Сергей Федорович Платонов. Полный курс лекций по русской истории
http://www.pstbionline.orthodoxy.ru/books/platonov.rar ОГЛАВЛЕНИЕ Введение (Изложение конспективное) Очерк русской историографии Обзор источников русской истории--------------------------------------------------------------- Петроград. 5 Августа 1917 г. Печатный источник: С. Ф. Платонов. Полный курс лекций по русской истории. Издание 10-е OCR, Spellcheck: Максим Пономарёв---------------------------------------------------------------
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Предварительные исторические сведения. -- Киевская Русь. -- КолонизацияСуздальско-Владимирской Руси. -- Влияние татарской власти па удельную Русь.-- Удельный быт Суздальско-Владимирской Руси. -- Новгород. -- Псков. --Литва. -- Московское княжество до середины XV века. -- Время великого князяИвана II] Предварительные исторические сведения Древнейшая история нашей страны Русские славяне и их соседиПервоначальный быт русских славян
Киевская Русь Образование Киевского княжества Общие замечания о первых временах Киевского княжества Крещение Руси Последствия принятия Русью христианства Киевская Русь в XI--XII веках
Колонизация Суздальско-Владимирской Руси Влияние татарской власти на удельную Русь Удельный быт Суздальско-Владимирской Руси Новгород Псков Литва Московское княжество до середины XV века Время великого князя Ивана III ЧАСТЬ ВТОРАЯ Время Ивана Грозного. -- Московское государство перед смутой. -- Смутав Московском государстве. -- Время царя Михаила Федоровича. -- Время царяАлексея Михайловича. -- Главные моменты в истории Южной и Западной Руси вXVI и XVII веках. -- Время царя Федора Алексеевича Время Ивана Грозного Московское государство перед смутой Политическое противоречие в московской жизни XVI века Социальноепротиворечие в московской жизни XVI века
Смута в Московском государстве Первый период смуты: борьба за московский престал Второй период смуты:разрушение государственного порядка Третий период смуты: попыткавосстановления порядка
Время цар я
Михаила Федоровича (1613--1645) Время царя АлексеяМихайловича (1645--1676) Внутренняя деятельность правительства Алексея Михайловича Церковныедела при Алексее Михайловиче Культурный перелом при Алексее МихайловичеЛичность царя Алексея Михайловича
Главные моменты в истории Южной и Западной Руси в XVI--XVII веках Время царя Федора Алексеевича (1676--1682) ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ Взгляды науки и русского общества на Петра Великого. -- Положениемосковской политики и жизни в конце XVII века. -- Время Петра Великого. --Время от смерти Петра Великого до вступления на престол Елизаветы. -- ВремяЕлизаветы Петровны. -- Петр III и переворот 1762 года. -- Время ЕкатериныII. -- Время Павла I. -- Время Александра I. -- Время Николая I. -- Краткийобзор времени императора Александра II и великих реформ Взгляды науки и русского общества на Петра Великого Положениемосковской политики и жизни в конце XVII века Время Петра Великого Детство и отрочество Петра (1672--1689) Годы 1689-1699 Внешняя политика Петра с 1700 года Внутренняя деятельность Петра с 1700 года Отношение современников кдеятельности Петра Семейные отношения Петра Историческое значениедеятельности Петра
Время от смерти Петра Великого до вступления на престол Елизаветы(1725-1741) Дворцовые события с 1725 по 1741 год Управление и политика с 1725 по1741 год
Время Елизаветы Петровны (1741--1761) Управление и политика времени Елизаветы
Петр III и переворот 1762 годаВремя Екатерины II (1762-1796) Законодательная деятельность Екатерины II Внешняя политика Екатерины II Историческое значение деятельности Екатерины II
Время Павла 1 (1796-1801) Время Александра I (1801--1825) Время Николая I (1825-1855) Краткий обзор времени императора Александра II и великих реформ Первым своим появлением в печати настоящие "Лекции" обязаны энергии итруду моих слушателей по Военно-юридической Академии, И. А. Блинова и Р. Р.фон-Раупаха. Они собрали и привели в порядок все те "литографированныезаписки", какие издавались учащимися в разные годы моего преподавания. Хотянекоторые части этих "записок" были составлены поданным мною текстам,однако, в общем, первые издания "Лекций" не отличались ни внутреннейцельностью, ни внешней отделкой, представляя собою собрание разновременных иразнокачественных учебных записей. Трудами И. А. Блинова четвертое издание"Лекций" приобрело значительно более исправный вид, а к следующим изданиямтекст "Лекций" пересматривался и лично мною. В частности, в восьмом издании пересмотр коснулся главным образом техчастей книги, которые посвящены истории Московского княжества в XIV--XV вв.и истории царствований Николая I и Александра II. Для усиления фактическойстороны изложения в этих частях курса мною были привлечены некоторыевыдержки из моего "Учебника русской истории" с соответствующими изменениямитекста, так же как в прежних изданиях были оттуда же сделаны вставки в отделистории Киевской Руси до XII века. Кроме того, в восьмом издании заново былаизложена характеристика царя Алексея Михайловича. В девятом издании сделанынеобходимые, в общем небольшие, исправления. Для десятого издания текст былпересмотрен. Тем не менее и в настоящем своем виде "Лекции" далеки еще от желаемойисправности. Живое преподавание и научная работа оказывают непрерывноевлияние на лектора, изменяя не только частности, но иногда и самый тип егоизложения. В "Лекциях" можно видеть только тот фактический материал, накотором обычно строятся курсы автора. Конечно, в печатной передаче этогоматериала остались еще и теперь некоторые недосмотры и погрешности; равным образом и конструкция изложения в "Лекциях" весьма нередко несоответствует тому строю устного изложения, которого держусь я в последниегоды. Только с этими оговорками и решаюсь я выпустить в свет настоящееиздание "Лекций". С.
Платонов Петроград. 5 Августа 1917 г.
Введение (Изложение конспективное) Наши занятия русской историей уместно будет начать определением того,что именно следует понимать под словами историческое знание, историческаянаука. Уяснив себе, как понимается история вообще, мы поймем, что намследует понимать под историей одного какого-либо народа, и сознательноприступим к изучению русской истории. История существовала в глубокой древности, хотя тогда и не считаласьнаукой. Знакомство с античными историками, Геродотом и Фукидидом, например,покажет вам, что греки были по-своему правы, относя историю к областиискусств. Под историей они понимали художественный рассказ о достопамятныхсобытиях и лицах. Задача историка состояла у них о том, чтобы передатьслушателям и читателям вместе с эстетическим наслаждением и ряд нравственныхназиданий. Те же цели преследовало и искусство. При таком взгляде на историю, как
на художественный рассказ одостопамятных событиях, древние историки держались и соответствующих приемовизложения. В своем повествовании они стремились к правде и точности, нострогой объективной мерки истины у них не существовало. У глубоко правдивогоГеродота, например, много басен (о Египте, о Скифах и т. под.); в одних онверит, потому что не знает пределов естественного, другие же, и не веря вних, заносит в свой рассказ, потому что они прельщают его своимхудожественным интересом. Мало этого, античный историк, верный своимхудожественным задачам, считал возможным украшать повествование сознательнымвымыслом. Фукидид, в правдивости которого мы не сомневаемся, влагает в устасвоих героев речи, сочиненные им самим, но он считает себя правым в силутого, что верно передает в измышленной форме действительные намерения имысли исторических лиц. Таким образом, стремление к точности и правде в истории было донекоторой степени ограничиваемо стремлением к художественности изанимательности, не говоря уже о других условиях, мешавших историкам суспехом различать истину от басни. Несмотря на это, стремление к точномузнанию уже в древности требует от историка
прагматизма. Уже у Геродота мынаблюдаем проявление этого прагматизма, т.е. желание связывать фактыпричинною связью, не только рассказывать их, но и объяснять из прошлого ихпроисхождение. Итак, на первых порах история определяется,
какхудожественно-прагматический рассказ о достопамятных событиях и лицах. Ко временам глубокой древности восходят и такие взгляды на историю,которые требовали от нее, помимо художественных впечатлений, практическойприложимости. Еще древние говорили, что
история есть наставница жизни (magistra vitae). От историков ждали такого изложения прошлой жизничеловечества, которое бы объясняло события настоящего и задачи будущего,служило бы практическим руководством для общественных деятелей инравственной школой для прочих людей. Такой взгляд на историю во всей силедержался в средние века и дожил до наших времен; он, с одной стороны, прямосближал историю с моральной философией, с другой -- обращал историю в"скрижаль откровений и правил" практического характера. Один писатель XVIIв. (De Rocoles) говорил, что "история исполняет обязанности, свойственныеморальной философии, и даже в известном отношении может быть ей предпочтена,так как, давая те же правила, она присоединяет к ним еще и примеры". Напервой странице "Истории государства Российского" Карамзина найдетевыражение той мысли, что историю необходимо знать для того, "чтобы учредитьпорядок, согласить выгоды людей и даровать им возможное на земле счастье". С развитием западноевропейской философской мысли стали слагаться новыеопределения исторической науки. Стремясь объяснить сущность и смысл жизничеловечества, мыслители обращались к изучению истории или с целью найти вней решение своей задачи, или же с целью подтвердить историческими даннымисвои отвлеченные построения. Сообразно с различными философскими системами,так или иначе определялись цели и смысл самой истории. Вот некоторые изподобных определений: Боссюэт [правильно -- Боссюэ. --
Ред.] (1627--1704) иЛоран (1810--1887) понимали историю, как изображение тех мировых событий, вкоторых с особенною яркостью выражались пути Провидения, руководящегочеловеческою жизнью в своих целях. Итальянец Вико (1668--1744) задачеюистории, как науки, считал изображение тех одинаковых состояний, которыесуждено переживать всем народам. Известный философ Гегель (1770--1831) вистории видел изображение того процесса, которым "абсолютный дух" достигалсвоего самопознания (Гегель всю мировую жизнь объяснял, как развитие этого"абсолютного духа"). Не будет ошибкою сказать, что все эти философии требуютот истории в сущности одного и того же: история должна изображать не всефакты прошлой жизни человечества, а лишь основные, обнаруживающие ее общийсмысл. Этот взгляд был шагом вперед в развитии исторической мысли, -- простойрассказ о былом вообще, или случайный набор фактов различного времени иместа для доказательства назидательной мысли не удовлетворял более.Появилось стремление к объединению изложения руководящей идеей,систематизированию исторического материала. Однако философскую историюсправедливо упрекают в том, что она руководящие идеи исторического изложениябрала вне истории и систематизировала факты произвольно. От этого история нестановилась самостоятельной наукой, а обращалась в прислужницу философии. Наукою история стала только в начале XIX века, когда из Германии, впротивовес французскому рационализму, развился идеализм: в противовесфранцузскому космополитизму, распространились идеи национализма, деятельноизучалась национальная старина и стало господствовать убеждение, что жизньчеловеческих обществ совершается закономерно, в таком порядке естественнойпоследовательности, который не может быть нарушен и изменен нислучайностями, ни усилиями отдельных лиц. С этой точки зрения главныйинтерес в истории стало представлять изучение не случайных внешних явлений ине деятельности выдающихся личностей, а изучение общественного быта наразных ступенях его развития. История стала пониматься как
наука о законахисторической жизни человеческих обществ. Это определение различно формулировали историки и мыслители. ЗнаменитыйГизо (1787--1874), например, понимал историю, как учение о мировой инациональной цивилизации (понимая цивилизацию в смысле развития гражданскогообщежития). Философ Шеллинг (1775--1854) считал национальную историюсредством познания "национального духа". Отсюда выросло распространенноеопределение истории, как
пути к народному самосознанию. Явились далеепопытки понимать историю, как науку, долженствующую раскрыть общие законыразвития общественной жизни вне приложения их к известному месту, времени инароду. Но эти попытки, в сущности, присваивали истории задачи другой науки--
социологии. История же есть наука, изучающая конкретные факты в условияхименно времени и места, и главной целью ее признается систематическоеизображение развития и изменений жизни отдельных исторических обществ ивсего человечества. Такая задача требует многого для успешного выполнения. Для того чтобыдать научно-точную и художественно-цельную картину какой-либо эпохи народнойжизни или полной истории народа, необходимо: 1) собрать историческиематериалы, 2) исследовать их достоверность, 3) восстановить точно отдельныеисторические факты, 4) указать между ними прагматическую связь и 5) свестиих в общий научный обзор или в художественную картину.
