Царствование Лжедмитрия I.

Москва и Смутное время

Дмитрий Олегович Осипов, Сергей Юрьевич Шокарев

Самозванец.

Разгром Романовского двора на Варварке повлек за собой не только опалу на представителей этого рода. Обширная военная свита Романовых была распущена, и царский указ запрещал кому-либо из бояр принимать романовских холопов на службу. Однако, некоторым из романовских слуг опала на их господ грозила более тяжелыми последствиями. Историки полагают, что именно угроза наказания заставила одного из боевых холопов Михаила Никитича Романова – дворянина Юрия Отрепьева спешно принять монашеский постриг

Юрий Отрепьев происходил из дворянской семьи, представители которого владели поместьями в Галицком уезде. Вероятнее всего, он родился около 1581 г., т.е. был на год старше царевича Дмитрия Ивановича. Отец Юрия – стрелецкий сотник Богдан Иванович – был зарезан пьяным литвином в Немецкой слободе в Москве. Мальчик рос под присмотром матери и от нее обучился грамоте, проявляя редкие способности. Потом он перебрался в Москву, где продолжил образование, научившись искусству красиво писать. Затем, Отрепьев поступил на службу к окольничему Михаилу Никитичу Романову в качестве боевого холопа. Не исключено, что именно во время службы у Романовых, у Отрепьева возникла (или была ему внушена) идея принять имя царевича Дмитрия. Разгром дома Романовых в 1600 г. заставил Отрепьева спасаться от царского гнева. Юноша удалился из столицы и постригся в монахи с именем Григорий в одном из провинциальных монастырей.

Беспокойная натура инока Григория не дала ему надолго задержаться в провинции, где он принял постриг. Вскоре он оказался в Чудовом монастыре, а оттуда, за хороший почерк, был взят патриархом Иовом в штат переписчиков книг, а затем стал одним из приближенных патриарха. На службе у Романовых, и в кругу патриарших придворных, Григорий Отрепьев хорошо изучил обстановку и нравы двора. Многое узнал он и трагической гибели царевича Дмитрия в Угличе. Еще в Чудовом монастыре Отрепьев решился на отчаянную попытку выдать себя за царевича. Юный инок не раз говорил своим товарищам: «Царь буду на Москве» – «они же ему плеваху и на смех претворяху». Имея смелый план и необходимый опыт, Отрепьев в 1602 г. бежит в Литву, где после нескольких неудачных попыток открыть «тайну» своего «царственного» происхождения и «чудесного» спасения, он получает признание у литовского магната князя Адама Вишневецкого. Успех самозванца был вызван активной поддержкой со стороны магнатов, стремившихся к войне с Россией в надежде на территориальные приобретения и военную добычу. Сам Лжедмитрий не скупился на обещания – по договору с королем Сигизмундом III он обещал отдать Речи Посполитой Северскую землю; однако, еще раньше, самозванец обещал Северщину самборскому воеводе Юрию Мнишку, оказавшему ему деятельную поддержку. В результате, самозванец обещал королю половину Смоленской земли, Мнишку – Северщину без шести городов и другую половину Смоленщины. Кроме того, Лжедмитрий I посватался к дочери Ю.Мнишка Марине и заключил брачный контракт, по которому отдавал невесте Новгород и Псков, а сам не только принимал католичество, но и обещал стремиться обратить население Московии в католическую веру за год. Самозванец тайно принял католичество и получил поддержку папского нунция в Польше и иезуитов.

Годунов пытался противостоять самозванческой интриге. Проведенный розыск достаточно быстро установил истинное имя самозванца. В Речь Посполитую к королю и панам-раде были отправлены посланники с разоблачением Лжедмитрия и требованием его выдачи. В 1604 г. в Краков выехал двоюродный дядя самозванца Н.Е.Отрепьев Смирной, который должен был при встрече обличить племянника. Однако, все попытки разоблачить самозванца окончились неудачно. Тот, тем временем, не терял времени даром. Под его знамена в Самборе собралось три тысячи поляков, русских эмигрантов и донских казаков. 13 октября 1604 г. небольшое войско самозванца перешло границу и вторглось в пределы России. Появление «царя Димитрия», обещавшего «жаловати и в чести держати... и в покое, и во благоденственном житии» вызвало на охваченных недовольством и брожением землях эффект искры в пороховом погребе. Приграничные города сдавались самозванцу один за другим – чернь вязала воевод и передавала их Лжедмитрию. Часть из них сами переходили на сторону самозванца, признавая в нем «царевича». Войско самозванца остановилось под Новгородом-Северским, воевода которого Петр Федорович Басманов смог организовать крепкую оборону. Тем временем, из Москвы было отпущено войско в 25 336 человек во главе с первым боярином государства кн. Ф.И.Мстиславским.

Плоды победы в сражении 21 декабря под Новгородом-Северским, одержанной благодаря лихой атаке польских гусар, были утеряны самозванцем после жестокого разгрома в сражении при селе Добрыничах 21 января 1605 г. Потери Лжедмитрия, согласно официальным данным, составили 11 500 человек, из которых 7000 составляли украинские казаки. Остатки его войска были рассеяны, а сам претендент на русский престол, едва не попав в плен, бежал в Путивль. Царь праздновал победу с большим торжеством: «мы видели, как три тысячи несчастных пленных, семнадцать неприятельских знамен и одиннадцать барабанов были доставлены в Москву с торжественностью превосходившей однакож значение празднуемой победы», – свидетельствует английский посол Т.Смит.

Но счастье отвернулось от Бориса. Царская армия застряла под небольшим городком Кромы, оказавшем жестокое сопротивление. В это же время, к самозванцу собирались все новые и новые толпы сторонников. Воеводы Годунова сами способствовали пополнению армии противника бессмысленной жестокостью, направленной против населения территорий, поддержавших самозванца. Армия Бориса Годунова под Кромами таяла из-за дезертирства дворян; среди людей начались болезни. Между тем, Лжедмитрий I из Путивля вел активную и весьма успешную агитацию, обращаясь к населению Северщины и южных крепостей и к царским воеводам. Боевые действия на время замерли и исход противостояния был неясен.

Смерть Бориса Годунова.

13 апреля 1605 г. неожиданно для всех от удара скончался царь Борис Годунов – «случися царю Борису в царствующем граде сидети за столом в царском доме своем, обеднее кушание творяще по обычаю царскому и то отшествии стола того мало времени минувшю, царю же в постельной своей храмине седяще и внезапу случися ему смерть и, пад изше». Умирающего царя успели постричь в монахи с именем Боголепа, а на следующий день Москва принесла присягу царевичу Федору Борисовичу Годунову, единственному сыну покойного царя Бориса.

Внезапная смерть Годунова вызвала множество слухом о том, что царь в ужасе и порыве раскаяния принял яд. Судьба царя Бориса связана с удивительным парадоксом – правитель, стремившийся оказать реальную помощь народу, повысить его благосостояние, укрепить военную мощь и внешнеполитическое положение державы – в народе не только не был популярен, но и наоборот, зачастую ненавидим. Бориса обвиняли во всех грехах и бедах – смерть царя Ивана, царевича Дмитрия, царя Федора, и даже сестры-царицы Ирины Годуновой – приписывалась злодействам Годунова. Не говоря уже об обвинениях в поджоге Москвы, сговоре с крымским ханом, и ропоте на царя за опалы на бояр, масштаб которых не мог идти ни в какое сравнение с террором Грозного. Причина подобного отношения к правителю в том, что общество все-таки не могло простить ему стремительное возвышение до царского престола. В русских исторических повестях начала XVII века Годунов часто называется «рабоцарем». Восхождение Годунова на престол венчало процесс разрушения облика незыблемости и недосягаемости царской власти. «Первый, – писал о Годунове и Лжедмитрии I Иван Тимофеев – был учителем для второго,... а второй для третьего и для всех тех безымянных скотов, а не царей, которые были после них».

Современники оставили многочисленные характеристики царя Бориса: «благолепием цветуще, образом своим множество людей превзошед... муж зело чюден, в расзуждении ума своего доволен и сладкоречив велми, благоверен и нищелюбив. И строителен зело о державе своей и многое попечение имея, и многое дивное особе творяше (всякие диковины создавал). Единое же имея несиправление, от Бога отлучение: ко врачем сердечное прилежание и ко властолюбию несытное желание, и на преждебывших царей ко убиению имея дерзновение, от сего же возмездие восприят». «Борис был дороден и коренаст, невысокого роста, лицо имел круглое, волосы и бороды – поседевшие, однако, ходил с трудом, по причине подагры... Он был весьма милостив и любезен к иноземцам, и у него была сильная память, и хотя он не умел ни читать, ни писать, тем не менее, знал все лучше тех, которые много писали... за время своего правления он украсил Москву, а также издал многие добрые законы и привилегии... Одним словом, он был искусен в управлении и любил возводить постройки... но он больше верил священникам и монахам, нежели своим самим преданным боярам, а также слишком доверял льстецам и наушникам и допустил совратить себя и сделался тираном, и повелел извести все знатнейшие роды... и главной к тому причиной было то, что он допустил этих негодяев, а также свою жестокую жену (имеется в виду Мария Григорьевна Годунова, урожденная Скуратова-Бельская, дочь Малюты Скуратова) совратить себя, ибо сам по себе он не был таким тираном», – пишет голландский купец Исаак Масса.

В историю Москвы Борис Годунов вошел как организатор крупномасштабных градостроительных работ. При нем были возведены стены Белого и Земляного городов, завершено строительство колокольни Ивана Великого, начато строительство грандиозного храма Святая Святых. Кто знает, сколько сумел бы создать этот выдающийся правитель, если бы судьба была более благосклонная к нему. Однако, обстоятельства не благоприятствовали Годунову. Суровой оказалась по отношению к первому русскому выборному царю и людская память.

Царствование Лжедмитрия I.

Преемник царя Бориса правил недолго. Его судьбу решил военный мятеж в армии под Кромами 7 мая 1605 г., во главе которого стоял обласканный Борисом Годуновым воевода Петр Басманов. Воссоединившись с армией самозванца, войско двинулось на Москву, которая еще оставалась под контролем царской администрации. Шествие Лжедмитрия I от Путивля до Тулы можно назвать триумфальным. Массы народа стекались приветствовать «истинного царевича». Из под Тулы в Москву самозванец отправил гонцов Г.Г.Пушкина и Н.М.Плещеева с призывом к москвичам, свергнуть царя Федора и его мать царицу Марию Григорьевну Годуновых, и признать его права на престол. Казаки атамана Корелы доставили посланцев Лжедмитрия I в Красное село, где Пушкин и Плещеев привлекли на свою сторону «мужиков красносельцов». В сопровождении большой толпы «мужиков», посланцы проникли в Москву и на Красной площади при большом скоплении народа прочли грамоту самозванца. Согласно разрядным записям, перед народом выступил и окольничий Б.Я.Бельский и подтвердил истину «царского» происхождения Лжедмитрия: «Яз за цареву Иванову милость ублюл царевича Дмитрия, за то я терпел от царя Бориса». Это послужило началом к восстанию: народ бросился в Кремль, схватил Годуновых и начал грабить их дворы, также дворы их однородцев Вельяминовых и Сабуровых. Царь Федор, царица Мария Григорьевна и царевна Ксения были заточены на старом дворе Бориса Годунова. Погребение царя Бориса в Архангельском соборе было вскрыто, а его прах похоронен на скудельничьем кладбище Варсонофьевского монастыря, где хоронили бездомных и убогих. Москвичи принесли присягу новому царю.

10 июня в Москву прибыли любимцы самозванца бояре Басманов, кн. В.В.Голицын, кн. В.М. Рубец Мосальский, дворянин М.А.Молчанов и дьяк А.В.Шерефединов. Они низложили и сослали из Москвы престарелого патриарха Иова, а затем, в сопровождении трех стрельцов пришли к месту заключения Годуновых. Царицу Марию Григорьевну убийцы удавили достаточно быстро, но юный царь Федор оказал им отчаянное сопротивление – «царевича же многие часы давиша, яко не по младости дал Бог ему мужество», пока наконец не смогли одолеть. Князь В.В.Голицын объявил народу, что царь и царица «от страстей» приняли яд. Царевну убийцы пощадили – ее ждала печальная участь наложницы самозванца, а затем – монашеский клобук.

20 июня в Москву вступил «царь Дмитрий Иванович». Он обладал весьма примечательной, но непривлекательной внешностью: «возрастом (ростом) мал, груди имея широки, мышцы имея толсты. Лице ж свое имея не царского достояния, препросто обличие имяху»; другое описание: «обличьем бел, волосом рус, нос широк, бородавка подле носа, уса и бороды не было, шея коротка». Многие москвичи опознали беглого инока и плакали о своем согрешении, но ничего не могли поделать. Но Отрепьев почему-то не боялся разоблачения, более того, чуждый какого-то ни было такта, он с первых моментов своего вступления в столицу, шел на конфликт с ее населением: самозванца сопровождали польские и литовские роты, которые «сидяху и трубяху в трубы и бияху бубны» во время торжественного молебна на Красной площади. Лжедмитрия I это не смущало. Более того, в первые дни своего правления он обвинил в измене и подготовке мятежа боярина князя Василия Ивановича Шуйского и его братьев. Только ходатайство мнимой матери самозванца царицы Марфы Нагой спасло боярина от смертного приговора, замененного ссылкой. Этим Лжедмитрий I нажил себе опаснейшего врага, но новый царь и не собирался идти навстречу, ни с боярам, ни москвичам, ни своим польским друзьям и покровителям.

Никогда еще москвичи не видели в столице такого количество «поганых» – поляков и литовцев. Возмущало горожан и заносчивое поведение казаков, которые чувствовали себя победителями и веселились в московских кабаках, пропивая государево жалование. Однако, более всего шокировало москвичей поведение самого царя. Новый царь сильно отличался от своих предшественников, разве что, своей энергией, решительностью и сластолюбием он весьма походил на своего названного отца. Самозванец не боялся грубо ломать установившийся дворцовый церемониал, пренебрегал всеми правилами и установлениями, окружавшими личность царя. Самодержец не спал после обеда, как было принято, и не соблюдал постов. Ночные похождения расстриги, к которому, согласно И.Массе, приводили красивых девиц, женщин и монахинь, также вскоре получили широкую известность, равно как и его насилие над Ксенией Годуновой. Самозванец был щедр на раздачи и богатые подарки польскому и литовскому войску, и в то же время, занимал деньги у монастырей и не торопился возвращать их. Он объявил о стремлении начать войну с Крымом и начал отправлять артиллерию и войска в Елец. Об этом начали распространяться слухи, что расстрига собирался погубить всех христиан в войне с ханом. Наконец, царь заявил о своем намерении жениться на католичке (по представлениям русского средневековья – еретичке), полячке Марине Мнишек, что также вызвало сильное недовольство.

1 мая 1606 г. нареченная царица въехала в Москву, торжественно встреченная войсками, придворными и народом. Марину Мнишек сопровождала большая свита, которую, при приказу царя, разместили на дворах бояр, купцов и посадских людей – «и в то время мятеж велик и крик и вопль, что из многих дворев добрых людей метаху вон, а запасы их всякие взимаху на себя, и насилье великое и обиды и позорство бысть всем добрым людем». Москвичи, по словам К.Буссова, были «очень опечалены тем, что у них появилось столько иноземных гостей, дивились закованным в латы конникам и спрашивали живущих у них в стране немцев, есть ли в их стране такой обычай, приезжать на свадьбу в полном вооружении и в латах». Вместе с поляками приехало немало других иноземцев – немцев, итальянцев, евреев, в основном, торговцев, которые намеревались сбыть свои товары на роскошной московской свадьбе польской аристократки и русского царя.

Лжедмитрий готовился к свадьбе. Вскоре после своего воцарения, он приказал сломать каменный дворец Бориса Годунова «на взрубе», а на его месте приказал построить новый дворец для себя и для будущей царицы. Дворец самозванца, возвышался над кремлевской стеной так, что из него открывался вид на весь город. «Внутри этих... палат он повелел поставить весьма дорогие балдахины, выложенные золотом, а стены увесить дорогою парчею и рытым бархатом, все гвозди, крюки, цепи и дверные петли покрыть толстым слоем позолоты; и повелел также внутри искусно выложить печи различными великолепными украшениями, все окна обить отличным карамзиновым сукном», – сообщает И.Масса.

Из окон этого дворца самозванец мог наблюдать за потехами, которые устраивались по его велению на льду Москвы-реки. Так, зимой 1605/1606 года на Москве-реке была построена деревянная крепость по типу традиционного для русской фортификации Гуляй-города. Эта крепость, предназначавшаяся для война с татарами была, по свидетельству того же Массы «весьма искусно сделана и вся раскрашена; на дверях были изображены слоны, а окна подобны тому, как изображают врата ада, и они должны были извергать пламя, и внизу должны были окошки, подобные головам чертей, где были поставлены маленькие пушки». Украшение крепости в виде треглавого ада поразило москвичей. Они прозвали эту крепость «адом»: «ад превелик зело, имеющ у себя три главы. И содея обоюду челюстей его от меди брячало велие: егда же разверзает челюсти своея, и извну его яко пламя предстоящим ту является, и велие бряцание исходит из гортани его; зубы же ему имеюще оскаблены, и ногты яко готовы на ухапление, и изо ушию его яко же пламень расплавляшуся». Склонные верить предзнаменованиям, русские люди впоследствии, говорили, что самозванец воздвиг «ад» в «знамение предвечного своего домовища». Для своего развлечения, Лжедмитрий I приказал устроить маневры и отряду польских всадников штурмовать эту крепость. Самозванец вообще любил военные потехи, одна из которых чуть не закончилась для него плачевно – в подмосковном селе Большие Вяземы он приказал воздвигнуть ледяную крепость, посадил в ней обороняться бояр, а сам со своими телохранителями и поляками пошел на штурм. «Оружием с обеих сторон должны были быть только снежки... Воспользовавшись удобным случаем, немцы примешали к снегу другие твердые вещества и насажали русским синяков под глазами», – пишет К.Буссов. Когда же самозванец штурмом взял ледяную крепость и принялся на радостях пировать к нему подошел один из бояр «и предостерег его и сказал, чтобы он эту игру прекратил, ибо многие бояре и князья очень злы на немцев... и чтобы он помнил, что среди них много изменников, и что у каждого князя и боярина есть длинный острый нож, тогда как он и его немцы сняли с себя верхнее и нижнее оружие и нападают только со снежками, ведь легко может случиться большое несчастье». Самозванец довольно скоро стал опасаться за свою жизнь и создал внушительную охрану, в основном, из поляков и немцев, во главе с иноземными офицерами – французом Яковом Маржеретом, датчанином Матвеем Кнутсеном (Кнудсеном) и шотландцем Альбертом Скотницким) (Лантоном). Охрана состояла из сотни стрелков и двух сотен алебардщиков. Они носили дорогие кафтаны из красного бархата с серебряной паволокой и фиолетового сукна, с отделкой красным и зеленым бархатом, богато украшенное оружие, имели значительное денежное жалование и получили поместья. Сверх того, во всех выездах царя сопровождала польская рота во главе с ротмистром Матвеем Домарацким: «И в хождении и исхождении дома царского и по граду всегда со многим воинством ездяше. Спереди же и созади его во бронях текуще с протазаны и алебарды и с иными многими оружии, един же он токмо по среде сих; вельможи же и бояре далече от него бяху. И бе страшно видети множество оружии блещащихся».

12	Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: