 |
Тасниф о весельчаке
|
|
|
|
Инсценировка рассказа М. Горького «Весельчак»
Действующие лица:
Баринов - сергачский человек, около 50 лет, рыбак
Максим - молодой сергачский парень, рыбак
Изет - молодой перс, рыбак
Перс - перс в возрасте, незнакомец
Голос матери Максима
Ярко. Жарко. В зеленоватую воду моря атласным лоскутом брошена маленькая песчаная отмель. Вдали, среди горячих песков - грязные пятна строений рыбного завода. За версту, на холмах - искры рыбьей чешуи. Чайки изредка хрипло вскрикивают, задыхаясь. Вода облизывает отмель низенькими волнишками. Тихо, точно после великого несчастья. По соседней отмели ходит тёмная фигура - Изет - возится, подталкивая к лодке бочку. Изнывая от жары, на влажном песке растянулись двое мужчин - Баринов и Максим. Над ними - небо, вокруг - море, висят в бездонной пустоте, точно на самолёте - ковре. Не на чем остановиться глазу в этой сверкающей пустоте.
БАРИНОВ. В думах моих я все земли прошёл, все моря переплыл; в думах моих я все грехи изведал. А в жизни я - пустой человек. Пустой, как бубен, ударят - отвечаю, не трогают - молчу... Мне сорок пять годов минуло, я столько всякой всячины видал, что иному губернатору и то хватит. А спроси меня - к чему всё? Так я тебе этого не скажу. Томаша одна. А ты говоришь - народ... У нас, на селе, был писарь Колобашкин, добрый человек, хоша заливной пьяница. Так он, бывало, говорил: " Надобно жить всем одинаково. Порите, говорит, мужики, друг друга чаще, когда все перепоретесь и будет вам друг дружку стыдно, начнёте вы дружнее жить. Надо, говорит, всем в одном жить, хоть в стыде, лишь бы единодушно. А когда всякая крупинка сама по себе - каши не сваришь".
МАКСИМ. Все эти размышления о жизни только мертвят её, дядька Баринов.
|
|
|
БАРИНОВ. А меня - жарища эта.
МАКСИМ. Сделали бы уж давно всё быстро и уплыли в прохладу...
БАРИНОВ. Успеешь наделаться. А сейчас - отдыхай, наказ старшего. Изет вон справляется, делает всё.
МАКСИМ. А втроём быстрее было бы всё ж. Уехали б уже...
БАРИНОВ. Гляди-ка, кто идёт?
Баринов и Максим замечают, как вдоль берега ходит, качается у самой воды какой-то человек, гасит ногами искры рыбьей чешуи.
МАКСИМ. Бороду ищет...
БАРИНОВ. Максим, крикни ему, правее бы шёл, там гряда...
Молчат.
МАКСИМ. Боязно. Кому мы понадобились? Жарко!
БАРИНОВ. В зное все животные мирно приходят на водопой.
МАКСИМ. А у нас водопой солёный, мёртвый.
БАРИНОВ. Ты о людях - то не думай дурно вот так сразу! Если б все так думали - у меня б ни жены не было, ни работы. Ты посмотри поближе, приглядись.
МАКСИМ. Это у тебя зрение морское.
БАРИНОВ. И в море фата-моргана бывает.
МАКСИМ. Хорошо, дядька. И то ведь, нас двое! Справимся. Да и Изет рядом возится.
БАРИНОВ. Да я и один уложу! Рано меня со счетов списываешь!
У самой отмели поблёскивают серебряные сельди. Остановилось и плавится солнце.
БАРИНОВ. Не наш идёт.
Человек вошёл в воду и медленно двигается вперёд, подняв локти, смешно расталкивая воду животом. Вода становится ниже, из неё вырастают медные ноги.
БАРИНОВ. Персюк!
ПЕРС (кричит). Здырясты!
БАРИНОВ. О, так весёлый он. Отбой, Максимка. Персюки - все эдакие, весёлый народ, добряк. Глупые довольно, глупее ребёнка.
ПЕРС. Здырясты, здырясте!
БАРИНОВ. Здырясте! (Максиму) Обмануть персюка - легче всего! Играл я как-то в карты с ним. Проигрывал - жуть, ты представить себе не можешь. Благо тот считать не умел, разул я его. Но знаешь, ум у меня хитрый, а сердце - доброе, так отпустил, без долга.
