Основные идеи концепции Хантингтона
Книгу Самюэля Хантингтона «Столкновение цивилизаций» называют первой пробой практического применения новых смыслов, вложенных в понятие «цивилизация» во второй половине XX века [15, 5]. Отказ от бинарной формулы «цивилизация-варварство» после Второй мировой войны, окончательное утверждение тезиса о том, что цивилизация определяется культурой, влёк за собой новую форму «цивилизованного». Главной сложностью поставленной проблемы стали классификация и география цивилизаций. По словам русских философов П. Щедровицкого и Е. Островского, в конце 90-х годов, предполагается уход от географической составляющей, и окончательный переход от формулы «кровь и почва» к принципу «язык и культура». Американский политолог и социолог Самюэль Хантингтон (18 апреля 1927 - 24 декабря 2008), автор многочисленных работ в области политической модернизации, международных отношений, теории демократии и иммиграции. Среди них следует выделить: «Солдат и государство: теория и политика гражданско-военных отношений» (1957), «Политический порядок в изменяющихся обществах» (1968), «Третья волна: Демократизация в конце 20 столетия» (1991), «Столкновение цивилизаций» (1993), «Кто мы? Вызовы американской национальной идентичности» (2004). Большую известность получила его концепция «столкновения цивилизаций», которая описывает динамику современных международных отношений сквозь призму конфликтов на цивилизационной основе. Летом 1993 г. в журнале «Форин Афферс» была опубликована подборка статей, в которых видные ученые и политики обсуждали и критиковали разные стороны цивилизационной модели. Автором одной из статей являлся директор Института стратегических исследований при Гарвардском университете С. Хантингтон. Его работа «Столкновение цивилизаций?», в которой было сделано заявление о том, что центральным и наиболее опасным аспектом зарождающейся глобальной политики станет конфликт между группами различных цивилизаций, ударившее, как пишет сам автор, по нервам читателей всех континентов, вызвала небывалый ажиотаж. С учетом интереса и возникших вокруг споров, Хантингтон, ставя целью дать более полный ответ на вопрос, поставленный в статье, изложил свою концепцию в книге «Столкновение цивилизаций».
Автор рассматривает следующие моменты: о концепции цивилизаций; вопрос о универсальной цивилизации; взаимоотношения между властью и культурой; сдвиг баланса власти среди цивилизаций; культурные истоки не-западных обществ; конфликты, порожденные западным универсализмом, мусульманской воинственностью и притязаниями Китая; балансирование и тактика «подстраивания» как реакции на усиление могущества Китая; причины и динамика войн по линиям разлома; будущность Запада и мировых цивилизаций. вопрос о существенном влиянии роста населения на нестабильность и баланс власти. тезис о том, что столкновения цивилизаций являются наибольшей угрозой миру во всем мире, и международный порядок, основанный на цивилизациях, является самым надежным средством предупреждения мировой войны [8, 20]. Хантингтон формирует общую парадигму, систему обзора глобальной политики. Основная идея его труда заключается в том, «что в мире после «холодной войны» культура и различные виды культурной идентификации (которые на самом широком уровне являются идентификацией цивилизации) определяют модели сплоченности, дезинтеграции и конфликта» [20, 15]. Наиболее важные различия между людьми уже не идеологические, политические или экономические. Это культурные различия. Люди определяют себя, используя такие понятия, как происхождение, религия, язык, история, ценности, обычаи и общественные институты. И, в мире после «холодной войны» культура является силой одновременно и объединяющей, и вызывающей рознь. Соперничество сверхдержав сменилось столкновением цивилизаций.
Важно отметить, что попыткой разобраться в начавшихся глобальных трансформациях параллельно с работой Хантингтона, выступила статья «Конец истории?» (1989) американского политолога Френсиса Фукуямы. В сущности, Фукуяма продолжил начавшуюся в конце XX века дискуссию, касающуюся тогда «конца идеологии». Началась она в 1950-х годах после поражения фашизма во Второй мировой войне и кризиса коммунистической идеологии в развитых странах Запада. Американский социолог Дэниэлл Белл в работе «Конец идеологии? Об истощении политических идей в 1950-х годах» провозгласил, что экономика одержала верх над политикой. Фукуяма в своём эссе не настаивает на том, что политическая идеология совершенно потеряла значение, но он доказывает, что одна идеология, идеология либеральной демократии, одержала верх над всеми своими соперниками. «Либерализм, - пишет Фукуяма, - победил пока только в сфере идей, сознания; в реальном, материальном мире до победы еще далеко. Однако имеются серьезные основания считать, что именно этот, идеальный мир и определит, в конечном счете, мир материальный» [17, 1]. Конец истории печален. Как предсказывает Фукуяма, борьбу за признание, готовность рисковать жизнью ради чисто абстрактной цели, идеологическую борьбу, требующую отваги, воображения и идеализма, сменят экономический расчет, бесконечные технические проблемы, забота об экологии и удовлетворение изощренных запросов потребителя. В постисторический период нет ни искусства, ни философии; есть лишь тщательно оберегаемый музей человеческой истории. Тезис о триумфальной победе всемирной либеральной демократии Хантингтон характеризует как предвкушение эйфории по окончанию «холодной войны», которое породило иллюзию гармонии. И действительно, как отмечает Кирсанов, вначале обе статьи, Хантингтона и Фукуямы, привлекали всеобщее внимание, но со временем идеи Фукуямы отошли на второй план, тогда как тезис о «столкновении цивилизаций» стал одним из самых популярных не только в политологической, но и во всей социально-гуманитарной мысли [7, 39-40].
Перевод разговора американскими политологами с «конца идеологии» и «конца истории» на «столкновение цивилизаций», думается, не случаен, и, скорее всего, был исполнен в корыстных интересах, позволяющий произвольно менять рамку, и заговорить на тему «глобализации» и, в конце концов, «антиглобализма». Однако, как отметил В. Межуев, для России цивилизационная модель Хантингтона оказалась более, чем «своевременной». «Россия начинала приходить в себя после демократического «опьянения» 1989-1991 гг., постепенно сознавая себя «бесприданницей», которой во время проведенной бурной ночи, собственно, никто и не предлагал руки. Устами Бжезинского России давали понять, что как проигравшей «холодную войну» стране, ей нечего надеяться на особые симпатии победителей, устами Фукуямы предлагали усомниться в наличии у нее своих «национальных интересов» и передоверить защиту русскоязычных меньшинств в Ближнем Зарубежье компетентным специалистам из «мирового цивилизованного сообщества». Закономерно, что в России, обреченной выслушивать подобные заявления, нарастал инстинктивный фашизоидный протест против современного миропорядка, в котором ей предлагалось занять далеко не самое почетное место». Устами Хантингтона «Посткоммунистической России, как ядру особой, православно-славянской цивилизации, предложили свободно обустраиваться не только на своей территории, но и на пространстве всей православной ойкумены, одновременно сообщив, что в случае соответствующего цивилизационного самоопределения вход в Европу ей окажется закрыт». Согласно Хантингтону, парадигма гармоничного мира слишком оторвана от реальности, чтобы быть полезным ориентиром в мире после «холодной войны». Другая картина мира, предполагающая противопоставление богатых стран бедным также страдает ограничениями, как и впрочем, и третья, разделяющая мир на две части «Восток - Запад» по культурному признаку. Верным здесь будет лишь четвёртый путь - цивилизационный подход.
В таком случае важно понять саму природу цивилизаций. Ключевые культурные элементы, определяющие цивилизацию, были сформулированы еще в античности афинянами - это кровь, язык, религия, стиль жизни. Хантингтон даёт следующее определение: «Цивилизация, таким образом, - наивысшая культурная общность людей и самый широкий уровень культурной идентификации, помимо того, что отличает человека от других биологических видов. Она определяется как общими объективными элементами, такими как язык, история, религия, обычаи, социальные институты, так и субъективной самоидентификацией людей» [20, 51]. Эта общность - самый широкий уровень культурной идентичности людей. Следующую ступень составляет уже то, что отличает род людей от других видов живых существ. Цивилизация может охватывать большую массу людей - например, Китай. Но она может быть и весьма малочисленной - как цивилизация англоязычных жителей островов Карибского бассейна. Цивилизация может включать в себя несколько наций-государств, как в случае с западной, латиноамериканской или арабской цивилизациями, либо одно-единственное - как в случае с Японией. Очевидно, что цивилизации могут смешиваться, накладываться одна на другую, включать субцивилизации. Границы между ними редко бывают четкими, но они реальны. Цивилизации динамичны: у них бывает подъем и упадок, они распадаются, сливаются и, конечно же, цивилизации исчезают, их затягивают пески времени. Мир Хантингтон рассматривает в рамках семи - восьми цивилизаций (вдоль которых проходят «линии разлома»). А именно: синская (китайская), японская, индуистская, исламская, православная (с центром в России), западная, латиноамериканская и возможно африканская цивилизации. При этом он отмечает момент доминирования Запада над остальными цивилизациями, и критикует западные страны за то, что они стараются навязать свои ценности остальному миру. Говоря об «универсальной цивилизации», общей для всего человечества и связанной в своём становлении с модернизацией языка, религии, культуры, Хантингтон обнадёживает, что хоть эта концепция и является характерным продуктом западной цивилизации, она не обязательно обозначает вестернизацию оставшихся семи цивилизаций. «На фундаментальном уровне мир становится более современным и менее западным» [20,112]. Я несколько не согласна с данным положением, поскольку, например, в Германии культурные глобализационные процессы выражаются в распространении языка международного общения (английского в его американской версии) и европейской идеи [11].
Структура цивилизаций представляется следующей. Хантингтон пишет: «В мире после «Холодной войны» страны соотносятся с цивилизациями как страны-участницы, стержневые государства, страны-одиночки, расколотые страны и разорванные страны» [20, 203]. Страна-участница - это страна, которая в культурном плане полностью отождествляет себя с одной цивилизацией, как например Египет с арабско-исламской цивилизацией, Цивилизация также может включать в себя народы, которые разделяют ее культуру и отождествляют себя с ней, но живут в странах, где доминируют члены других цивилизаций. В цивилизациях обычно есть одно или более мест, которые рассматриваются ее членами как основной источник или источники культуры этой цивилизации. Такие источники обычно расположены в одной стержневой стране или странах цивилизации, то есть наиболее могущественной и центральной в культурном отношении стране или странах. Страна-одиночка не имеет культурной общности с другими обществами. Так, например, Эфиопия изолирована в культурном плане из-за своего доминирующего языка - амхарского, в котором используется эфиопский алфавит, своей доминирующей религии - коптского православия, своей имперской истории, а также религиозной обособленности на фоне окружающих ее преимущественно исламских народов. К расколотым относятся страны с большими группами людей, принадлежащих к различным цивилизациям. Такие разделения и сопровождающее их напряжение часто приводят к тому, что основная группа, принадлежащая к одной цивилизации, пытается определить страну как свой политический инструмент и сделать свой язык, религию и символы государственными, как это попытались сделать индуисты, сингальцы и мусульмане в Индии, Шри-Ланке и Малайзии. Расколотые страны, разделенные линиями разлома между цивилизациями, сталкиваются с особенно серьезными проблемами по поддержанию своей целостности. Хантингтон полагает, что нации-государства останутся главными субъектами будущих конфликтов, но конфликты глобальной политики будут разворачиваться между нациями и группами, принадлежащими разным цивилизациям. Линии разлома между цивилизациями станут линиями будущих «фронтов». Разворачивание этих конфликтов произойдёт по ряду причин: ) различия между цивилизациями наиболее существенны и неизменны, они более фундаментальны, чем политические и идеологические расхождения; ) рост цивилизационного самосознания, углубление понимания различий между цивилизациями и общности в рамках цивилизации; ) ослабление роли нации-государства как источника идентификации и появление религиозных фундаменталистских движений; ) борьба не западных стран с находящимся на вершине своего могущества Западом; ) жёсткая устойчивость культурных особенностей и ещё более резкое религиозное разделение людей; ) усиление экономического регионализма, успех которого укрепляет сознание принадлежности к одной цивилизации. Проводя линии разлома между цивилизациями, Хантингтон указывает места будущих конфликтов: Культурный разлом Европы на западное христианство с одной стороны, и православие и ислам с другой (линия разлома между западной и исламской цивилизацией) [21, 4]. Арабо-исламская цивилизация находится в постоянном антагонистическом взаимодействии с языческим, а сегодня по преимуществу христианским чернокожим населением Юга [21, 5]. Конфликт между православным и мусульманским населением на северных рубежах исламского региона [20, 437]. Борьба между мусульманами и индусами, которая выливается в соперничество Пакистана и Индии, а также усиления религиозной войны внутри Индии (противостояние индуистских группировок и мусульманским меньшинством). В связи с этим он говорит о сплочении цивилизаций, выражающемся в «синдроме братских стран», который приходит на смену политической идеологии и традиционным соображениям поддержания баланса сил в качестве основного принципа сотрудничества и коалиций. [21, 40]. Таким образом, в эпоху процессов глобализации необходимо происходит укрупнение противоборствующих в мире сторон. И возможные столкновения между ними в ближайшем будущем будут характеризоваться: во-первых, цивилизационными противоречиями (источники которых определяются культурой, затрагивают язык, историю, религию, обычаи, социальные институты, субъективную самоидентификацию людей); во-вторых, катастрофическими последствиями в связи с укрупнением, а значит и усилением военной мощи участников конфликта. Этот вывод оказывается невыносимо печальным, и сам собою напрашивается вопрос о возможности замирения цивилизаций.
Замирение цивилизаций
С момента выхода в свет статьи Хантингтона прошло уже 16 лет. А значит, сегодня есть возможность оценить реальное положение дел, сопоставить его с прогнозами Хантингтона, учесть критику и сделать некоторые выводы. Петербургский исследователь Сергей Борисович Переслегин относит концепцию столкновения цивилизаций к разряду «стратегий». «В сущности, - пишет Переслегин в своей статье, опубликованной в одном издании с книгой «Столкновение цивилизаций», - речь идет о военно-политическом планировании в запредельном масштабе, когда государство / этнос играет роль минимальной тактической единицы» Всякая стратегия есть использование уникального ресурса системы во имя достижения уникальных целей Пользователя. Ресурсы западной цивилизации используются С. Хантингтоном в полной мере, что же касается цели, то она, по сути, сводится к сохранению существующего положения дел. То есть речь идет о долговременной стратегической обороне» [20, 579-580]. Переслегин отмечает, что такое планирование не имеет позитивной цели. Здесь следует заметить, что оборонительная стратегия возможна далеко не всегда; кроме того, в долгосрочной перспективе она представляет собой вполне ясную перспективу глобального поражения. Но, говорит Переслегин, наверное, нельзя порицать С. Хантингтона за то, что он не смог предложить новые пути развития Запада, не сумел объяснить, во имя чего Западу жить. В конце концов, если уж философы пишут о «конце истории», велик ли спрос с политолога? Стратегическая оборона может быть предпринята для выигрыша времени и поиска новых структурообразующих идей. Кроме того, Хантингтон не определяет само понятие цивилизации, вернее, определяет - и очень подробно, но чисто описательно, что по сути одно и то же. Он понимает под признаками цивилизации «культурную общность»: язык, историю, религию, обычаи. В рамках такого подхода решительно невозможно объяснить, например, почему между Испанией и Ирландией есть «культурная общность», а между Россией и Польшей ее нет. Чтобы защититься от подобных возражений, автор утверждает: каждый сам знает, к какой цивилизации он принадлежит (хотя цивилизационную