Те способы, которымиисторики достигают указанных частных целей, называются научными критическимиприемами. Приемы эти совершенствуются с развитием исторической науки, но досих пор ни эти приемы, ни сама наука истории не достигли полного своегоразвития. Историки не собрали и не изучили еще всего материала, подлежащегоих ведению, и это дает повод говорить, что история есть наука, не достигшаяеще тех результатов, каких достигли другие, более точные, науки. И, однако,никто не отрицает, что история есть наука с широким будущим. С тех пор, как к изучению фактов всемирной истории стали подходить стем сознанием, что жизнь человеческая развивается закономерно, подчиненавечным и неизменным отношениям и правилам, -- с тех пор идеалом историкастало раскрытие этих постоянных законов и отношений. За простым анализомисторических явлений, имевших целью указать их причинную последовательность,открылось более широкое поле -- исторический синтез, имеющий цель воссоздатьобщий ход всемирной истории в ее целом, указать в ее течении такие законыпоследовательности развития, которые были бы оправданы не только в прошлом,но и в будущем человечества. Этим широким идеалом не может непосредственно руководиться
русский историк. Он изучает только один факт мировой исторической жизни -- жизньсвоей национальности. Состояние русской историографии до сих пор таково, чтоиногда налагает на русского историка обязанность просто собирать факты идавать им первоначальную научную обработку. И только там, где факты ужесобраны и освещены, мы можем возвыситься до некоторых историческихобобщений, можем подметить общий ход того или другого историческогопроцесса, можем даже на основании ряда частных обобщений сделать смелуюпопытку -- дать схематическое изображение той последовательности, в какойразвивались основные факты нашей исторической жизни. Но далее такой общейсхемы русский историк идти не может, не выходя из границ своей науки. Длятого чтобы понять сущность и значение того или другого факта в истории Руси,он может искать аналогии в истории всеобщей; добытыми результатами он можетслужить историку всеобщему, положить и свой камень в основаниеобщеисторического синтеза. Но этим и ограничивается его связь с общейисторией и влияние на нее. Конечной целью русской историографии всегдаостается построение системы местного исторического процесса. Построением этой системы разрешается и другая, более практическаязадача, лежащая на русском историке. Известно старинное убеждение, чтонациональная история есть путь к национальному самосознанию. Действительно,знание прошлого помогает понять настоящее и объясняет задачи будущего.Народ, знакомый со своею историей, живет сознательно, чуток к окружающей егодействительности и умеет понимать ее. Задача, в данном случае можновыразиться --долг национальной историографии заключается в том, чтобыпоказать обществу его прошлое в истинном свете. При этом нет нужды вносить висториографию какие бы то ни было предвзятые точки зрения; субъективная идеяне есть идея научная, а только научный труд может быть полезен общественномусамосознанию. Оставаясь в сфере строго научной, выделяя те господствующиеначала общественного быта, которые характеризовали собою различные стадиирусской исторической жизни, исследователь раскроет обществу главнейшиемоменты его исторического бытия и этим достигнет своей цели. Он дастобществу разумное знание, а приложение этого знания зависит уже не от него. Так, и отвлеченные соображения и практические цели ставят русскойисторической науке одинаковую задачу -- систематическое изображение русскойисторической жизни, общую схему того исторического процесса, который привелнашу национальность к ее настоящему состоянию.