Человек подходит.
ПЕРС. Табака есть?
МАКСИМ. Не курим.
ПЕРС. А если... моя тогда будет.
Перс вынимает из-за пазухи пахучий кисет, чёрную трубку и протягивает Баринову.
|
|
|
МАКСИМ (Баринову). Не отравит?
ПЕРС. Э, я вам нет гадюка.
БАРИНОВ (набивает трубку). Зачем пришла, перса?
Перс смотрит, как Баринов тискает табак большим пальцем, усмехается и отнимает у него трубку.
ПЕРС. Не будет кури!
Выковыривает ком табаку и, снова набивает трубку, подаёт Баринову.
ПЕРС. Так будет.
БАРИНОВ. Перса работа нанялась?
ПЕРС. Перс. Да-а, работа. Работа будет - чик!
БАРИНОВ. Я говорю - весёлый. А ну, расскажи шутку, персей!
ПЕРС. А вы кури, кури тогда, госпОда.
БАРИНОВ. Сладкий табак.
ПЕРС. Человека Абдулла назови «Абдулла-бык». И один день пошёл куда с дыругами, и, в поле, близко корова му-у-у. Один шутить: - Эй, Абдулла-бык! Слыши, корова тебия, кличит. Иди узнавати, чего она надо!
БАРИНОВ (смеётся). Ай, весельчак!
ПЕРС. Нет конец. Абдулла к корове, потом возврати к дыругам и говорит: - Корова мине скажи: «Ты бык, настоящий бык, а дружбу водишь с ослами».
БАРИНОВ (заканчивает смеяться). Корова и говорит! Дурак что ли, твой Абдулла? Ну и шутник ты, персей, шутник.
ПЕРС. Да-а, моя шутки всем нравится.
Перс смотрит в море, где Изет возится у лодки, протягивает туда руку.
ПЕРС. Это - какой?
БАРИНОВ. Ваша, вроде тебя.
ПЕРС. Наша...
МАКСИМ. Изет зовут.
ПЕРС. Его зовут Хасан.
БАРИНОВ. Ну, как хошь.
ПЕРС. Дыруг моя...
БАРИНОВ. Друг? Так.
МАКСИМ. Восточный человек, перс или армянин из Персии он. По-русски почти не говорит, но всё растолкованное понимает на раз...
БАРИНОВ. Удобный человек в общем-то.
ПЕРС. Он? Э, не, не таков, пока, но будет!
Тихо. Баринов усердно и неумело курит. Перс, улыбается смотрит на него, тихонько напевает, сгибает и разгибает правую руку. Тишина вокруг всё уплотняется. Баринов кашляет.
БАРИНОВ. Сладкий табак, а крепок. Индо в голову ударило... Но куривали и покрепче, покрепче...
МАКСИМ. Дядька, тебя на таком пекле удар шандарахнет!
БАРИНОВ. Не учи учёного. Русская баня сильнее османского табаку.
ПЕРС. Наш баня - хаммам.
БАРИНОВ. Как как?
ПЕРС. Хаммам - вода горячий.
МАКСИМ. На пекле таком и попариться думают.
ПЕРС. Чистота - половина веры. Мухаммед так говорить.
БАРИНОВ. Многовато. Если это целая половина, на остальное мало остаётся. Хотя чёрт его знает как у вас. А ты чего к другу обниматься - то не идёшь, персей?
|
|
|
ПЕРС. Пускай честный работа доделать.
БАРИНОВ. Вот, это ты верно!
МАКСИМ. Помогли б, так уехали б уже. Жарко!
БАРИНОВ. Да чего ты заладил?! Я б в твоём возрасте радовался - старший распорядился отдыхать, да где это видано! Ты поди не уставал никогда, как лошадь грузовая?
МАКСИМ. Я у матушки по огородному хозяйству и хату чинить, знаешь же.
БАРИНОВ. Меня однажды отец заставил пешком шесть вёрст топать с баулами. Тряпки всякие. А жара похлеще стояла, не семь, а все двадцать потов сошло, пока на спине волок, думал сейчас достану уже тряпицу какую и вытираться начну, невыносимо! И мало того испытания было. Иду по дороге, вокруг никого, поле, насекомые только жужжат в траве засохшей... и тут не пойму откуда - парень посередь пути стоит. Помахал, руки пустые, я осмелел, подошёл, деваться мне некуда, путь прямо держу. Чего тебе? Да вот, заблудился говорит так-то и так мол. Я баулы поставил, думаю. Думаю откуда он тут. Вспомнил, что подсказать нужно, обернулся рукой показать, а там из сумок-то моих малец товар и вытаскивает, тихонько, как мышонок. А для меня кража - грех и боль большая. Это не твоё, ты ничего для этого не сделал, не собирал, не берёг, не тащил столько времени на себе и берёшь и отнимаешь просто. Не в бою, не на равных, а обманом. По какому такому праву? Осерчал я тогда и того, что дорогу спрашивал, со всего размаху кулаком. Тот и полёг. А я дальше пошёл. Злой, ещё краснее. Вот тогда я про отдых узнал. До дома добрался и упал - и на душе тяжко, и тело ноет. Не знаю, что с малым стало, очухался ли тот. Да и пусто. Успеешь ещё, наработаешься, увидишь своё.
МАКСИМ. Честно всё должно быть.
БАРИНОВ. Изет и не жалуется.
МАКСИМ. Дядька, да он ещё хуже этого разговаривает.
БАРИНОВ. Шило в жопе у тебя что ли?
Перс крепко вытирает лицо своё ладонями, сложив их в пригоршни, смотрит на ладони, точно в книгу, шевелит губами, снова вытирает лицо.
ПЕРС. Ай, яй, яй-ай-и!
Чайки как курицы раскудахтались и взлетели, растеряли всю знойную дремоту.
БАРИНОВ. Эк тебя прорвало.
МАКСИМ. Тишину поломал...
|
|
|
ПЕРС. Слышаит! Хасан слышаит!
МАКСИМ. Из-под локтя смотрит в нашу сторону.
ПЕРС. Ему будет - чик!
МАКСИМ. Что такое - чик?
ПЕРС. Такой.
Перс закатывает глаза под лоб и всхрапывает, как лошадь. Баринов и Максим смеются. Лодка с Изетом качается на гладкой воде, неотделимой от воздуха.
ПЕРС. Ай-яй-яй-ай-и! Мине нады иэхать Фарсиста-ан!
БАРИНОВ. Ещё шутка? Ну, весельчак.
МАКСИМ. Что ты поёшь, о чём?
ПЕРС. Такая весёлы пэсня - тасниф, называется, тасниф! Нады, не нады, кто знает? Аллах знает, человечка нет знает! Молодой баба остался дома, другой муж взял - не взял, - кто знает? Скажи, добрый Джин, который мой друг, жены новый муж? Так поём мы тасниф. Шайтан шутит - человечка плачет... БАРИНОВ. У них все песни про баб, больше ничего не знают, псы...
ПЕРС. Нады иэхать Фарсистан, - не нады иэхать? Буду пить вино, буду обмануть друга и всех люди, - такой тасниф! Дома человечка -- умны, дорога -- глупы! Нету любови. Шайтан шутит - человечка плачет...
БАРИНОВ. Да что ты такое лепечешь?
МАКСИМ. Я хочу делать хорошие дела...
Ах, надо ехать в Фарсистан!
Скажи, мой добрый Джин,
Сколько беды и зла
Готовит мне шайтан?
У меня молодая жена...
Люблю се мягкие колени!
А мне надо ехать в Фарсистан!
Скажи, добрый Джин,
С кем жена мне изменит?
У меня есть два друга, --
Скучно мне без них станет!
Мне ведь надо ехать в Фарсистан.
Скажи, добрый Джин,
Ах, я человек смирный,
А дорога мне не знакома...
Как тут ехать в Фарсистан?
Скажи, добрый Джин, --
Не умнее ли буду я дома?
А не послать ли к шайтану
Дела, друзей к жену?
Не надо ехать в Фарсистан!
Лучше я сам всех обману,
А потом -- напьюсь пьяный...
ПЕРС. Ай, хорош! Теперь это тывой тасниф!
МАКСИМ. Нет, Перс, не нужно мне такого таснифа. Мой о том как мы вот с Бариновым пошли сети собирать, но жара разморила, прилегли. Вот... Вот спадёт жара - закончим работу и поплывём. Матушка дома будет ругаться, что несёт от меня морской капустой, и чешуя отовсюду сыпется. Но сама ужин накроет и будет сидеть, гордиться, погладит по обветренной, белой от соли щеке. А потом я умоюсь и высплюсь. И на утро всё повторится. Может и тебя ещё встречу. Есть ещё спокойное время до дождей и бурь. Не нужно мне некуда. Вот такой мой тасниф.
ПЕРС. Э, нет огоня - жизнь нет. Смысл где?
МАКСИМ. Да везде смысл! И греет меня солнце и домашний очаг, душу греет. А не огонь твой.
ПЕРС. Христианин.
БАРИНОВ. Вы сначала до моих годов доживите - и вопросов таких на языке вертеться не будет. (смотрит в сторону Изета) Изет, ты работу закончил что ли?
Лодка подвинулась близко к мели, Изет сидит прямо, гребёт не сгибая спины. Перс гибко встаёт на наги, пощупывает рукою пазуху и легко идёт навстречу лодке.
|
|
|
БАРИНОВ. Решено, надо и нам садиться да ехать, а ты переживал, Максимка... А то погодим, пускай дружки поговорят...
Изет выпрыгивает из лодки и идёт на берег, Перс вдруг садится на корточки, словно тетерев на току. Изет останавливается на секунду, смахивает пот с лица и тоже смешно подгибает колени В руках друзей, точно живые сельди, сверкают длинные тонкие ножи.
БАРИНОВ. Эй, эй, дьяволы! Драться хотят, негодяи! Эй, вы, нельзя!
МАКСИМ. Они ведь ножами, дядька!
БАРИНОВ. Палки нет, палки... палкой бы их по башкам!
МАКСИМ. Камень вот, камень возьми!
БАРИНОВ. Не то, не то, Максимка! Не так должно быть!
МАКСИМ. Бросай нож, перс!
БАРИНОВ (причитает). Ради Христа, ради Христа...
ПЕРС. Тасниф!
Перс делает рывок вперёд. Изет падает. Искры рыбьей чешуи меркнут. Максим рвётся к лодке.
БАРИНОВ. Куда?! Зарежут!
МАКСИМ. Кровь прижать!
БАРИНОВ. Свою сбереги!
Перс разрезает лезвием толщу песка и обтирает лезвие полою куртки. Повторяет.
Изет лежит на спине, плотно прижавшись щекою к влажному песку.
МАКСИМ. Что ты сделал?
ПЕРС. Я его, собаку, давно искал.
БАРИНОВ. Уходим, Максимка!
МАКСИМ. Не поговорил с ним даже...
ПЕРС. Сердце нашёл. Чик!
БАРИНОВ. Едем, чёрт!
Баринов тащит Максима в лодку. Максим садится на вёсла.
БАРИНОВ (кричит). Погоди, свинья, вот мы сейчас тебя, злодея...
ПЕРС. Прощайте!
Лодка уплывает в даль зеленоватого зеркала моря. Перс стягивает с плеч куртку, рубаху - рука ярко загорается на солнце, точно выкована из металла цвета крови.
Темно.
Кажется, что небо все ниже наклоняется над морем, желая понять то, о чём шепчут неугомонные волны, сонно всползая на берег, и о чём тоскует Максим.
МАКСИМ. А что же я изведал сегодня и что могу рассказать? Сегодня я видел ужас, но ничего не сделал. Виновен ли я? Сколько виновных сегодня было? Не знаю. Верный богу человек идёт в рай. А который не служит богу? Может, он — вот в этой пене... И те серебряные пятна на воде, может, он же... кто знает? Волны омывают Изета и мою память теперь. Расскажу ли я это кому-то и как быстро забуду грех? Сколько увижу всего? Спросят меня - к чему всё? Так я этого не скажу. Как никто не скажет. А там, вдалеке, всё же, небо соединяется с морем - греховные волны с раем в вышине. И снова всё как жаркий сон.
ГОЛОС МАТЕРИ. Максим, у тебя жар.
МАКСИМ. Это огонь...
ГОЛОС МАТЕРИ. Горишь весь, сыночек мой.
МАКСИМ. Холодно, мама.
Темно.
|
|
|