идентичность люди рефлектируют и, тем более, проявляют крайне редко). Но почему же можно быть наполовину арабом и наполовину французом, сложнее быть наполовину католиком и мусульманином? Переслегин соглашается с автором, когда он настаивает на судьбоносности «мусульманского возрождения» для Запада (во всяком случае, с необходимостью учитывать современный политический ислам как стратегический фактор спорить не приходится), но сомневается, имеет ли это социальное явление теоретическое значение? В конце концов, никто не доказал, что распространение политического ислама представляет собой естественный, а не сконструированный социальный процесс. Таким образом, по Переслегину, построения С. Хантингтона вероятно можно исправить и конкретизировать (в результате «Конфликт цивилизаций» превратится, скорее всего, в осовремененную форму «России и Европы» Н. Данилевского), однако и модернизированная версия будет содержать все «родовые признаки» индуктивного подхода, малопригодного для геополитического анализа. Доктор политических наук, профессор А.И. Василенко пишет, что вопрос о том, грозит ли нам «столкновение цивилизаций», - это во многом вопрос осознанного выбора политическими лидерами и элитами своего ответа на вызов других культур. Одновременно она подчеркивает, что современная политическая конфликтология справедливо считает, что конфликты на почве чисто культурных ценностей разрешаются значительно легче, чем экономические или идеологические. С. Хантингтон «ошибочно настаивает на их неразрешимости». Взаимные уверения и признания, терпимость значительно легче продемонстрировать, чем поступиться материальными интересами. Культурные противоречия обостряются, когда в рамках существующей политической системы невозможно удовлетворить основные человеческие потребности и начинается борьба за индивидуальное и коллективное выживание. Современный мир полон внутрицивилизационных конфликтов: военные столкновения в Африке и Латинской Америке вряд ли можно будет остановить в будущем, апеллируя к общности культуры. Кроме того, отмечает Василенко, весьма спорным представляется тезис о том, что усиление межцивилизационных контактов однозначно ведет к росту цивилизационного самосознания, а это, в свою очередь, обостряет «разногласия и враждебность». Взаимодействие между цивилизациями - это сложный, неоднозначный, нелинейный процесс, в результате которого при определенных обстоятельствах действительно может усиливаться рост цивилизационного самосознания и обостряться межнациональные противоречия. Но достаточно часто происходит и другое: возрастает взаимопонимание и сотрудничество и даже происходит процесс сближения цивилизаций. Например, в Х1Х-начале XX века Мексика идентифицировала себя через противоречие США, а сегодня эта страна активно сотрудничает с Америкой, участвует в НАФТА-Североамериканской зоне свободной торговли, и даже стремится сблизить свою культуру с американской. Учитывая эти моменты, она оценивает концепцию С. Хантингтона, как «направленную на то, чтобы доказать мировой общественности, что центральной осью геополитики в будущем станет конфликт между Западом и другими цивилизациями. «Запад против остального мира» - этот красноречивый заголовок одного из разделов статьи С. Хантингтона весьма подходит для названия всей работы. Идеологический подтекст выступления автора очевиден: сплотить западный мир, дать ему новую консолидирующую идею. Призыв Хантингтона к глобальной защите интересов Запада в условиях столкновения цивилизаций представляет собой худший вариант самоосуществляющегося прогноза» [14, 75]. Помимо этого, существует мнение, что в современном мире господствует не активизация цивилизационного самосознания, а напротив, наблюдаются деструктивные тенденции, провал в этноцентричную архаику, опасное ослабление цивилизационных - межэтнических и межконфессиональных - синтезов (в частности у А. Панарина) [14]. Директор Института Опережающих исследований им. Е.Л. Шифферса, доктор психологических наук, профессор, действительный член РАЕН Юрий Громыко в докладе, подготовленном для конференции в штаб-кваритре ЮНЕСКО в Париже «Диалог культур и цивилизаций: мост между правами человека и нравственными ценностями» 13-14 марта 2007 г., говоря о центральном пункте диалога цивилизаций: отмечает, что это - необходимость выработки стратегии жизни против стратегии смерти. Платформа «Диалога цивилизаций», (а не их столкновения) - это один из путей сохранения идентичности российской и других цивилизаций. Как показал нам, в том числе и Хантингтон, перед всем миром вновь встала проблема: по какому пути будет развиваться человечество - прорыв к новому технопромышленному укладу или гонка вооружений по логике холодной войны, управляемая финансовыми группами. Фактически, основная проблема жизнестратегии сегодня - это преодоление культурного пессимизма и представление идей мощи и посюсторонности человеческого разума, если он опирается на нравственные ценности, традицию и веру. С этой точки зрения Громыко обращает внимание на то, что территориям России не грозит перенаселение. Наоборот, угрозой для страны выступают процессы депопуляции и обезлюживания корневых территорий страны - поэтому проблемы о пределах роста, в своё время сформулированные в докладах Римского клуба, должны быть пересмотрены с позиций России. В этом смысле с точки зрения раскрывающегося потенциала и включения людей в созидательную работу Россия может быть страной, где нет места культурному пессимизму. Также, в своём докладе Громыко поднимает вопрос о переходе от прав человека к человеческим ценностям - через «диалог культур» к «диалогу цивилизаций». В этом есть объективная необходимость, т. к. межкультурный диалог не является избавлением от большинства бед в современной политике, поскольку признание за тем или иным фактом коллективного социального поведения людей идеи культуры сразу переводит данный факт в форму маркетируемого, рекламируемого, брэндируемого навязывания различным группам населения образца особого потребительского поведения. Этот феномен замечательно показан в работах недавно умершего выдающегося философа Бодрияра. С этой точки зрения можно утверждать, что человечество овладело представлением о культуре, как способа выделения образцов и норм, которые свободно навязываются другим группам населения, организуя их социальное поведение. В этом состоит принцип ассимиляции и переорганизации принципов культуростроительства - и сегодня мы видим, что любой факт исторической жизни общества может быть объявлен культурой - поэтому говорят о массовой культуре, которая в определённом смысле культурой не является, говорят о культуре гомосексуализма, культуре терроризма и т.д. Есть размышления, доводящие эту логику до тупика: разговоры про культуру смерти. Поскольку культура при подобном подходе рассматривается как важнейший социальный институт, как форма, то данная форма перестаёт рассматриваться как что-то исходно связанное с жизненной основой, предполагающее взращивание, культивирование того, что обладает силой и потенциалом самостоятельного роста и развития. Другое направление помышляет о реализации метакультурного подхода, предполагающего рефлексивное выявление самих схем и ценностей, образцов человечности, в соответствии с которыми что-то начинает называться культурой. Очень часто подобное объявление чего-то культурой, а чего-то формой неэффективных социальных процессов связано с определёнными либо финансовыми, либо политическими интересами. На границе и стыке диалога культур и диалога цивилизаций возникает собственно необходимость метаполитического подхода, Диалог или полилог цивилизаций предполагает, что его участники способны понимать содержание чужого цивилизационного целого с позиций своей собственной цивилизации, пересекая границу и заходя в область чужого цивилизационного поля. Важнейшим условием межцивилизационного диалога является процедура цивилизационного распредмечивания - когда цивилизационное содержание перестаёт восприниматься как внешне представленный объект, но выступает в качестве действия и коммуникации, живого процесса со стороны участника диалога. Диалог цивилизаций - это, прежде всего живое участие самого представителя цивилизации, аристократа духа, который может вступать в диалог от имени одной цивилизации с представителем другой цивилизации. Реальность диалога цивилизаций - это выход за привычные представления о чужой цивилизации во взаимодействии с представителем другой цивилизации, то есть это форма и способ существования в самой структуре диалога. При этом важно сохранение цивилизационной идентичности. Но всё-таки, есть ли сегодня идея получше, нежели цивилизационная модель? - спрашивает Хантингтон. Он ушёл, оставшись убеждённым в том, что: «Цивилизационный подход в значительной мере объясняет и упорядочивает «цветущую и жужжащую неразбериху» мира после холодной войны, и именно по этой причине привлек столь большое внимание и породил в мире столь оживленные споры. Может ли любая иная парадигма дать лучший результат? Если не цивилизации, то что? Отклики в «Форин Афферс» на мою статью не дал и альтернативной картины мира».
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|