Очерк русской историографии Когда же началось систематическое изображение событий русскойисторической жизни и когда русская история стала наукой? Еще в КиевскойРуси, наряду с возникновением гражданственности, в XI в. появились у наспервые летописи. Это были перечни фактов, важных и не важных, исторических ине исторических, вперемежку с литературными сказаниями. С нашей точкизрения, древнейшие летописи не представляют собою исторического труда; неговоря о содержании -- и самые приемы летописца не соответствуют теперешнимтребованиям. Зачатки историографии у нас появляются в XVI в., когдаисторические сказания и летописи стали впервые сверять и сводить в одноцелое. В XVI в. сложилась и сформировалась Московская Русь. Сплотившись вединое тело, под властью единого московского князя, русские старалисьобъяснить себе и свое происхождение, и свои политические идеи, и своиотношения к окружающим их государствам. И вот в 1512 г. (по-видимому, старцем Филофеем) составляется
хронограф, т.е. обозрение всемирной истории. Большая часть его заключала в себепереводы с греческого языка и только как дополнения внесены русские иславянские исторические сказания. Хронограф этот краток, но дает достаточныйзапас исторических сведений; за ним появляются и вполне русские хронографы,представляющие собою переработку первого. Вместе с ними возникают в XVI в.летописные своды, составленные по древним летописям, но представляющие несборники механически сопоставленных фактов, а произведения, связанные однойобщей идеей. Первым таким произведением была
"Степенная книга", получившаятакое название потому, что она разделялась на "поколения" или на "степени",как их тогда называли. Она передавала в хронологическом, последовательном,т.е. "постепенном" порядке деятельность русских митрополитов и князей,начиная с Рюрика. Автором этой книги ошибочно считали митрополита Киприана; она была обработана митрополитами Макарием и его преемником Афанасиемпри Иване Грозном, т.е. в XVI в. В основании "Степенной книги" лежиттенденция и общая и частная. Общая проглядывает в желании показать, чтовласть московских князей есть не случайная, а преемственная, с однойстороны, от южнорусских, киевских князей, с другой -- от византийских царей.Частная же тенденция сказалась в том уважении, с каким неизменноповествуется о духовной власти. "Степенная книга" может быть названаисторическим трудом в силу известной системы изложения. В начале XVI в. былсоставлен другой исторический труд --
"Воскресенская летопись", болееинтересная по обилию материала. В основание ее легли все прежние летописи,"Софийский временник" и иные, так что фактов в этой летописи действительномного, но скреплены они чисто механически. Тем не менее "Воскресенскаялетопись" представляется нам самым ценным историческим произведением извсех, ей современных или более ранних, так как она составлена без всякойтенденции и заключает в себе много сведений, которых нигде более не находим.Своею простотою она могла не нравиться, безыскусственность изложения моглаказаться убогою знатокам риторических приемов, и вот ее подверглипереработке и дополнениям и составили, к середине XVI же века, новый свод,называемый
"Никоновской летописью". В этом своде мы видим много сведений,заимствованных из греческих хронографов, по истории греческих и славянскихстран, летопись же о русских событиях, особенно о веках позднейших, хотя иподробная, но не совсем надежная, -- точность изложения пострадала отлитературной переработки: поправляя бесхитростный слог прежних летописей,невольно искажали и смысл некоторых событий. В 1674 г. появился в Киеве и первый учебник русской истории --
"Синопсис" Иннокентия Гизеля, очень распространившийся в эпоху ПетраВеликого (он часто встречается и теперь). Если рядом со всеми этимипереработками летописей помянем ряд литературно написанных сказаний оботдельных исторических фактах и эпохах (напр., Сказание кн. Курбского,повести о смутном времени), то обнимем весь тот запас исторических трудов, скоторым Русь дожила до эпохи Петра Великого, до учреждения Академии наук вПетербурге. Петр очень заботился о составлении истории России и поручал этодело различным лицам. Но только после его смерти началась ученая разработкаисторического материала и первыми деятелями на этом поприще явились ученыенемцы, члены петербургской Академии; из них прежде всего следует назвать
Готлиба Зигфрида Байера (1694--1738). Он начал с изучения племен, населявшихРоссию в древности, особенно варягов, но далее этого не пошел. Байер оставилпосле себя много трудов, из которых два довольно капитальных произведениянаписаны на латинском языке и теперь уже не имеют большого значения дляистории России, -- это
"Северная География" и
"Исследования о Варягах" (ихперевели на русский язык только в 1767 г.). Гораздо плодотворнее были труды
Герарда Фридриха Миллера (1705--1783), который жил в России при императрицахАнне, Елизавете и Екатерине II и уже настолько хорошо владел русским языком,что писал свои произведения по-русски. Он много путешествовал по России(прожил 10 лет, с 1733 по 1743 г., в Сибири) и хорошо изучил ее. Налитературном историческом поприще он выступил как издатель русского журнала
"Ежемесячные сочинения" (1755--1765) и сборника на немецком языке "SammlungRussischer Gescihchte". Главною заслугою Миллера было собирание материаловпо русской истории; его рукописи (так наз. Миллеровские портфели) служили ислужат богатым источником для издателей и исследователей. И исследованияМиллера имели значение, -- он был одним из первых ученых, заинтересовавшихсяпозднейшими эпохами нашей истории, им посвящены его труды: "Опыт новейшейистории России" и "Известие о дворянах Российских". Наконец, он был первымученым архивариусом в России и привел в порядок московский архив Иностраннойколлегии, директором которого и умер (1783). Среди академиков XVIII в.видное место трудами по русской истории занял и [М. В.]
Ломоносов, написавший учебную книгу русской истории и один том "Древней Русскойистории" (1766). Его труды по истории были обусловлены полемикой сакадемиками -- немцами. Последние выводили Русь Варягов от норманнов инорманскому влиянию приписывали происхождение гражданственности на Руси,которую до пришествия варягов представляли страною дикою; Ломоносов жеварягов признавал за славян и таким образом русскую культуру считалсамобытною. Названные академики, собирая материалы и исследуя отдельные вопросынашей истории, не успели дать общего ее обзора, необходимость которогочувствовалась русскими образованными людьми. Попытки дать такой обзорпоявились вне академической среды. Первая попытка принадлежит
В. Н. Татищеву (1686-- 1750). Занимаясьсобственно вопросами географическими, он увидел, что разрешить их невозможнобез знания истории, и, будучи человеком всесторонне образованным, стал самсобирать сведения по русской истории и занялся ее составлением. В течениемногих лет писал он свой исторический труд, перерабатывал его не один раз,но только по его смерти, в 1768 г., началось его издание. В течение 6 летвышло 4 тома, 5-й том был случайно найден уже в нашем веке и издан"Московским обществом истории и древностей Российских". В этих 5-ти томахТатищев довел свою историю до смутной эпохи XVII в. В первом томе мызнакомимся со взглядами самого автора на русскую историю и с источниками,которыми он пользовался при ее составлении; мы находим целый ряд научныхэскизов о древних народах -- варягах, славянах и др. Татищев нередкоприбегал к чужим трудам; так, напр., он воспользовался исследованием "ОВарягах" Байера и прямо включил его в свой труд. История эта теперь,конечно, устарела, но научного значения она не потеряла, так как (в XVIIIв.) Татищев обладал такими источниками, которых теперь нет, и следовательно,многие из фактов, им приведенных, восстановить уже нельзя. Это возбудилоподозрение, существовали ли некоторые источники, на которые он ссылался, иТатищева стали обвинять в недобросовестности. Особенно не доверялиприводимой им "Иоакимовской Летописи". Однако исследование этой летописипоказало, что Татищев только не сумел отнестись к ней критически и включилее целиком, со всеми ее баснями, в свою историю. Строго говоря, трудТатищева есть не что иное, как подробный сборник летописных данных,изложенных в хронологическом порядке; тяжелый его язык и отсутствиелитературной обработки делали его неинтересным для современников. Первая популярная книга по русской истории принадлежала перу
ЕкатериныII, но труд ее
"Записки касательно Русской истории", доведенный до концаXIII в., научного значения не имеет и интересен только как первая попыткарассказать обществу легким языком его прошлое. Гораздо важнее в научномотношении была "История Российская" князя
М. [М.]
Щербатова (1733--1790),которой впоследствии пользовался и Карамзин. Щербатов был человек несильного философского ума, но начитавшийся просветительной литературы XVIIIв. и всецело сложившийся под ее влиянием, что отразилось и на его труде, вкоторый внесено много предвзятых мыслей. В исторических сведениях он дотакой степени не успевал разбираться, что заставлял иногда своих героевумирать по 2 раза. Но, несмотря на такие крупные недостатки, историяЩербатова имеет научное значение благодаря многим приложениям, заключающим всебе исторические документы. Особенно интересны дипломатические бумаги XVI иXVII вв. Доведен его труд до смутной эпохи. Случилось, что при Екатерине II некто француз
Леклерк, совершенно незнавший ни русского государственного строя, ни народа, ни его быта, написалничтожную "L'histoire de la Russie", причем в ней было так много клевет, чтоона возбудила всеобщее негодование.
И. Н. Болтин (1735--1792), любительрусской истории, составил ряд заметок, в которых обнаружил невежествоЛеклерка и которые издал в двух томах. В них он отчасти задел и Щербатова.Щербатов обиделся и написал
Возражение. Болтин отвечал печатными письмами иприступил к критике на "Историю" Щербатова. Труды Болтина, обнаруживающие внем исторический талант, интересны по новизне взглядов. Болтина не совсемточно зовут иногда "первым славянофилом", потому что он отмечал много темныхсторон в слепом подражании Западу, подражании, которое заметно стало у наспосле Петра, и желал, чтобы Россия крепче хранила добрые начала прошлоговека. Сам Болтин интересен, как историческое явление. Он служил лучшимдоказательством того, что в XVIII в. в обществе, даже у неспециалистов поистории, был живой интерес к прошлому своей родины. Взгляды и интересыБолтина разделял
Н. И. Новиков ( 1744--1818), известный ревнитель русскогопросвещения, собравший "Древнюю Российскую Вивлиофику" (20 томов), обширныйсборник исторических документов и исследований (1788--1791). Одновременно сним, как собиратель исторических материалов, выступил купец [И. И.] Голиков(1735--1801), издавший сборник исторических данных о Петре Великом подназванием
"Деяния Петра Великого" (1-е изд. 1788--1790, 2-е 1837 г.). Такимобразом, рядом с попытками дать общую историю России зарождается истремление подготовить материалы для такой истории. Помимо инициативычастной, в этом направлении работает и сама Академия наук, издавая летописидля общего с ними ознакомления. Но во всем том, что нами перечислено, еще мало было научности в нашемсмысле: не существовало строгих критических приемов, не говоря уже оботсутствии цельных исторических представлений. Впервые ряд научно-критических приемов в изучение русской истории внесученый иностранец
Шлецер (1735-- 1809). Познакомившись с русскимилетописями, он пришел от них в восторг: ни у одного народа не встречал онтакого богатства сведений, такого поэтического языка. Уже выехав из России ибудучи профессором Геттингенского университета, он неустанно работал надтеми выписками из летописей, которые ему удалось вывезти из России.Результатом этой работы был знаменитый труд, напечатанный под заглавием
"Нестор" (1805 г. по-немецки, 1809-1819 гг. по-русски). Это целый рядисторических этюдов о русской летописи. В предисловии автор дает краткийобзор того, что сделано по русской истории. Он находит положение науки вРоссии печальным, к историкам русским относится с пренебрежением, считаетсвою книгу почти единственным годным трудом по русской истории. Идействительно, труд его далеко оставлял за собою все прочие по степенинаучного сознания и приемов автора. Эти приемы создали у нас как бы школуучеников Шлецера, первых ученых исследователей, вроде М. П. Погодина. ПослеШлецера стали возможны у нас строгие исторические изыскания, для которых,правда, создавались благоприятные условия и в другой среде, во главе которойстоял
Миллер. Среди собранных им в Архиве Иностранной Коллегии людейособенно выдавались Штриттер, Малиновский, Бантыш-Каменский. Они создалипервую школу ученых архивариусов, которыми Архив был приведен в полныйпорядок и которые, кроме внешней группировки архивного материала,производили ряд серьезных ученых изысканий на основании этого материала.Так, мало-помалу созревали условия, создавшие у нас возможность серьезнойистории. В начале XIX в. создался, наконец, и первый цельный взгляд на русскоеисторическое прошлое в известной "Истории государства Российского"
Н. М.Карамзина (1766--1826). Обладая цельным мировоззрением, литературнымталантом и приемами хорошего ученого критика, Карамзин во всей русскойисторической жизни видел один главнейший процесс -- создание национальногогосударственного могущества. К этому могуществу привел Русь ряд талантливыхдеятелей, из которых два главных -- Иван III и Петр Великий -- своеюдеятельностью ознаменовали переходные моменты в нашей истории и стали нарубежах основных ее эпох -- древней (до Ивана III), средней (до ПетраВеликого) и новой (до начала XIX в.). Свою систему русской истории Карамзинизложил увлекательным для своего времени языком, а свой рассказ он основална многочисленных изысканиях, которые и до нашего времени сохраняют за егоИсторией важное ученое значение. Но односторонность основного взгляда Карамзина, ограничивавшая задачуисторика изображением только судеб государства, а не общества с егокультурой, юридическими и экономическими отношениями, была вскоре замеченауже его современниками. Журналист 30-х годов XIX в.
Н. А. Полевой (1796--1846) упрекал его за то, что он, назвав свое произведение "Историейгосударства Российского", оставил без внимания "Историю Русского народа".Именно этими словами Полевой озаглавил свой труд, в котором думал изобразитьсудьбу русского общества. На смену системы Карамзина он ставил свою систему,но не совсем удачную, так как был дилетант в сфере исторического ведения.Увлекаясь историческими трудами Запада, он пробовал чисто механическиприкладывать их выводы и термины к русским фактам, так, например, --отыскать феодальную систему в древней Руси. Отсюда понятна слабость егопопытки, понятно, что труд Полевого не мог заменить труда Карамзина: в немвовсе не было цельной системы. Менее резко и с большею осторожностью выступил против Карамзинапетербургский профессор [Н. Г.]
Устрялов (1805--1870), в 1836 г. написавший
"Рассуждение о системе прагматической русской истории". Он требовал, чтобыистория была картиной постепенного развития
общественной жизни, изображениемпереходов гражданственности из одного состояния в другое. Но и он еще веритв могущество личности в истории и, наряду с изображением народной жизни,требует и биографий ее героев. Сам Устрялов, однако, отказался датьопределенную общую точку зрения на нашу историю и замечал, что для этого ещене наступило время. Таким образом, недовольство трудом Карамзина, сказавшееся и в ученоммире, и в обществе, не исправило карамзинской системы и не заменило еедругою. Над явлениями русской истории, как их связующее начало, оставаласьхудожественная картина Карамзина и не создалось научной системы. Устряловбыл прав, говоря, что для такой системы еще не наступило время. Лучшиепрофессора русской истории, жившие в эпоху, близкую к Карамзину,
Погодин и[М. Т.]
Каченовский (1775--1842), еще были далеки от одной общей точкизрения; последняя сложилась лишь тогда, когда русской историей сталидеятельно интересоваться образованные кружки нашего общества. Погодин иКаченовский воспитывались на ученых приемах Шлецера и под его влиянием,которое особенно сильно сказывалось на Погодине. Погодин во многом продолжалисследования Шлецера и, изучая древнейшие периоды нашей истории, не шелдалее частных выводов и мелких обобщений, которыми, однако, умел иногдаувлекать своих слушателей, не привыкших к строго научному и самостоятельномуизложению предмета. Каченовский за русскую историю принялся тогда, когдаприобрел уже много знаний и опыта в занятиях другими отраслями историческоговедения. Следя за развитием классической истории на Западе, которую в товремя вывели на новый путь изыскания Нибура, Каченовский увлекался темотрицанием, с каким стали относиться к древнейшим данным по истории,например, Рима. Это отрицание Каченовский перенес и на русскую историю: всесведения, относящиеся к первым векам русской истории, он считалнедостоверными; достоверные же факты, по его мнению, начались лишь с тоговремени, как появились у нас письменные документы гражданской жизни.Скептицизм Каченовского имел последователей: под его влиянием основалась такназываемая
скептическая школа, не богатая выводами, но сильная новым,скептическим приемом отношения к научному материалу. Этой школе принадлежалонесколько статей, составленных под руководством Каченовского. Принесомненной талантливости Погодина и Каченовского, оба они разрабатывалихотя и крупные, но частные вопросы русской истории; оба они сильны быликритическими методами, но ни тот, ни другой не возвышались еще до дельногоисторического мировоззрения: давая метод, они не давали результатов, ккоторым можно было прийти с помощью этого метода. Только в 30-х годах XIX столетия в русском обществе сложилось цельноеисторическое мировоззрение, но развилось оно не на научной, а наметафизической почве. В первой половине XIX в. русские образованные люди всес большим и большим интересом обращались к истории, как отечественной, так изападноевропейской. Заграничные походы 1813--1814 гг. познакомили нашумолодежь с философией и политической жизнью Западной Европы. Изучение жизнии идей Запада породило, с одной стороны, политическое движение декабристов,с другой -- кружок лиц, увлекавшихся более отвлеченной философией, чемполитикой. Кружок этот вырос всецело на почве германской метафизическойфилософии начала нашего века. Эта философия отличалась стройностьюлогических построений и оптимизмом выводов. В германской метафизике, как и вгерманском романтизме, сказался протест против сухого рационализмафранцузской философии XVIII в. Революционному космополитизму ФранцииГермания противополагала начало народности и выяснила его в привлекательныхобразах народной поэзии и в ряде метафизических систем. Эти системы сталиизвестны образованным русским лю
Воспользуйтесь поиском по сайту:
