеологии общества проложило само же православие своей неспособностью решать реальные проблемы в жизни. Заклинания социальной стихии в духе «наша вера истинна, Христос терпел и нам [96] велел» не защищают от проблем и неумения их разрешить своевременно в русле Промысла точно так же, как впоследствии СССР не могли защитить заклинания в духе «учение Маркса всесильно потому, что оно верно»[97].

С 1872 г., когда первый том «Капитала» был впервые издан в России на русском языке, по 1905 г., когда разразилась первая революция, прошло 33 года. И это — вполне достаточный срок, чтобы выработать марксизму и его «рецептам» разрешения социальных проблем жизненно состоятельную альтернативу, но православным ни в миру, ни в монастырях до этого не было дела. Политически активная часть общества была в опьянении от марксизма.

«Увлечение марксизмом было в то время повальною болезнью русской интеллигенции, развившейся ещё в 90‑х годах. Профессура, пресса, молодёжь, — все поклонялись одному богу — Марксу. Марксизм с его социал-демократией считался тем, что избавит не только Россию, но и весь мир от всех зол и несправедливостей и принесёт царство правды, мира, счастья и довольства. Марксом зачитывались все, хотя и не все понимали его. Студенческие комнатки и углы украшались портретами великого учителя, а также Энгельса, Бебеля и Либкнехта.

Само правительство ещё так недавно покровительствовало марксизму, давая субсидии через своего сотрудника на издание марксистского журнала. Оно видело в нём противовес страшному террором народовольчеству. Грамотные люди, читая о диктатуре пролетариата Маркса, не видели в ней террора и упускали из виду, что диктатура невозможна без террора, что террор целого класса неизмеримо ужаснее террора группы бомбистов. Читатели не понимали или не хотели понять того, что значилось чёрным по белому.

А легальный марксизм питал идейно подпольную работу “Бунда”[98] и “Российской” партии и очень облегчал им их задачу пропаганды и, стало быть, содействовал их успеху.

Непонимание нарождающегося врага во всём его значении со стороны центрального правительства не могло не отразиться и на местах» (А. Спиридович[99], “Записки жандарма”, Москва, «Пролетарий», 1930 г., репринтное воспроизведение 1991 г., с. 67, 68).

Как можно понять из свидетельства А. Спиридовича:

· марксизм ответил эмоциональному неприятию российской действительности как наиболее просвещённой частью общества, так и изрядной долей простонародья (которая что-то слышала про марксизм),

· но мало кто его знал достаточно полно,

· а его алгоритмику обмана общества и введения его в заблуждение, если судить по литературе тех лет, — вообще никто не понимал. [100]

С 1907 г., когда первая революция, показавшая, что такое марксизм в действии, была подавлена, до 1917 г., когда господство византийского вероучения на Руси потерпело крах, прошло ещё 10 лет: тоже срок не малый, в течение которого можно было бы выработать альтернативную марксизму стратегию разрешения проблем развития России в русле Промысла и начать проводить её в жизнь, но тоже нашлись «дела поважнее». А если считать сроки от упреждающих приход марксизма на Русь призывов Игнатия Брянчанинова созвать церковный Собор[101], чтобы обсудить на нём назревающую проблематику, пути и способы её разрешения, то остаётся сделать вывод, что последние полвека перед крахом империи, РПЦ и светская правящая «элита» просто паразитировали, уклоняясь от выявления и разрешения проблем развития Русской многонациональной цивилизации.

Конечно, появление и распространение марксизма — не стихийно-политическое явление, а проект «мировой закулисы», выражение ведения ею боевых действий против Российской империи с её имперским библейски-православным (как бы русским) проектом глобальной политики средствами первого — третьего приоритетов обобщённого оружия / управления. И для того, чтобы антиимперский, антиправославный, а по целям — антирусский революционный проект достиг успеха в 1917 г., — исторически реальное православие должно было предварительно потерпеть поражение в битве за Россию на уровне первого — третьего приоритетов обобщённых средств управления / оружия.

При этом надо понимать, что никакая личность, ясно осознающая проблематику, пути и способы её разрешения, не способна подменить собой и своею деятельностью такие системообразующие атрибуты культуры общества как его наука и идеология, в каких бы формах наука и идеология в то или иное историческое время ни выражались.

Т.е. вопрос о том, а что бы было, если бы в сентябре 1911 г. заправилы глобальной политики не убили П.А. Столыпина? — не подразумевает якобы упущенной альтернативы в развитии России. — Если бы Столыпина не убили, то, вероятнее всего, что его в скорости отправили бы в отставку под давлением интриганов либо он «сгорел бы на работе», в одиночку преодолевая дурость верноподданных исполнителей[102], а также — и целенаправленный саботаж и вредительство своих политических противников, конкурентов-карье­рис­тов и их периферии в госаппарате; и главное — целенаправленную глобальную библейскую политику, проводником которой в России было масонство, в одиночку преодолеть невозможно, находясь под властью того же библейского эгрегора. Вследствие этого качественно произошло бы то же самое, но, возможно, не в 1914 — 1917 гг., а несколько позднее, и произошло бы на основе в чём-то иной политической сценаристики и в иных исторических декорациях.

Для того, чтобы пережить 20-летие, которое, по мнению П.А. Сто­лы­пина, требовалось для завершения его реформ и модернизации России, необходима была идеология реформ и жизни реформированного общества, которая стала бы известна всему обществу, стала бы иде­алом и поддерживалась бы политически активной социальной группой, а не только юриспруденцией и административными рычагами государства под воздействием воли самого П.А. Сто­лыпина, одного которого на 20 лет реформ всяко бы не хватило. Не говоря уж о том, что П.А. Столыпин и Николай II далеко не во всём были правы в своих реформаторских устремлениях, вследствие чего реформы, разрешая одни проблемы, создавали другие проблемы — не менее тяжёлые. Т.е. воплощение в жизнь альтернативы требовало, во-первых, большой Идеи — альтернативной «мраксизму» и более мощной, чем марксизм, и во-вторых, — широкого политического движения на основе освоения этой Идеи.

Понятно, что после революций 1917 г. в эпоху господства над умами большинства населения беззастенчивого атеизма статистика распределения общества по типам строя психики не могла стать лучше и не стала лучше, чем она была в языческие докрещенские времена и в эпоху господства идеалистического атеизма в форме православия.

Эта статистика ярко проявилась в действии в 1990‑е гг., когда сдерживающие факторы в виде господства государственной иде­о­логии и органов государственности СССР рухнули и людям — каждому персонально — представилась возможность беспрепятственно[103] показать, кто есть кто. В условиях беспрепятственности в 1990‑е гг.:

· Бóльшая часть населения показала, что они по организации их психики — зомби, не способные к общественно-политическому творчеству и самоорганизации с этой целью.

· Новая правящая «эл

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: