IV. Правила обучения, касающиеся учителя

Здесь речь идёт не о всей жизни и стремлениях учителя, не об общих качествах учителя-воспитателя: его честности, нравственности и т.д., а только о качествах учителя, делающих обучение образовательным и плодотворным, поскольку эти качества зависят от личности обучающего субъекта.

1. Старайся сделать обучение увлекательным!

Увлекательным и интересным мы называем то, что особенно привлекает наше внимание и сочувствие, естественным образом возбуждает и повышает нашу жизненную энергию. Понятно, что мы охотно занимаемся тем, что нас увлекает, потому что чувство удовольствия связано у человека с возбуждением его внутренних духовных сил. Поэтому, если мы желаем завладеть нераздельно вниманием собравшейся толпы, приковать его к себе, мы должны внушить ей живой интерес, заинтересовать её своей личностью или своим способом изложения предмета, что опять-таки проистекает из стремления личности вызывать интерес или быть интересной.

Интересное возбуждает не буднишний, но высший, свободный или чистый интерес, который знаком только образованному человеку и сам в свою очередь способствует образованию. Для учителя же способность делать обучение интересным представляет ещё особенный интерес, так как ученик приобретает благодаря этому свободное влечение к истине, к добру и красоте и охотно занимается этими высокими предметами. Потому мы спрашиваем, как сделать обучение интересным, и отвечаем:

1) посредством разнообразия,

2) живости учителя,

3) всей его личности вообще.

«Разнообразие — услада жизни», — говорит известная пословица. Как же может юношество не чувствовать потребности видеть в разнообразных положениях и видах один и тот же учебный предмет? (Сам по себе обыкновенно сухой и мёртвый, значение которого для жизни юношество не понимает.) Учитель, как общее правило, должен искать разнообразия не в различных предметах, но в виде, направленности изложения. Прежде чем ребёнок научится писать самую простую букву, он должен её написать тысячу раз. Подумайте, учителя, что для этого требуется! Поэтому заботьтесь о разнообразии, изменении и перемене!

Но разнообразие составляет не всё и даже не самое главное. Гораздо важнее живость, подвижность, бодрость учителя, его естественная любовь к преподаванию и занятиям с детьми, его радость при успешности даже слабых попыток и т.д. Мы видели, что искусство обучения заключается не в умении сообщить, но в умении возбуждать, будить, оживлять, А как же можно возбуждать без возбуждения, пробуждать дремлющее без самодеятельности, оживлять без жизни? Только жизнь порождает жизнь; от смерти исходит лишь смерть. Поэтому усвой как можно больше бодрой живости! Последняя заключается не в суетливости, не в бесконечном размахивании руками, не в гримасах и мимике. Это духовная жизнь, которая, разумеется, также отражается на лице, на всем внешнем облике и в жестах. Некоторые люди в этом отношении необыкновенно щедро одарены природой.

Но много этому содействует и воспитание, что можно наблюдать на детях умственно развитых родителей и учениках ревностных учителей. Поэтому каждый учитель, сохранивший способность к дальнейшему образованию, может успешно совершенствоваться в приобретении подлинной живости. Она достигается путём наблюдения людей, отличающихся полнотой духовной жизни, и общения с ними, благодаря правильному и упорядоченному образу жизни (потому что многое зависит при этом от тела), не лишённому, однако, оживляющего разнообразия.

Эта живость приобретается также благодаря представлению о ценности и значении жизни, проведённой нами в деятельности, так как мы живём лишь тогда, когда бываем деятельны; путём наблюдения за бесконечной деятельностью, совершающейся в природе, особенно когда наступает весна. Она вырабатывается посредством общения с детским миром и проникновения в его мысли и суждения и, наконец, через высшее религиозное уразумение цели бытия и мысль о проведении, призвавшем человека быть деятельным, пока существует мир.

Короче говоря, старайся придать интерес обучению благодаря всей своей личности! Если не принадлежишь в этом отношении к числу людей, щедро одарённых природой, то старайся совершенствоваться в этом насколько можешь! При помощи доброй воли и желания можно достигнуть не всего, но очень многого. Кто способен приковать к себе внимание слушателей, тот их властелин. Где начинается скука, прекращается внимание, а, следовательно, и образование.

Зададим ещё раз вопрос: чем можно приохотить ученика к учению, чем внушать ему чувство радости при изучении предмета? Во-первых, любовным отношением к последнему: любовь учителя к предмету передаётся ученику; во-вторых, тем, что предполагаешь охоту к учению в ученике во время учения; в-третьих, что само собой разумеется, — дидактическим изложением предмета; в-четвёртых, и главным образом, — возбуждением у ученика чувства и сознания, что он кое-что знает и умеет, что он продвинулся вперёд. Радостное сознание знания и умения!

Значит ли это сделать ученика высокомерным? Эх, вы, горе-учителя! Великие знатоки человечества и юношества! Вы, взрослые люди, никогда не можете радостно действовать, успешно продвигаться вперёд и с удовольствием наслаждаться жизнью и бытиём без признания и уверенности в успехе, — а от этого должен отказаться ребёнок, мальчик, юноша?

Он ещё не зрелый, не сознающий пользы вещей, которые он должен учить, охваченный беспредельным желанием свободного движения, должен отказаться от самого сильного своего стремления и провести прекраснейшие, невозвратимые часы своей молодости на жёсткой школьной скамье, запертым в пустой школьной комнате, не испытывая вознаграждающего чувства, вызванного продвижением вперёд, приобретением знаний и умений? Кто этого требует, не знает человеческой природы, является варваром.

Знаток человечества и друг юношества вызывает у ученика желание учиться. Он постоянно возвращается к выученному, снова заставляет над ним упражняться, применяет на последующих ступенях то, что выучено на предыдущих, даёт ученику на каждой остановке обзор уже пройденного, так как для него это важнее изучения нового. Так пробуждает он в ученике живительное чувство приобретённой силы. Кто приобрёл это чувство, не нуждается ни в каком другом побуждении к прилежанию. Он любит учителя, школу, предмет, а когда покидает школу, у него сохраняются полученные им там стимулы. Углубиться в предмет, быть им поглощённым — значит вновь обрести самого себя.

2. Обучай энергично!

Мне много раз случалось задумываться над тем, в чём собственно может заключаться дисциплинирующая дидактическая сила некоторых учителей, обладающих этими свойствами, и почему во многих школах её недостаёт. Я нашёл источник этой силы в энергии и решительности воли, одним словом, в силе характера учителя. При нерешительности, нечёткости, отсутствии мужественности нельзя создать в какой бы то ни было области что-либо достойное внимания современников. Следовательно, было бы величайшим заблуждением полагать, что при шаткости убеждений, неясности чувств и отсутствии воли можно превратить глупость юношества в рассудительность, неловкость в искусство, рассеянность во внимание, невежество в образование.

Силу характера нельзя ничем заменить: ни молитвами, ни пением, ни терпением, ни смирением, ни даже расцветом нравственных сил. Это могло бы иметь место, если бы молодёжь сама по себе достигала остроты мышления, нравственной силы, энергии, воли! Но эти свойства не приходят сами собой, их нельзя от кого-нибудь получить или вымолить; они должны приобретаться путём напряжения всех сил. Поэтому здесь речь идёт не о бездеятельном или отрицательном, но о решительном, положительном действии.

Только человек решительный, энергичный, с твёрдым характером, знающий, чего он хочет, почему он хочет, и какие средства ведут к выполнению его воли, — только такой человек может воспитать решительных, энергичных, сильных характером людей.

Имеются люди, которые не решаются пожелать, чтобы указанные качества были присущи воспитателям юношества. Они воображают, что эти качества могут привести к дерзости, отсутствию скромности и даже неверию. Кто способен высказать такие взгляды, только обнаруживает недостаток нравственной силы, поверхность мышления и неумение видеть всё великое и благородное в человеческой природе и окружающем мире.

К сожалению, много людей наших дней (1850) до того прониклись пессимизмом по отношению к духу нашего времени и с таким недоверием относятся к добрым нерушимым и крепким началам, заложенным в человеческую природу, что они стали проповедовать педагогические взгляды, которые превратили бы весь мир в монастырь, если бы они проводились в жизнь. Мы же, напротив, почитаем вместе со всеми стремящимися вперёд людьми только решительность, храбрость, мужественность, самодеятельность, поставленную на службу истине и добру.

Сходите в школу, где учитель дышит энергией, и посмотрите, что он творит! Плодом его деятельности является устойчивое напряжённое внимание, которое проявляется во взгляде учеников, в их внешней выправке, хорошо развитой речи — одним словом, во всём. А ведь эти качества особенно необходимы человеку в водовороте жизни, от которого никто не в силах уберечься, даже если бы он обладал богатствами Креза. Эти качества учителя являются истинными, единственно успешными, делающими излишними сотни всяких фокусов и ухищрений, дисциплинарными средствами. Они воплощаются в дисциплинарной дидактической силе учителя, которая является плодом сильного характера.

3. Заставляй ученика правильно устно излагать учебный материал! Следи всегда за хорошим выговором, отчётливым ударением, ясным изложением и логическим построением речи!

Здесь речь идёт об учениках: надо следить за тем, чтобы они выполняли вышеуказанные требования. Ввиду того, что излагаемые нами в этом разделе дидактические принципы относятся к деятельности учителя, то этому правилу тут как будто не место. Но так как оно чрезвычайно важно и его выполнение должно быть обеспечено учителем, мы помещаем его здесь же.

Оно распространяется на всё обучение, т.е. на всё, что должно быть выучено, усвоено головой. Ученик должен излагать всё усвоенное без всякого исключения, устно собственными словами(СНОСКА: «Свои мысли учитель не может мне внушить, передать; мои мысли он может и должен будить своими словами: это будут, таким образом, мои, а не его мысли. Слова — только орудия, я должен научиться ими владеть собственными силами, по-своему, в противном случае я ничему не выучился. Следовательно, лучшим пробным камнем служит способность воспроизвести выученное, изложить самостоятельно, собственными словами» (Гердер. Школьные речи).

Необходимо в достаточной мере подчеркнуть важность этого принципа, так как он особенно часто нарушается. Почему?

Говорить самому (т.е. учить) гораздо легче, чем заставлять говорить другого: приучать его к правильной, беглой речи. Это требует неистощимого терпения, постоянного внимания к ученику: не только к содержанию его речи, но также к форме и способу изложения. Вредная привычка — заставлять ученика больше слушать, чем говорить. Мы требуем от учителя добровольного участия в трудном деле, неизбежного при этом самоотречения и самопожертвования. Это не пустяки; это нелегко — мы хорошо это знаем. В особенности это трудно для подвижных, живых, темпераментных учителей. Последние обосновывают свой неправильный образ действий тем, что иначе дело подвигалось бы вперёд слишком медленно; они ссылаются на то, что ученики слышат хорошую речь, когда говорит учитель.Но действительно ли ученики подвигаются вперёд только слушая? И учатся ли ученики для школы или для жизни? Впрочем, подобные оговорки не заслуживают даже опровержения. Следующие положения являются для нас непоколебимыми истинами:

Ученик знает хорошо только то, что умеет правильно выразить(СНОСКА: Первая ступень усвоения: понимание того, что излагает другой, хода мыслей другого; вторая: воспроизведение этого про себя мысленно и словами; третья: громкое, связное изложение вслух, высшая ступень: способность укреплять в других тот же ход мыслей посредством вопросов. Наши ученики должны быть доведены до третьей ступени; четвёртая свидетельствует об искусстве учителя и истинного катехизатора).

Он усваивает правильно только то, что его заставляют изложить.

Как лучшие воспитатели лаконичны там, где речь идёт о правильной деятельности самого ученика, так и лучшие учителя если не лаконичны, то, во всяком случае, неразговорчивы и несловоохотливы. Страдающие словоохотливостью — самые худшие из всех.

У ученика должно войти в привычку всё, что он слышит и учит, выражать мысленно про себя в правильных предложениях, хотя бы от него и не требовалось передачи их вслух. Я знал одного учителя, который за несколько часов преподавания не говорил и десяти предложений, ученики же наоборот — сотни их. То был настоящий учитель. Вредная привычка — заговаривать учеников до одури, обрекать их на вечное слушание(СНОСКА: Теологи — «рабы слов» — обыкновенно в этом всех превосходят. Они не могут сдержаться, они любят укорять, увещевать, распекать. Если бы только наша славная молодёжь стала от этого умнее и лучше!). Они должны, конечно, научиться внимательно слушать, и они учатся этому во многих наших школах при живом увлекательном преподавании. Но правильная речь самих учеников важнее этого; она также бесконечно важнее, чем правильное писание. И последнему они должны учиться, но мы сотни раз слышим, как человек говорит, прежде чем прочтём, что он написал. Следовательно, и т.д....Кто решится утверждать обратное?

Итак, хорошее произношение, т.е. такое, какое мы встречаем у образованных людей. Провинциализм служит признаком недостаточного образования, по крайней мере в тех случаях, где он проявляется редко. Нужна также отчётливая дикция, присущая сильным людям и обязательная в школе, где должна укрепляться сила и где каждый должен слышать всякое сказанное слово. Наши ученики не посетители гостиных, умеющие только щебетать; мы не воспитываем будущих дипломатов, а если наши ученицы со временем и сделаются посланницами, то это нам безразлично.

Произношение и ударение в слове относятся друг к другу, как внешнее к внутреннему (первое связано со звуком, второе с понятием), но всё-таки и то, и другое принадлежит к внешнему. К внутреннему содержанию речи относится её ясное изложение и логическое построение. Оба эти момента опять-таки относятся друг к другу, как внешнее к внутреннему. Ясность изложения заключается в устранении всего двусмысленного и неопределённого, как и всего не относящегося к делу; логическое построение речи — в такой последовательности мыслей, в какой они естественно следуют друг за другом в нашем сознании.

В том, что представляет собой неопределённость, легко убедиться на примере тех женщин, которые не умеют отчётливо думать и так строят своё изложение, что человек, привыкший к ясности и определённости, обыкновенно не в состоянии понять, к чему относятся употребляемые ими местоимения (он, она и т.д).

Ещё важнее, особенно в обучении, правильное построение речи. Наличие его тотчас же выдаёт хорошую голову, отсутствие — дурную. Обладатель последней, как правило, назовёт сначала итог размышления, выводы заключительного ряда, совершенно пропуская при этом предпосылки или плохо их излагая. Но этого нельзя допускать.

Ученика обязательно следует заставить изложить ход мыслей в связном и последовательном порядке, и ни в каком другом. С обратным ни в коем случае нельзя мириться! Иначе никогда не появятся ясность и прочность знаний, отчётливость суждений и последовательность вывода. Итак, как птицу по пению, так ученика можно узнать по речи.

4. Никогда не останавливайся!

Недостаточно только помнить пословицу: «Остановка - шаг назад». К этому надо добавить, что лишь до тех пор являешься способным начать образование другим, пока продолжаешь работать над собственным образованием и видишь в самой школе, в общении с детьми и преподавании главное образовательное средство.

Образование никогда и нигде не является чем-то законченным и завершённым. Оно находится в становлении и изменении, чего нельзя себе представить без деятельности, движения, роста. Если верно, что образование других состоит преимущественно в их возбуждении, а это возбуждение зависит от самодеятельности возбуждающего, то отсюда следует, что подобное обучение для самого учителя является школой самообразования в высшем смысле слова. Так как учитель большую часть дня занимается обучением, то его дальнейшее собственное образование должно ему даваться легче, чем остальным людям, при условии, если его обучение действительно является возбуждением других и вместе с тем самовозбуждением.

Там, где этого нет, наверно, плохо обстоит дело и с тем образованием, которое получают от него другие. Поэтому работай постоянно над своим образованием: над общим — как человек и гражданин, над специальным — как учитель! Продвигайся вперёд в познаниях и понимании, в развитии чувства, особенно религиозного, в укреплении воли! О первом и последнем мы говорили достаточно, поэтому скажем ещё несколько слов о втором.

Самым глубоким, неиссякаемым источником неустанных стремлений является истинная, неподдельная, хочется сказать, если только правильно поймут это выражение, естественная религия, т.е. религиозность, которая представляет собой естественное, неотъемлемое свойство человеческой души. Я называю её естественной, чтобы отличить от других, именно от несвойственных человеку или искусственных религиозных настроений.

Даже среди учителей вошло в обычай принимать за религиозность словесные формулы, догматы и внешние формы вероисповедания, словно она заключается в рациональном признании какой-нибудь истины, а вовсе не в искренней глубокой направленности души на божественное. Поэтому иной глубоко заблуждается, полагая, что является религиозным человеком, хорошим преподавателем религии, если разбирается в формулах веры и с презрением относится к тому, кто якобы уклоняется от непогрешимости догмата, и усматривает религиозность в большей мере или даже исключительно в нравственной жизни.

Бесконечные предрассудки царят в этой области ещё среди тысяч людей, даже учителей! Я наблюдал в школе учителей, которые слыли истинно религиозными, и не нашёл в их школах ничего подлинно религиозного, так как заучивание катехизиса и религиозных текстов, мёртвое исповедание какого-либо символа, строгое следование обычной официальной вере и прикладывание к другим мерки катехизиса — всё это можно назвать как угодно, но не религиозностью.

Но я наблюдал и таких учителей, о которых прошел слух, что они еретики, и в школах которых я нашёл истинную, живую, непосредственную религиозность, именно благоговение перед божественным и священным, глубокое ощущение великого и искреннее стремление к правде и добру. Твёрдое упование на всемогущее провидение, собственное осознанное стремление к добру, вера в истину и её конечное торжество, соединённая с верой в человечество, которая всегда воодушевляла и придавала силы выдающимся историческим личностям в их деянии — всё вместе взятое уподобляет человека скале. Он становится непоколебимым и стойким, не чувствует утомления от своей деятельности и честно исполняет свой долг, несмотря на все ограничения, налагаемые на него должностью.

Воспитывать несколько собственных детей — дело утомительное, трудное, редко удающееся по желанию, следовательно, сопряжённое с огорчением и заботами. Это знают все родители без исключения на всём земном шаре; они это испытали, пережили. Но это дело длится не вечно; оно минует и не поглощает всецело. Вознося благодарность богу, смотрят родители на подрастающих детей и радуются, что прекратились, наконец, заботы об их воспитании. Ни за какие блага, пожалуй, даже ни за что, не согласились бы они проделать всё снова.

Иное положение у учителя. Он должен воспитывать множество детей — чужих детей и вечно детей. Продвигающиеся вперёд заменяются следующими за ними, оканчивающие — поступающими. Учителю приходится каждый год, чуть не каждый день, начинать сначала, — и так всю жизнь. Что же даёт ему возможность быть при этом стойким, весёлым и бодрым, радостным и спокойным?

Кое-что следует указать. Школа — виноградник, где учитель призван действовать воспитывающе и плодотворно. Эти и подобные им мысли, которые всегда близки учителю и постоянно витают перед его умственным взором, поддерживают в нём веселье и бодрость, сохраняют ему мужество и спокойствие, если неблагодарность и непризнание выпали ему на долю. Без этих мыслей, несомненно, не может быть постоянно счастливого школьного учителя.

Идея, которой служит учитель, состоит в насаждении нравственности в роде человеческом. Ей отдаётся он всей душой, она владеет им безраздельно. Она не засела в его голову как надуманный принцип, но перешла ему в плоть и кровь. Не он ею владеет, а она им. Он — учитель по призванию; его нельзя представить себе не кем иным, как учителем. Преподавание обратилось в его жизнь, в его пищу; оно нераздельно связано с ним. И не чудо, если учительское дело становится у него свободным искусством, и он на всех своих учеников накладывает печать своего духа! Как он находит своё счастье в обучении, так можно считать счастливцами тех, кто у него учится.

До такой гениальной виртуозности доходят только прирождённые учителя при редчайших и счастливейших обстоятельствах. От нас, всех остальных, можно ожидать, чтобы мы, в меру своих сил и способностей, служили своему призванию на благо тех, кто нам доверен. Учитель должен являться для ученика олицетворением не только чувственного познания, но также отвлечённого мышления, духа школьной общественности, подчинения личности общей цели. Одним словом, он должен быть олицетворением зрелого, воспитанного, если не совершенного, то стремящегося к совершенству человека. Самым важным явлением в школе, самым поучительным предметом для наблюдения, самым живым примером для ученика является сам учитель. Он — олицетворённый метод обучения, само воплощение принципа обучения и воспитания. Его личность завоевывает ему уважение, влияние, силу. Повсюду ценность школы равняется ценности её учителя. Побывав в первой, узнаёшь последнего гораздо ближе и основательнее, чем в итоге самого подробного описания: «Покажи мне своих учеников, и я увижу тебя!»